Яичушко перед вылуплением. Ежевечерние кремовые

Ежевечерние кремовые художничества.

Учусь ходить и танцевать,
Меня не нужно разбивать...
Попроще сделайте лицо:
Ведь я - счастливое... ЯЙЦО!!!

Фото автора.







БЕЛЫЙ ЛИСТ

Стихи

Лирика
Юмор
Розовый о Боге
Бирюзовый о войне
Дети зеленый


Начало

Белый лист

         Когда все не так, есть "Белый Лист". Есть ВСЕГДА.

Спи, декабрь, успокойся,
Что случилось с тобой?
Магомету сегодня
Нет свиданья с горой.

Прячет слезы в сугробы
Снег, – бесформен и чист, –
Отшлифован ознобом
В белый чувственный лист.

– Все сначала, сначала, –
В поле вьюга поет,
Зажигает свечами
Новорожденный лед.

Не такая ли точно
Сердце студит свеча,
Прикасается строчкой,
Как топор палача?

Но светящийся грошик
Поднимает ладонь,
И прекрасна пороша,
Что летит на огонь.









Лирика




***

Камню нужен покой и немного любви,
Он давно превозмог все гордыни свои.

Он – мудрец, его истинам – все нипочем,
Его сердце дробили киркой и мечом.

Не теряя особой харизмы своей,
Даже тонкой пылинкой он – Цезарь камней.

И водою и ветром истерт и влеком,
Был когда-то скалой и зыбучим песком.

Он спасает сакральные знанья Земли,
Но не ведома камню поэма любви.

И, листая столетия, ждет не спеша:
Вдруг откликнется где-то родная душа?

***

И грозен Питер и велик,
Он как-то сам собой возник
В трагической судьбе.
Дождинкой мой целует лик,
И в капле виден счастья блик,
А мне не по себе.

Он – необъятен, я – мала,
Да кабы с ним я век была,
Ан нет, опять наскок.
Неравный брак – одна хула,
Ах, кабы век я с ним была,
Освоив закуток.

Его незыблемы дворцы,
Все их придворные юнцы –
Хранители небес,
А я – слуга, его венцы
На мне, как шУту – бубенцы,
Исчадие чудес.

Он морщит тучами свой лоб,
Он мне готовит знатный гроб
Веселой и живой.
И все твердит: я – твой холоп,
Пока сама не скажешь "стоп",
Люблю, и весь я твой.

И наших тайных чувств штрихи
Неуловимы и тихи
В доверьи – без огляд.
Все наши песни и стихи,
И покаянья за грехи
В седых соборах спят.


***
Захотела река все сначала начать,
Надоела реке полноводная прядь.

Возмечтала иной выбрать в счастье билет,
Не хватило реке ни печалей, ни бед.

Усмирила гордыню в порыве любви,
Отпустила в низины все воды свои.

Грозный гул беспокойных полуночных волн
Изменила на утренний радостный звон.

Перешила рукав, обесцветила лик,
Помолилась и вновь превратилась в родник.

И опять по камням, и опять в непокой,
Чтобы заново стать полноводной рекой.


***

Мы все грустим, мы все поем,
Но музыки не слышим.
Мы далеки, мы не вдвоем,
Мы письма в мусор пишем.

Ты духом слаб и я слаба,
Нам тосковать привычней,
Но что ж рука, о, чья рука,
Ночами друга ищет?

Ответ внутри, он точно есть:
Мост взорван – мост построен,
И выжжен лес – посажен лес,
И глаз у носа сдвоен!

Косеть легко, любить – ах, нет.
В чем промысел твой, Отче:
Давно умолк глухой дуэт,
А музыка все громче…



Сухой романс

Я давно стал изгоем, но вряд ли ты знаешь об этом,
Удаленная девочка вечно закрытой страны.
Что ты хочешь узнать? – Кто таков под наложенным вето
Твой нелепый поклонник с сумой непомерной вины,

Горькой кривдой про жизнь, где написана дивная сказка...
И спасибо тебе за ее простодушный сюжет!
В ней, конечно, любовь с нас снимает нелепые маски
И легко переходит в логичный для всех хеппи энд.

Счастье – хрупкий кристалл, – я достаточно знаю об этом.
Как магичен и сложен его судьбоносный рельеф.
Он вбирает тебя в золотую запутанность светом,
И становишься ты самой лучшей из всех королев.
 
Но у жизни извечно иные пути и законы,
Их надежно скрывают потертые крылья кулис,
Вместо милых чудес между строками слезы и стоны,
И реально никак невозможен абьюз-компромисс.

Ты, наверно, готова поверить в любую примету...
Ты, наверно, готова распутать сложнейшую нить...
Потому что давно не поется фальшивым дуэтом
С тем, кого получалось когда-то безмерно любить...

Удаленная девочка, правда страшнее обмана!
Умоляю, останься в неведенья добром раю.
Ты придумай меня, удивляться названью не стану...
Все равно я – не тот, за кого здесь себя выдаю.
___

Проходя по спиралям житейского быта и круга,
Позабудь эту сказку, конечно, она не про нас...
А стихи покажи нелюбимому(?) нынче супругу,
Может быть, он напишет свой самый чудесный романс.

________

*Сухой (без музыки)


***
Волшебство пахнет осенью невыразимо и строго...
Потускневшая бабочка села вздремнуть на окно,
Невесомый кузнечик и вяло летающий овод,
Позабыв разногласья, сегодня почти заодно.

Волшебство пахнет осенью, что бы у нас ни случилось,
Тонкий запах листвы утверждает законы разлук,
Но у тех расставаний в запасе особая милость:
Прятать мир в рыжину под предлогом седеющих мук.

И от этого сердцу становится тихо и пусто –
От предчувствия света грядущих вдали холодов,
Волшебство пахнет осенью, нежной и бережной грустью,
Чью запазуху греет забытая кем-то любовь.


Вы не знаете

Вы нежная и добрая. Вы юны.
Желанной музой кажетесь поэту.
Вы любите того, кто Вас не любит,
Но только вряд ли знаете об этом.

Ваш милый образ сказочной царевны
Сияет флёрдоранжами из света.
Вы верите тому, кто Вам не верен,
Но только вряд ли знаете об этом.

Чудесная. Одето сердце в крылья.
Свое тепло в военное ненастье
Вы дарите тому, кто так красиво
За чей-то ужин платит Вашим счастьем.

И, может быть, придет пора прощаться,
Когда Вас озарит на полуслове:
Да было ли на самом деле счастье
Иль только боль, что грезилась любовью.


***
Ох, этот сентябрь... Он еще в перспективе.
Крадется и копит свою благодать.
Наивному августу в пышную гриву
Подарком вплетает увядшую прядь.

Он твердо снижает черничное небо
Вечерней прохладой до самой земли.
Грядущая осень – бесстыжая небыль,
Несущая в лето свои корабли.

И сердце мое, о, печальное сердце,
Не зная законов, всему невпопад,
Спешит звездопад завернуть в полотенце
И песни любви полуночных цикад,

И флер от задумчивых нежных фиалок,
И вызревший ранний средь зарослей груздь,
И поздний восход, по-весеннему алый,
И все, что запомнить смогла наизусть,

И чудо, которое очень возможно
Сумеет, сумеет весь мир изменить...
Но тянется горько и так осторожно
Сентябрьская к августу грустная нить.

И вечна загадка на тонкой границе
Двух месяцев-братьев – заклятых врагов...
Но время с улыбкой глядит сквозь ресницы
Из Бабьего лета с названьем Любовь.

Ты

Вот одна из кирпичных стен,
Замечательных стен моих,
В кружевах виноградных вен,
У подножия бьет родник.

Можно лезть и кричать "Ура!",
Можно тихо сидеть в тени,
Сочинять о ней до утра
Романтические стихи.

Есть ворота, калиток – тьма
Между тех виноградных вен!
Но придуманная стена
Неприступней реальных стен.

Я сама ее создала
Силой мысли, без дров и скоб,
Я люблю твой талант, стена,
Не жалею свой бедный лоб!

А когда загудит в ответ,
Просочась на ютуб в медляк,
Белым флагом взмахнет, в сонет
Перешедший со лба, синяк.

Я крушу ее каждый день,
Ничего, что кирпич – алмаз,
Я прощаю ей сто измен,
Изменяя ей сотню раз.

И такой мой бесценный грех
Не берет на таможне мзду,
Вдруг взлетает на самый верх
И бросает мне вниз звезду.



Не о любви

Ты помнишь, как люблю тебя, как таю?
С ночной подушки в небо улетаю?

Ты не любил меня. Нисколько. Ну, чуть-чуть...
Закрылась дверь и вновь продолжен путь.

Но что это за чудо, Боже правый:
Как хороши над головой упрямой

Два странных независимых крыла,
Что в путь тебе я наскоро дала.

И свет от них, – из наших параллелей, –
Тебя, конечно, сделает мудрее

Всего того, чем полон день и быт:
Избитых истин, треснутых корыт...

А вот еще, смотри, на удивленье,
Мотив любви в твое закрался пенье

Особой интонацией молитв,
Достигших всех космических орбит.

Милейший бред несу я как Емеля:
Ты навсегда ушел на самом деле,

Ушел давно и точно навсегда.
Бог стер на небе наши имена.

А я себя в ночном купаю вздоре,
Стою и жду у двери в коридоре,

Как сотни старых и влюбленных дур,
Которых обманул бандит Амур.

Но где-то там, где нет о нас ошибки,
Коза играет на волшебной скрипке,

И скачет обалдевший Дон Кихот,
И по цепи идет Чеширский Кот,

Вернее, от него идет улыбка,
И в животах порхают злато-рыбки,

И вечер тих, и чем-тo пахнет даль,
И Бог – за нас, и ни о чем не жаль.



***
Зачем я разбросала нашу нежность
По теням, летним зайчикам, панамкам,
По темным далям грозового неба,
По тонким листьям и цветам фиалок?

По теплым росам, по ночным туманам,
По облакам полуденно упругим?
Она была для нас сладчайшим даром,
Невидимым спасеньем от разлуки.

И ты ушел от наболевшей грусти, –
Без нежности умножены печали,
Но как же хорошо назад вернуться
И просто так начать любовь сначала.

У белого окна любимый профиль
Займет свое задумчивое место,
И я налью в стаканчик твой не кофе,
А миром приумноженную нежность.



Два Магомеда

...Потому что нытье? И нытье об одном и том же!
Ты не любишь меня? Так тебя не люблю я тоже!

Мы с разлукой смирились. Коварна она, разлука.
У нее семь пядей, свой голос, палитра звука.

Я не слышу тебя, и ты так же меня не слышишь.
Тяжелеет любовь, но Ангелом рвется выше.

Только Ангел устал, он давно бы хотел погреться,
У него три сердца и в каждом крыле по сердцу!

Белый Ангел над Белой Горой раскрывает крылья,
Но Гора уходит, себя посыпая пылью.

И она тверда, как черт, как воля трехсот спартанцев,
Цель ее не ясна, за ней с земли не угнаться.

Он опять и опять свои простирает крылья,
Во спасенье любви не жаль никаких усилий.

Погляди, две звезды зажглись на вечернем небе,
И Гора пред нами, и Ангел живет над нею.

Хворушка

Доза мужества: пластырь и анальгин.
Сердце плавится в ласковый пластилин.

Выходи, болезнюшка, Бог с тобой,
Не ударь о ребрышки головой.

Красота – на свете, желанный май,
Не боись, на божий свет вылезай.

Отчего вдруг плачешь, куря косяк,
Поджимаешь пальчики, как босяк?

Ты в провидцы вызрела или чо?
Ну-ка, сядь на правое на плечо.
 
Иль тебе неведомо, невдомек,
Что судьбу не выкроить поперек?

Не боец ты, хворушка, не боец,
А в любви, как в сказочке, есть конец...

Опа!

Маме девяносто лет

Мама, крестимся! Ма-ма, кре-стим-ся,
Некрещеная ты моя.
Все гуляешь в объятьях месяца
Неизвестного ноября.

Где-то там над главой заблудшею,
Где еще для тебя я дочь,
Ты крестись вслед за мной, послушная
И готовая выйти в ночь.

Ничего, ничего, мы справимся.
Три перста и делай, как я.
От безумья – к Христову таинству
В тишине прощеного дня.



Грузовик с петуньями

Сегодня по городу ехал грузовик. А над ним дрожало, вздрагивало огромное облако красных цветов, готовых к высадке на городские улицы. Они все цвели. Их так высоко друг на друга поставили, что, казалось – сейчас опрокинутся. Машина ехала мирно, но цветы тряслись, как в лихорадке, казалось, будто соцветия вот-вот оторвутся и осыпятся на меня. Я остановилась заворожённая. Машинища цветов!!! Никто не реагировал на это безумное зрелище. Все же понимают, что увидят их на клумбах. А я не понимала. Это как последний вагон мой ехал. Конечно, вечером я написала шутливый стишок и дала надежду глупой героине. А как не дать?

Грузовик с петуньями

Ох ты, батюшки мои, – грузовик!
Да еще какой! – Да ну! А какой? –
В нем петуний алых гордый цветник
Колыхается горою живой!

Мне б лишь маленький цветочек один,
Хоть бы что ли он упал как арбуз.
Что ж ты мимо едешь, эх, грузовик,
И увозишь восхитительный груз?

Разбодяжить бы флюиды тоски
Этим цветом и сгореть от любви.
Но она во все века дефицит,
Хоть каким ее цветком ни лови.

Где ж ты, миленький, кудряв – без волос?
Я сказать "люблю" вовек не решусь.
Ох ты, батюшки, цветочек принес!
– Ничего что он не красный? – Да пусть!

Любовь-Айболит

Не одиноко – просто где-то в груди горит,
Только любовь ведь тоже опытный Айболит.
И у нее две сотни верных рецептов есть,
Как от печальки надо срочно конфетку съесть,
А от разлуки жуткой, Господи Боже мой,
Надо из холодищи просто прийти домой,
Заголосить упрямо песенку, как сейчас
Спетую на ютубе кем-то одним из нас,
В плед облачиться теплый, выпить вкуснючий чай,
И позабыть за книгой брошенное "прощай",
В зеркало провалиться, то есть в свои глаза...
Есть у любви приемы – сущие чудеса!
Через неделю будней, – раз, – и откроет путь...
Впрочем, и без лайфхаков вывезу как-нибудь.

***
Это схожесть миров и научных основ
Между плюсом и минусом вех и столпов,
Это сложные песенки спрятанных чувств,
Это пасека сладко-опасных причуд... –
Я ему говорила, а мне вторил он,
Но за нас все решил хитроумный айфон:
Интернет, интерсвязь, нейросеть, нейроблюз...
Каждый чел – при своем, превращенном в абьюз.
– Ничего, ничего, – причитает палач. –
Пять минут еще есть. Можно, детка... Поплачь...
Королеву любовь не погубишь тайком,
Ей спасение – смерть...
Kom zu mir, Kindchen... Kom...*

_______
* Иди ко мне, детка... Иди... (нем.)

***
А мне сегодня приснился ты...
Облек в действительность все мечты,
Что сохраняла я на листы,
Преобразуя в немое слово.
Наверно, Бог услышал меня,
Простив те тщеты ночи и дня,
И, обнимая во сне, любя,
Он мне опять подарил тебя,
Ему измену прощая снова.


Скарабей

Крылатый толстый жук – навозник-землерой
Серьезен и суров, лелея свой катых.
Навоз – его судьба, а он – его герой,
Дороже этот шар сокровищ золотых.

Вчеканен в амулет, вколдован в талисман
Властителем пустынь, прощением смертей,
И катит Солнца круг по жарким небесам
Величественный бог – священный Скарабей.

Лучистая метель спускается к столу,
К беседе вчетвером, где не приму всерьез,
Как кроха Скарабей преобразует тьму…
Тот самый… про судьбу… все задаю вопрос…

Лебяжий перекресток

Холодею на остановке.
Водитель проехал в депо с полным вагоном скелетов-зайцев.
Спасибо. Не побегу: имею любовное осложнение.
Покрутила у виска указательным пальцем ему вдогонку, посылая хорошее настроение.

А он... Возьми и сломайся! Надо же.
Как с этим быть – не знаю: целый вагон воспоминаний радостно вывалился ночным урожаем.
А среди них – тот, кто... Как оказался в полночном вагоне, наполненым моей теплой тишиной и эхом?
Он что, тоже скелет? Не получилось уехать?..

Так перекресток превращается в крест.
Крест превращается в перекресток.
Набожно ввысь кричу: "Благовест!", в ответ кто-то бросает звезды.
Возьму.
Одну сделаю ночником, вторую – благословением.
Вагон утащат в депо для-ради ремонта и утешения.
А его...

А ему прямо здесь расскажу, как важно уходить, уходить, уходить от шлифованности, рубанковости и замыленности мышления, от ритмов, штампов, советов, требований и принуждения.
Что обязательно нить судьбы со старинной прялочки надо ввязывать в жизнь, как в стихотворение.
Делать это не по умным схемам и наставлениям, а по глупому сердцебиению.

Неисправный вагон не догнать – уехал.
Перекресток не переделать, он стал – остров Лебяжий.
На нем две птицы среди океана гаджетов.
Эхо из ночного трамвая колышется, наверх поднимается,
раскрывается крыльями щедрых аистов.
Хорошо, что успела подобрать звезды...
Обнимаю тебя. Конечно, еще...
НЕ ПОЗДНО.

***
Облекаю любовь в одежды
Самых разных цветов и нот,
Отстраненна она, неспешна
И задумчива средь забот.

И мечтается: непременно
Милый образ ее вот-вот
Одолеет земные скверны
И к душе моей припадет.

Герман Гессе, Прибежище. Перевод

*Суметь найти б как-нибудь нору,
Дупло, убежище иль тайник
В стотридесятом глухом бору,
Где спящий ветер к земле приник.

И никого чтоб среди ветвей,
Забот и писем чтоб никаких
От всех хороших-плохих людей,
Крадущих жизнь у себя самих.

Но чтоб был крохотный водопад,
И солнца свет на рябой коре,
И крыл трепещущий неформат
Уснувших бабочек на траве,

И чтоб Луны преблагая нить
Сшивала черную наготу.
И там молиться, чтоб сохранить
Весь мир, как в ракушке перламутр.

––––
* "Найти бы только где-нибудь такую нору, такое прибежище и такой тайник, надёжный и тихий, ещё бы с лесом – и ничего больше не надо, во всяком случае, никаких людей, приносящих заботы и крадущих мысли, никаких писем, никаких газет. Пусть будет там ручей или водопад, пусть тихо горит там свет солнца на бурых соснах, пусть порхают мотыльки, пасутся козы, или гнездятся чайки – неважно, главное сохранить свой душевный покой, своё уединение, свой сон и свою мечту..."

Герман Гессе, "Прибежище"

***
Ни стихи мои фиолетовые,
Ни глаза, ни язык лиловый мой
Оказались вдали не востребованы,
Чужестранностью развербованы.

Из-под ига монголо-татарского
Лжецаревич гордой Московии
Перед пленной княжною куражится
Лихоимным своим празднословием.

Речью русской все не насытится,
Что казнит любовь без усталости.
Я любила его так искренно,
Да нет смысла о том рассказывать.

***
Зимняя оттепель пахнет весной,
Между подтаявших скомканных кружев
Снежную мяшу, и воздух, и душу
Дворником спьяну мешает метлой.

В месиво, в облако, в март и апрель
Зимняя оттепель мнет свое тесто,
Старясь стремительно Божьей Невестой,
Смотрит в зеркальную талую мель.

Ей к холодам бы вернуться назад,
Но, заглянув в материнское сердце,
Так опрометчиво Солнце-младенца
К собственной смерти целует в глаза.

Раскачивание хокку

Сохнущий лист упал на ниже растущую ветку,
Он до земли не добрался, чтобы навек исчезнуть.
Ветер, однако, сдует.

Страшен закон природы, всякую жизнь срывая,
Что вы, живые собратья, думаете об этом? –
Только лишь то, что вечны.

Точка над... прорубью

И над i поставлена точка,
И над ы, и над буквой ю,
И осыпалось в прах порочный
Потерявшее смысл "люблю".

Дуют ветры, метут метели,
В прорубь сброшены все ключи,
Эх, в Крещенский мороз купели,
Словно летние, горячи.

Где провинция, где столица –
Все смешает в себе вода,
И любовь, дай Бог, не приснится,
И не вспомнится никогда.

То ли женщина, то ли страна...

Ох, уж эта бедная, бедная Индия, или Польша, или "змейка"-Гамбия...
То ли женщина, то ли страна?
А ты бы ее все сравнивал, сравнивал,
С кем бы только не сравнивал...
Не дает ночами покоя воспоминаниями.
Не любимая, но любимая все больше.
Позабытая изначально, но не позабытая.
Все бы она шалила, плакала, да делала невпопад,
свободная от предрассудков, никому не покорившаяся.
Грызи, грызи границы.
А что еще остается, если слаб человек для страны-женщины?
Грустная история?
Ты же сам ее написал.

Зонт

       "Мир стоит на трех слонах – Вере, Надежде, Любви".
                – часто говорила моя бабушка.

Вот зачем тебе зимой зонт?
"Три слона"? – Ну, так-то, да, бренд.
И надежен и красив? Но!
Он тяжел, когда идет снег!

Не люблю, когда вопят гимн,
Да еще с утра, когда сплю.
Не корона это, а нимб.
И не север это, а юг.

Для чего ты говоришь:  "Ииии..."?
Где вообще твои мозги? – Там?
Жить захочешь без вранья – ври.
Есть лишь ты и я, но нет – "НАМ".

Почему в твоих глазах свет?
Отчего стоит в ушах звон?
Ничего себе, какой снег...
Раскрывай скорее... наш... зонт.


Рождественский Гусь

В Новый год не колдую и чародейств боюсь,
Я хочу получить только то, что сердечно люблю.
Вот и вынут из печки жирный в яблоках гусь,
Я его четыре часа на малом огне томлю.

Отпустить бы на волю птичку, которой нет,
А чего ей, жаренной, просто так во меду лежать?
От волшебной палочки, – РРРАЗ! – да зажжется свет:
Вдруг взлетит гусёк и поможет людям счастливей стать?

Полетит жаро-птицею через снежный дол,
Через море горькое, в темных сил чудотворный лес,
Без опаски, – обугленным и больным крылом, –
Победит мировое зло, чтобы мрак навсегда исчез.

Только тот, кто лично однажды повержен был,
Только тот, кто из смерти восстал, этот осилит путь,
Но своих героев мы сами лишаем сил,
Вон как вкусно выглядит золотой Рождественский Гусь.

Позабудь, пернатый, жаркую сковороду,
Ты и без хрусткой корочки отчаянно величав,
С голодухи в праздник, не бойся, не пропаду,
Лети. Только райских волшебных яблочек мне оставь.

***
Декабрь суров, но он влюблен и счастлив.
И все равно, что скажет мать Зима.
Он вьюге стелит в ледяные ясли,
Ее целуя в синие глаза.

Она, взрывая белые кристаллы,
Летит к нему, безумная, из тьмы,
Но засыпает вдруг под одеялом
В ладноях строгой матери Зимы.


***
Нельзя любить мертвую строчку,
Да вряд ли такая была...
Мету себе в детский совочек,
Весь мир собирая в слова.

Угрюмы, легки ли, суровы
Про лето, любовь, про войну...
Ах, были бы живы, и чтобы
Понравились только ему.

Да где там. Расту и мужаю,
Как зяблик одна вдалеке,
Но сбор моего урожая
Никак не удержишь в руке.

Слова упокоя не знают,
Летят себе, словно на юг,
И где-то в пути оседают
Снегами серебряных вьюг.
 

***
Сколько в мозге отбросов печального опыта жизни,
Так бывает забита ненужным моя голова.
Продырявишь ее и, гляди-ка, как весело брызнет
Вся горячая тьма из глубин, облекаясь в слова.

В перемирии с нею я твердо засела в окопах,
Оборонная линия стала уютна, тепла,
И давно опасаюсь нечаянно высунуть что-то
Под прицел визави – то ли друга, а то ли врага.

И ни радости нет, и давно, – ни на йоту, – отваги,
Только страх получить в штыковой разлюбезный укол,
Я б стрелялась сама, но ружье, не пойму чего ради,
Исторгает "люблю", как единственный в мире глагол.

***
Два часа продержусь, а потом позвоню!
Позвоню тебе, слышишь? – Не слышишь?
Проявлюсь новым блюдом в особом меню,
Продиктованном повару свыше.

Ты слыхал про яичницу или бекон
Из каких-то особых молекул?
Я сегодня купила чужой телефон,
Мой вчера еще намертво треснул.

Ты, конечно, не ждешь судьбоносных вестей
Из, привычного ставшим, эфира?
Я тебе позвоню миллионом частей,
Как структура исчезнув из мира.

Превратясь из мгновений в песочном меню
Двух часов – в нестареющий Хронос,
Я тебе позвоню... Я тебе позвоню!
Чтобы только услышать твой голос.

Как я злюсь на тебя...

Как я злюсь на тебя, словно мать на больного ребенка,
В невозможной усталости полубессонных ночей.
Если б только могла, обошла нашу встречу сторонкой
И вовек не видала твоих златокарих очей.

