килька в томате

Я скучаю по когдатошним беседам,
что-то было в них имперского разлива,
и текли они легко, неторопливо,
если пили пиво с бдительным соседом.
Я-то знал, что был он в сговоре с властями -
слово скажешь и сгниёшь в глубокой яме.
За пол-слова полагалась только дыба,
лучше плети, но случались перегибы.

Оба нищие, бедней церковной мыши,
пили пенное, травили анекдоты,
и твердил сосед подпитый - знаю, кто ты,
мы, конечно, не рабы, подумай, мы же
не впервые одолели супостата.
Что печалиться, коль нЕ жили богато,
но зато любого связывали в узел,
если нас он до того не отмутузил.

Что цари нам, что вожди нам - всё едино,
лишь бы водка да с картошечкой на сале.
Лишь бы пришлых одолеть, как скарлатину,
били-били, землю русскую спасали.
Перебили, порассеяли, прогнали,
разошлись краями по диагонали,
но остались - вот с тобой болтаем чинно,
что поделать, коль такая чертовщина.

Я скучаю по нему, по жизни битой,
как посуда, как хромая табуретка.
Вспоминаются беседы и нередко,
и в окошке папиросные орбиты.
Рыбный запах - килька красная в томате,
голос женщины - вот келыхи, трымайте,
коммунальная затейливая ругань,
детский смех и вдовий плач усталых кухонь.

Белоглазое безумное похмелье,
посиделки до утра по трёшке с носа.
безразличные слова - мели, Емеля,
разговоры, а за ними и доносы.
Не со зла, а как положено, как надо.
Чайник старый пел парные серенады,
умилял глубоким сколом на эмали.
Пили, пели, друг про друга понимали -

этот сдаст, а тот не выдаст - кость другая,
сам сиделец, всё решает по закону,
но иному, дуракам не потакая,
кажет спину да с наколотой иконой.
Он уходит в тишину, других не хая,
наливая суп собаке вертухая
по-соседски - вместе пили, вместе ели,
вместе парились в гулаговской метели.

Вспомню - вздрогну, не хватает их сегодня -
нет обоих, там остались, на погосте,
и соскучились по милости Господней
их, никем не навещаемые кости.
Коммуналок нет в помине, что за бредни,
я не пью, мне врач сказал, что это вредно.
И курить нельзя, и пить - не крепче чая.
Kак скучаю по соседям, как скучаю...