инна

Инна, бывшая одноклассница Тани, терпеть не могла пожилых баб на работе. Трудилась она методистом в педагогическом университете, и в кабинете с ней сидели четыре дамы, которые провоцировали у девушки внутреннюю истерию. Все они напоминали ей мать - жесткую авторитарную женщину, которая испоганила ей все детство, юность, стала причиной развода, и была просто отвратительной личностью. Однажды умудрилась потратить все сбережения Инны на поклейку обоев в квартире, и на консервацию, которая взрывалась в их безразмерном погребе еще с 1998-го года. Иногда она выносила в ведрах пыльные банки со ржавыми крышками и говорила: "Отак старайся для вас, а ви плюєте в душу своїм безразлічієм до мого труда, і нічого не жрете". Хотя каждый год и отец, и Инна, и сестра Анна говорят матери, чтобы та не возилась с консервацией, потому что никому она не всралась. Но Валентина Олеговна каждую весну завязывала уродливый платок, вооружалась лопатами, цапками, граблями, ведрами и канистрами, и, завесив этим всем говном старый велосипед "Украина", проклиная все на свете, тащилась на огород, показательно затариваясь из аптечки цитрамоном и всякими порошками от срачки. На огороде она жаловалась всем соседям, что никто ей не помогает, и что взрастила она в семье неблагодарных тварей. Конечно, занимаясь посадкой всевозможных культур с такой аурой, ничего у Валентины Олеговны на том огороде не вырастало. Но она упорно все лето ездила с этим воинственным велосипедом, поливала помидоры, которые чернели и сгнивали; выслеживала, кто у нее ворует кабачки и патиссоны; полола бесконечные ряды свеклы, которую в итоге стачивал жук-долгоносик; брызгала ядом картошку и капусту, отчего капуста горела, а картошка превращалась в непригодный продукт. "Сволочі, скоти! У мене спина болить, в коліні жидкость! Никто не помогает!". Потом, в сезон консервации, Валентина Олеговна бежала с самого утра на базар, и покупала ведрами помидоры, огурцы, ягоды и перцы. Суетливая и шебутная, она тут же нанимала какую-то машину, которая подвозила все это под самый дом, и кричала противным голосом под балконом: "Валеееера! Валееера!!! Иннаааа! Аняяяя". Муж Валерий непоколебимо смотрел "Улицы разбитых фонарей" или Новости. За эти годы совместной жизни он уже привык абстрагироваться от голоса жены, потому не слышал ее даже дома. Дочери закрывали уши или включали музыку погромче.
Потом все лето в однокомнатной квартире, в каждом уголке, стояли ведра с овощами и ягодами, оттуда вылезали жучки, червячки, и кошмарили жизнь троих людей, которые были далеки от всей этой жертвенной агрономии. Инна панически боялась червей, считая, что они уместны только в потустороннем мире и на сломе миров - то есть, в могиле. И когда однажды капустная гусень покинула корзину, и вылезла на экран телевизора, где сестры мирно смотрели какую-то американскую комедию - с Инной случился припадок паники, после чего девушка стала бояться любого движения в квартире, боясь перемещаться по ней, не рассмотрев предварительно все детали. На балконе черви из подсолнухов вообще начали водить хороводы, ползая по окнам и двери, и Инна до зимы ходила по хате с шевелящимися волосами на теле, постоянно стряхивая с себя воображаемых червяков.
А еще в детстве Инна боялась приносить четверки, казаться не скромной, из-за чего ужасно сутулилась, потому что Валентина Олеговна упрекала: "Ходиш, задрав голову, наче є чим гордиться". Но больше всего Инна боялась болеть. Мать говорила: "Шо, знов зняла шапку за углом? Ну тільки закашляй, я тебе зразу уб'ю". Десятилетняя Инна, понимая, что у нее начинается простуда, боялась кашлянуть, потому делала это как-то вовнутрь, издавая минимальные звуки, отчего ее легкие набухали внутри, как надувные пакеты, и, казалось, готовы были взорваться, совершив теракт всему телу девочки. Конечно, долго скрывать простуду не удавалось. "А ну дай потрогаю голову. Знов заболіла, падло таке. Шо, шкрябає в горлі? Скотина безрога, ото тобі ходіння без шапки". Инне главное было пережить этот момент признания в болезни, потом уже было терпимо, и мать исполняла свой долг перед ребенком, пуская в ход липкую заботу и народные средства: лук с медом, редька с медом, чеснок с лимоном, прикладывание ко лбу капустного листа, ингаляции с вареной картошкой, молитвы и заговоры, катание яйца по лбу со словами: "Бежит черт по рабе божьей Инне, а Господь его догоняет, палкой бьет и приговаривает: "Пошел ты в АД, отродие нечистое. И дары свои с собой забирай! Сдохни, превратись в пепел, и рабу божью Инну не тронь". Потом это яйцо мать выносила во двор, разбивала о дерево, и прикапывала землей. Сестра все это время держала над Инной икону Богородицы, и ее трясло от страха.