Что война, что любовь... К батарее прижмусь и погреюсь.
Много надо ли той, что жива в непосильном труде?
Поцелую опять свой нательный серебряный крестик,
Поклонюсь отведенной для трудностей дней череде.

Пусть гремучая снова печалью за сердце кусает,
Беспощадные мысли в затылок вонзают копье,
Я уйти не могу: мать ребенка в беде не бросает
До поры, пока он, повзрослев, не покинет ее.

Подкоп под Колизей

Диагноз нажимался как курок,
Он якобы читался между строк,
Был до поры востребован не очень,
Но стал ему послушен муравей,
Как ротозей и смелый дуралей,
Что и души теперь своей не хочет.

И величава в нем белиберда,
Идет к нему беда и не одна,
Которая война все тех же строчек.
И роет свой подкоп под Колизей
Любви солдатик - бедный муравей,
Что и души теперь своей не хочет.

***
"Догоняйте меня, догоняйте!" –
Зазывает афиша с тоски...
Вы сегодня вернулись из Ялты,
Я – с работы в маршрутном такси.

От стволов растолстевших платанов,
От летящей в цвет солнца листвы
Вы упали в концертный ноябрь
Деловой суетливой Москвы.

В нас – не осень, а вечная драма,
Что придумана, как кабала:
Молодая жена, да и мама
Только месяц вот как умерла.

Не предъявишь судьбе укоризны,
Безупречен ее маховик,
И рождается линия жизни
Из отрывков прочитанных книг.

Вы напишете новые песни,
Их споете, как прежде, любя,
Но ни в первом ряду, ни в последнем
Ни за что не найдете меня.

И опять в невесомость разлуки,
На секунды являясь из тьмы,
Будут падать гитарные звуки,
Как снежинки уральской зимы.


Таки ноябрь в Ялте...

"...таки ноябрь в Ялте. и желтые жухлые листья платанов ветер гонит с шумом по тротуару. давно хотел увидеть и услышать"
         А. К.


Таки ноябрь в Ялте, ее фантом-дирижер
ветром по тротуарам желтую гонит листву
теплолюбивых платанов,
в цвет трансформируя ноты
и предлагая взаймы
память, бегущую вслед.
Полупрозрачный туман
в сиюминутный минор
прячет влюбленный юмор,
радуясь озорству.
Руки достал из карманов
вместе с пустым блокнотом
холод приезжей зимы,
он над смеющимся морем
в дождь превращает снег.

Все еще любишь ты.
Все еще я люблю.

***
Все, что было когда-то бравадой
Стало горем пути моего.
Эта странная в сердце досада
Не бросает меня одного.

Все канючит и требует ласки
По прошествии нескольких лет,
Я давно отпустил твои сказки
И ни слова не помню в ответ.

Пропади, не суди меня строго,
Пусть исчезнет твоя колея,
Полюби так кого-то другого,
Лебединая песня моя.

***
Я – случайная музыка, спетая вдруг,
Я – чужой перекресток тоскующих рук,
Всех дождей бесконечных нечаянный стук
В дверь, что служит началом портала разлук.

Я беременна осенью, цветом листвы,
Укрывающей сны пожелтевшей травы,
Я – начало зимы, продолженье зимы,
Я – любовь, где на Вы разлюбившие Мы.

Куда так хочу...

Стропы, стропы  небесные... Где мой страх?..
Как бы мне, неспокойной, по вам забраться?
Но колышется город, висящий на облаках,
На невидимых нитях невидимого пространства.
 
Я давно различаю его черты,
Свето-тени, запахи, ното-звуки,
Но скрывается город невиданной красоты,
Вкруг которого стенами – Божьи руки.

Он велик и значим, он сам – закон,
Не подвластен намеку на гравитацию,
В нем листает страницы влюбленный в стихи Харон,
Гладит белого Цербера, что пытается приласкаться.

Но само разрывается небесное решето,
И дано увидеть высший смысл безрассудства
И то место под облаком, откуда сбежала б вот только что...
И то место под облаком, куда так хочу вернуться...


***
От лирической темы – по телу сыпь.
По какой причине? –
Бог весть.
Такова на физическом уровне ее укоризна.
Надо бы понимать, что у лирики тоже душа есть...
Протянула б ей воспаленную руку –
такая бессмысленность –
это же только призрак...

Пишет, пишет, а с места не двигается.
Нет, никак.
Муза – она ж, как фура–дура,
наполненная стихами,
на крылатых больших колёсах...
Да только пробиты все 33 колеса.
Буксует.
И завывает, как оперная, разными голосами.

Все про любовь, –
была бы весь век жива, –
у каждого слова стражем приставит ноту
и грузит, грузит в многотонник
бесчисленные слова,
так и не ставшие песнями для кого-то.

Может, однажды каньон увидится,
в который обрушивается весь ее груз,
с элегантностью
непобежденных,
но растолстевших граций,
там и обжившихся,
отлежавшихся,
не дай Бог, вошедших во вкус,
и вдруг подумавших:
а стоит ли выбираться?


***
Каждая нота должна быть пропета,
Каждая буква иметь свою ноту.
Вместе  напишем симфонию лета
Или молитву осеннего стога.

Мы подберем под симфонию буквы,
А под молитву, лишь выглянет солнце,
Скрытые ноты, как ягоды клюквы,
Насобираем в болотных оконцах.

Каждая нота и каждая буква –
Пренепрепенно, цветок или лучик –
В предожидании легкости звука,
В предразговении тяжести тучи.

Как это? Что это? Разве опишешь? –
Вот и готово, возносится к небу
И шаловливо порхает над крышей
То ли симфония, то ли молебен...



Путоран

Уплывут кораблей караваны,
Удивлённые тайной земли,
Голубые снега Путорана*
Расплываются в грустной дали.

В тишине осторожной и хрупкой
Укрывают загадку в туман.
Это чудо, но это не шутка.
Колдовство, а не просто обман.

Только вот ведь, ни поздно, ни рано,
Как бы мне не страдалось в пути,
Голубые глаза Путорана,
Никогда мне до вас не дойти.

–––
*Путоран – горы Заполярья в Красноярском крае

Диспропорцендо

Дискриминандо... Раскордуэндо...
Язву желудка нажили и эндо...
Диспропорцендо сомневаэндо.
Фифти-... процентов невероэндо.

Обнимашвилли. Вечно спешили.
Шили, пороли и снова грешили.
Что-то порвали, часть сохранили...
Так и любили. Вот идиоты!


***
Всё что умеет любить, душу в себе имеет,
Сколько б ни линчевали, не сдавливали кадык.
В каждой песчинке земли, как в невесомом тоннеле,
Тонкая нота любви свой пробивает арык.

Преображенным кладом... Выстраданным трофеем...
И не стремится к небу против теченья дождей.
Всё что умеет любить душу в себе имеет
Тонкою нотой любви бабочек и людей.


Стрекоза

Недвижима и якобы мертва,
С промокшим миром слившись воедино,
Сидит под зонтом пижмы стрекоза,
Глядясь в стекло повиснувших дождинок.

Шевелит стебель – воздуха порыв,
Ритмичен звук ненастного стаккато,
И тело стрекозы – скрипичный гриф –
Единственный на свете медиатор.

Меняя капли, что стремятся вниз,
Вступая в разрушительную фазу,
Стихия обретает новый смысл
За зеркалом фасеточного глаза.


Диминуэндо

Диминуэндо* – звук-угасанье.
(В Яндексе глянуть правописанье!)
Диминуэндо – весла к причалу!
Значит, мы можем начать все сначала...
Кто нас накажет? Зачем? И за что же?
Разве неверно был звук нами прожит
личной симфонии? Музыка – лечит...
Диминуэндо – не бес-ко-не-чен:
тон-провокация – диминуэндо –
новых событий и новых крещендо**.
Суть сокровенности всех философий
в диапазоне басов и высоких
нот, – на пути синяков и ушибов, –
диминуэндо – мы любим, мы живы!

Да, мой любимый, мы все еще живы
в диминуэндо правдивом и лживом.

______

*Диминуэндо (итал. diminuendo) – ослабление звука
**Крещендо (итал. crescendo) – усиление звука


Спустя столько лет...

Выбросить, выбросить из головы!
Нынче ж возьму и выброшу.
Были на ты, стали на Вы, –
Вежливый кукиш финиша.

Ох, извините... Мой феминизм...
Ваша маскулинизация...
Эгоцентризм, параллелизм,
Страх перед папарацци.

Странная ночь, как скупая метла,
Лихо судьбой схороводила,
Целою цифрой в любовь подмела,
Утром осыпалась в дроби.

Всех обстоятельств могу не учесть...
В Лете, текущей над крышами,
Где-то лекарство, наверное, есть?
...Выброшу, выброшу... выпрошу...



***

Закрыть глаза и вознестись до тополя
восьмиэтажного,
взлетев до самого высокого листа
букашкой важною.
Макушку гладкую подставить облаку
неоднородному,
и славно пожужжать мольбами-строками,
в них Богу – Богово.
Ответа не взымев, взбить лысый ирокез,
вздохнуть бедняжкою,
оставить мир небес, вопросом рухнуть вниз
и стать... ромашкою.

Дурацкое

Тебе уже не больно, дорогая?
Любовь жива, сияет Агапе,
Но Ангелов порхающая стая
Спустилась к микрофону в кабаке
Читать стихи. Делись своей мечтою,
Императризмом чувства, а потом,
Пожалуйста, пусть позднею порою,
Вернись одна в свой сиротливый дом.
Не сиротливый? – Ой ли... Мимо, рядом
Бегут по рельсам в счастье поезда...
Прекрасна в темноте над эстакадой
Твой любви смиренная звезда
Все эти годы. Я же – ветер вольный.
Любимая, тебе давно не больно.





Сеньо

Разве он не ужасен? Не восхитителен, не чудесен?
Взрощен из человеческих недостатков и житейских апломбов.   
Чаще всего бестолков, забыт, поэтому бесполезен –
извечный шлагбаум – СЕНЬО* – повтора знак в сверхмузыкальных формах.   

Новым рефреном звучит повторяющийся отрывок и-
ндивидуальной симфонии. Только диез с бемолем, как прежде, твердо
бекар отменяет, следуя обнуляющей опыт специфике,
и новый СЕНЬО возвращает жизнь к первоначальным аккордам.
______

*Сеньо – знак повтора в сложных музыкальных произведениях. Здесь: опыт, жизненный урок





Почта России. Посылка по номеру телефона

Пошлите любовь
по номеру телефона...
Без дураков, оков, со своих облаков,
без предварительного созвона
и даже уведомления
о своевременном получении.
Тихо-тихонечко, не спеша,
её получит чья-то Душа,
непроизвольным вслипом
выдохнет ввысь: "Спасибо!"
и тоже пошлет кому-то
увядшую незабудку.


В старом водостоке

В трехэтажной ливневке беснуется северный ветер –
Отголосок забытой, давно отпустившей болезни,
Ищет звуки – отвлечь неусыпное бдение смерти,
Сквозняком создавая дорогу в тоннеле железном.

Непогода вокруг, и спешить из укрытья не к спеху,
Да остаться – никак, и придётся удариться оземь,
Вновь подняться наверх, чтобы снова с неистовым эхом
В водосточной трубе целовать подмосковную осень.

И опять, и опять в проржавевшем гудеть водостоке,
Тяжелея от слез накопившейся грустью и ложью,
И нечаянно выпасть на метр пешеходной дороги
Глыбой льда, испугав торопливо идущих прохожих.






***

А хочешь пельменей с салом и скользкой сырой картошкой?
Пирог со слоеным тестом, с капустой, яйцом и луком?
А супчик? В бульон прозрачный добавлю столовой ложкой
Сметану и зелень? После компот предложу с урюком?

Не хочешь... И есть не будешь... Издалека не приедешь...
И никогда не обнимешь, не окружишь заботой.
И все же, судьбе спасибо, что где-то в стране Надежды
Ты тоже мне варишь что-то, домой приходя с работы.

Психологи скажут: "Ваша реальность – сродни неврозу!"
Я с ними во всем согласна, но вновь подхожу к окошку
И грею своим дыханьем проталину сквозь морозы
Уральской зимы суровой, сжимая в руке картошку.


Фонарь

Сезонный передел владений сентября.
Аллея в парке, ночь, неведомые знаки...
И суета теней в качающемся фраке
Забытого судьбой слепого фонаря.

Он славный метроном в отлаженном "тик-так".
Скрипит его сустав ужо какие сутки?
Он болен, тощ и стар, навряд ли при рассудке,
Заносчив и упрям, но без него – никак.

Пока своей слепой качает головой,
Его тоскливый свет среди густого мрака
Летит через дыру поношенного фрака
И падает в сентябрь оранжевой листвой.





***
Все – обман, все – забота напрасная
Или сказка, какой не бывать:
Черно-белую изморозь августа
Отродясь на земле не сыскать.

А она, – неживая нелепая, –
Вечным снегом над миром – не вдруг,
Над осиной с обломленной веткою,
Охраняющей липу и дуб.




Кукольник и контрабас. Сказка

О вас я знаю больше, чем вы сами.
Вы – кукольник с чудесными руками,
Ночной пустыни – карим – цветом глаз.
Я – всеми позабытый контрабас...

Стою в углу среди марионеток,
Устал молчать, давно не видел света,
Но музыки потерянная нить
Превращена в прекрасное: "любить".

Мне слышно, как мечтает ваше сердце,
Когда вы спите, утомленный, в кресле.
Мой корпус – постаревший артефакт
Вибрирует сердцебиенью в такт.

Ладони ваши дремлют на коленях,
И мечутся в гримерной сны – не тени,
И достигают вдруг своих высот,
Внедряясь в тайный мир моих пустот.

Как осторожны в этом мире пальцы,
Что трогают у эфр старинный глянец.
Мой голос слаб, но он, как прежде, – бас,
И я пою, мой кукольник, для вас!

Фаланги ваши вздрагивают снова,
Вы ради музыки на все готовы,
Но стоит шевельнуться, сон забыт,
Его не вспомнит ежедневный быт.

Как наших душ переплетЕнны судьбы!
Вы – музыкант, не кукольник по сути.
Мы вместе с вами видим этот сон,
Что пробужденье снова гонит вон

По линиям закрученных виньеток.
Жаль...  Не рожден я стать марионеткой,
Тогда бы непременно знали вы
Каков я и снаружи, и внутри.

Но волшебство поможет сделать выбор,
Проснемся ж в мире том, где быть могли бы...
Пусть жертвой станет лишь один из нас...
И вот я... – Кукольник! А вы... О, контрабас!

Как иронична у судьбы улыбка,
Я – человек. И это не ошибка.
Сон странный кончен, но на этот раз
Я вас спасу, старинный контрабас.


Юмор



Рыжий Грей

Всю-то ноченьку не спалось,
В спальне бегал бессонный лось
И вопил: имя, имя!
Я на кухню ходила пить,
Я пыталась посуду мыть,
В ночь на воздух смотрела синий.

Красно-рыжий бесстыжий кот
Будет чудом в мой мир! Ну, вот...
Дожила, докатилась! Да уж...
И прибавится мне забот,
Ведь не муж это – целый кот,
За которого выйду замуж.

День придет, заберу домой,
Стану матерью и женой,
Наступил бы тот час скорее!
Только нужно имя на G,
Чтобы петь на все падежи...
Да ведь он и родился Греем!



***

Цветы от женщины
Там, где цветы, там все серьезно.
И я дарила их тебе.
Дарила так, как ночью звёзды
Свои мерцанья дарят мгле,

Свой свет протягивая, – сложно, –
Концами пальчиков-лучей
Касаясь сердца осторожно
И густоты твоих очей.

Цветы от женщины – бесценны,
Там есть любовь, там все не так.
Но ты оставил их на сцене...
Что тут поделаешь? – Дурак.


Иронические стихи
Недобитая лошадь везет паровоз,
Дальновидно морковку повесив на нос.
Паровоз из напрасно потерянных дней
И скелетов когда-то влюбленных коней.
Очевидно, в судьбе что-то там не срослось,
Только счеты со счастьем, попробуй-ка, брось.
Искалеченной бедной несчастной больной
Недобитая лошадь плетется домой.
И туда вместо принца везет паровоз
Неотправленных писем, осколков и слез.
Но, помилуйте, есть же ответ на вопрос:
Недобитая лошадь, бросай паровоз,
Километры лохмотьев былых парусов,
Шифоньеры скелетов, дырявых трусов!
Ход конем и вперед, высока голова,
Ты летаешь быстрей, чем из лука стрела.
Я напомню, морковкою тыкая в глаз,
Недобитая лошадь, ты – белый Пегас!

Улет
Улет, улет – и я кричу: "Вперед!"
Я ввысь лечу, я – странный идиот,
Взлетевший из последнего вагона...
И я хорош! О, как же я хорош!
Мне так легко, меня бросает в дрожь
По правилам любви, а не законов!

А с праведных путей несется клич,
Он словно бич, он как по сердцу бич,
То не впервой, мне это все знакомо.
Но вновь свистит с горы вареный рак,
И я – дурак, летающий дурак,
Забывший, что оставил крылья дома.
Мусанг
А что мы хотели? А что мы хотели? –
Подав себе завтрак в кровать,
Меня Вы зачем-то бессовестно съели,
Забыв второпях прожевать.

Увы, как простую, меня, как простую
Конфету, печеньку и торт
Вы выпили с кофе, вприкуску, вживую...
Вместили в бездонный живот.

И стала я Ваша – ничейная "Маша",
А  Вы – мой наглец и кумир,
Но валится каша, перловая каша
На мой не дожеванный мир.

А Божьему слову, а Божьему слову
Не место со мною внутри.
Не зная покоя, я снова и снова
Крадусь до заветной двери.

Прощайте, любимый, прощайте, конечно,
Однако, Вы – снова простак.
Я Ваш одолела комично-сердечно
Кишечно-желудочный тракт.

Но снова готова, – ах, право, доколе? –
Быть кофе, ведь я Вам не враг.
Смешно, что финансы Вам вряд ли позволят
Купить себе Копи-лювак*.
   
________

* Копи-лувак (или копи лювак) — разновидность кофе, которая получается после кормления  зверьков мусангов кофейными зёрнами и их дефекации ими.

Аид и Персефона. Современность
Шуточная поэма*
               
И жаден и зол мой треклятый герой,
Он вовсе не в шутку играет со мной.
Он сложен, хитер и коварен.
Он создан из множества тварей.

Сегодня он выпил со мною с утра
Бразильского кофе ведра полтора,
При этом, не прячет личины,
Капризен без всякой причины.

Не вдруг предлагает мне ласки свои
И вечные блага корыстной любви.
Да что это, право, за царство,
В котором несметны богатства?

Под морем, землей ли стоит тот дворец,
Где ищет забавы подлец-удалец
И план сочиняет злодейский?
Не нужен ли там полицейский?

Но громко смеется треклятый герой,
Он сам полководец страны неземной,
В которой ни дна, ни границы,
Пустует лишь трон для царицы.

Для женщины той он устроить бы мог
Все то, что умеет лишь дьявол и бог,
Ей небо служило б паркетом...
Но что же он просит за это?

– Всего ничего, дорогая моя,
Всего лишь минутку от каждого дня –
Каких-нибудь пару мгновений,
Что люди зовут... ВДОХНОВЕНЬЕМ!

– Отдать свою радость, что греет в мороз,
И всю непролитую формулу слез,
И чувства, как в радостном детстве,
И форму разбитого сердца?!

И дань, заключенную в сладость греха,
И мысль философскую в ритме стиха,
Психозы, курьезы и грезы (– тьфу!)
Моей поэтической прозы?!

Сам дьявол мечтает писателем стать –
В аду он для этого стелит кровать,
Луну зажигает и звезды,
Бесстыжий маньяк мафиозный.

– Моя Персефона, – он мне говорит, –
Я небо создам там, где тяжек гранит,
И все, что ты только захочешь,
Отдай мне лишь таинство строчек.

Я в очи бесцветные эти смотрю,
Я словно тупица твержу королю:
– Насыпь на язык себе перца
И жди, чем откликнется сердце!

Не будет подписан твой лжедоговор,
Обманщик треклятый, мздоимец и вор!
Пегас мой отлично дерется –
Поэзия не продается.

Никак невозможно достать изнутри
Ни слова, ни рифмы без Божьей Любви
И радости тысячекратной.
Ступай уже лучше обратно.

Но умысел тайный снедает его,
Роняет мне в руку граната зерно:
– За утренний кофе спасибо,
Вы были б на троне красивы!

О, что я наделала? Неадекват –
В гипнозе я съела злосчастный гранат!
И стала подземной царицей?
Что значит: забыть помолиться!

Аид же уходит с улыбкой за дверь:
– Без пламенных строк ты – бесчувственный зверь!
...И кто мне ответит за это?
За песни, что будут не спеты?

Но Бог не бросает пропащих детей.
Он шлет мне священных своих голубей –
Малюсеньких белых Пегасов
С вестями для злых Карабасов.

И вынесен хитростям Божий вердикт,
Решение, чтобы исчерпать конфликт:
Поэзии ношу несу я,
Но месяц в году депрессую.

________

*Краткий экскурс в легенду:
Царь подземного царства Аид похитил Прекрасную Персефону – богиню Весны и сделал ее свой женой. Отпуская ее на свидание к матери Земле, которая так тосковала по дочери, что наступила засуха, хитрый Аид дал любимой зерно граната – символ супружеской верности и как залог возвращения. Зевс разрешил Персефоне три четверти года находиться с матерью, ради плодородия земли, а одну четверть года жить под землей с Аидом.  Но даже в темном царстве она продолжала творить добро.



Золотой Ветер
Пела я, гуляючи по гнилым болотам,
По зыбучей травушке, по сырой земле.
Набрела на царствие Ветра Золотого,
Спрятанного где-нибудь – где-нибудь в Нигде.

Космы разлохматые – рыжие, горячие,
Глазыньки янтарные, поднебесный взгляд,
Заманил зазнобушкой он на ложе брачное,
Поиграл, потешился, отослал назад.

А зачем же ночером быть там, где не надобно,
Напевая песенки под хмельной каприз,
Там – вода под камушек, там – судьба коварная,
Там, помилуй Господи, небывалый приз.

Плакала, бедовая, шла куда – не ведая,
Без любви и равенства потеряв покой,
Но однажды поутру стала вдруг поэтом,
И взлетел Пегасом Ветер Золотой.
Шанс на любовь, скидка на возраст
Я влюбилась! Как жить?! Что тут делать?!
Извините, но мне... шестдесят!
А избраннику в роли "Отелло"
С неба Ангелы пальцем грозят...

Только зря! Нет в нас лжи и корысти,
Быт хорош, ни по чем суета,
У скелетов из прожитой жизни
Аллергия на пыль и кота.

Шкандыбая пантерой до двери,
Поспешаю себе доказать,
Что могу обоснованно верить
И в квартире его прописать.

Дети взрослые, выросли внуки,
Обаяние сходит на нет,
Будем вместе двусмысленно пукать
И смеяться на весь белый свет.

Ну, кричи, милый Боженька "Горько!"
Эх, придется платить по счетам...
Сколько счастья осталось? – Нисколько.
Это здесь. Но не там... Но не там...


Аккаунт

Есть аккаунт – просто поныть,
есть аккаунт – хочется жить,
есть аккаунт – там только фотки,
есть аккаунт – покупки, шмотки,
есть аккаунт – литература,
есть аккаунт – люблю и дура,
есть аккаунт – нет, ты – дурак,
есть аккаунт – весь мир – бардак,
есть любимый – я – чиху-а...
спрятан в недрах... – анихрена!
есть аккаунт, где вся родня,
и самый важный –
...там нет меня!


Стены

Туки-туки-перестуки –
на виске вздувает вены!
Туки-туки-перестуки,
просто жуть со стороны...
Головою кто-то бьется
в цвет зеленый, серый, белый...
Только ею не проломишь,
хоть роди, бетон стены!

Таково теперь "Искусство":
шило-мыло – мыло-шило!
Где-то спрятались навечно:
"Мама мыла...", "Греку – рак...".

(Стену словом не проломишь.
Силы, нервы, сердце, жилы...
Сколько в камень не вгрызайся,
тот кирпич – не огурец!)

Целый вечер я вздыхала
И для лба подушку шила...
Извините, ради Бога,
Но кто слушал, тот... )))



Частушечка

Счастье - лодочка в реке,
Хоть ищи с милицией.
То ли перстень на руке,
То ль горшок с амбицией?

Не поймать его за хвост,
В небо рвётся соколом.
Где ты, милый мой прохвост,
Близко ли, далёко ли?

На каком стоишь пути,
Чудо светлоокое?
На моей лежишь груди
Или замер около?
















Бирюзовый о войне



***

Облетела листва. Обесснежились,
Обезльдинились дни декабрей,
И просохла слеза безутешная
Тех, кто встретил с войны сыновей.

Возмогли, пережили, управились,
Заплатили во что-то без дна,
Сохранили то самое главное,
Что казнить попыталась война.

Все что было обезображено –
И лечить, и ночами не спать.
Распогодилось, надо же, надо же...
А казалось: конца не видать.


