Три года

Прошло три года. Тридцатого сентября, три года назад не стало Александра Ревовича Рубана, поэта, писателя, педагога, журналиста. Он умер. Ему было всего шестьдесят.
Он меня ничему не учил. Я у него многому научился.
Он жил в Томске, я живу в Волгоградской области, мы никогда не виделись, но у меня, пожалуй, не было такого друга, как Саша.
Он был глумлив и насмешлив. Он был стеснителен и деликатен. Он был очень разным. С ним было очень легко.
Он сочинял интереснейшую прозу и очень смысловые стихотворения.
Я нередко перечитываю его тексты, он говорил - «тексты» и никогда не говорил – «произведения».
Хорошо, то ты был, Саша.
Вот одно из его стихотворений. Не выбирал, просто первое, что вспомнил.

История КПСС (Три не вполне усвоенных урока)
1.
Словно роза из навоза, из простого батрака председателем колхоза стал мой дедушка Лука.
Не речистый, не плечистый, сеял в срок и в срок сдавал. О вредителях-троцкистах с возмущением читал.
Жил-служил не за награды, не карабкался в верха. Прискакал в район за правдой, когда взяли пастуха:
"Вы его, мол, отпустите, мол, за что ему расстрел? Никакой он не вредитель! Это - я не досмотрел..."
Дед был на год старше века, прожил 38 лет. Спас от смерти человека и узнал, что правды нет.
Уводили под конвоем, срезав пуговицы с брюк. Дали свидеться с женою, до "колючки" сделав крюк.
Врал жене: "Ошибка где-то! Не держи, Явдоха, зла..." В сентябре не стало деда. Мама в первый класс пошла.
2.
Мой отец, при карабине, при патронах боевых, до утра сидел в машине, как и тысячи других,
рядовых, двадцатилетних тех, которыми сильна наша лучшая на свете пролетарская страна...
Он не знает и поныне (узнавать не захотел): за кого сидел в машине? супротив кого сидел?
Их подняли по тревоге всю спортроту МВД. Падал снег, и мёрзли ноги, и хотелось по нужде.
Мысли вяло возникали, за бортом редела мгла. Три обоймы намекали на серьёзные дела.
Жал сапог, обутый в спешке, жали складки под ремнём... Не понадобились пешки: кто-то сделал ход конём.
В семь утра, как все, в каптёрке папа три обоймы сдал. На кремлёвские разборки, слава Богу, не попал.
Длился год полсотни третий двадцать третий для отца. Маму он ещё не встретил. Я ещё не родился.
3.
И опять кончалось лето (91-й год). И опять решалось где-то, кто куда нас поведёт.
Пробивались сквозь балеты обращения к стране. В клочья рвались партбилеты и кукожились в огне.
Снова что-то в новом зале затевалось на века. Нас опять куда-то звали, и опять - с броневика.
В боевой кипучей буче вырастал вопрос ребром: "Где ты был во время путча?" Дома. Я люблю свой дом.
Я наклеивал обои. Красной книжицы не рвал. До сих пор она со мною, чтобы я не забывал,
как в партийное болото с молодым восторгом лез, как позировал для фото на билет КПСС...
Кто познает, тот не судит. Вот живу и познаю краткий курс обычных судеб: папы, дедушки, свою.