О бароне Унгерне

Водил, когда-то, предок его пиратский корабль,
Шел первым в атаку, издавая могучий рев,
Крушил тяжелым молотом шлемы врага,
Вызывали эти удары у него восторг
И впадал он в безумие безудержного буйства, 
Наливались кровью холодные глаза пирата.
Через века возродился он снова в своем потомке,
Учился в школе, приучили его к дисциплине,
Носил он бесцветную офицерскую маску
И страдала его душа, не получая удовлетворения,
Тосковала она и рвалась, постоянно, с цепей,
Но пришло ее время, опустилось на Россию безумие.
Сбросил оковы барон, стал он самим собою,
Пусть на время, сделался монгольским властителем,
Оставил Христа, поклонился кумирам Тибета,
Никому не прощал нарушенья своих законов.
Город взят, опустилась тяжелая ночь,
Спали все и не спал лишь безумный барон.
Беспокойные мысли роились в его голове,
Только сегодня вопрошал у оракула он судьбу,
Высший лама гадал ему на внутренностях барана,
Вроде б он ничего плохого ему не сказал,
Но чувствовалось, не договаривал он чего-то,
Неужели его звезда должна вот-вот закатиться?
Охватывал его суеверный страх перед будущим,
Вселял в его душу сознание своего ничтожества.
Носился барон в автомобиле по улицам города,
Горе часовому, если покажется, что тот задремал,
Горе всем арестантам, сидящим на гауптвахте,
Будет всем суровый и скорый суд,
Сжало что-то сердце барона крепко
И готов он на все, лишь бы отпустило его.
Гремят засовы, краткий доклад дежурного,
Усмехаясь, смотрит ему в лицо арестованный,
Но у правителя только один вопрос,
Видел ли духа он, от которого бежали монголы,
Ну а если не было, значит ясно все – расстрелять!
Наступал рассвет, выступали из дымки горы,
Ревели верблюды, лаяли псы на окраине,
Звучали залпы, отражаясь эхом в туманных горах,
Расстреливали осужденных ночью Унгерном
И слабело кольцо, сжимавшее сердце барона,
Осознание власти над жизнью людей оживляло его…