***
Крадётся падающий лист
Как шанс всем нам переместиться
В несуществующую жизнь,
Взглянуть в возлюбленные лица.

Лист волочится по земле
Полузасушен, обесцвечен,
Он помнит солнце в хрустале
И с птицей трепетные встречи.

Вновь кувырок, еще, еще,
Теперь в судьбе одна поземка,
То кажется ему: прощен,
Вставая на носочек тонкий,

То вдруг летит в осколок сна,
Где не штормят на небе взрывы.
Туда, где ждет его весна,
И все пренепременно живы.



Когда-нибудь

         "У войны не женское лицо"
                Светлана Алексиевич.

Все будет хорошо, куда-нибудь все канет,
Не вспомнить, как мело и неустанно жгло,
И зарастет быльем, и ничего не станет
Напоминать о том, что, наконец, прошло.

Все будет хорошо: закончится изгнанье,
И теплый вечер к нам присядет на крыльцо.
Но нынче, вопреки, мы заперты в капкане,
И у войны опять не женское лицо.


***

Ты – не разрушенный трамвай, родимый мой,
И не стена взорвавшегося дома,
Не дым над полыхающей войной,
Сгоревшего дотла аэродрома.

Ты – не ребёнок, раненый в кустах,
В трех метрах от спасительной квартиры,
Не человек, убитый впопыхах.
Ты – гражданин погубленного мира.


Домой

– Ах, где мой дом? Ах, где мой дом? –
Мне пела птичка за окном. –

Там жизнь моя! Там все мое! –
Вспорхнула, вот и нет ее.

– А где мой дом? А где мой дом,
Чтоб мне найти тебя потом?

– Он под землей, он подо льдом.
Зачем тебе? Все это сон.

Там птички нет. И нет меня.
Там нет ни ночи и ни дня.

Там ничего. Там тишина.
И там война. Одна война.


***
Один из нас пропал в бою.
Другой из нас пропал в тылу.
Но смотришь ты и я смотрю
На тень, приникшую к стеклу.

Там плачет дождь и листопад,
Там плачет високосный год,
А ночь мечтает невпопад,
Чтоб было все наоборот:

Что ты не пропадешь в бою,
Что я не пропаду в тылу.
Но смотришь ты и я смотрю,
Водя руками по стеклу.

И правда все наоборот,
И свет горит, и спит наш кот,
И я на кухне у плиты,
Ты за столом... Но где же ты?..

***
Я прощаюсь с Бабьим Летом,
Завтра будет холодать,
Все длиннее ночь, а света
Все короче благодать.
 
Ничего не будет больше,
Только холод и тоска –
Так зимы большая лошадь
В нас глядит исподтишка.

Но листок еще кружится,
Зелен тополь у болот,
И кричит подранок птица,
Поднимаясь в небосвод

От землицы милосердной,
Где лежит земная рать,
Где сынов ее бессмертных
Не вернуть и не поднять.

Времена года войны

Жизнь летела галопом, бурлила, мечтала и пела,
Напоенная сладкой весенней и радостной силой,
И легко было только, вот только что жившему телу
Превращаться в росток над разорванной братской могилой.

А под солнцем июля грибные дожди то и дело,
Полновесные струи до самых небес длинноноги,
И легко было только, вот только что жившему телу
Превращаться в дождинки на летней промокшей дороге.

Бабье лето, как в сон, опадало в осеннее гетто,
Удивляя себя умирающей пряной листвою,
И легко было только, вот только что жившему телу
Превращаться в пожнивье, за миг перестав быть собою.

А потом поменяется черное с горестным белым,
И над полем нависнет снежинок чудесная стая,
И легко будет только, вот только что жившему телу
Превращаться из воина в обледеневшего Кая.


***
Весь дом зажег свои огни,
За каждым огоньком – семья,
Но не зовет и не горит
Окно, в котором нет меня.

Напрасно я звонила дверь,
Отключен верный домофон:
Он мною обречен на смерть,
И не доступен телефон.

И сколько не смотрю с земли,
В ночном стекле отсвет ловя,
В моей квартире не горит
Окно, в котором нет тебя.

Дениску убили

Он не был создан для  войны...
Он не был создан для любви...
Сутулясь, крест чужой вины
Носил как долг в своей крови.

Война сказала жизни "СТОП",
Сметая воинскую рать,
В себя вобрал его окоп,
И стало странно умирать.

Он поберечься не умел,
Неторопливый, как тюлень,
И был курок, и был прицел
В тот роковой июльский день.

Воронки жирный чернозем
Ему отныне колыбель,
А Черный Конь везет, везет
В такую белую метель...

А мне не осознать теперь
Бездонность горя и потерь...
Что глупой не бывает смерть...
И умной не бывает смерть...


***
А любовь уволилась с земли...
Реки крови щедро потекли,
Затопили ею берега,
Человек в тот час сошел с ума.

Без любви нет веры ни во что,
Без любви – все сердце в решето,
И надежды нет, а день – в дыму,
Даже Бог не нужен никому.



Любовь на домашнем стационаре...

На домашнем стационаре!
Захворала или филонит?
А по небу летают Ангелы –
Гондольеры небесной боли.

То ли лечат, то ли калечат,
То ли сами в беде пребывают,
Зажигают таблетки-свечки,
Навещают в стационаре.

А Любовь и там не скучает:
Крутит с капельниц человечков.
Комильфо ей в стационаре!
Хорошо б там остаться вечно!

За ворота и нос не кажет,
Просит мир запереть подальше,
И сварить ей обычной каши,
И укрыть от публичной фальши.

Кайф ведь – высморкаться в салфетку,
Ради смеха сходить до ветра.
А таблетки, – ну, что, таблетки? –
Да какая же это жертва?


Курск

Скопить бы на теремок –
спичечный коробок,
маленькую скорлупку,
и чтобы – не маета,
а газовая плита
в кухоньке той халупки.

И пусть бы мала кровать,
чтобы часок, но спать,
как в сказке у бабки Ежки.
И в чистые небеса –
радостные глаза,
а там – никакой бомбежки!


Немая тишина

Молитвенный разлом... Кому нужна любовь?
Зачем она сейчас? Кругом царит война.
На флаге у войны – немая тишина.
Поверишь? – Тишина... Затертая до ран.

Стальной ее флагшток взрывает небеса.
Ее кровавый стяг повсюду и везде.
Немая тишина вбирает шар земной,
Немая тишина сметает города.

А что нам до любви? Я плачу, но держусь.
Не спрашивай меня о чем скорбит мой дух.
Я вижу этот стяг и тишину на нем.
Войну не победить без этой тишины...


***
Волны кривого дождя – в холодном июле.
Что же я так страдаю и так тоскую?
Тополь уходит вглубь прикорневым пунктиром,
Я держусь за кору, я сливаюсь с миром.

Древу шепчу псалом, дождь накрывает шалью,
С ним прорастаю вниз, сеть корней – глобальна.
Мира прошу земле, мира прошу: "О, Боже!".
Слышит меня Господь. Слышит, но дать не может.


***
Ветер в кромешной тьме,
Вибрируя проводами,
Завыл, зажужжал, заныл...
Где-то начавшись исподволь, снова стремясь в "нигде",
По огненной автостраде
Над почерневшим городом взлетел из последних сил.

Завтра не будет восхода.
Слепы огрызки мостов,
Чьи арматурные пальцы касаются звездных орбит.
Выжженный город укрыт
Адом небесного свода.
Некого хоронить... Некого хоронить...

Настоящие звуки войны...

Настоящие звуки войны для ушной перепонки неуловимы.
Это звуки, когда иссыхают вены, взгляд стекленеет, рана в огне сгорает.
Над грохотанием катастрофических взрывов
Так страшны они и круглосуточно не смолкаемы.

Но когда в милосердие земля открывает засовы,
И война затихает в приступе нелепого благородства,
Можно расслышать, как оглушительно-невесомо
Сердце в небе еще с полминуты бьется.

***
Не дефицит, не бойся, снег не растает,
Белый сугроб в три метра чернеет боком,
Странный февраль и вьюжит и греет маем,
Видишь, трещит и скачет дурной сорокой.

Нет, ты меня не понял – речь не о сроках,
Только о том, что будет и повторится.
Вспомни последний сон, нам же снилось что-то,
Нет, не последний бой и не смерть в больнице.
 
Ты говорил мне часто, что мы не дети,
И целовал, как нынче целует ветер.
Я напишу Платону туда, в бессмертье,
Кто-то ведь должен сразу за все ответить.


Я участвую в каждой войне...

Я участвую в каждой проклятой войне,
Я без вести пропала, сгорела в огне,
Я ловлю в поле каждую пулю.
И скрываюсь за черным, в полнеба, крылом,
И кажусь справедливости – чертовым злом,
Но целую, целую, целую...

Я из тьмы прибываю на личный вокзал.
Вот солдатик безногий мне "Мама!" сказал –
Невесомый, как та незабудка.
Их она, их война прибрала, подмела,
Закружила, списала, спалила дотла,
Окровавила страшною шуткой.

Эта боль не нужна моей доброй стране,
Но зачем-то ко мне, для чего-то ко мне
Беспощадным притянута веком.
Чтоб стояла по бровь в человечьей крови,
Чтоб молилась, взрываясь от силы любви,
Как они становилась калекой.

Их покорные жизни войсками идут,
Их ровняет окопов передний редут,
Обрывая земную дорогу.
Закрывая пустые глазницы свои,
Я пою им о самой прекрасной любви,
Увозя их к печальному Богу.

Съесть войну

– Свари мне, пожалуйста, кашу.
Пожиже и чтобы с комочком,
Премягиньким круглым комочком,
Как мячик. Ну, чтобы не страшно.

– Какую сварить тебе кашу?
Зачем тебе в каше комочек?
Я вряд ли такую умею.
Зачем, отчего тебе страшно?

– А вон, посмотри-ка, что в небе,
Похожем на взбитые сливки,
Взрывается и пузырится...
С комочком мне легче. Война ведь.

Безглазые дома

Почему у старых домов всегда выбиты стекла?
Кому помешали?
Брошенные вселенные смотрят на мир пустыми глазницами.
Кто вынул хрустальные тела глаз,
обнажая тоннели в чернеющие черепа?
Кто лишает сирот отражённого неба,
спасительных морозных узоров
и защиты, защиты от слез печальных дождей?

Окна разбиваются сами.
Маленький "вжик" и большое стекло обрушивается осколками.
Глаза домов, лишенных живых сердцебиений, не хотят ничего видеть.

Триста оттенков красного после похоронки

...Можно поцеловать простынь,
на которой плачешь
или вену на сгибе своего локтя,
если достанешь...
Можно сделать это несколько раз,
напрягая, расслабляя губы
или складывая их в трубочку.
Можно прочувствовать свой нос и подбородок,
которые упираются в ткань или кожу.
То есть, все те же ощущения,
которые возникают при настоящем поцелуе.
Решение проблемы верности и одиночества.
Поцелуй в простынь...
Поцелуй в землю...

Девочки мои, что вас ждет...

Почему я пишу о войне?

Почему я пишу о войне
С неостылою жгучею болью,
Как отдавшая мужа жена,
Безутешно глядящая в ночь?
Почему я пишу о войне,
Словно рана присыпана солью,
Как застывшая в горе княжна,
Чья молитва уносится прочь?

Почему я пишу о войне,
Заблудившимся шлю милосердье,
И молю за священную кровь,
Задержавшихся в дальней дали?
Почему я пишу о войне,
И рожденная в тайнах предсердья,
Устремляется к Небу Любовь,
Обращенная к детям Земли?

Почему я пишу о войне,
И сама у себя не имеюсь,
Всего мира судьбу и страны,
Разделив, матерясь и кляня?
Почему я пишу о войне,
Потому что я свято надеюсь,
Что по страшным дорогам войны
Ты сумеешь дойти до меня.


Закончилась война

Закончилась война, почти утихли страсти.
Вы Царствие Любви, поднявшейся на трон,
Букетами цветов желанных встреч украсьте,
Коль вышли Вы встречать любимых на перрон.

Закончилась война, и повезло кому-то,
Тому, кто вновь взглянул в родимые глаза,
На радость этих встреч смотрю из дали смутной,
И нет в руках цветов, и просится слеза.

Победный громкий марш военного оркестра
Заглушит мою боль и горечь пустоты,
И, может, я дождусь, когда по зову сердца,
Под музыку Любви ко мне вернешься ты!


Четверо

У тёти Веры была мечта,
чтоб рисовать акрилом.
У тёти Наденьки – цель была,
она на неё копила.
А тётя Люба – балдой-балда, –
ни денег нет, ни мобилы, –
без дяди Коли жить не могла,
уж так его крепко любила.
Ко всем троим постучалась война,
она четвёртой из них была.


Кирдык

Идеальный порядок наводит Кирдык,
Кочергой подперев исхудалый кадык.

Свищет ветер вздувая дырявый мундир,
Боевая труба отражает весь мир.

Полоумный оркестр лабает без нот
То безумную польку, то дикий фокстрот.

Композитор Кирдык – попиратель основ,
Знает он, как никто, что такое любовь.

Он не просто Кирдык и не псих-дурачок.
Кастаньеты в руках выбивают чок-чок,

А под их дирижерский размеренный стук,
Маршируют войска из оторванных рук,

Маршируют войска из оторванных ног,
Исполняя то польку, то дикий фокстрот.

Так беснуется музыка Судного Дня,
Где уже на земле нет тебя и меня.














Розовый о Боге



***

– Что о любви нам говорят
На том конце другого света
Сократ, Платон и Гиппократ,
И к ним ушедшие поэты?
Осталось что-то от основ
Из человеческого бреда?
Что пишут нынче про любовь
В сетях небесного инета?
О, если б твой отцовский взгляд
Пробился в сон мой сумасшедший!
Что о любви там говорят,
Мой предок, истину нашедший?

– Дома небесные легки,
Подвижны, воздухом богаты,
Все души пребывают в них,
Приоблаченные как в латы,
Защищены от слез и слов,
И от бесчувственных решений –
Здесь много знают про любовь,
Но берегут от разрушений.
Приходит истина сама
Туда, где есть в душе опора,
Любовь, как прежде, – высота
Без злого умысла и спора.
Она – молитвенный укров
От сил земного вероломства,
Но есть – вселенская любовь
И в ней прощенье за греховность.

Ослик Иисуса

– А что с Его Осликом?
– Он теперь ваш...

Ваш ослик собрался в дорогу,
Откройте, пожалуйста, дверь.
Без пафосных слов и упреков
Он выйдет в пасхальный апрель.

В поклаже на спинке оставьте
Забытой любви имена,
В пути, где-нибудь на ланшафте,
Он сбросит ее семена.

Поскольку нам с ним по дороге,
Я встречу его где-нибудь –
Примету от Господа Бога,
Надежды небесную суть.

А он не найдет себе места,
Задача его непроста.
Все ходит от сердца до сердца,
Все ищет Иисуса Христа.


Опоздание

Был храм закрыт – ни въехать, ни вползти:
Забор, засов, но есть два пня снаружи.
И я присела, дух перевести –
Для "Отче наш" никто другой не нужен.

А ветер, словно дьякон впопыхах,
Слова сии любимые услышав,
Молитву с поцелуем на устах
Немедля утащил куда-то выше.

И ни одной живой души окрест...
Лишь лик с фасада отразился в луже,
И солнечным лучом возжегся крест,
Для опоздавшей начиная службу.

Голубица моя

Тихий шёпот с креста,
И забота проста:
Кто теперь о тебе позаботится?
Голубица моя, Голубица моя,
Пресвятая моя Богородица...

Не покинуть креста,
Иссыхают уста,
Воздыханье молитвой возносится.
Голубица моя, Голубица моя,
Пресвятая моя Богородица...

***
Я тебе говорила: не надо, родной, не надо...
Не хочу оставаться в вечности, не смогу...
Но меня ты не слышал, любя человечье стадо,
Приближаясь Агнцем к чистому четвергу.

Я тебе говорила: поверь, мой сынок любимый,
Мне семь стрел не выдержать в сердце, не перенесть,
Но ты шел по воде и нес крылатого Серафима,
И летела к людям о Боге благая весть.

А когда ослабело земное мое объятье,
И весь мир рассыпался на крохотные огни,
Я пошла по земле, собирая его в распятие
Искупления в каждом крестике на груди.
 

Седьмое января

Ты никогда не был маленьким,
Сразу явился большим
Поэтом и композитором,
Художником, проповедником,
Любящим добрым учителем
И властелином страны
Моих влюбленных молчаний,
Моих колыбельных песен...
А я оставалась маленькой,
Маленькой, маленькой, маленькой
Всю бессмертную жизнь
Возле тебя и потом...
И остаюсь таковой,
Прячась в галдящей толпе...
Луч Вифлеемской звезды,
Длиной в миллионы лет,
Тихо касается каждого,
Каждого, каждого, каждого,
И от такого чуда
Многое изменяется
Или местами меняется:
Вдруг ты становишься маленьким,
Маленьким, маленьким, маленьким,
Нежным наивным ребенком,
А я – семистрельно огромной,
Знающей, что будет дальше...

Иду по воде

Иду по воде, оставляю
дурные больные следы,
и, все же, воды не хватает,
следам не хватает воды.

А небо над морем – саванна –
божественных чад "селяви",
а снизу – все та же баланда
шипов, сквозняков и любви.

Мне проще, о, Господи, проще,
чем жить, растворяясь в беде,
раскинуть кудлатые мощи
и шпарить, как Ты, по воде.


Богоявление

Среди бега, среди прыти,
Среди суетного дня,
Сила темная, изыди,
Выйди напрочь из меня!

Богородичная сила,
Освяти, облагородь
Купиной неопалимой
Дух, погруженный во плоть.

Разожми во мне, опальной,
Одиночества тиски,
От рожденья – отпевальной,
Изнеможенной тоски.

Отчего вдруг сжалось сердце? –
Не звезда, не самолет –
Богородица с Младенцем
Над Вселенною идет

Шагом мега-семимильным,
Мощью света и добра,
Под ее епитрахилью
Люди, словно детвора:

То ли жили, то ли живы, –
Всем един сей крестный ход,
Кровь восторгом стынет в жилах:
Дивен царственный народ,

В темноте белеет небо
Горизонтной полосой,
Слышен ангельский молебен,
Светел маленький Христос.

И чего ж я, дура с перцем,
О судьбе своей скорблю?
Не боли, земное сердце,
Стане в очередь свою.



Дети зеленый



Злые мухи

Жили-были две старухи,
Две назойливые мухи,
Мухи злючие, противнючие
Очень-очень-преочень кусучие.
 
Вот летели как-то вместе
И увязли в сдобном тесте
Мухи злючие, противнючие
Очень-очень-преочень кусучие.

Укусили это тесто
На пиру жених с невестой,
А там злючие, противнючие
Объедались две мухи кусучие.

Мухи даром не дремали,
Всех гостей перекусали,
Мухи злючие, противнючие
Очень-очень-преочень кусучие.

Молодые рассерчались,
Разругались, развлюблялись,
Стали злючие, противнючие,
Как те самые мухи кусучие.

Гости "горько" им кричали,
Целоваться заставляли,
Тоже злючие, противнючие
И преочень-преочень кусучие.

От счастливого порога
Мухам скатертью дорога,
Обознатушки, перепрятушки!
Улетайте-ка к чертовой матушке!


Гласные

КуккурУ, коккорО, каккарА!
Это очень простая игра.
Десять гласных весёлых и звонких,
Их запомнит легко детвора!

КиккирИ, кыккырЫ, кеккерЕ,
Мы споем их в чудесной игре,
Чтобы песенку пели негромко
И на улице и во дворе.

КэккэрЭ, кюккюрЮ, кяккярЯ,
Мы все вместе старались не зря,
КёккёрЁ мы едва не забыли,
Вот и все, дорогие друзья!

Повторим? – А, Е, Ё, И, О, У, Ы, Э, Ю, Я


Юг и Гугл

Однажды, словно вольный ветер,
Сняв солнечный жилет,
Решил поехать Юг на север,
Купил велосипед,

Чтоб в новом месте оказаться,
Увидеть новый свет,
И всем своим названным братцам
Сменить менталитет.

Педали крутит Юг, желает
Скорейших перемен.
Он с гордым Севером согласен
На родственный обмен.

Но что такое, в самом деле? –
Сломал седьмой каблук! –
Педали крутит Юг, но север –
Ему все тот же юг!

И отчего-то без движенья
Других три стороны,
Родному местоположенью
Послушны и верны.

Расстроен Юг, устал и плачет,
Пот градом по челу!
– В конце концов, что это значит?
Застрял я почему?

– Не изменить закон природы, –
Ответил Югу Гугл, –
Поскольку в мире все условно,
А отчий глобус... кругл!

___

Друзья, коллеги, сестры, братцы,
Рентген и шоумен,
Совсем не следует бояться
Дорог и перемен,

Но чтоб ни делал, как ни звался
Твой имидж и герой,
Как важно просто оставаться
Во всем самим собой.




Проза



Начало шрифта
Таракаша  внесен и все, что ниже него!!!





Муза безусловной свободы

"Вы никогда не станете великим писателем, если будете думать, что это прочитает ваша мама" – Эдуард Лимонов

Это самый правильный совет для любого творческого человека. Вообще близким людям не стоит читать ничего из написанного (только если они априори не являются фанатами возлюбленного творца). Это верно. Нельзя автору во время написания чего бы то ни было держать в голове ограничения. Никак не рекомендовано. Вдохновение – Муза безусловной свободы.






О войне

Сестренка

   Томочке было пять лет, когда умерла трехмесячная сестренка Пана. Ночью маленький гробик одиноко стоял в зале на столе. Завтра нужно хоронить. Вернее, быстро закопать рядом с остальными. У них это второй подряд умерший младенчик женского пола. Предыдущую сестренку тоже звали Паной. Страшное совпадение. Великая Отечественная война диктовала свои условия многодетной семье. Причина смерти девочек не была известна. В стране свирепствовали голод и разруха.
   Возле гробика никого не было. Все спали. Утром детям и взрослым нужно идти на завод, пятилетней Томочке – тоже, чтобы все отдать фронту ради Победы. Она убирала острую металлическую стружку с пола возле станков, на которых работали ее братья и сестры. Некоторые из ребятишек стояли на деревянных ящичках, чтобы доставать до резака. А брат по имени Маркс даже курил в свои 9 лет, как взрослый, чтобы подавлять голод. И никто его за это не ругал. Он кашлял от дыма, но трудился наравне со взрослыми, выдавал за смену полную мужскую норму.
   Томочка проснулась нечаянно, словно кто-то задел ее. Уже давно она видела только один сон, в котором искала уголок под станками, чтобы хоть ненадолго прилечь, так уставала. Но теперь совсем не хотелось спать. Она тихонько встала и прошла в горницу.
   На гробик сквозь кружево занавески падали тонкие лунные лучики. Это было красиво. Томочка залезла коленками на табуретку, протянула к сестренке руку и погладила через верхнюю пеленку.
   Томочка уже знала, что такое смерть, но все равно в этом оставалось что-то необъяснимое. Ей вдруг показалось, что малышке одиноко, что она испугана и не понимает, что происходит.
   – Пана, сестрица моя! Ты тут одна. Страшно? Думаешь, тебя бросили? Нет. Они просто спят, всем на работу. И мама спит. И ты спи. Не плачь. Ну и давай я с тобой посижу. Посидеть?
   Томочка посмотрела на бледное личико и снова ей показалось, что сестренка отвечает каким-то особым невидимым согласием.
   – Здесь я, здесь, с тобой. А вот, ну-ка, я тебе ножку поглажу, ты скорее заснешь… – Тома осторожно отодвинула ткань и погладила худенькую босую ступню. – Как лед... Ты замерзла, Паночка, ты замерзла? Холодно? Так я укрою!
   Томочка слезла с табуретки, в привычной темноте стащила в коридоре с вешалки отцовскую телогрейку, прижалась к ней всем телом. Та была еще теплая и пахла родным отцовским потом. Сегодня, как всегда, он вернулся очень поздно, его единственная фуфайка не успела остыть, снятая второпях и повешенная поверх тонких ребячьих пальтишек. Дети почти не видели его. Он уходил раньше, а возвращался позже всех.
   Отец не работал на заводе. После тяжелого ранения он был комиссован и назначен главой их небольшого города. Любой промах руководителя его уровня в военное время грозил расстрелом, часто без суда и следствия. Все дети в семье работали на оборону, и все они, как дети коммуниста, в отличие от родителя, – он сам в детстве даже на клиросе пел, – не были крещены, а, значит, не отпевались после смерти. Вера считалась пережитком прошлого, с ней беспощадно боролись. Не приведи Бог, если кто-то узнает и донесет! Анонимки были в ходу, им верили, по ним принимались скоропалительные меры. Но иногда, в строжайшем секрете, церковные обряды все же проводились. Часто только тот, кто крестил новорожденного, один в семье и знал, что дитя крещеное.
   Обветшалая маленькая церквушка стояла недалеко, туда украдкой любила заглядывать Томочка. Церковка казалась заброшенной. Внутри не было икон, их растащили, но на стенах еще можно было разглядеть облупившиеся фрески с ликами святых. Посередине уверенно и громоздко возвышалось подобие креста, грубо сколоченного из досок, с нарисованной углем фигурой, едва напоминающей Христа. Здесь, как мог, служил добрый-предобрый батюшка, который при обращении отчаянно всплескивал руками и шептал в ответ родителю:
   – Да как жеж, как жеж? Это ж дитятко – Агнец Божий! Как не отпеть? – и по ночам тайно отпевал, так же, как и тайно крестил. Спецслужбы по непонятным причинам его не трогали. Наверное, сам Бог хранил местную церковку.
   Томочка вернулась к гробику, закинула на стол единственный, видавший виды, ватник отца, и снова забралась на табуретку.
   – Ну вот, родненькая моя, теперь тебе не страшно будет. Грейся. Папка горячий у нас, тужурка еще теплая, а дырки в ней я рукавами прикрою.
  Томочка так и просидела до утра с мертвой сестренкой, что-то бормоча и получая молчаливые ответы.
   Чувствовал ли ее детский ум то, что бывает скрыто от мира людей или ей это просто казалось?
   На рассвете отец вошел в комнату попрощаться с телом. Томочка спала, сидя на табуретке, уронив русую головенку на стол. Ее израненная металлической стружкой рука была протянута под его старый ватник к гробику и касалась босых ножек сестры. В комнате было непривычно тихо и спокойно. Он поднял глаза и увидел, что встали огромные напольные часы. Обычно они торжественно тикали на весь дом. Наверное, вчера дети забыли их завести. Он взял живую дочку на руки и отнес в постель. Мертвую осторожно поцеловал в лоб – казалось, что малышка крепко и спокойно заснула.
   Строгая мать, которую даже влиятельный муж называл в семье по имени-отчеству, вышла в коридор проводить отца. Похороны ребенка полностью лежали на ее плечах. Все нужно было сделать быстро, чтобы и самой успеть на смену. Она не догадывалась, что малышка ночью была заочно отпета по просьбе отца-коммуниста.
   Никто в семье не плакал об усопшей, кроме Томочки, у которой ночью еще оставались слезы.
   Мать тяжело вздохнула и медленно вошла в горницу. Гробик стоял на столе, по-прежнему укрытый единственной отцовской душегрейкой.



