В крови

В крови есть что-то притягательное,
Что на рассвете заставляет ее пить.
Меня к ней тянет что-то бессознательное,
Я без крови, бывает, не желаю жить.

Бывает, поутру пойду во двор,
Зарежу там холуйского ребенка,
Казалось бы, я просто живодёр
И у меня позорная душонка.

Пить кровь – мой личный ритуал,
И вкус ее солёный мне совсем по вкусу,
Громадный от природы я амбал,
Что тонет в тонкости своей души иллюзий.

Я убиваю быстро, после – расчленяю.
И не беда, детей нам бабы нарожают.
Зачем я пью людскую кровь, не знаю,
Об этом даже доктора не знают.

Меня лечили долго в клинике одной
Посреди грязного и злого Петербурга,
Признали невменяемым весной,
Постановили отпустить придурка.

Когда детей я убиваю ради крови,
Не чувствую над жертвой превосходства,
Когда в мамаш их утопаю громком рёве,
Подкрадывается прозрение насчёт уродства.

В моем поместье регулярно плач,
И похороны часто мы справляем,
Но разве я для жертв своих палач?
Мы Боженьке молитву обещаем.

Греха я своего не вижу и не признаю.
Во всяком случае, пред челядью ли каяться?
Покоятся убитые мои в раю,
Не нужно им теперь по жизни маяться.

Поместье наше знает даже Царь,
Он против зверств моих совсем не возражает.
Цветочки возлагаю на алтарь,
Молитва кроткая Царю не помешает.

Свобода – это вдаль летящий ворон,
Могилка свежая, на ней венок.
Познаю смерть я, к сожалению, нескоро.
Стоит, как прежде, над рекою мой особнячок.

Они писать бы рады жалобы, однако
Мы грамоте не обучаем крепостных,
Однажды я зарезал сына дьяка,
А также его дочек пятерых.

Так получилось, что я хуже, чем вампир,
Не оставляю шанса жертве распуститься злом.
Однажды вечной жизни выпив эликсир,
Познал я, что не стать мне стариком.

Свое же имя берегу я в тайне,
Прикидываясь господином Беррико,
Передо мною небосвод бескрайний,
Кровь утром пью, как будто молоко.

Несправедлива жизнь, мне кровь холуйская по вкусу,
Не Бог меня ведет, а Сатана.
Не проникают в сердце страсти Иисуса,
Душа убийцы света лишена.

Мне не сыскать в страданиях причину,
Рабы даны, что хочешь с ними делай.
Ношу я адскую свою личину,
Детей разделываю я рукой умелой.

Я господин, рабы же – мои вещи,
Я поступаю с ними так, как пожелаю.
В неравенстве души есть заговор зловещий:
Я цел и твёрд, они же кровью истекают.

Листву напоминает жертвы дрожь предсмертная,
Что на ветру осеннем горько жизнь теряет,
Моя душа совсем немилосердная,
В плаще из толстой ткани вновь я щеголяю.

Сегодня я убью очередное тело,
Души ускорю вечный упокой,
Поместьице мое почти что опустело,
Куплю еще рабов, сомнения долой.

Прольют они по-честному еще раз семя
В их баб безмозглые тела.
Пусть прорастёт оно слегка, на время:
На смерть ребенка баба родила.

Я выпью кровь, отправлюсь в темень мрака,
Откуда выход даже смерть мне не подарит,
Звенит цепями во дворе собака,
Ее холуй на холоде ударит.

А я приду, глаза мои сильнее жизни,
Они погасят в душах холуёв последний свет.
Страдания их совершенно бескорыстны.
А брызги крови мне испачкают манжет.

Умелою рукой я повторю все те же
Деяния, что тихо смерть несут.
Все сделаю я ради крови свежей.
Возможно, и меня когда-нибудь убьют.

Тогда воскресну я посреди ада,
Где вся моя печаль закроется в пыли,
Найму себе недорогого адвоката,
Чтоб в обвинениях меня не погребли.

Тогда я буду жить, подобно змею,
Что мудрость человеку подарил,
От Бога защитить себя сумею,
Пред Сатаной колено я склонил...