Мужа Инны Валентина Олеговна извела. Женихов Анны распугала еще на начальном этапе. Своего мужа превратила в инфузорию туфельку. Преподаватель физики, тактичный и добрый Валерий Львович первые 13 лет безбожно пил, а потом прочел Бхават-Гиту, и перестал обращать внимание на земные возлияния своей неразумной и хабалистой жены. Жил с ней только ради дочерей, которым нужно было хотя бы изредка равняться на кого-то адекватного.
Поэтому, когда в кабинете старые клячи начали учить Инну уму-разуму, она быстренько сообразила, как ей поступить, встала, и просто послала всех благим матом в известном направлении. Пытавшейся возразить, девушка показала средний палец. За тридцать лет впервые так сорвало крышу, что у нее даже разболелся живот. Такая приятная ноющая боль появляется в том случае, когда свобода и раскованность заполняет каждую клетку организма. "А вы, Елена Андреевна, старая вонючая ****а! А вы, Тамара Анатольевна - прошмандэ колхозное! Дочь свою, проститутку, научайте уму-разуму, меня не надо. А вы, Ольга Павловна, просто мразь! Отвратительная ****оглазая мразь!". Успокоить Инну удалось седой миниатюрной Екатерине Леонидовне, которая вылила на нее графин воды, и со словами: "Вы просто устали, возьмите выходные", скрылась за своим столом, где из-за бумаг ее не было видно в любое время - мирное и военное.
Инна звонила Тане:
- я не могу так больше, понимаешь? Эта детская травма, нанесенная матерью, гложет меня, преследует, я постоянно срываюсь, но не могу себе позволить закрыть этот гештальт. Что мне делать, Таня, ты же умная! Мне кажется, я убью ее. Вот просто вспоминаю ту гусеницу на телевизоре, и хочется пойти и убить свою мать. За это червивое детство. Вот что мне делать? Мы уже три года живем в разных городах, но я не могу ее простить за тот кашель, разрывающий мне легкие, за ту, летящую в голову тетрадь с контрольной по математике, которую я написала на "4-", а надо было только на "5", за тот запрет поступить в институт культуры, из-за чего я теперь здесь, в этой клоаке, в которой я ненавижу всех, и себя в первую очередь, потому что не стала бороться.
Таня не знала, что ей делать. У нее было счастливое детство, и в этом плане сытый голодному, конечно, не товарищ. Да и в школе они не особенно дружили, чтобы теперь все дошло до таких откровений. Просто, однажды встретились случайно на выставке, обменялись телефонами, и теперь вот такие пироги. Наверное, всему классу запомнилась истеричная мать Инны, особенно после случая с чтением. Это был третий класс. После окончания уроков, Инна выбежала из класса самая первая, и бодро прокричала: "Мама, меня сегодня хвалили больше всех на чтении!". В руках у нее была книжка с яркими снегирями. Валентина Олеговна подбежала к дочери, и, стыдливо оглядываясь по сторонам, прошипела: "Як ти смієш перед всіма видєлувацця?", после чего вырвала у Инны книгу, и стукнула девочку по голове. Инна горько заплакала, и всем детям стало ее безумно жаль. Косоглазая двоечница Лиза подошла к ней и погладила по голове, глядя куда-то влево: "Инночка, тебе очень больно?". Даже мальчики приуныли. Тогда не было такой жестокости, как сейчас, еще находилось место состраданию в детских головах.
- Слушай, я пока не в городе, через пару дней приеду и что-то решим, - сказала Таня. Конечно же, она соврала. Она была в городе, просто, у нее не было сил на чужие страдания. В последнее время она была и так особенно уязвима, и все как будто чувствовали - присасывались к ней со своими проблемами.
Инна все равно успокоилась, потому что выговорилась. В тот же день ее уволили. А через неделю Таня узнала, что Инны больше нет. Там была какая-то странная история - то ли сожитель ее толкнул на дорогу во время ссоры, то ли она сама выскочила, будучи в отчаянье, но итог такой: девушка погибла под колесами иномарки, за рулем которой сидела расфуфыренная пожилая баба, как раз тот типаж, который так ненавидела Инна.
Узнав о трагедии, Таня выдохнула. Теперь ей не нужно врать и отмазываться от встречи, придумывать глупые отговорки, чтобы потом с опаской ходить по городу - "а не встретить бы того да этого". Чисто формально Инну было жаль. С другой стороны - гештальт был закрыт, лучше и не придумаешь.