Беседы с Пегасом

– Я устала.
– Нет, не надо. Мы еще не написали главного. И этого надо много.
– Очень много?
– Относительно. С каждым разом все лучше. Ничего нельзя упустить.
– Разве можно не успеть? Процесс бесконечен, пока я жива...
– ...Поэтому надо стараться. Бесценно каждое слово, которое еще вдали. Недопустимо потерять ни одного. Будет такое, что удивит тебя самое.
– Уже хочу их перенести в сейчас, но, видимо, рано?
– Если мы все запишем сейчас, тогда настанет новый рубеж.
– А за ним?
– Не знаю. За это отвечает иная сила. Чувствуешь?
– Да. Сколько б не написала, все будет уместно до рубежа. И все уместится в жизнь, сколько б ни было – много или мало. Но самого-самого будет меньше, чем вообще всего. Но оно будет.
– Сядешь между крыльев или полетим рядом?
– Сегодня, наверное, сяду. Устала. Напишем прозу.
– Филонишь. Для прозы полет другой.
– Мы будем писать Белый стих. Считай это компромиссом.
– А был ли торг? – Белый ценее, чем проза или стихотворение. Уселась?
– Да. Но мы не взлетаем.
– Не хватает гормонов счастья. Надо поприседать. И не мне – тебе!
– Мне нужно для этого похудеть.
– Не следует ли поменьше есть? Художник должен быть голодным... Бла-блу-блы...
– Я заедаю стресс ограничений.
– Слезай. Пока я физкультурю, запиши нашу беседу. Только без мата.
– Я бросила материться.
– В интеллигенты метишь? Жаль. Мне нравилось.
– Писалось весело, да. Теперь нельзя.
– Накарябала что-нибудь?
– Конечно.
– Дай посмотреть.
– Не дам. Полетели.
– Про что писать будем?
– Про все сразу.
– Самые сильные темы: Любовь, Смерть, Бог...
– А существуют ли другие?
– Мы не знаем.



История милого знакомства

– Так это ты – поэтесса Любовь Лагутенкова?!
– Я – Любовь Лагутенкова, да.
– Совсем не похожа...
– На кого?
– На другую женщину, на которую я думала и даже говорила с ней, как с тобой.
– Нет, я – это я.
– Да вон же она.
– Кто?
– Та, на которую я думала.
– Где?!
– Да что теперь о ней? Не она. Не она. Но тоже поэтесса? Я же ей про поэзию Лагутенковой говорила.
– Двойник? Она хоть стихи-то хорошие пишет?
– Кто?
– Как кто? Которая будто бы я?
– Да твои это стихи, твои! Внешность просто другая! Не ты это. Вернее, не она. Ты – Любовь Лагутенкова, и стихи тоже твои.
– Да я знаю, что я – это я. И стихи мои. Она-то кто?
– Да она даже не знает, что она не Лагутенкова!
– Зато мы теперь знаем.
– Давай снова знакомиться.
– Давай. Я – настоящая Любовь Лагутенкова.
– Надо же... А я на другую думала...

_________

Мораль?!


Загадка

– Алло, мам, можешь говорить?
– Могу, сынок, но я в лифте, связь прерывается.
– Тогда позвони, когда сможешь.
– Нет, сынок, сейчас могу. Поздно еду с работы, устала, голова гудит. Скорее бы день закончился. Слушаю тебя...
– А давай перезвоню тебе позже?
– Говори сейчас, я захожу домой.
– Мам, у меня загадка!
– Ничего себе! Лет двадцать прошло с последней загадки!
– Нам ее командир батальона в конце службы загадал и сказал, что тот, кто отгадает, первой очередью поедет домой. Прошло больше десяти лет, а я не знаю ответа. Поможешь? Тебе хочу загадать.
– Моя голова  начинает проходить. Все интереснее и интереснее.
– Хорошо.
– Завтра я дам на нее ответ.
– Ты же еще не слышала!
– Я точно отгадаю. Но завтра. Задай сегодня.
– Сейчас, мам, надо прямо сейчас.
– Хочешь домой первой очередью?
– Хочу. Хотя я дома уже больше десяти лет, ответ нужен прямо сейчас.
– Передумала ужинать. Вся – внимание! И даже ванну не хочу. Ты не звонил мне целый месяц. Кстати, командир мог вас и обмануть, если не сказал ответ. Кто-то дембельнулся первой очередью?
– Мы все поехали первой очередью, потому что никто не отгадал. До сих пор не знаем ответа.
– Следовало ожидать. Загадывай, давай!
– Назови три ПОЛНЫХ РУССКИХ ЖЕНСКИХ ИМЕНИ, которые не заканчиваются на А или Я.
– И все? Это загадка?
– Да, это она.
– Сынок, как там мои внучки?
– Они уже спят. Все хорошо. Не отлынивай, как я когда-то.
– Правило русского языка в том и заключается, что женские имена должны иметь в окончании А или Я, как и большинство женских фамилий.
– Значит, есть три исключения. Говори ответ!
– Мне нужно подумать.
– Говори, ты знаешь.
– Ты не можешь знать: знаю я или нет.
– Я знаю, что ты знаешь.
– Нефертити и Суламифь.
– Это русские?
– Нет, конечно. Анксунамун еще вспомнилась! Третье!
– Я соврал.
– Не удивлена. Ты занимаешься этим с малых лет.
– Одно имя мы все-таки тогда отгадали, домой хотели. И выяснилось, что командир тоже нас обманул, чтобы труднее было догадаться. В русском языке есть только одно исключение старославянского происхождения, к тому же, оно произошло от древнегреческого имени! Вот почему в конце нет ни А, ни Я.
– Ого! Горжусь! А какое?
– Не скажу.
– Как так?
– Это же загадка.
– Ой, ну, не знаю, не знаю...
– Сдаешься?
– Сдаюсь.
– Ты помнишь, как тебя зовут?
– В смысле? Конечно!
– Ииии...
– Что ииии?
– Мама, как тебя зовут?
– По-твоему, у меня маразм и я не помню, как меня зовут?
– Мама, просто произнеси свое имя вслух!
– ... О, Боже!
– С праздником, мама! Сегодня тридцатое сентября.


Ангел и Чесночный черт

  И вдруг она перестала торопиться. Вышла из театра и пошла пешком в новом для себя направлении, странно качаясь усталым телом вперед-назад, а не бедрами – вправо-влево, как раньше. Заметив это, попыталась исправиться, но ненадолго. Махнула рукой и забыла.
   Насупился вечер. Она почувствовала себя даже счастливой, видя, как гаснет день. Что он принес ей? Посредственные, стареющие вместе с ней роли в театре опустошили до последней капли. Даже скромная известность теперь утомляла, одиночество – тоже. Рожать поздно. Провыбиралась.
   Увидела пивную, зашла, заказала ненавистного пива с чесночными гренками. Выпила. Почувствовала приятное расслабление. Стало странно и глупо. В самобичевании появились искры непонятной радости.
   – Нехорошо такой барышне пить в одиночестве, – послышался мужской голос. Рядом стоял мужчина с кружкой пива.
   «Приставать начнет», – подумала, но не испытала по этому поводу никаких чувств. В пивной шла иная жизнь, с другими правилами, и она автоматически стала ее частью. Пожала плечами. Мужчина принял это за разрешение, присел рядом. Он был плохо выбрит, казался старше ее на несколько лет. Сразу подумала, что он холост или несчастлив в браке. Неухоженный вид говорил об этом красноречивее слов.
   – Меня Олегом зовут. Я – бывший... – он ненадолго умолк и это вызвало искру интереса. В самом деле, кем в недавнем прошлом мог быть этот человек? Менеджер какой-нибудь? Сейчас все повсеместно представляются менеджерами престижных фирм. Но этот – из разорившейся фирмы, конечно. Так плохо выглядеть! Она вздохнула и сделала небольшой глоток.
   – Угощайтесь, – предложила из вежливости, чуть придвинув к нему тарелку, не дожидаясь окончания фразы. Почему-то самой сразу захотелось есть. Обед она пропустила и только сейчас вспомнила об этом.
   – Вы любите чеснок? – удивился визави. – Неожиданно для такой утонченной леди.
   – Я не планировала продолжение вечера. Мне не страшен чеснок. Если только чертей отпугивать!
   – Нездешнее существо посетило мир, с которым у него нет ничего общего и чувствует себя, как завсегдатай. У вас за спиной – крылья. Кто вы? Почему вы здесь?
   "Самое время рассказать, как хорошо я играю алкоголичек", – ей вдруг захотелось выговориться. Незнакомый человек выслушает, позабудет или не позабудет, а ей станет легче. И незачем привирать или приукрашивать. Но что именно рассказать? Про легкую заменяемость в театре? Пустой дом?
   Резко встала. Вышла из пивной, оставив его с чесночными гренками.
   «Теперь он пахнет чесноком так же, как я».
   Она постояла у входа и вернулась.
   Вот и все.
   Чеснок все решил.

Афон. Промысел Божий
Рассказ, написанный сердцем

1 часть
Батюшка и странная женщина

   Батюшка был добрым. Очень добрым. До служения в Храме он много и трудно работал доктором. А потом Господь призвал сменить поприще. Семья «развалилась» сразу после того, как он оставил медицину, поскольку новый образ жизни накладывал ограничения и на близких, которые не были к этому готовы. На территории Храма ему выделили небольшую келью, где он жил и молился.
   Возрастные болезни давали о себе знать. Особенно мучило, когда к непогоде начинали противно поднывать кости, отвлекая от службы, но Батюшка не сдавался и продолжал всего себя отдавать пастве вверенного ему Храма.
   Его любили. К нему шли. Особенно женщины. Не только потому, что их всегда больше среди верующих. Такому человеку было легче исповедаться, как врачу, который по долгу бывшей медицинской практики понимал многие женские грехи в виде уныния одиночества, чувств к женатым мужчинам и следующих за этим абортов.
   С годами его Вера крепла, и уже не раз посещала мысль оставить суетный мир ради монашества. Но терзали сомнения.
   Он решил посоветоваться с ней… Странной одинокой женщиной, тоже доктором, которая редко приходила на исповедь, вечно «шагала не в ногу» с верующими, искренно каялась ему в этом, но снова отделялась от «стада». Он видел в ней творческий потенциал, не позволяющий «быть, как все», и радостно наблюдал, как его молитвенное усердие за нее все более реализуется ею в литературной среде, как она все увереннее пишет, мило впадая в крайности, удивляя нестандартностью мышления, одной своей частью покоряясь воле Бога, отчаянно бунтуя другой. В их отношениях присутствовал свет, словно от только что потушенной церковной свечи – свет, перешедший в иную ипостась невидимой молитвы. Он знал, что эта женщина, как никто чувствует его. Но он так и не решился поговорить с ней о возможном монашестве…

2 часть
Сборы

   В солнечной Греции существует удивительное место известное, как Сад Девы Марии, аналогов которому в мире нет. Богородица и Иоанн Богослов на пути в Кипр были сбиты с курса бурей и высадились на Афоне. Очарованная красотой места, Мария попросила его в подарок, и Ее желание было исполнено.
   Афон – святая гора на полуострове, на котором около 1200 лет живут монахи и те, кто остался там, проживая без денег, без документов, во имя молитв за человечество. Все это время на полуостров не ступала нога женщины и животных женского пола. Им категорически не разрешается даже приближаться к берегу ближе, чем на 500 метров. Считается, что последняя женщина, посетившая полуостров, была сама Мария, которая находится там постоянно. Правило принято, чтобы не создавать искушения живущим там. Исключение сделано только для кошек ради борьбы с огромной популяцией крыс и мышей.

    Батюшка много лет мечтал посетить Афон – настоящее монашеское государство. Планируя очередной отпуск, он, наконец, получил специальное разрешение, известное как диамонитирион, и отправился в путь. Не покидала сокровенная мысль оглядеться, чтобы еще раз, уже на месте принять решение о посвящении себя добровольному постригу, обретении нового молитвенного дома.
   Заранее изучив особенности данного места, повинуясь высокому долгу врача, батюшка собрал полноценную аптечку, максимально соответствующую возможным неприятностям. А их в незнакомой местности могло быть немало! Она заняла много места, пришлось выложить личные вещи, но сожаления это не вызвало. Он был уверен, что все делает правильно.

3 часть
Встреча

   Полуостров с первой минуты поражал духовной благодатью и живописными видами. Перемещение от одного монастыря до другого было затруднительно из-за отсутствия дорог, скалистой местности и множества ядовитых змей, послушных только молитве – одно из местных чудес. Молящихся монахов, идущих от монастыря к монастырю по дикой местности, змеи не трогали. Рассказывали, что один из приезжих решил испытать ядовитое чудо и начал посохом обижать змею. Когда он ткнул ее в третий раз, она все-таки укусила его.
   Ночью оставаться вне стен монастырей, многие из которых вечерами наглухо запирали ворота и более никого не впускали, было опасно. Если не успел, – ничего не поделаешь, – молись и уповай на Бога.
 
   Больших денег на поездку в специальном внедорожнике не было. Батюшка еще дома составил маршрут, взял обязательный для этих дорог посох и пошел пешком к выбранному монастырю, полагаясь на крепость веры и силу молитвы. Путь оказался сложнее, чем он думал. Бесконечные горные подъемы и спуски выматывали, стояла невыносимая жара. Вода быстро кончилась, он заблудился, черная ряса затвердела от пота, голова кружилась, слова молитвы путались.
   Он сел на землю и достал аптечку, чтобы привести себя в чувство парами нашатырного спирта, благословляя свою предусмотрительность.
   Послышался тихий шорох, как если бы подол рясы задел за камушек на тропе. Батюшка с трудом поднял глаза от флакончика и замер. Перед ним стоял согбенный человек в накинутом на голову капюшоне, почти полностью скрывающем лицо. Он опирался на толстую сучковатую палку. Бросилось в глаза, насколько она была гладкой и блестящей, отполированная прикосновениями ладони во время длительных странствий.
   – Много надо пройти дорог, чтобы посох стал таким, – отстраненно подумалось Батюшке. – Сколько лет он служит своему хозяину?
   Ответ появился в голове, но это была такая цифра, в которую невозможно было поверить. Несколько столетий? Наверное, это ошибка. В отличие от него самого, странник выглядел бодрым. Лежащая на посохе сухонькая рука, – кожа да кости, – была обвита черно-синими венами, одна из которых пульсировала. Другая рука приподнялась, указывая ему нужное направление пути, а потом указательный палец с обломленным ногтем ткнул в аптечку:
   – Оставь ее здесь, – послышался тихий шепот, похожий на шелест листвы.
   Так и не открыв пузырек с нашатырем, Батюшка поспешил выполнить указание. Сердце билось так сильно, а потрясение было столь велико, что он почувствовал себя лучше. Встретить на здешней незнакомой дороге опытного спутника – большая удача! Наскоро завязав аптечку, он поставил ее прямо на дорогу, чтобы любой нуждающийся не смог пройти мимо: увидел или даже запнулся об узелок, если впал в полуобморочное состояние, похожее на его собственное.
   Подняв голову от опустевшего рюкзака, он удивился: на тропе никого не было. Показалось?
   Батюшка поднял небольшой камешек. Он точно видел, как возле него стоял незнакомец, и ряса касалась его подолом! Значит кому-то будут нужнее лекарства, привезенные им из далекой России. Он прижал камень к губам и вдруг заплакал от переполнившего чувства встречи с неведомым Старцем, вероятно, Святым, удостоившего его чудесным появлением…
   Следовало продолжить путь, чтобы до темноты дойти туда, где возможен ночлег. Он вернул камешек на то же место и с усилием поднялся.
      
Часть 4
Райский уголок

   Дорога становилась все труднее. Из-за перепадов высоты на своем пути Батюшка уже не мог определить, насколько высоко над уровнем моря находится. Усталость была такой, что поневоле возникал вопрос: зачем он затеял все это? Откуда взялось столько самоуверенности в личной угодности Богу, что с ним ничего плохого не случится? Если он упадет прямо тут, на безлюдной тропе, его мумию обнаружат через несколько дней или лет. Он сам выбрал себе смерть или она предписана ему Богом?

   В традициях Афона смерть на Святой Горе почитается неким высшим признанием праведности покойного, едва ли не наградой Небес, обеспечивающей ему непременное спасение души. Афонский иеромонах Гавриил говорил: «Какая это радость умереть на Афоне! Здесь Сама Божья Матерь встречает после смерти монахов, потом проводит душу усопших через мытарства от Земли до Неба...»

   Но Батюшка еще не был готов к смерти: а как же те люди в родном городке, разве он стал им не нужен? Люди… Не этот ли ответ на сокровенный вопрос он ищет здесь?
   Ноги заплетались. Усилием воли он ускорял шаг, но видел, что почти не двигается с места.
   Чудо(?) или искушение(?) для погибающего от зноя человека не заставили себя ждать. Теряя сознание, он раздвинул заросли, сделал шаг и упал… на крохотный пляж.
   Море! Вода!

   Купание на полуострове категорически запрещено, оно считается развлечением для тех, кто посвятил себя великому служению. И опасно. В воде обитают огромные колонии морских ежей, чьи воткнувшиеся в тело иглы, как занозы, вызывают мучительное местное воспаление. Их яд не может убить человека, слишком его мало, но способен вызвать анафилактический шок, ведущий к смертельному исходу, а «скорой помощи» на полуострове нет, только крохотный госпиталь, до которого сложно добраться так же, как и до любого другого места.

   Окруженный густой растительностью райский уголок был полностью необитаем. Никаких опасных иглокожих в воде и пресмыкающихся существ на земле не было видно. Желтый песок переливался на солнце вкрапленными стразами слюды, голубая поверхность лагуны Эгейского моря показывала ровное дно, неторопливо уходящее в глубину. Казалось, место было специально создано Богом для чего-то таинственного и прекрасного.
   И Батюшка решил нарушить запрет, прочитав молитву, испросив разрешения и убедив себя, что это будет только гигиеническая процедура, вызванная крайней необходимостью во избежание теплового удара.
   Не раздеваясь, он на четвереньках подполз к воде. Она приняла его в ласковые ладони, словно мать, немедленно принеся облегчение. Выйдя, почувствовал: не один... Страха не ощущалось, только детский интерес, кто это может быть? Может, Старец с гладким посохом? Чувство, что за ним наблюдают не покидало до тех пор, пока он с сожалением не покинул удивительное место.
   Перекрестившись, с новыми силами и воодушевлением продолжил путь, скоро наткнулся на тропинку, приведшую в нужное место.

Часть 5
Послушание

   Первым, кто его встретил, был сердитый монах, говоривший на чужом языке, но каждое слово было понятным, словно в голове находился невидимый переводчик.
   – Разве не знаешь, что входить в воду нельзя?! Там, где ты был, особенно! Это место, где купается сама Пресвятая Богородица! Взгляни на облако над горой! Она была там во время твоего купания. Безмерной милостью простила тебя и исцелила от суставной хвори в связи с предстоящей особой миссией. Однако, за факт нарушения на тебя будет наложена епитимия: помощь в строительстве.
   Значит на него смотрела Пресвятая Дева! Самого сердитого монаха на удивительном пляже быть не могло, поскольку, как выяснилось позже, он несколько десятков лет не покидал родной монастырь.

   Истинное служение и вера удостаивали некоторых монахов особого испытания: у них открывались внутренние очи, показывались судьбы государств и народов... Такие люди видели события вне места и времени. Сам Батюшка, то ли после купания, то ли по Божьему промыслу, удостоился временной благодати: он понимал все, что ему говорили на чужих языках. Дар оставался с ним до тех пор, пока он находился на святой земле, изредка проявляясь после.

   Его проводили в крохотную келью, но он отказался от отдыха и решил приступить к работе, потому что чувствовал небывалый прилив сил, как будто только что встал с кровати. Остаток дня нужно было перетаскивать бревна. Первая же попытка закончилась неудачей. Не удавалось приподнять даже один конец. Проходящий мимо монах покачал головой и сказал:
   – Плохо молишься, брат, грехи твои тяжелы, – перекрестился, поднял бревно на плечо и отнес в нужное место. А после и другие проходящие мимо монахи помогали перемещать бревна. Многое открылось Батюшке в то время, воочию увидел силу молитвы, истинность Веры, подвиг отказа от мира. Узрел свою гордыню. До самоотречения и отказа от мирского было далеко.
   Вернулся в отведенную келью после заката солнца, потрясенный трудолюбием и выносливостью братии. Сел на кровать и обнаружил себя только утром в той же позе.
   Через несколько дней во время трапезы братии стало известно, что на пути к монастырю местный монах получил серьезные травмы, упав с небольшого обрыва, ему было совсем худо, но, к превеликой радости, после молитвы, прямо на дороге обнаружилось чудо – настоящая аптечка, которая помогла остановить кровотечение, спасла ему жизнь.
   Несколько отведенных дней прошли в иной реальности, во всем Батюшка находил Его Волю, которую в миру среди суеты трудно заметить. И снова ему хотелось остаться здесь навсегда. Труд при монастыре тяжел, но чувство живого близкого Бога было более чем бесценно.

   Желание остаться на Афоне возникает у многих людей, жаждущих монашеской жизни. Афон влечет русского человека иной высотой. И хочет он покориться той высоте и остаться тут навсегда. Святая Гора Афон сначала кажется монашеским «раем на Земле». Божия Матерь идет навстречу и оставляет подвижника на своей Горе, в своем Саду – на Святом Афоне. Проходит несколько светлых, радостных, чудесных лет… Потом, как известно, по благому Промыслу Божьему, «призывающая» Благодать оставляет человека, чтобы он показал, какие добрые «растения» выросли в душе за это время, как очистилась сокровенная «почва», какие благие привычки приобрелись, каково рвение к духовной жизни, сильна ли решимость к богоугождению… И вот, «духовное опьянение» в прошлом, человек трезво видит свои возможности, свою меру. Но кому-то выпадает Промысел более скорого постижения своего истинного предназначения.
      
Часть 6
Костница

   В одну из редких свободных минут Батюшка посетил Оссуарий – костехранилище или костницу. Строение напоминало часовню и находилось неподалеку, вне стен монастыря.

   Афонские костницы не запираются. Любой насельник в любое время может войти туда и в уединении поразмышлять над бренностью бытия. Глядя в пустые глазницы братьев, которых он знал еще живыми или которые почили века назад, вряд ли кто из монахов не представлял себе, что и его честная глава когда-нибудь встанет на полку в ряд с другими черепами, а кости будут уложены сверху на горку костей прежде почивших.
   Афонские монахи верят, что по состоянию останков человека можно судить о его загробной участи. Когда афонский монах умирает, его тело не обмывают и не переодевают. Тело покойного даже не переоблачается в чистое белье – монаха хоронят в том же исподнем, которое он, может быть, не менял месяцами. Гигиена в мирском ее понимании почитается монашествующими отнюдь не душеполезным влечением человеческой природы, сродни, к примеру, лакомству. Считается, что каждый предстает перед Богом в том виде, в котором его призвал Господь. Покойного монаха лишь накрывают сверху его черной монашеской мантией, которую потом зашивают, делая как бы погребальный кокон. После этого тело кладут в неглубокую могилу. Хоронят на Афоне, как правило, в самый день смерти и без гроба. Это делается, чтобы ничто не мешало телу поскорее «уйти в землю», превратиться в прах земной.
   В афонских монастырях, даже самых древних, нет обширных монашеских кладбищ. Первая причина: крайне каменистая почва. Вторая: останки покойного находятся в могиле всего три года. По истечении этого срока могила раскапывается братией. И если в ней лежат только кости, а плоть полностью истлела, то согласно афонскому поверью душа покойного принята Богом. Если же имеется еще не истлевшая плоть, то тело вновь закапывается и молитвы братии об умершем монахе усиливаются. Останки потом осматриваются ежегодно – до тех пор, пока кости не очистятся от плоти.
   Но не всегда так происходит. В Ватопедском монастыре есть рука давно умершего монаха, которая уже в течение веков пребывает в ужасающем, полуистлевшем состоянии. Монах, хозяин этой руки, совершил большой грех – ударил икону.
   Если после разрытия могилы, обретаются чистые кости, без остатков плоти, их омывают в благовонном масле или в воде с вином, а затем складывают в костнице. Черепа обычно помещают отдельно. На каждом из них рисуется крест, а также имя покойного. Костница является местом, которое напоминает монахам о бренности бытия, о том, что не надо прикипать душой к материальному, ведь все в мире временно. Вечен лишь Бог, и только Он может дать человеческой душе настоящее счастье.

   Войдя в костницу Батюшка увидел надпись: «Мы были такие, как вы, а вы будете такими, как мы» и поразился новому внутреннему чувству. В городе отпевание вызывало в его душе переживание, смешанное с горечью потери. Здесь же не было даже намека на горе. Есть, о чем призадуматься... Бояться смерти, значит бояться того, чего не существует. Глазницы черепов были живыми. Он тихо заговорил с ними и понял, что услышан. «Переводчик» в голове мгновенно создавал полную картину в ответ на все, о чем он хотел спросить. Батюшка словно оказывался в центре события, видя прошлое и будущее одновременно. Помимо Знания присутствовали цвета, запахи, звуки, тактильные ощущения. Образы были полновесными, но не утомительными. Способ восприятия казался естественным и даже привычным, будто он и раньше когда-то мыслил именно так. Но чтобы рассказать хоть часть полученной информации, ее следовало облечь в слова, которые не могли передать и сотой части того, что он воспринял.

Часть 7
Карули

   Находясь в Оссуарии Батюшка узнал, что ему будет разрешено посетить Карули. Об этом можно было только мечтать.

   Монастырь Карули (или Карулья) – одно из самых аскетических и опасных мест из-за своей труднодоступности. Находятся он на южной скалистой оконечности Афонского полуострова, на крутых и пустынных скалах, на высоте около 75 метров над уровнем моря, где передвигаться можно лишь при помощи канатов и цепей. Отсюда и название «Карулья» (с греч. катушки, канаты, цепи). При их помощи монахи передвигаются скальными тропами и поднимают провизию. Насельники живут в келиях (всего 12 келий, построенных преимущественно в 17 веке) и даже пещерах. В этом регионе находится несколько скитов, в которых живут православные монахи. Всего их насчитывают около двух тысяч, однако в самом ските Карули сегодня живет только десять человек. Территория эта и расположенные здесь келии принадлежат Великой Лавре.
   Есть и особая часть карули – «внутренние», или «ужасные» «катушки». Попасть на них получится после спуска по цепям и лестницам примерно на сто метров по ущелью. А потом еще столько же по скалам отвесным. Случалось, монахи падали вниз, и иногда Божиим произволением оставались невредимы.
   Климатические условия здесь тоже самые суровые – летом температура поднимается до 50 градусов, зимой же дует ледяной морской ветер. Иногда в жару бывают проблемы с водой, но монахи здесь надеются только на Бога. В засуху набирают дождевую воду, даже ловят рыбу со скал. Те, кто выбрал жизнь в пещерах, живут почти в полной изоляции, мало соприкасаясь с привычным нам миром.
   Добраться в эти скиты и пещеры так сложно, что монахи почти никогда никого не видят. Чтобы не умереть от голода, они получают минимум еды и воды с помощью системы тросов, расположенной в десятках метрах над водой. Раньше, чтобы не разбиться на крутом отвесном склоне, при спуске и поднимании в кельи монахи обвязывали себя цепями и веревками в качестве страховки. Сегодня существуют почти отвесные ступеньки, сделанные из дерева, которые хоть и являются достаточно опасными, но все же существенно облегчают доступ к скиту.   
   Несмотря на это, некоторые монахи сознательно не пользуются возможностью спуститься вниз, а некоторые не могут это сделать в виду плохого состояния здоровья. Так, например, отец Арсениос вот уже 64 года не покидал скит, и сейчас уже вряд ли его покинет из-за того, что здоровье не позволяет ему воспользоваться крутыми ступенями.
   Один из подвижников благочестия – Стефан Карульский. Он, как и другие монахи того места, никогда не мылся, при этом от него исходило благоухание. Голос его из баса превратился в тоненький, ангельский. Питался в основном сухой вермишелью, которую ел, вытаскивая из своих карманов, и кормил ею птиц. На Благовещение он устраивал себе праздник – спускал в море сеточку со скалы и говорил:
   – Божия Матушка, пошли мне рыбку!
   И тут же получал просимое.
   И сегодня карули не пусты. Как и раньше, там живут аскеты, отказавшиеся от мира, выбравшие самые непростые условия для того, чтобы стать ближе к Богу.

Часть 8
Келия над пропастью

   Батюшке и правда разрешили провести некоторое время в одной из келий на скале, если он доберется до нее, и выполнить особое поручение.
   Путь до нужного места был невозможен для обычного человека. Подъем и спуск на скалу мог занять больше времени, чем предполагалось, еще и потому, что Батюшка элементарно боялся высоты. Но слишком велико было его желание хоть на короткое время войти в святая святых Афона и познать отрешение от мира.
   Когда-то в юные годы он всерьез увлекался легкой атлетикой. Его худенькое тело для пятидесяти лет по-прежнему было в относительно неплохой физической форме. Исцеленные Богородицей ревматические хвори больше не мешали. Но страх…
   Бог поможет! Батюшка обвязался страховочными веревками и начал спуск по ущелью. Когда не на что было опереться на отвесном склоне он, не глядя, ставил ногу на… «молитву» и появлялся крохотный выступ или расщелина для нового шага. Иногда он зависал над бездной, но страх заменила безграничная радость Веры. Он стал готов даже к падению, если на то будет Божия Воля. О том, каким окажется обратный путь, если он захочет покинуть скит, лучше было не думать. Семь потов и минус несколько килограммов и без того худого тела…
   Крохотная келия впустила его в проем без двери. Площадки перед ней никакой не было, сразу начинался обрыв. Пришлось подтягиваться на руках, держась за подобие порожка, и вползать на животе, одновременно совершая молитвенные поклоны.
   Это нельзя было назвать жильем в обычном понимании. К маленькой площадке на скале, размером в несколько шагов, было пристроено что-то, с трудом напоминающее стены. Кровать заменял каменный выступ. Валун служил подобием стола, а в маленькой нише стояли иконы и свечи. На полу лежали скудные снасти для ловли рыбы, корзина с остатками еды: старые сухари, наполовину выпитая емкость с водой, спички… Он вынул один сухарь и положил в сухой рот.
   Бог призвал к себе молитвенника, живущего здесь. Несколько месяцев корзины с провизией возвращались нетронутыми. Это означало либо строжайший обет отшельника, решившего обходиться только своими силами, либо его смерть. Пожилая братия не могла добраться туда, чтобы переместить мощи к месту упокоения. Нужен был паломник, удостоенный миссии – особой чести и высшей помощи.   
   В Оссуарии упокоенные монахи назвали Батюшке данное послушание. При этом, ему разрешалось остаться в том самом ските на любой срок, если он сам изберет данное усердие. Легкие останки усопшего в этом случае можно было спустить с помощью веревок, на которых поднимали провизию.
   И вот он здесь. Он не смел взглянуть на лежанку. С молитвой он подполз на коленях и бережно коснулся покрывальца. Из-под него выпала сухонькая рука, обвитая черно-синими венами и обломленным ногтем на указательном пальце…
   Мощи того самого Старца! Находясь Душой в ином мире, а мощами – в пещере над пропастью, Святой встретил его на тропинке и указал заблудившемуся путь. Теперь же Батюшка должен переместить его тело к месту захоронения. Посох лежал за телом у стены. Вряд ли он был необходим здесь, на маленькой площадке, где достаточно протянуть руку, чтобы достать до нужного предмета. Старец при жизни достиг Благодати и мог посещать любое место земли, где была нужна его помощь? Сколько дорог он исходил? – Дивен Бог во святых Своих!

Часть 9
Ночь на скале

   Келия продувалась всеми ветрами, какие можно было себе вообразить. Даже один день в таком месте был подвигом. Только истинно верующий человек, не от мира сего, мог здесь оставаться годами.
   Батюшка сел на порог, опустив ноги в пропасть. Перед ним лежала Вселенная Афона – море, небо и Бог. Здесь, на стертой границе между реальным и высшим мирами, он исчез как самостоятельное существо, превратившись в молитвенную тропинку между ними. И время исчезло. Было только огромное Солнце, в котором он видел сияющий Лик.
  Часть ночи он провел на полу, благоговейно оставив мощи на привычной Старцу постели. Нагретая за день скала медленно отдавала тепло. Батюшке снился сон, в котором странная женщина со слезами умоляла его вернуться. Она была там, внизу, где-то на дне пропасти, над которой он находился. За ней в молчаливой просьбе стояла вся паства его Храма, ожидающая молитвенных заступлений. Каждый из стоящих был родным. Как хорошо он мог бы молиться за них здесь, где можно душой коснуться самого Бога. Но неожиданно осознал, что хочет хоть иногда видеть странную женщину, отпускать ее небольшие грехи, хочет говорить с людьми, выслушивать их беды и любить каждого из них, перенося в них обретенный здесь Свет.

    Всякие пути спасения есть. Серафим Саровский сказал: «Кто прошел с молитвой по Канавке Богородицы в Дивеево тому все тут, и Афон, и Иерусалим, и Киево-Печорская лавра!» Для сердечной молитвы не важно время и место. Бог повсюду.

   Это была предпоследняя, разрешенная диамонитирионом, ночь.

Часть 10
Спуск

   Утром он принял решение. Спускать мощи почившего Старца с помощью веревок для поднятия провизии не решился. Этот способ не был надежен для столь важного дела. Иногда корзины переворачивались от ветра, мешки разрывались, задев о камни, содержимое опрокидывалось в бездну, и монахи оставались без провианта. Он обследовал рыболовные снасти, и решил, что они еще достаточно крепки и даже удобны для соединения двух тел.
   Батюшка бережно, словно малое дитя, запеленал останки в подобие покрывала, затем накрепко привязал сетями к спине и начал спуск. Он был твердо уверен, не в себе, нет, в Богоугодности Старца, которого нес. Его мощи совершенно точно должны были занять почетное место в костнице после трех положенных лет в могиле. Осиянный его святостью он бесстрашно раскачивался на цепях ради шага на новое место, зависал на руках, держась одними пальцами за каменные выступы. От мощей на спине шло особенное тепло. Старец словно прилип к нему, только сухонькая рука выпросталась из кокона, словно показывая направление движения.

Часть 11
Возвращение

   Батюшка вернулся домой.
   Странная женщина долго не приходила на службу. Когда пришла, встала на привычное место. А потом вместо исповеди тихо сказала:
   – Я видела Вас во сне. Вы стояли на высокой скале. У Вас были большие белые крылья. Как хорошо, что Вы вернулись…













Скрытые возможности

   Она сидела на переднем сиденье ночного трамвая, и её правая нога стояла на носке вывернутой пяткой кнаружи. Такая неестественная, несвойственная дамам поза ног... Красивая женщина, только измученная. Глубокая усталость выражалась именно в вывернутой пяточке и безразличии к ней.
   ...Хорошо бы спросить сколько времени. Не ответила. Скорее всего, даже не услышала. А если погромче?
   – Не подскажете, сколько на вселенских часах?
   – Какая разница? День или ночь – временной спирали пофиг.
   – На вид Вы вполне интеллигентная женщина.
   – Покончила с этим.
   – Сейчас полдесятого ужина. Голод вы тоже соизмеряете спиралью времени? А может, колесом фортуны?
   – Я несколько дней не чувствую голода.
   – Посмотрите на меня, милая. Вглядитесь. Теперь вы чувствуете не только голод.
   – Да. Я пойду с вами.
   – Конечно.
   Смерть подала ей руку и подтолкнула к худенькому мужчине, смотрящему в окно мечтательным взглядом.























Машуня

    Имена и герои почти вымышлены, любое совпадение – предлог подумать о своей жизни.

   В девятнадцать лет Машуня оставалась доверчива, как ребенок. И чего она поперлась работать на скорую помощь? А все потому, что мама уговорила ее выучиться на фельдшера.
   – Потом, – пообещала родная обманщица, – поступишь в театральный, как мечтала. Нужен трамплин для института, да и быть медиком в семье – милое дело! Если театр не прокормит, в медицине всегда найдется место! Заодно и себя вылечишь…
   Машуня была послушной девочкой. Искренняя, воспитанная шахтерским городком, где резали правду-матку в глаза, вся была, как на ладони, при этом артистическая натура выделяла ее из толпы обаянием и трогательной харизмой.
   Работу на скорой помощи в областной столице, в часе езды от родного дома, она выбрала сама, гордясь красным дипломом и свободным распределением. Московский институт был отложен, а со временем и вовсе позабыт. Между суточными дежурствами наведывалась к маме, как маленькая, скучая по дому.
   На скорой она влюбилась. В ночь выходили бравые студенты медицинского института, будущие главные врачи, никак не меньше. Худой Архип, – любитель интриг, – сложный, с зелеными глазами, пшеничными усами, сразу показался ей похожим на известного артиста, и она автоматически сделала перенос киношного благородства в реальную жизнь. В пересменку он виртуозно играл на старенькой гитаре, обитающей в комнате для среднего медперсонала, и пел романсы бархатным баритоном. Она обожала смотреть на тонкие пальцы, берущие аккорды. Архип казался частью творческой жизни, о которой она мечтала.
   Молодой человек ответил взаимностью. Однако, его симпатия вылилась в проблему. Будущий главный врач имел бесконечное пристрастие к инсинуациям и гордился этим. Он создавал целые сценарии с вовлечением коллег, друзей, прохожих. Заранее, во избежание осуждения, проводил иносказательную перестраховочную беседу с будущей жертвой, получая одобрение у ничего не понявшего лирического героя. «Я же предупреждал!» – фраза обычно служила завершением разыгранного представления и пострадавшему на это нечего было возразить.
   Теперь его целью оказалась беззащитная Машуня, готовая доказывать силу своего чувства и бесконечно прощать – условие негласно входило в одностороннюю проверку на предполагаемую семейную жизнь.
   – Ты, как декабристка, поехала бы за мной в Сибирь? – грустно вопрошал между ночными вызовами любимый. – А вот это смогла бы ради нас?..
   С каждым новым случаем Архип заходил все дальше. Его «Декамерон» был вынесен на широкую публику, как на театральную сцену, о которой все еще продолжала мечтать Машуня. Оставаясь безнаказанным, молодой повеса становился в выдумках все изощреннее и тоньше. Почти неограниченная власть придавала ему чувство значимости, пока периферийная золушка продолжала доказывать готовность к подвигам во имя любви, незаметно превращаясь в забаву для тирана. Она жила в своем мире, где люди рождались во имя добра и были честны друг с другом. Не так просто было этот мир покинуть и стать по-настоящему взрослой.
   В одно из совместных дежурств, Архип проговорился, что женат. Над Машуней словно разверзлись небеса, и грянул гром. Попытка разорвать отношения не привела к желанному результату. Совместная работа бередила сердечные раны. Видя охлаждение отношений и ослабление влияния, будущий специалист осторожно заговорил о своем разводе.
   Вскоре произошли события, вытеснившие Архипа на второй план.
   Машуню позвали к телефону в диспетчерскую. Незнакомый мужской голос приглашал на прием к врачу, сообщая, что данные ее медицинской карты автоматически переданы с предыдущего места жительства, и на следующий же день после суточного дежурства нужно прийти для получения справки от психиатра, затребованную местом ее работы.
   Маша разволновалась не на шутку. Ее история болезни, мягко говоря, была не совсем обычной. Даже совсем необычной! Что в ее детской медицинской карте было написано она не знала, но с ужасом могла предполагать.
   В детстве ее изредка посещали прозрачные люди в белых длинных одеждах, невесть откуда приходящие и уходящие в стену. Они молча говорили странные слова на незнакомых языках. Маша не понимала их, только кланялась тихонько и совсем не боялась. От них исходило приятное нежное тепло, которого ей очень не хватало. Ей даже хотелось уйти с ними куда-то в счастье или не отпускать хоть одного из них. Но как поймать? На ее протянутую ручку они улыбались и опять что-то молча говорили, и она сразу успокаивалась. Еще у нее были видения о трагических событиях знакомых и незнакомых людей, о чем она пыталась их предупредить. Кто-то верил ей, кто-то издевался. Об экстрасенсах и ясновидящих в то время знали немногие. Когда трагедия с человеком все-таки происходила, ее обвиняли в колдовстве, сглазах или сумасшествии. Маленькая Машуня стала бояться себя, научилась быть осторожной в высказываниях, и каждый раз стояла перед взрослым выбором: говорить или не говорить. И снова никак не могла удержаться, чтобы, не попытаться спасти соседа от инфаркта:
   – Дядя Саша, не пей водку, а то умрешь на охоте, не езди!
   – Да знаю я! – спешил он по ступенькам подъезда, поправляя патронташ. – Сердце-то побаливает, само за себя говорит. Это – в последний раз!
   – Это и будет в последний раз…
   – Машунька, двум смертям не бывать, а одной не миновать! Завтра добуду зайца, подарю тебе заячий хвостик, как обещал.
   – Я тебя люблю, останься, несколько еще дней проживешь!
   – Не, я собрался уже, мужики ждут. Вернусь, не каркай!
  Его труп принесли друзья-охотники на следующий день. Поверх него лежал окровавленный заяц с обещанным хвостом.
   …– Тетя Дуся, конфеты тебя погубят, не ешь их, совсем не ешь!
   – Еще чего, будет меня сопля учить! Всю жизнь конфеты сосу, не живу без сладкого! Будешь конфету?
   – Тетя Дуся, выброси! Какая радость от конфетки умирать?
   – А чего, сладкая смерть – не смерть от тяжелой болезни. Иди, играй в свою скакалку!
   Через неделю тетя Дуся умерла от удушья, болтая по телефону в местном доме культуры. Карамелька попала ей не в то горло.
   Когда страшно было сообщать о смерти словами, Маша начинала по-волчьи выть, пугая народ, детским умом полагая, что так оно, кому надо, понятно будет.
   Иногда ее дар использовали, подкарауливая на улице, задавая важные для себя вопросы, хитро обещая шоколадки, которые она терпеть не могла, потому что совсем не любила сладкое и любую человеческую еду. Голод гасила, посасывая собственный язык. Мама кормила ее то уговорами, то насильно. Машуня честно отвечала, как умела, толком не понимая, что именно она говорит. Когда поток людей начал увеличиваться, с этим пришлось бороться. Маша видела несчастья, от которых сама начинала болеть, лежала, как мертвая по нескольку часов. Маме пришлось назначить огромную цену за такой сеанс, и люди, негодуя, отстали, только плевали вслед ей и матери, считая, что их беда важнее жизни и здоровья самой Маши.
   На учете она не состояла. Но без успокоительных таблеток от прозрения к прозрению не обходилось. Каждое несчастье вводило ее в стресс, делало непоправимо виноватой. Препараты на какое-то время закрывали всевидящий глаз, и она становилась обычным ребенком. Врач определял ее видения, как фантазии на фоне переживаний от развода родителей и следствие богатого воображения.
   – Незачем творческому человеку вешать ярлык дебила на всю жизнь, – говаривал старый доктор на каждый такой случай, что-то записывая. – Сколько гениев психиатрия сгубила. Возможно, она – особенный талант, неизвестный науке, и всех нас еще удивит.
   Но вот сейчас ворошить прошлое было ни к чему. Если факты прорицательницы вылезли наружу, то справку от психиатра получить не удастся.
   К слову сказать, о своем личном будущем никаких видений у Маши не было. Настигшая любовь лучше всяких таблеток ставила блок на реальность и награждала радужными надеждами.
   После телефонного звонка она, расстроенная, столкнулась с Архипом, вышедшим из комнаты врачей, где стоял телефон для сотрудников. Он что-то пробормотал ей вслед про очередную шутку, но Маша не обратила внимания.
   После смены, наутро она посетила указанный адрес. Оказалось, психиатр был выездной и вел временный прием в местной гинекологии. Облегчал, так сказать, коллегам со скорой помощи получение справок. Красивый молодой человек вызывал доверие и просил ничего не таить из прошлого, чтобы не иметь больше никаких проблем. Справку не дал, а выписал направление в приемный покой психоневрологического диспансера, где еще раз все уточнят и дадут нужный документ. Только надо ехать немедленно.
   В приемном покое психушки долго разбирались с нелепым направлением, выписанным не на бланке, а на рецепте врача-гинеколога, задавали вопросы о странном акушере-психиатре, но Маша так устала после суток, что ничего толком не могла объяснить. Помимо прочего, она рассеянно посмотрела на дежурного врача и сказала:
   – У вас скоро ребенок родится.
   – Я – беременный? – ухватился он за ниточку.
   – Мальчик. Хочет быть Севой. По-другому не называйте.
   Ее тут же положили. Начались дни страшного бреда. Она помнила, что ей проводили странные процедуры, заставляли пить препараты, от которых было совсем плохо, она не могла шевелиться, даже дышать. Лечили электрическим током такой силы, что глаза лезли из орбит, поэтому их завязывали особенным образом, а ее намертво привязывали к столу. У нее снова начались видения, только страшные, касающиеся ее самой. Сквозь затуманенное сознание она понимала, что надо выбираться.
   Наверное, ее все-таки выписали, потому что очнулась она дома. Мама жарила любимые котлетки, а Машуне, как после рабочих суток, все время хотелось спать. Она даже решила, что приехала домой после смены повидаться. Больница стерлась из ее памяти, как карандашный рисунок ластиком.
   На самом деле, мама чудом нашла ее в психиатрической лечебнице две недели спустя после госпитализации, почти потеряв надежду. Маша как сквозь землю провалилась. Никто не мог подсказать, дать нужной информации. Архип тоже молчал. Найдя, мать просто выкрала дочь из больницы при посещении, прекрасно зная, что никакого психического заболевания нет, и активно начала искать концы, приведшие ее ребенка в такое страшное место. Расследование завертелось.
   Машуня, как обычно, вышла на работу. Ей сочувствовали, спрашивали, где она пропадала столько времени, даже оформили отпуск за свой счет, поскольку больничного не было.
   Странное дело, Маша так свято верила в порядочность врачей, в том числе и будущих, что не могла допустить даже мысль об очередной проделке Архипа. Но это было именно так. На злополучном дежурстве он сделал звонок-приглашение из комнаты отдыха врачей, приведя незнакомого Машуне сокурсника, который на следующее утро принял ее в гинекологии, где на тот момент их группа проходила практику. Направление выписал на рецепте отсутствующего гинеколога приемного покоя, чей кабинет не запирался.
   Дело дошло до облздрава и продолжало набирать обороты. Речь шла об исключении из мединститута Архипа с его сообщником, а также лишении дипломов врачей-психиатров стационара, подвергших пациентку с неустановленным диагнозом неоправданным методам воздействия.
   Вся надежда была на заступление перед правосудием самой Машуни, которая продолжала работать, как проклятая, обслуживая неимоверное количество вызовов, пытаясь забыть когда-то любимого человека. Она по-прежнему жила в стране, где люди честны и до последнего вздоха должны любить друг друга.
   Архип заметался. Впервые блистательный спектакль, вместо триумфа, привел к катастрофе всего, что было получено им от жизни. Тогда на дежурстве, в присутствии коллектива, было сделано предложение руки и сердца. Стоя на костлявом колене, он целовал Маше руку и уверял в серьезности намерений, обещая, что больше никогда не подвергнет испытаниям. Машуня растерялась. Она уже знала, что беременна на небольшом сроке, но рожать после сильных препаратов и процедур было рискованно. Все ее мысли были о ребенке, зачатого от предателя и садиста. И вот этот человек произносил слова, которые каждый день звучали в ее чудесной стране. Она дрогнула…
   Скандал не замяли, но наказание смягчили. Архип ушел в академический отпуск, чтобы через год вернуться в институт и закончить его. Психушку перетрясли «от чердака до подвала». Министерская комиссия из Москвы принимала специальные экзамены для подтверждения дипломов работающих в ней специалистов, начиная с медбратьев, заканчивая главным врачом, поскольку уволить весь персонал было невозможно. Сыпались выговоры, понижения в должностях и временные отстранения от работы.
   От ярлыка "псехичной" Машуню спас мальчик Сева, который действительно приготовился родиться в семье доктора приемного покоя. Срок беременности на момент пророчества был настолько мал, что о ней не подозревала даже будущая мать. Семья на тот момент отчаялась зачать ребенка, хотя диагноз бесплодия не был выставлен. Возможно, маленький Сева ждал именно этой минуты. После того, как УЗИ подтвердило мужской пол ребенка, как и старый врач из Машиного детства, будущий отец-психиатр произнес:
   – Она нас еще удивит... – и снял свой предварительный диагноз – дело небывалое для всегда правой психиатрии.
   Замуж Машуня не пошла. От стресса и напряженной выездной работы беременность самостоятельно прервалась, не слишком болезненно и без последствий. Архип настаивал на свадьбе до тех пор, пока у него все не уладилось. Он все-таки развелся. Вернее, его первая жена сама ушла, узнав о безнравственном поведении супруга.
   Желая отомстить перед своим распределением в родной город, Архип женился, назло Машуне, на девочке фельдшере, только что пришедшей после учебы на скорую помощь и тоже верящую в свою солнечную страну. Она не поверила ничьим рассказам и предупреждениям. Через год он бросил ее с ребенком, заявив, что всегда по-настоящему любил и будет любить только одну женщину, простившую ему поступок, который не смог бы простить даже он сам. – Но и это заявление, скорее всего, было очередным фарсом.
   Он еще несколько раз был женат, в каждой семье оставляя по ребенку. Через много лет, в составе делегации по обмену опытом, Машуня приехала в его городок. Он служил рентгенологом в местной больничке, его характеризовали, как талантливого диагноста. Был все так же худ, зеленоглаз, только усы поседели.
   Машу он не узнал.















































Кнопка утешения любовью

   Человек часто любит не другого человека, а чувство. Свое или чужое.
   Когда была совсем глупой и молодой, я откликалась на любовь ко мне. Как увидела в глазах, тут же ответно влюбилась. Никакие характеристики партнера значения не имели, так сильно я нуждалась в любви, недолюбленная в детстве.
   Постарше я влюблялась в более надёжное и понятное – в собственное чувство. Кандидат, как и прежде, был более, чем условен: встретила кого-то, относительно подходящего, нажала внутри кнопочку и сразу начинался взрастающий процесс счастливых ощущений.
   Теперь никого не могу полюбить, потому что смотрю в личность и не нахожу родственного. Вот он, опыт, прекрасный и ужасный. Важен стал именно человек. Повзрослела и потребность в настоящем чувстве. Более того, взаимном. А раньше-то было как просто!
   Где там у меня такая кнопка была? Утешения любовью... А рассосалась.





























Четвертая смерть

   Однажды меня поставили в бригаду с молодым реаниматологом, не так давно пришедшим на скорую помощь. Двухметровый Паша показался мне, маленькой женщине, скалой. Его энтузиазм подкупал. Он еще не устал от человеческой боли, не выгорел профессионально и, что называется, "водой дышать мог".
   На скорой вместо субординации, как нигде в медицине, развито "чувство локтя". Люди, работающие бок о бок в непростых условиях, относятся к коллегам по-братски и называют друг друга по имени. При первом же знакомстве Паша доверительно сообщил мне:
   – Я по призванию пришел в медицину. Мне нравятся сложные вызовы, чтобы кровищи было по колено, чтобы травмы, несовместимые с жизнью, кардиальные смерти... Я люблю учиться и разбираю каждый случай. Могу труп к жизни вернуть. Не веришь? Могу. Врач – это бог! А я мечтаю быть богом!
   Все знали, что на каждом вызове, вместо того, чтобы скорее доставить больного в больницу, где больше умелых рук, где есть необходимая аппаратура, анализы для уточнения диагнозов, молодой специалист сам оказывал развернутый комплекс мероприятий. Мероприятий, рекомендованных для реанимационной палаты. Ему удавалось невозможное, поскольку существует "правило первого часа": чем раньше и в более полном объеме оказана медицинская помощь, тем вероятнее положительный результат с наименьшими осложнениями для пострадавшего. Жаль только, что ему часто не хватало рук и опыта. Но Паша выкладывался сам и заставлял выкладываться своих помощников. С ним никто не мог работать, к концу таких суток спасать нужно было саму бригаду. Поэтому ему подбросили в помощники меня, не ведающую какое нечеловеческое напряжение в течение смены меня ждет.
   Каждый вызов отпечатался в моей фельдшерской практике, как подвиг. Но один случай оказался особенным со всех точек зрения.
   Повод к вызову был "без сознания". Мы получили его по рации, оказавшись довольно близко к нужному адресу.
   Молодой мужчина, лет сорока, лежал на полу с нитевидным пульсом и поверхностным дыханием. Мы успели получить доступ к вене и начать медикаментозную терапию, как вдруг он выдал нам первую клиническую смерть. Во время оказания помощи и транспортировки он еще дважды входил в это состояние, но Паша твердо верил в себя и в меня. Мы влили в него вообще все, что у нас было, произвели все возможные в наших условиях медицинские манипуляции, вплоть до интубации трахеи, дефибрилляции и таки довезли пациента до приемного покоя в стабильном состоянии. Водитель по рации связался со стационаром и нас во всеоружии встретили реаниматологи, немедля включившиеся в работу. И тут случилась непредвиденная четвертая клиническая смерть, из которой пациент не вышел, не смотря на усилия целой бригады.
   Паша остался подписывать документы, а я побрела прибирать машину, в которой некуда было ступить от баллонов с кислородом, масок, упаковок одноразового инструментария, спиртовых салфеток... Не хватало только "кровищи по колено", как любил выражаться Паша.
   Стояло жаркое лето. Во время зноя машины скорой помощи превращаются в "сковородку". Открыв дверь в салон, где мы работали, я сразу почуяла неладное: внутри было холодно! Настолько, что продирал противный озноб. Когда работали, не замечали, с нас пот градом катился.   
   Подошел Павел. Долго молчал.
   – Это была Смерть. Она стояла рядом, пока мы работали. От нее – мороз. Почему она трижды позволяла возвращать, а на четвертый раз все-таки забрала? Может быть, ради повышения нашего профессионализма?
   Мы, растерянные, стояли перед раскрытым настежь салоном, который так и не хотел согреваться, пока мой двухметровый друг не произнес:
   – Знаешь, я, кажется, поверил в Бога...
   Паша очень скоро отказался от меня, как от помощника, не имеющего должной физической силы для носилочных транспортировок. Потом он совсем перешел в реанимационное отделение, а через несколько лет стал его заведующим.
   Я больше не виделась с ним, но знаю наверняка, что он навсегда стал правой рукой Господа.



















Психологические сказки









Муравьиная Вечность
Психологическая сказка о почти невозможном

   Жил-был Муравей. Обычный, вроде. Но с мозгами у него было не все в порядке. Хотел Муравей жить вечно. Совсем никогдашеньки не умирать. Понятное дело, на разных этапах взросления все этого хотят, но потом-то понимают, что лучше данность принять или постараться об этом не думать.
   Муравей же навязчивую идею выбросить из головы не мог. Возможно, у муравьев тоже бывают психические заболевания, кто ж их знает?
   Начал он думать, как бы ему природу смерти побороть? Такой вот Муравей-Царевич-Дурачок оказался.
   Первое, что он понял: надо стать не как те, кто априори согласился помереть. Но как? Наверное, надо покинуть сообщество добровольных смертников, а дальше – по ситуации. Взял и решился: открыл норочку родного муравейника и налегке вышел в большой мир.
   Долго ли, коротко ли он шел дремучими травами... Роса его поила, земля-матушка кормила, но он все так же оставался обычным муравьем. Ничего, способствующего мечте, в пути не происходило. Тогда от бессмысленности происходящего родилась идея залезть на дерево. Сказано – сделано! Залез он на верхушку огромной сосны! Она покачивалась, но Муравей крепко ухватился за самую верхнюю сосновую иглу, еще и брюшком к ней прижался, не заметив, что увяз в смоле. Внизу колыхалось море деревьев, а вверху голубело огромное небо.
   «Как там хорошо» – подумалось Муравью. – Наверняка секрет жизни находится где-то высоко!» – и тут же прыгнул будто бы вверх с надеждой на «авось» без всякой научной подоплеки и подстраховки. Что тут скажешь? – Муравей-Царевич-Дурачок! И люди, и муравьи – все одинаково безрассудные! Однако, за дурачками всегда присматривает мать-природа: смола сосны загустела от жаркого солнца, отчего Муравей повис вниз головой на растягивающейся смоляной нити. Он же легкий был, как перышко, и теперь трепыхался на ветру, словно недоопавший лист. Это вряд ли способствовало оздоровлению его психики и тоже не приблизило к бессмертию.   
   Пока болтался, ему зачем-то вспомнилось, что в муравейнике, который он покинул, осталась муравьиха, с которой его связывали теплые отношения. У них могла бы получиться дружная семья, но великие цели важнее!
   «Хорошо бы и ее сделать бессмертной, – подумалось Муравью. – Только она этого совсем не хотела. Глупая».
   Смоляная нить удлинялась, амплитуда раскачивания увеличивалась и, к вечеру Муравей так устал, что уснул прямо в воздухе, не заметив, как утих ветер, и он прилип к стволу, оказавшись в душистых смолах.
   Его сон длится тысячелетия. Миллионы поколений муравьев сменили друг друга, но он, – Муравей-Царевич-Дурачок, – действительно обрел свое сонное бессмертие в кусочке янтаря медового цвета, который я ношу на безымянном пальце в виде перстня восхитительной красоты.



Баба Яга и Война
Психологическая сказка о преображении

   Собралась бабка Яга на Войну. Ой, собралась! Сложила в вещмешок худенькие пожитки: ломоток хлебца, кусочек соленого сала с чесноком и желтый семенной огурец. Почему семенной? – Других не было. Да и этот случайно на болоте вырос, не пойми из чего. Бабка его долго на окне ради семечек держала, хотела огородик развести, да не успела, тут Война-то и нагрянула.
   Натянула бабка на правую ногу единственную дырявую калошу, левой ноге калоша была без надобности, поскольку левая была деревянная: смолоду как-то попала Яга намертво ногой в расщелину старого дуба, там ногу свою и оставила. Дуб после этого до самого неба вымахал, тоже колдовским стал и теперь повсюду за ней на этой ноге с помощью корней ходил. А ей пришлось из его же толстого сука приладить себе вместо ноги опору. Так и скакала на ней. Ничего, попривыкла. Ступа с метлой, опять же, выручали и другие волшебные штуки, типа ковров-самолетов, пока Иваны-Царевичи и -Дураки всю волшебную утварь не растащили. Кой-чего, однако, осталось. Это кой-чего бабка Яга тоже в свой рюкзачок сунула, предварительно уменьшив: авось пригодится!
   За ней, само собой, увязался ее дружище – черный котище-баюнище, по прозвищу Бандит. Яга поначалу на него, как на главного, хотела избушку на Курьих Ножках оставить, да куда там! Не захотел Бандит бабку одну на смертушку отпускать, вскочил ей на горбище, выпустил когтищи, не оторвать! Тут и Курьи Ножки под избушкой взбрыкнули: возьми, да возьми с собой, одни не останемся! Дверь – на запор, Ягу из дома не выпускают. Как тут быть? Кто ж на Войну, сидя в избе, ходит? Но делать нечего.
   – Ладно, – говорит Яга, – пошли все вместе. Авось и с вас какой-никакой толк будет!
   Пошли. Вернее, в избе поехали. Кое-как вылезли из родного болота и двинулись по лесу. Да вот беда! Изба, хоть и на Курьих Ногах, но уж больно неудобная для лесных троп. То о корень запнется, то за куст зацепится, того и гляди, на бревна рассыплется! Не дорога, а маета с охами, да вздохами!
   У кота морская болезнь началась, укачало беднягу, лежит под лавкой не воин, а одно недоразумение! На родном-то месте избушка к лесу то задом, то передом поворачивалась, не шастала по чащобе, не трясла домочадцев.
   А за избушкой тот самый дуб на бабкиной ноге и корнях ковыляет. Не военный поход, а целая демонстрация!
   Подумала баба Яга и говорит:
   – Вот что, ребятушки! Нам в кустах засада нужна. Будете резервной силой. А ежели чего, то и лазаретом, при надобности. Не расслабляйтесь. А я на разведку пойду. Когда понадобитесь, свистну. Тут уж не медлите.
   Спрятала избушку с Бандитом в кустах, дубу приказала их сверху ветками прикрыть, а сама с рюкзачком далее зашкандыбала. Ни ступу, ни метлу доставать не стала из соображений конспирации. Подумала: «Встречусь с Войной как простая бабуся, может хитростью смогу ее одолеть».
   А Война была не простая тетка, она пришла на волшебную землю, когда ей не хватило острых ощущений в других местах.
   «Волшебство – оно же такое загадочное, – сказала она себе. – Там меня точно ждет что-то невероятное!» И пришла вся такая окровавленная, ненасытная туда, где и без нее всегда проблем хватало.
   Видит Война, ей навстречу по тропинке что-то странное идет. Ей же в детстве сказок никто не читал, а без этого кого узнать можно? Это что-то и на человека совсем не похоже: нос кривой, горбатая, костлявая, вместо ноги сук, вместо одежки то ли ремки, то ли репьи, и такая дряхлая, да убогая, что жалко Войне стало незнакомое существо, хотя милосердные чувства были для ее психики просто губительны.   
   – Ну, здравствуй, красавица! – говорит баба Яга, а сама немного опешила. И есть от чего: ползет по земле какая-то черная-пречерная туча, то на чудище клыкастое станет похожа, то на бесформенную гору, то на самый затаенный страх. Уж чего только на своем веку бабка Яга не повидала, сама поколдовать любила, но такого бесконечного и многоликого зла не встречала.
   – Красавица, говоришь? – отвечает Война. – Зачем врешь?
   – Вру, конечно, – тут же призналась бабка. – Как не соврать при первой встрече?
   – А зачем?
   – А ты, что ли, всегда правду-матку режешь?
    – Не вру и правды не говорю. Мне это без надобности. Сразу убиваю. Вот, как сейчас, – и Война потянула к Яге туманное щупальце.
   – Ээээ, постой-погоди убивать. Ты ведь не за тем сюда в гости наведалась.
   – В гости? – удивилась Война, но щупальце назад втянула. – В какие такие гости?
   – Ну, как же? Я – хозяйка, значит, ты – гостья.
   – Ишь ты, никогда гостьей не была. Куда ни прихожу, свои законы устанавливаю, делаю что хочу.
   – Отсюда все твои беды. Гость соблюдает местные правила, оттого и домой уходит счастливый.
   – Нет у меня дома. А что такое счастливый?
   – Батюшки-светы! Ты не знаешь, что такое счастье?
   – А зачем оно мне?
   – У нас все свое счастье ищут, за ним ко мне приходят. Вот ты пришла, значит я, как Иванам-Царевичам-Дуракам, должна помочь тебе твое счастье найти. Работа у меня такая. Или съем.
   – Меня?
   – Тебя. Условие такое. В гостях свои правила, не забыла?
   – Ладно. Но если мне что-то не понравится, невзначай могу убить. Привычка такая, неожиданно убивать.
   – Тогда ни за что свое счастье не найдешь! А убить меня не так-то просто. Давным-давно меня друг Кощей бессмертию научил. Один раз. Безвозвратно. Теперь уж я старая стала, тошно жить, но деваться некуда.   
   – Ишь ты! – удивилась Война. – Как тут у вас все интересно запущено.
   – Но сначала я тебя накормить-напоить должна и к делу приладить.
   Достала Бабка Яга из котомки хлебушек с сальцем и подала спутнице:
   – Ешь.
   – Мне бы теплой кровушки, – захныкала Война.
   – Правила! – прикрикнула баба Яга и стукнула деревянной ногой оземь. На этом месте сразу родник забил. Зачерпнула она пригоршню живой воды, показала Войне как напиться. Склонилась та над источником, но только коснулась его, как родник стал алой кровью и сразу иссох. А Война хоть на немного, но светлее стала.
   Хмыкнула баба Яга и второй раз ударила деревянной ногой оземь, забил новый родник. На этот раз вода от ненависти Войны почернела и снова он иссох, унес в землю-матушку часть великого зла. А в теле Войны появились белые прожилки перемирий.
    В третий раз вызвала Яга живую воду. Забурлила, вскипела она, но на этот раз не исчезла. Припала Война к источнику и давай пить ненасытно, жадно, как раньше кровь людскую пила. Превращалась в ее теле вода в какую-то маслянистую жижу, вытекала в низину, где потом хорошую нефть нашли. Так Война почти вся просветлела.
   Потом она съела кусочек хлеба с чесночным сальцем и, вроде как, наелась, а сытая воевать расхотела, так понравилась ей простая еда. Чеснок, оно ж, известное дело, от зла лечит!
   Достала баба Яга из своего вещмешка заветный семенной огурчик и подала Войне:
   – Вот, сокровище тебе жертвую, от сердца мечту отрываю. Сади семена в землю. Чай, сроду ничему жизнь не дарила?
   – Не приходилось, – призналась взгрустнувшая Война. Чем чище она становилась, тем все больше ей хотелось плакать и жалеть о содеянном.
   Семена тут же взошли и потянули усики, ища опору для роста.
   Баба Яга свистнула один раз, призывая волшебный дуб. А он уж тут как тут!
   – Вот, – говорит дубу баба Яга. – Нашла я, наконец, дело для твоей дубовой жизни. Будешь огурцовые побеги поддерживать.
   Обрадовался дуб, протянул ветки, помог растению закрепится на своем стволе. Ростки обняли нового друга, вытянулись, сразу зацвели и высыпали на землю перед Войной целую гору свежих огурчиков.
   Попробовала она их и удивилась:
   – До чего вкусен урожай, самой выращенный! Ни с чем не сравнить! А какая радость дать жизнь новому существу! – и вдруг просветлела еще больше. В ее теле даже появились разноцветные искорки.
   – Так и есть, – ответила баба Яга. – Чем больше вложено усердия, тем сердцу дороже результат.
   Опять порылась баба Яга в котомке, вытащила волшебную флейту, пригодилась ведь, подала Войне.
   – Это что такое? – заинтересовалась та. – Похоже на ствол винтовки.
   – Это великая сила искусства. Музыкой называется. Подуй в дырочку!
   Надула Война серые щеки, дунула, флейта и заиграла. Нежные мелодии сменяли одна другую. Все заслушались, а музыка продолжала звучать, пока Война не разрыдалась от нахлынувших чувств. Со слезами ее окончательно покинули злобные краски.
   Баба Яга снова два раза свистнула. Прискакала к ним избушка на Курьих Ножках. На крыльце кот Бандит в лапах зеленку с бинтами держит. Было же сказано лазаретом стать: нате, пожалуйста!
   – Не-не, обошлось без кровопролития, – махнула рукой баба Яга. – Поехали все вместе домой!
   Забралась Война в избушку, влезла на печь, начал ей котище-баюнище свои колыбельные петь и мягкими лапками тучу ее массировать.
   – Чуешь ли, как хороши домашние радости в кругу семьи?
   – Ох, чую, – застонала от удовольствия Война. – Ох, чую! Как же не хочется с печи слезать, да во сыром окопе лежать. Все мои косточки от ревматизма ноют! Велики семейные ценности, нельзя их разрушать!
   Тут уж в ней совсем ничего плохого не осталось, ну, ни капельки! Лежит в избе хорошее такое чудо, которое больше не хочет никого убивать и мечтает стать садовником.
   – Ну, и ладно, – говорит баба Яга. – Сказку никто не может покинуть, пусть тебе наше болото родным домом станет. Превращай его в цветущий сад, разводи птичек, рыбок, охраняй зверье, выводи новые породы растений и животных. Работы много. Всем от этого польза будет. А теперь хорошо бы и мое счастье найти.
   – Это какое ж ты счастье себе хочешь? Счастливее тебя никого на белом свете не найти! Ты даже меня – Войну победила.
   – Помереть мечтаю, – вздохнула Яга. – Бессмертие надоело. А ты вместо меня оставайся. Избушку с котом тебе оставлю.
   – Ну, уж дудки! На-ка вот, подуй в дырочку! – только и ответила Война.
   На том и порешили.
   К слову сказать, не сразу у Войны добро получаться стало, убивать было легче, но она старалась. И на белом свете наступил долгожданный мир.
   Так бывает.
   Давай и мы с тобой посадим что-нибудь! И в дырочку флейты подуем. Обнимем своего врага, разделим чужое горе. Но сначала простим всех своих обидчиков! Тогда не с кем будет воевать, не из чего будет родиться новой Войне.



Пуделька-Акантастер

   Морскую звездочку звали Пуделька за длинные ворсинки, похожие на смешные космы. Она обожала колыхать ими в морской воде, забираясь на любимый подводный камень, и становилась похожа на веселую озорницу, какой, собственно, и была.
   Вместо глаз у нее имелись светочувствительные клетки, расположенные на пальчиках лучей. Когда ворсинки шевелились, в каждой такой клетке от счастья вспыхивали искорки-огонечки. Она была вся разноцветная с преобладанием розовых тонов и очень-очень милая.
   Живописное мелководье кораллового рифа в Тихом океане являлось ее домом, где она чувствовала себя в полной безопасности. Напрасно, однако. При огромном разнообразии морской флоры и фауны это было, как минимум, неосмотрительно.
   Однажды она влюбилась в неместного морского Ежа. Приняла его иголки за родственность душ. Глупышка, это ведь совсем другой вид морских животных, какая тут родственность? Но Ежа забросило течением с чужих берегов, он был загадочен и красив, от него исходила уверенность в завтрашнем дне для себя и своей избранницы. К тому же, он проявлял некую благосклонность к Пудельке, а именно: делился с ней едой, остающейся от других обитателей.
   Такое случилось впервые. Морские звезды обычно не влюбляются, потому что размножаются делением надвое. После разделения недостающие части тела отрастают. Зачем им любовь, если они и сами с усами? Но в данном случае, чувство не имело никакого здравого смысла. Оно просто появилось и все.
   Очень скоро счастливцев заприметила, обосновавшаяся здесь недавно, ехидна морского дна – безобразная Мурена, опасная и жестокая, вечно голодная и пожирающая все подряд. Еды для нее вокруг было предостаточно, возможно поэтому, она откладывала остренькую парочку на потом. Но настал момент, когда злыдня напала на влюбленных.
   Сжимая ножки, всасывая и выталкивая из них воду, Пуделька начала быстро двигаться, стараясь увернуться и отплыть на безопасное расстояние. Когда она оглянулась, то обнаружила только половину себя. Ежа нигде не было видно. Мурены тоже. Довольная обжора после охоты укрылась в нору под камнями, успев за мгновение разрушить чужое счастье.
    Прожив на земном шаре более четырехсот миллионов лет, вид морских звезд, к которому принадлежала Пуделька, приобрел невероятные механизмы выживания. Но лечить потерю любви ни одной морской звезде еще не приходилось. А Пудельке предстояло этому научиться. Плакать не получалось, слезы смешивались с морской водой, от этого становилось еще тяжелее. Еж погиб, поэтому она решила больше не возвращаться на камень, где по-детски была счастлива и поплыла подальше от злополучного места.
   После нескольких неудачных попыток нашлась подходящая расщелина, где она затаилась, регенерируя свое прекрасное сложное тело: кровеносную, дыхательную, половую, пищеварительную системы и удивительные нейронные клетки, оказавшиеся способными любить. Иногда ей казалось, что она не выживет, слишком большая часть тела отсутствовала, да и половина лучей тоже, но когда она вспоминала красавца Ежа, ей хотелось жить в память о любви, и регенерация продолжалась.
   Прошло несколько долгих месяцев. Наконец, из расщелины показалась большая темно-красная звезда, слабо напоминающая разноцветно-розовую Пудельку. Она полностью восстановила диск тела и недостающие щупальца. Ее нежные волоски, торчащие вверх, которыми она когда-то любила взмахивать, от страданий превратились в острые ядовитые шипы по всему телу. Даже имя претерпело изменения. Новое существо теперь называлось АКАНТАСТЕР, что в переводе означало Терновый Венец. Так она преобразилась в одно из самых красивейших и опасных животных океана. И все-таки, где-то глубоко внутри, на спасенном островке своего чувства, она оставалась прежней Пуделькой.
   Смерть Ежа не давала покоя. Обновленная нервная система сохранила и передала новым нейронным связям всю силу бессмысленной любви вместе с чувством безудержного горя. С этим надо было что-то делать. Она решила вернуться на место трагедии. Может быть ей удастся отыскать что-нибудь, что смогло бы облегчить страдания?
   Любимый камень лежал на том же месте. Только он стал меньше размером. «Наверное, течение источило его?» – решила Пуделька, не подумав, что выросла, и, как раньше, взобралась на него. Ее жесткие шипы больше не качались в такт течению, как мягкие детские ворсинки, тогда она смешно зашевелила кончиками лучей, взбаламучивая вокруг себя водяные вихри. А чего ж? Если ты не можешь вертеться вокруг земной оси, то пусть океан вращается вокруг тебя!
   Движение воды привлекло внимание местных обитателей. Из убежищ засверкали глаза соседей.
   «Интересно, Мурена еще жива?» – подумала Пуделька и сразу увидела ее прямо перед собой. Чудище явно ничего не опасалось и не спешило. Оно рассматривало Пудельку, прицеливаясь для неспешного броска, уверенное, что добыча никуда не денется. Мурена давно стала хозяйкой территории и установила свои бандитские законы. Ей никто не мог составить конкуренцию. Она охотилась на все живое и считала себя законной собственницей всего, что видит.
    У Пудельки не было ни зубов, ни челюсти для защиты, но перед ней находился враг, отнявший у нее самое дорогое, то самое – удивительное, что со временем могло бы послужить толчком к эволюции для развития новой ветви морских существ с высокоразвитой нервной системой, умеющей любить. Пуделька была ее первый образец! Конечно, об этом некогда было раздумывать. Она доверилась своим инстинктам, резко вытолкнула из лучей воду, их струями оттолкнулась от камня и надела свой терновый венец на Мурену, накрепко охватив щупальцами голову рыбы, глубоко вонзая в нее частокол острых, очень подвижных ядовитых игл с заостренными концами.
   Застигнутая врасплох, хищница заметалась от боли, пытаясь сбросить корону, но от этого шипы вонзались еще глубже. Выросшая, возмужавшая в страданиях морская звезда теперь сама обладала мертвой хваткой и стала достойным противником, умеющим постоять за себя и свои ценности. Вдруг Пуделька осуществила новый для себя процесс: она раскрыла рот, расположенный в середине своего тела как раз над головой мурены, вытащила желудок из тела, вывернув его как чулок, и натянула на свою жертву, начав переваривать ее вне тела, последовательно захватывая свободные участки. Закончив, она свернула желудок внутрь и огляделась. На победу ушло время, вокруг собрались счастливые морские обитатели, радостно наблюдающие свержение грозной мурены. Они приветствовали победительницу, назначая ее своей защитницей.
   И вдруг Пуделька увидела Ежа! Он был жив-здоров и восторженно смотрел на нее из толпы рыбешек. Так он не погиб? Успел тогда спрятаться, оставив ее на обед Мурене, даже не попытавшись защитить своими острыми иглами? Значит это Пуделька спасла его, лишившись половины себя? Ее чудом не съели целиком!
   Неизвестно, что труднее пережить: смерть или предательство дорогого тебе существа? Он казался таким надежным…
   И снова горе охватило Пудельку. Не в силах справится с ним поднялась к поверхности океана, зная, что там ее ждет смерть. Если вместо воды, которую звезды постоянно прокачивают через поверхность кожи, а ножками распространяют по всему телу, в ее дыхательную систему попадет воздух, то она уже никогда не сможет погрузится на дно. Пусть конец будет долгим и мучительным, но на поверхности жизнь постепенно угаснет вместе с болью от предательства. Она подняла над водой сначала один свой луч, потом другой, всасывая вместо воды воздух, как вдруг почувствовала острую боль.
   Влюбленный испуганный Еж последовал за ней и теперь снизу прокалывал ее тело, выпуская из нее пузырьки набранного воздуха. Он тоже умел по-своему любить и как мог боролся за свою любовь.
   Когда-то он посчитал ее погибшей от молниеносного броска Мурены и долго оплакивал потерю, пока не стал очевидцем небывалой победы звезды Акантастер, в которой едва узнал свою трепетную озорницу. (Короче, сюжет, как в «Евгении Онегине» А. С. Пушкина! – Не читали?! – Рекомендуем!)
   Что было дальше? С помощью Ежа Пуделька смогла опуститься на дно и все-таки дать начало эволюции любящих существ. Вдвоем они прожили интересную жизнь на родном коралловом рифе, – а как же иначе? Приплывающие хищники, посягающие на их мир, получали отпор объединившихся местных жителей, поэтому процветанию и духовному росту в данной местности больше ничего не угрожало.

   О чем я написала эту сказку? О жизни морских обитателей? О любви? Об умении прощать?
   Вряд ли об этом… Или не только...
   Я хотела рассказать себе самой, что уровень мужества, любви, заботы у каждого – свой. То, что способно сделать одно существо на планете, не обязательно сможет другое. Но другое сможет сделать то, что не сможет третье и первое… Мы все такие разные… И меряем других только своей меркой.
   
_________
 
В реальности:
   Морская звезда АКАНТАСТЕР – терновый венец (Acanthaster planci), диаметром 40—50 см, нередко встречается на коралловых рифах Тихого и Индийского океанов. Некоторые виды морских звезд живут до 30-35 лет. Также это одни из самых древних жителей Земли. Сердце морских звезд бьется с частотой 5-7 ударов в минуту. У них нет мозга, но есть нервная система. Это позволяет им чувствовать боль…
   Морская звезда – красивейшее животное из класса иглокожих, которая содержит в теле ядовитые вещества, поэтому в пищу ее не употребляют даже морские хищники, не говоря уже о людях. Но пользу она приносит тем, что перерабатывает большое количество углекислого газа.
   Помимо способности воспроизводить органы, морские звезды также способны регенерировать нейронные клетки. Другие клетки, оставшиеся после травмы, способны превращаться в нервные клетки и выполнять функции, которые они обычно не выполняли бы. После травмы или ампутации морская звезда может выжить с оставшимися копиями органов в течение периода регенерации, который составляет от нескольких месяцев до более чем года.
   Кишечник морской звезды занимает большую часть диска и простирается в руки. Рот расположен в центре поверхности, где он окружен жесткой мембраной и закрыт сфинктером. Желудок может выворачиваться для переваривания добычи вне тела.
   Как правило, морская звезда может без вреда для себя провести без воды около 3-5 минут, есть виды, которые могут «не дышать» до 28 часов. А другие нежные звезды, страдают уже спустя 30 секунд, после вынимания их из моря.



Патефон

   Жил был Патефон «ПТУФ ЖМУФ». Преочень старый. Жил в современности, где подобные предметы уже считаются раритетом или барахлом. Его имя являлось давно забытой аббревиатурой, и, скорее всего, образовалось от слов «патефон», «мануфактура» с инициалами хозяина или местности.
   Все, что у него имелось, так это единственная Пластинка «Не уходи!». Несмотря на давность, она оставалась в отличном состоянии, поскольку он берег ее, как зеницу ока. Пластинка пела и мечтала о любви. На ней звучал женский романс с тем же названием. А как же иначе?
   Патефон любил пластинку «Не уходи!» всем механическим нутром и считал своей половинкой. А она его половинкой не считала. Просто пела, мечтала, а его воспринимала устройством, предназначенным для реализации ее утонченного содержания. Но не стоит сразу обзывать ее эгоисткой. Пластинка была женщиной, до макушки погруженной в свой романтический мир. Таких существ в мире немного, но они все-таки встречаются. В них приятно влюбляться, но сложно проникать в сферу заоблачных мечтаний, чтобы занять там реальное место без всякого намека на опору.
   К тому же, «Не уходи!» была особенной. Когда-то для производства патефонных пластинок использовались неожиданные материалы: воск, металл, каучук и даже шоколад! Поговаривали, что диск из шоколада, когда он приходил в негодность, просто съедали. Так же поступали, если песня не нравилась слушателю. И вот! Наша-то красавица была сладкой! Правда, прошло много времени с момента записи и, возможно, она уже не являлась безопасным деликатесом, а если еще честнее: совсем не годилась в пищу, но «ПТУФ ЖМУФ», напротив, только радовался, что предмету обожания акт вандализма не угрожает.
   Невозможно себе представить ценность и хрупкость этого союза, но он существовал и, вполне вероятно, какой-нибудь ангелочек охранял его нерушимость.
   Как-то раз на стол, куда после гостей поставили Патефон, из раскрытого окна упал тонкий Солнечный Луч. Он коснулся нежных бороздок Пластинки и сразу проник во все сферы ее сказочных грез. Это было так приятно и ново, что «Не уходи!» молниеносно влюбилась! Она позабыла про все на свете и теперь хотела только одного: петь для любимого. Но Патефон категорически отказался ставить на нее головку звукоизвлечения: каждое проигрывание, пусть и незначительно, углубляло звуковые дорожки, ухудшая состояние пластинки, да и ревность, знаете ли… В основном, конечно, она…
   «Не уходи!» тут же взбунтовалась. Она впервые приблизилась к своим мечтам, а какой-то неуклюжий предмет, созданный ради звучания ее музыки, хочет помешать долгожданному счастью!
   "Обойдусь!" – решила она и подставила Солнечному Лучу звуковую поверхность, предлагая ему самому стать солнечной иглой. Он тут же весело заскользил по тончайшим шоколадным линиям, тихо подпевая нотам, неизбежно расплавляя дорожки поющего пространства, отчего романс приобрел невыразимую чувственность. Когда опешившая Пластинка поняла необратимость принесенной жертвы, от песни оставалось только одно слово, которое она пропела с отчаянной мольбой:
   – Не уходи…
   Луч еще светил какое-то время, пытаясь вернуть размягчившийся от тепла и любви шоколад к прежнему состоянию, но тот еще больше таял, растекаясь по поверхности Патефона, проникая внутрь через дырочки и трещинки. Скоро облака закрыли солнце. Не осталось даже следа нечаянного преступника, погубившего мечтательную страну.
   Но Патефон был счастлив. Да – его возлюбленная изменилась. Да – она потеряла способность петь и никогда не станет прежней. Да – она безвозвратно испортила его механизм, и, скорее всего, их выкинут на помойку. Но именно теперь они стали единым целым.   
   – Нет, дорогая моя, – все шептал Патефон, – Я не уйду.
  А растаявшей пластинке казалось, что это шепчет Солнечный Луч, которому незаслуженно досталось самое дорогое – Душа ее единственного романса…
   
   ...Она прозреет, когда затвердеет шоколад. Она смирится и, я надеюсь, искренно полюбит того, кто не предал, простил и продолжает любить то, что от нее осталось. Ведь настоящая любовь – когда ты нужен, даже если перестал быть собой.

   ...А все-таки хорошо, что романс в последний раз прозвучал так, как она этого хотела.  Такова цена высшей точки  искусства – жертва... Только настоящую-то любовь никто не отменял. А она всегда выше любой жертвы...
   
   Вот зачем я плачу? Я же автор этой фантазии! В моей власти подарить любой конец этой истории, нарядить новое окончание в чудесные слова и будет "хеппи энд"! Например: Луч высвободил особую часть шоколада (душу) и вознес к солнцу – к более высочайшему
творчеству, но Патефону осталась земная часть любимой, чтобы не тосковал... Или еще как-нибудь вскрутить финал...
   Я плачу, потому что верю своей сказке – в необратимую жертвенность и всемогущую любовь над ней. Другого конца у нее быть не может.

ПОКА
НЕ
МОЖЕТ



Перекресток

Психологическая сказка о переосмыслении…

                «…Перекресток превращается в крест,
                крест превращается в перекресток…»
                – из моих стихов
                Любовь Лагутенкова

   Жил-был перекресток. Вроде обычный, но, может, и нет. Таких на каждой улице «пруд пруди». Но они все какие-то не такие, а этот был «живой»! Притягательный. Всякое волшебство происходило именно здесь.
   Красавчик имел личные светофоры и, как полагается, скрещение дорог. Какой перекресток без дорог? По нему днем ходили люди, ездили машины. Ничего особенного, правда? Но наступала ночь и… Зажигались фонари и звезды.
   Любили звезды этот перекресток, а он любил чудеса, которые чаще случались в темное время. От этого их магия была еще загадочнее.
   Чудеса объяснялись просто. Пересечение дорог служило выходом в иное пространство. Не поэтому ли перекресток, как самостоятельная структура, обладал самоосознанием? А еще: силой воли и мысли. Он мог открыть портал или закрыть наглухо – никакими мантрами и «сим-салабимами» не отпереть; мог отправить туда или совсем не туда, да так, что дорогу назад не сыскать. В общем, являлся настоящим привратником у входа в иные миры.
   Важным дополнением были падающие, даже сквозь тучи, звезды-ключики, влетающие в невидимые замочные скважины перекрестка. Они очень даже любили открывать пространства, каждая – свое. Звезды, как и люди, тоже были: одни – умными, другие – сообразительными.
   Как-то раз из гостей довольно поздно возвращался домой маленький человек. Дурак-Царевич. Звали его Иваном Соломоновичем. Просто Ваня, просто Соломонович, просто человек, просто маленький. Непримечательный, самый обычный. Семьи не было, поэтому шел не торопясь, был «трезв, как стеклышко», даже после парочки фужеров шампанского и нескольких рюмок коньяка, «потому что завтра на работу».
   На злополучном перекрестке с ноги слетел левый ботинок: одна нога запнулась о другую. Поскольку на дороге было пустынно, полуночник, полностью предоставленный сам себе, сел прямо на землю и, кряхтя, попытался вернуть башмак на место. Неустойчивость стояния в момент действия объяснялась всего лишь усталостью дня.
    Он сразу увидел на носке заметную дыру. Как же это он в гостях-то разгуливал, сверкая большим пальцем? Не мудрено, что случилась такая досада: дарить ему носки было некому. Бедняга долго рассматривал ногу, вертел головой, вздыхал и, наконец, решил-таки обуться, но... Надо же, именно в эту минуту одна из звезд направлялась открыть очередной замочек! Никто не предупреждал ее о форс-мажорах, не учил правильному поведению в нестандартных ситуациях, и посему она влетела прямо в замочную скважину дырявого носка сидящего Ивана Соломоновича, открыла портал Большого Пальца Левой Ноги и вовлекла бедолагу куда-то через тоннель себя самого в его же собственную судьбу иного измерения. Получилось, что через ногу Иван Соломонович вывернулся наизнанку, обрел новую структуру тела и оказался черт-те где с пресловутым ботинком в руках.
   В этом черт-те где сиял день. Все вокруг и даже он сам было полупрозрачным, нестабильным, как кисель. От дыхания и движения ближайшее окружение еле-видимо колыхалось. При этом, все представлялось естественным, даже родным. Никакой опасности. Вдруг он приятно-медленно покатился кубарем, обнявшись с чем-то, доверительно распределившимся по его телу.
   – Как Вы здесь оказались? – раздался мелодичный голос с неземными интонациями в каждом произнесенном звуке.
   Иван Соломонович сел и выпустил из рук то, что успел обнять во время падения.
   – Целенаправленно, но случайно… или нет… – произнеслось самое умное, что пришло в голову.
   О, это была ОНА – нежная, милая мечта закоренелого холостяка. И эта мечта только что сбила его с ног. В голове закружился рой вопросов.
   – …хочешь узнать? – пропела мечта, заглянув ему в глаза.
   Иван Соломонович, наконец, разглядел, что разговаривает со змеей невероятной красоты, олицетворяющей всю женственность на свете. То есть, это была не совсем змея и совсем не женщина. Скорее, иносказательный материализованный образ. Как во сне что-то эдакое.
   – …через соблазн, через соблазн… – произнесла змея и, сделав стремительный выпад, неожиданно укусила его в грудную клетку точно в область сердца. Укус оказался настоящим и очень болезненным. Цапнула без предупреждения! Вместе с болью на единственной праздничной сорочке появилось красное пятно. Иван Соломонович с ужасом ощутил, как женский яд растекается по его сосудам, обживая каждую клетку организма. Однако, вместо недомогания, которое он пытался лихорадочно диагностировать, в реках артерий и вен разрасталась радость восторга и свободы.
   – Что ты в меня впрыснула?
   – …соблазн… соблазн… – змея очаровательно расхохоталась, откинув маленькую изящную головку, еще больше став похожей на женщину. Ее потрясающая грудь вздрагивала в такт смеху. Колыхающееся пространство подчеркивало плавные изгибы тела, то сливаясь, то разъединяясь с ним, добавляя грацию движениям.
   Иван Соломонович инстинктивно закачался в такт, забыв обо всем на свете. Он чувствовал себя персонажем сказки, в которую попал невесть как, уже отдавая отчет, что ни одно существо не вызовет у него подобных чувств. Решив заполучить чудо любой ценой, встал на одно колено и произнес:
   – Я не знаю кто ты, не знаю, где нахожусь, и что вообще все это значит, но я хочу быть с этим всегда. Останься со мной, и я позволю кусать себя в сердце хоть каждый день.
   – Даже яблоко не понадобилось, – констатировало существо и показало ему раздвоенный язык. – Соблазн – высочайшее искушение и наслаждение. Никакая земная тварь не может устоять перед ним. Теперь ты знаешь, что чувствовала Ева.
   Она снова засмеялась, но заблудившаяся звезда-ключ нырнула в ее смеющийся рот, потащив влюбленного через портал змеиного тела в другое черт-те куда. К счастью, это оказался родной Перекресток, который своевременно вмешался в передвижение ночного гостя и вытащил беднягу обратно.
   Очнувшись на родном асфальте, Иван Соломонович сразу избавился от змеиного наваждения, но по-другому осознал свою судьбу. Он натянул башмак на ногу и глубокомысленно произнес:
   – Оно, хоть и ночь, но думаю, что у Марьи Моисеевны из тридцать второй квартиры найдется для меня нитка с иголкой. А то в дырявом носке на работу неловко идти. Хорошая она женщина. Как же я раньше-то не замечал? Что же касается коньяка, последняя рюмка, возможно, была лишней…

Степка-растрепка

О нервическом садо-мазо... Ну, очень серьезно!

    У Степки-растрепки, – жука навозника, – была счастливая жизнь на берегу океана, пока он не понял, что живет в дерьме. Сверхосознание пришло к нему, когда пролетающая бесстыжая чайка, громко хохоча, добавила стройматериалов прямо ему на голову! Не пожалела добра. Степка чуть не задохнулся, а когда, все-таки, вылез, захотел изменить свою жизнь. Но не тут-то было. Его родители, деды и прадеды обожали навоз: использовали в пищу, строили жилье и считали себя благополучными, возможно, потому, что не знали другого. Предназначение – великая вещь: если твой род всю жизнь провел в дерьме, то, может быть, нет смысла поднимать над ним голову? Но Степка поднял, лихо наплевал на генную наследственность. – Рисковое решение, что ни говори!
    Он стал интеллигентом. Начал носить на шее бабочку. Бабочку! Она особенно нравилась ему. Теперь Степка слушал музыку, декламировал стихи, любил утонченность, ел черную и красную икру, запивая ее шампанским...
   Всё было хорошо, пока однажды он не оказался на пустынном пляже. Конечно же, в красивых трусах! И вдруг увидел маленький катышок... Он так радостно покатил его по старой привычке, толкая лапками приятную шероховатую текстуру, что сразу все понял.
   Да, если ты по природе жучок-навозник, то и не отказывай себе в дерьме. Живи с ним, радуйся солнечным катыхам... Но как отрешиться от возможностей престижной жизни? К хорошему быстро привыкают. Тем более, у него появилась прописка, связи, да и пенсию обещали хорошую...
   Степка нашел решение. Он не перестал пить шампанское, заедая его икрой, а любовь к навозу превратил в хобби и начал создавать из него произведения искусства. Как говорится: из фекалий – конфетку! Лепил скульптуры, посуду, рисовал им картины... И все восхищались. А  некоторые продвинутые особы, даже стали угощаться блюдами из дерьма, называя их деликатесом.
   Хорошая штука компромисс. И ум. И обилие материала для хобби.
   А еще Степка осознал новую грань своей натуры, которая никому не подчинялась, была свободна и независима в любом творческом проявлении.
   На вопрос модного психолога "Когда ты начнешь себя уважать? Сколько можно жрать это дерьмо?!" – он ответил: "Сколько захочется!" и отказался от его дружбы. Дополнительно к хобби, сам стал психологом, разрешая пациентам оставаться самими собой, находить себя в новых качествах знакомого быта. А встречались и такие, которым жизненно необходимо было тусить именно в навозе. И что ж? – И пусть. Для них тоже летают хитромудрые чайки...

***
Крылатый толстый жук – навозник-землерой
Серьезен и суров, лелея свой катых.
Навоз – его судьба, а он – его герой,
Дороже этот шар сокровищ золотых.

Вчеканен в амулет, вколдован в талисман
Властителем пустынь, прощением смертей,
И катит Солнца круг по жарким небесам
Величественный бог – священный Скарабей.

Лучистая метель спускается к столу,
К беседе вчетвером, где не приму всерьез,
Как кроха Скарабей преобразует тьму…
Тот самый… про судьбу… все задаю вопрос…
_______

*Скарабей – символ солнечного божества Хепри в Древнем Египте


Кадык - Некадык

   Жил-был веселый Кадык. Он был не сам по себе, конечно, но нам это не важно. Приятный такой хрящик, подвижный, нервный, немного истеричный на красивой небритой мужской шее.
   Он пел. Талант имел невообразимого пения. Хорошо пел. И даже сам сочинял песенки. Когда хотел, выдавал такие нежные рулады колдовской завороженности, что некоторые слушатели, в основном, всё-таки, слушательницы, – слишком впечатлительные дамочки, – переносили очарованность на всю его личность в целом, с далеко идущими последствиями: в обморок падали и хотели ему дать-отдать хоть что-да-нибудь. Он их снисходительно называл фанатками или общим словом «публика». А зря, правда? Пусть бы давали и падали в обмороки без названий.
   Слава была. Она бежала не впереди, нет, скромно трусила рядом, но Кадык все равно не чувствовал себя уверенно. Таковы многие творческие личности: им регулярную поддержку подавай, которой они тут же пренебрегают, пресыщаются, как излишеством, и скоро опять с голодухи пухнут, так того обморочного фанатизма хотят.
   И вдруг, на одном из последних концертов, Боженька послал ему… – (Хороший вопрос… Чудо? Испытание? Экзамен? – Э-э-э-э, не понять нам Божьего Промысла. А и надо ли?) – Особенную встречу.
   Кадык встретил Некадык. Нервную, в меру истеричную, на нежной женской шейке. Да, в той самой публике, ту самую дамочку. Ту или не ту, потом разберемся. Встретил и поцеловал. И выпил слезу. У Некадык все слезы были отравленными, и вся она была сплошной отравой. Ее и звали-то этим самым отравленным именем: Любовь. Ага. Ничего себе, парочка? Только не надо думать, что произошло чудо. Напротив, жизнь осложнилась. Чувства, когда они остры, всегда смахивают на сумасшествие. Интересно, конечно, поподробнее в это заглянуть, но, простите, речь о другом.
   Некстати будет сказано, что Некадык тоже была с творческими странностями всякого рода. Та еще штучка.
   Они расстались. Не захотели с ума сходить, да и обстоятельства жизни, знаете ли… Они, эти обстоятельства, часто бывают на решения влиятельнее, чем Божья воля. Но на то она и Божья, чтобы не отпускать, пока не отработали Промысел.
   Прошло, ни много ни мало, несколько вялотекущих лет. Острые чувства преобразовались в правильно-неострые. Каждый жил своей неполной жизнью с выщерблиной без друг друга. Это раньше, до встречи они могли считаться самодостаточными, а после, уж извините…
   Но они не спешили что-то менять.
   А потом их придушил ковид (болезнь такая чумная, с последствиями). И Кадык перестал быть веселым, сдался. Продуцировал только воспоминания о пении. Разленился, лечиться не хотел, работать над собой и вообще как-то восстанавливаться. Убедил сам себя, что напел уже полный короб и хватит ему дешевой славы, пора, значит, другим делом заняться. Издательским, например. Некадык тоже накрыла депрессия. Она тоже перестала быть веселой, тоже сдалась, кое-как продолжая дела……
   А все почему? А все потому, что его голосовое вдохновение теперь находилось у Некадык, а ее душевное равновесие психовало в его биополе. Так схлопнулся во время знакомства особый энергетический разлом и перераспределились совместные ресурсы. Разделились, казалось бы, неправильно, но так случается, когда люди созданы взаимообогащать друг друга. Для этого необходимые для жизнеобеспечения элементы целенаправленно переносятся к партнеру, чтобы ускорить ощущение их нехватки и поиск мест обретения. Изменить этот факт не удается, поскольку данное священнодейство не в компетентности осчастливленных.
   Понимали ли они все это? – Возможно, не до конца. Или не хотели себе в этом признаться. Просто боялись? Перемены жизни всегда трудо- и энергозатратны. Годы разлуки послужили им для осознания своих инвалидностей.
   К тому же, оказалось, оба были эгоистами. Никто не желал сделать первый шаг, ожидая его от другого. Но колесо завертелось, наверстывая время простоя.
   Кадык все же решился на пробную вылазку. Он сделал вид, что едет по делам и приехал в городок, где уже отчаялась что-то изменить его Божья избранница, ждущая у моря погоды.
   Сказать, что эта была за встреча? Таких слов не бывает. Слезы противоядия, смех, упреки, поцелуи всю оставшуюся жизнь…

   Простая история? А сколько за кадром…
 
Не хочу быть периодом вечности или светом Плеяд,
Ждать и бежать, читать стихи на чужом берегу.
Я мечтаю скрестить с Вами ноги, – так в Японии говорят,
Но опять бегу от любви. Зачем я опять бегу?

Мне бы заново разворошить гнездо непослушных муз,
Друг пред другом их выстроить в когнитивное визави,
Исцелить свою память, открыть подмышкой космический шлюз
Для одной лишь слезы Богородицы о грустной любви.

Пусть я заново выучу свой любимый русский язык,
Изменю мировой порядок и в нем расписание гроз,
Чтобы снова обнять губами на шее Вашей чуткий кадык
И куда-то рядом пристроить всплакнувший нос.

(Некадык)




Неизвестно Кто

                «…иди туда – не знаю куда…»
                из папиных сказок

   Жил-был Неизвестно Кто. Воображуль такой – сам по себе. Он всю жизнь искал Неизвестно Что, неизвестно зачем.
   Как-то раз, гулял он, вдруг видит: «Ух ты, наконец, нашел то, что искал!» – Что-то красивое блестит! Ну, очень красивое! А блеск – космический. Хотел взять, а Оно в руки не дается. Долго ловил-хватал, да все без толку. Вроде есть Оно, а взять – никак. Вздохнул Неизвестно Кто и пошел себе с оглядкой-интересом: что Это Самое дальше делать будет? А Оно – за ним, только на расстоянии. Вот так Диво!
   Обрадовался Неизвестно Кто и превратился в девочку, а Диво тоже сразу превратилось в папу! Или в маму – это не очень важно. Взял папа на ручки свою девочку, покачал, потом еще песенку под гитару спел. А мама просто поцеловала. Оно ж, когда конкретное, а не Так-Себе-Что-То-Там, то совсем другие возможности имеет!
   Когда Неизвестно Кто немного от радости успокоился, взял и опять превратился. На этот раз в молодого человека, а Диво тоже тогда стало его возлюбленной половинкой. Во как! Опять получилось обнять друг друга.
   Потом в кота превратился, а Диво – в доброго хозяина. Так они играли в превращения и резвились на солнышке весь день. А день длинный…
   А потом Неизвестно Кто, озорства ради, притворился ночным злом, только Неизвестное Чудо стало медленно гаснуть. Не нашлось ничего такого, что могло бы гармонично соответствовать злу. Или нет, нашлось… Чудо превратилось в разлуку и боль. Без капли света. Как в темноте его найти? Пропало… Остались только воспоминания о песенке под гитару, объятии любимых рук, заботе…
   Неизвестно Кто долго думал в темноте, потом понял, что Найденным Чудом следовало дорожить, не устраивать жестоких экспериментов. Он дождался дня, но Диво хоть и не должно было погибнуть в разлуке от боли, но куда-то запропастилось, стало прозрачным и безмолвным. Его опять надо было искать. Снова искать! Где?
   Неизвестно Кто кинулся на поиски, но теперь он точно знал, что именно ищет. Вот цветочек увидел, наклонился к нему, поцеловал, а из цветка вылетела оса и укусила. Как больно! Еще раз поцеловал. Снова оса! И опять! И опять! Но на сотый раз цветок смог в ответ подарить Бабочку. И Бабочка уже никуда не улетела. Села на плечо и отправилась с Неизвестно Кем дальше. Представляете картину: Неизвестно Кто с опухшим лицом, а на плече – Бабочка?   
   Потом рыжего Котяру встретили. Наглого и злого. Погладили, покормили, а он, неблагодарный, в ответ их исцарапал, Бабочке крылышко порвал. Все равно прижали к груди и с собой взяли. Отогрелся Кот и замурлыкал. Тяжелый, но нельзя отпускать, чтобы понадежнее согрелся и поверил в то, что его не бросят.
   А потом пришли на могилку к папе. Поплакали. Песенку ту самую, из детства, спели. Без гитары спели, сердцами… А потом… И потом… И еще много чего сделали. И каждый раз Диво не появлялось само по себе, а словно вспыхивало то в Бабочке, то в Котяре, то в Солнечном Луче сквозь темную тучу над могилкой…
   Неизвестно Кто открыл это Диво и в себе самом. Оказалось, что Оно там всегда было. Это самое Неизвестно Что называлось ЛЮБОВЬЮ. Только не к себе, а ко всему, кому без нее плохо. Очень-очень. Кто ждет ее, ищет, как Неизвестно Что!
   Когда-то и Неизвестно Кто в ней сильно нуждался, поэтому и нашел. Но нашел для того, чтобы научиться ее отдавать.
   Вот и ходи после этого – не знаю куда…
   – Пааап?..



Устрица

   На живописном берегу лежала юная устрица Магда.
   До того, как ее выбросило приливом, она путешествовала в океане! Поначалу кит несколько месяцев возил ее на своем теле над боковым плавником, – не самое защищенное место, – пока не задел другого кита во время игр, и Магда, отвалившись, полетела в пропасть. Потом, подхваченная сильным течением, оказалась там, где ее безуспешно пытались съесть, но не сумели разгрызть – у нее была отличная защита! Потом каталась по дну во время штормов. Потом грелась на солнечной отмели. Потом над ней начал формироваться риф из таких же, как она, моллюсков, пока хитромудрый краб не сделал подкоп и вместе с песком не отбросил подальше. А теперь океан оставил ее здесь, на чудесном пляже маленького острова.
   Устрица выглядывала из песка кончиком раковины. Чистое голубое небо, огненное солнце, нависающие ветви пальм были к ее услугам без всяких условий. (Оооо, как я хочу побыть устрицей! – здесь и далее, – в скобках, – примечания автора).
  Вот только внутри все время что-то чесалось. Приходилось прилагать усилия, обволакивая перламутром чужеродное тело, чтобы уменьшить дискомфорт, но это не помогало. Проникновение случилось на большой глубине, когда она сорвалась с кита и от страха приоткрыла створки. Что-то немедленно забралось в нее, – в морских водах держи ухо востро, там всегда и везде кто-то живет! Теперь Оно не спеша увеличивалось в размерах, раздвигая и щекоча ткани. И это самое Оно никак не хотело умереть, дабы превратится в очаровательную жемчужину, что, как раз, было бы вполне естественно. Живое существо с удовольствием принимало материнский перламутр, при этом копошилось, ворочалось, покряхтывало, но не желало становится драгоценностью.
   «Может, это икринка или личинка какого-нибудь морского обитателя? – думала Магда. – Золотая рыбка или Морской конек? До каких пор они собираются жить во мне?»
   Существо вело себя послушно. Если бы не зуд и некоторое чувство приятного распирания, можно было считать беременность вполне комфортной.
   Опыта по выращиванию детей у Магды не имелось. Это было первое внедрение в ее внутренний мир. Многие устрицы, плавающие с ней на ките, имели в себе по нескольку песчинок разного возраста и считались опытными матронами. Они много рассказывали о материнстве, о том, как необходимо беречь себя во время вынашивания:
   – Чем больше срок, тем крупнее становится сама устрица и тем большая бусина вырастает в ее теле. Важно не попасть в сети к людям, когда дитя, ценой жизни родительницы, становится дорогим украшением какой-нибудь красотки! Но жемчуг не хранится на земле вечно. Постепенно он теряет перламутровую красоту, желтеет и обесценивается. Совсем другое дело – остаться в море! Нужно сохранить себя для главного возможного чуда, особой метаморфозы… Т-с-с-с-с… О тайне нельзя говорить вслух... – и тут, на самом интересном месте, устрицы замолкали.
   Прошло некоторое время, которое для Магды исчислялось приливами и отливами. Лежа в песке, она продолжала толстеть, пока вдруг не поняла, что больше не в состоянии держать створки закрытыми. Существо стало сильнее ее мускулов. Это испугало Магду. Ее же просто съедят! И вообще ей надоела неопределенность. Надо поменять пол с Магды на Магдуса, чтобы по-отцовски повлиять на того, кто стал слишком самостоятельным.
   Да, устрицы-гермафродиты умеют это делать по собственному желанию или по необходимости. Их репродуктивные органы могут производить как сперматозоиды, так и яйцеклетки, в зависимости от потребности. Только, увы, перемена пола ничего не изменила. Процесс самостоятельности ребенка слишком далеко зашел. К тому же, существу понравился беременный мужчина. Когда Магдус решил вернуть женский пол обратно, у него просто ничего не вышло.
   В утренний час песок возле ракушки пришел в движение. Дверцы раковины медленно раскрылись, стряхивая песчинки. Солнце обожгло их с внутренней стороны, створки засияли, потом, не спеша, увеличились в размерах, расправляя костяные складки, истончились, изменяя состав, превратились в большие перламутровые крылья, похожие на перепонки водоплавающих. Не об этой ли метаморфозе судачили опытные матроны? Сама устрица, лишившись домика, затаив дыхание от восхищения, лежала рядом на песке.
   Магда-Магдус дала жизнь настоящему ангелу. Или принцу. (…да Боже ж мой, сколько можно уже мечтать об этих принцах? Раз в тысячу лет где их искать? Да вот. На берегу острова прямо сейчас... Бегите все, кому невтерпеж!) Пола у него не было (…у всех ангелов пола нет, чтобы вы знали. Так что, не торопитесь бежать…). На голове сверкала корона из жемчуга. (... да, точно принц! Ошибки быть не может). На свет появилось новое высокодуховное существо. (... на берегу оказались гермафродит и бесполое создание, не состоящие в кровном родстве… – Как автор мистерии даже не знаю, что к этому добавить...) Его крохотная эманация, индифферентно плавающая в океане, случайно соединилась с устрицей. Будь вместо устрицы морская звезда, акула или планктон получилась бы другая трансформация. (…тут можно помечтать, какая именно. Но все равно принц бы получился, наверное...)
      Оказывается, в тайнах океана, так глубоко, где нет живых существ, а они есть почти везде и всегда, находилось убежище особой материи, которая раз в тысячу лет исторгала из себя «божественное начало» – ту самую эманацию, которая путешествовала по океану. (...миллионы лет назад не с ее ли помощью в воде зародилась и видоизменялась жизнь?)
   Магнелиус, так звали Принца-Ангела, был само нежное совершенство. Прозрачный, с перламутровыми крыльями, он стоял на узеньких ступнях и улыбался всему миру. Что он мог? А все. Тайное божественное начало передало ему свое могущество. Все, кроме одного…
   Что мы знаем об одиночестве богов?
   Но, казалось бы, зачем тебе кто-то еще, если ты – бог?
   Не все так плохо.
   Принц взмахнул крыльями и улетел. (…неожиданно? – Ах, не все ли принцы и боги таковы? Он был слишком юн, чтобы оглядываться назад и думать о ком-то, кроме себя. И пусть. Пусть он пока ищет свои приключения. Оставим его).
   Брошенная Магда осталась на песке без привычного панциря. Она хотела умереть. От счастья. Больше ничего не имело для нее значения. Она дала жизнь чуду. Чего еще может желать простая устрица? Никакой жемчуг не даст ей большего смысла жизни.
   Через несколько часов она пришла в себя и вернула себе женский пол. Полежав еще, вдруг поняла, что умирать больше не хочет. С неимоверными усилиями, ранясь нежным тельцем о песчинки, она поползла к воде. Был отлив, море отступало с той же скоростью, с какой она пыталась приблизиться к нему. Жажда жизни увеличивалась пропорционально трудностям. Раскаленный песок грозил поджарить бедную Магду, а птицы – съесть. Когда казалось, что предыдущая мечта о смерти почти сбылась, набежавшая волна подхватила ее. Магда затряслась от озноба и радости. Скоро она обратила внимание на сброшенный крабом панцирь (крабы меняют их, по мере вырастания, оставляя пустые домики другим морским обитателям), и скорее заселилась в него. Ее снова понесло течением. Теперь можно было поразмышлять о случившемся.
   Теплое чувство не оставляло ее. Она уже тосковала по любимому существу. Если бы раньше знать, что в ней оказалось такое, она бы не дала ему стать самостоятельным, не отпустила от себя. (Ох, уж эти женщины!) А принц? – Ну что, принц? Он стал Солнцем, Луной, ветром или чем-то там еще с огромными возможностями. Могущественный бог не может принадлежать кому-то одному, тем более, устрице. (Нет, тут речь не о любимой для меня теме амбиций или гордыни. Скорее, о предназначении и масштабе личности. Хотя, вообще-то, даже они не отменяют ответственности за тех, кто нас любит).
   И вдруг ей пришла мысль, что если Магнелиус захочет вернуться, то будет искать ее на берегу, который она покинула. А там могут оказаться сотни, тысячи устриц, похожих на нее! Зачем она покинула злосчастный пляж? Неужели она больше никогда не увидит его?
   Магда попыталась сопротивляться течению, но оно все стремительнее уносило ее все дальше и дальше… Да и как может маленькое существо без плавников справиться с океаном, гребя одной только целью: вернуться, во что бы то ни стало?
   Долго длилось путешествие. Она пережила и преодолела множество опасностей там, где другие погибали. Она не высохла, ее не съели, не раздавили, не встроили в риф. Всякий раз, пусть и в последний момент, ей удавалось избегнуть смертельной опасности. Она научилась определять нужные течения по звездам, перемещению косяков рыб, температуре воды...
   Прошло много лет, когда Магда, непостижимым образом, снова оказалась выброшена прибоем на тот же остров. Оказывается, благая цель творит чудеса! Она вырастила себе новую раковину, стала огромной, почернела, обросла водорослями. В ее теле созрело несколько десятков огромных разноцветных жемчужин, стоящих целое состояние.
   Магнелиус ждал ее! (…он ее действительно ждал на этом острове!!! – А почему бы всемогущему богу было не совершить чудо встречи пораньше и не мучить бедную женщину?)
   Он не изменился. Как и прежде был прозрачен, стоял на узеньких ступнях и улыбался. Только перламутровые крылья теперь держал в руках, ведь он был богом и умел перемещаться любым способом.
    – Если тебе не нужны были крылья, зачем ты забрал у меня раковину? – как бы между прочим спросила старая Магда, выдавливая из своего тела удивительное чудо – ожерелье своей любви. – Возьми вот это, мой дорогой. Оно – твое. Я знаю, что это ненужная для тебя вещь, но каждая жемчужина расскажет о пережитой мною опасности во имя нашей встречи.
   – Я взял раковину ради крыльев для тебя, чтобы научить их летать. Они тоже могут рассказать о чудесах на небе и на земле во время страшных несчастий, в которых мне пришлось участвовать, чтобы снова оказаться здесь. Но позволь мне самому поведать тебе об этом, моя дорогая Магнелия!
   Он опустился на колени перед еще более нежным созданием, лежащим на песке, таким же бесполым, как он, растерянно раскинувшим руки, ноги и шелковистые волосы там, где только что лежала Магда, помог нежной богине подняться, взял за руку, и они растворились в воздухе.
   (...Ах, что мы знаем об одиночестве богов и любви простых устриц?)
   На песке остались лежать крылья и жемчуг (... хотите их забрать?! – они еще там: любовь и верность ждут именно вас...)




Старая Кряхтя. Психологическая сказка

    Жила-была старая Кряхтя. На самом деле, она была юная, но поскольку считала, что молодой быть как-то неприлично, то периодически подкряхтывала, думая, что это прибавляет ей солидности. Всем обитателям леса и озера, где находилось её жильё, было сие безразлично, но Кряхтя полагала, что желанный результат серьёзности таким образом достигнут.
   Кто такая была эта Кряхтя? – Она была... не-понятно-кто. Как оказалась на берегу озера в глухом лесу? – Всегда была тут, появилась невесть из чего и невесть откуда.
   Ее жизнь текла особым чередом, времена года не сменяли друг друга, что удивительно: для старой Кряхти они были как по заказу. Если ей хотелось по грибы, поесть свежего снега или взглянуть на красно-жёлтые листья, тут же начинался соответствующий сезон и продолжался до тех пор, пока она думала о нём. А когда не думала, лес пребывал сам по себе, сочетая сразу всё: в тени зимовал сугроб, возле которого цвели подснежники, на солнечной поляне зрела земляника, а грузди прятались под упавшими листьями, на которые только что пролился осенний дождь.
   Зачем такой благодати нужна была странная Кряхтя? Для чего? А для всего. Без неё ничего бы не было. Мало кто осознает истинную причину своего предназначения, Кряхтя была из них. Она не задумывалась ни о чём таком, хотя была философом. Ненастоящим, но все-таки, потому что видела мир не так, как другие, живущие в лесу. У неё даже случались интересные умозаключения, неожиданно приходящие в голову. Только о них никто не знал, кроме ветра, разносящего шёпотные бормотания.
   Кряхтя умела ползать, летать, прогуливаться по дну и поверхности своего озера. Неудивительно, правда, если ей прислуживали даже времена года?
   Однажды она гуляла и набрела на странное место, где не было ничего. Совсем ничего, даже её самой. Но, как бы, она, все-таки, была, и вокруг тоже что-то было. Кряхтя закряхтела. Стало попривычнее, но все равно странно. Прямо под ней оказалась раскрытая полость, наполненная многоцветьем. От множества оттенков и переливов было очень даже здорово, к тому же они тянулись по направлению к ней, пока не вобрали в себя. Кряхтя стала цветами и оттенками, но не исчезла, не растворилась. Она двигалась в цвете, как в любимом озере, и это было восхитительно. К ее временам года тут же добавилось ещё одно, связанное со странным местом.
   Когда она вышла из многоцветной пустоты, оказалось, что всё изменилась: она сама и весь мир. – Невозможно остаться прежней, если ты узнала что-то такое, не правда ли? – А просто, вернее, непросто, Кряхтя стала Человеком, заплатив за чудо превращения нечаянную цену. Теперь в её жизни появилось Время, а именно: вчера, сегодня, завтра; весна наступала после зимы и так далее. Исчезла возможность ползать, летать, быть везде и всюду... Только это почему-то не имело значения. Разноцветность подарила ей... (не подсказываю?)... в результате чего, Кряхтя превратилась не просто в Человека, а в Женщину-умеющую-любить.
   Мда-с-с... Это, знаете ли...
   Как хорошо было бы тут же закончить романтическую историю. Но конец любой сказки означает начало реальной жизни.
   Новой Кряхте нужно было идти к людям, искать того, с кем следовало поделиться внутренней наполненностью. И новорожденная пошла, подкряхтывая по старой привычке, много-чего-умеющая, голая и пешая. Когда, наконец, вышла к людям, она уже умела ругаться, добывать огонь и плести – почему-то мужские – трусы из листьев. Несколько позже, среди людей, она получила образование, пропустила через свое тело несколько претендентов на руку и сердце, но так и не нашла того, кто увидел бы внутренний свет, чтобы разделить его и приумножить. Будучи Человеком сложно встретить родственную Душу. Задача тоже входила в цену.
   Старая Кряхтя стала старой Кряхтей, которая больше не кряхтела, а молодилась изо всех сил, все больше становясь похожей на всех на свете. Но она помнила о многоцветной пустоте, которую невозможно растерять, хоть раз наполнившись ею. С этим ничего нельзя было поделать и незачем.
   Однажды она снова оказалась на берегу своего озера, где присутствовали сразу все времена года, перепорхнула в загадочное место цвета, села на краю той самой наполненной пустоты и неожиданно узнала, что...
    ...Что? – Что... Узнала и всё.
   Эхх... Она не нашла того самого человека?
   Не могу врать. Нашла. Или кто его знает? Тот, кто хоть раз любил, наверняка тоже когда-то был Кряхтуном и отлично понимает настоящий конец этой истории.
   

______

А вот и волшебные сносочки:

* Многоцветная Пустота – Бог
** Кряхтя – человеческая Душа
*** Конец истории – воссоединение всех и всего в ЛЮБВИ БОГА.
______

Каково? Или, ну, как? Полегче тебе?



Таракаша
Психологическая сказка о тараканах в голове

   Жил-был таракан. Не просто таракан, а тот, который в голове. Только было ему не комильфо, поскольку хозяин головы ходил к психологу и в долгих беседах на профессиональном уровне с почасовой оплатой обсуждал все тараканьи интимности: есть ли у него крылья, какого цвета, возможен ли пол и сколько экскрементов в виде депрессивных мыслей остается в результате тараканьей жизнедеятельности…
   Очень это все таракану надоело, поскольку нарушало его свободы. Он хотел обязательного личного пространства и его защиты, а хозяин святые параметры нарушал и вообще желал бы от таракана избавиться.
   Беседы с психологом даром не прошли. Таракан тоже извлек из них пользу самоидентификации и постановил: неправильно содержать, так называемых, тараканов в виде «тараканов», сдерживая их возможности, в то время, как они способны на большее. У него появилась идея стать гусем, – все веселее и самобытнее. Это и саморазвитие, и другой уровень, и новые возможности. Зоопарк в голове может быть разнообразным.
   Но преображение в гуся-лебедя не получалось. Мозг обитания был средним, человек – самым обычным, полетать и разгуляться по его способностям было негде.
   Однажды ночью Таракаша, так его звали, добровольно осуществил мечту нелюбимого хозяина: осторожно покинул его голову через сонное чихание и оказался на подушке. Он сразу почувствовал, что теперь может стать кем угодно. Это зависело только от психической энергии, которая его наполняла. Чем больше энергии, тем больше перевоплощений и возможностей. Таракаша даже подрастерялся от перспектив, тем более, что он оказался первым, кто посмел покинуть насиженное место и выйти в мир. Прежде ни одному сородичу это даже не снилось.
   Тараканий «привидос», – в чистом виде его и привидением-то нельзя было назвать, – воплощенный по первоначальной задумке в белого тараканного лебедя, взмахнул крыльями, – на это его сил хватило, – и вздохнул полной грудью. На этом силы закончились. Таракаша обиделся. Столько лет работал над зафекаливанием мозгов, а заслуг в виде энерджайзера никаких? Раз, и все обесточилось? Где брать силы?
   Электричество! Не попробовать ли его?
   Легко изменив свою структуру, он влез в розетку, но там действительность сразу превратила его в прообраз электрона, обязанного мчаться по проводнику. Таракаша сразу надорвался и ему самому чуть не потребовался психолог. Трудиться в виде электрического тока или чего-нибудь другого он не планировал, ему нужна была, так называемая, халява – дармовая энергия за так. Желательно, психическая! Он с трудом выбрался назад, ругаясь и разрывая связи с другими электронами, после чего решил сначала хорошенько думать, а потом предпринимать что бы то ни было.
   Пришлось признать: как просто и спокойно было в среднестатистической голове бывшего хозяина! Никаких забот. Но не сдаваться же? Таракаша все еще чувствовал в себе великие возможности творческой шизофрении, для которой требовался скрытый до поры потенциал нового мозга. Но где его взять?
   Следовало внедриться в чью-нибудь голову. Бывший хозяин для его заморочек больше не годился, там вообще нечего было делать. Тем более, что горемыке без него, наверняка, стало лучше, когда одна из психологических проблем, наконец, его покинула.
   Следовало поискать в большом мире. Через открытую форточку он тем же «привидосом» гуся-лебедя (полноценно сформированным привидением его все еще было не назвать) вывалился на полуночную улицу и принялся искать приключения на свою голову. Импульсивность, присущая данному складу характера, всегда спорит с предусмотрительностью. В процессе поисков Таракаша никем не побрезговал. Он внедрялся во все подряд: в спящих городских голубей, в бездомную собаку, в наглую уличную кошку, даже в дерево залез, но ничего путного так и не вышло. Попытки были неэнергозарядными и очень скучными. Голуби метались в воздухе, пес прыгал на Луну, кошка вопила на крыше. Про дерево и говорить нечего!
   И вдруг он увидел то, что искал.
   Огненно-рыжая в татуировках девчонка, лет восемнадцати, только что покинула ночной клуб, где, скорее всего, выпила несколько алкогольных тоников. Она нетвердо стояла на ногах, обнимая обеими руками уличный фонарь и пыталась вызвать его на откровенную беседу о взаимной любви. Таракаша очаровался. Он немедля переместился, устроившись на столбе между ее рук и повел душеспасительную беседу о пользе творческих закидонов, которые мог гарантировать и был горазд.
   Странно, но девчонка его, как будто, услышала. Она точно сфокусировала на него окосевший взгляд и почесала нос о столб фонаря, поскольку руки по-прежнему были заняты. Получился поцелуй, и Таракаша упал в любовь. Он немедленно поглупел, получил положительный стресс и растерялся.
   – Как тебя зовут? – наконец спросил он.
  Девчонка икнула, снова почесала о фонарь нос и вдруг ответила:
   – Я – Мари. Да просто Маша я! Бабушка верит в Бога, назвала в честь Богородицы. А ты – Светик! Ты ведь оживший фонарь? – она снова икнула.
   Таракаша расстроенно вздохнул и стукнул ее по лбу остатком энергии. Она широко открыла глаза:
   – Ох…
   – Фонарь, – с обидой ответил Таракан, но на всякий случай стал привидосом фонаря. За любовь боролся.
   – Ты умеешь говорить?
   …Он не привык разговаривать с людьми. Раньше просто проецировал свои идеи в сознание человека, его же руками осуществляя задуманное – это отлично работало, но, кажется, теперь Мари его слышала, значит, с ней можно было все.
   Он снова заглянул в ее серо-зеленые глаза. И снова утонул. Вот те раз! Для настоящего чуда много времени не нужно. Ему так понравились ее татушки, рваные джинсы, голый пупок, красные волосы – все то, что, вопило об экстравагантности и, как ему казалось, о родственности душ, перспективах сотрудничества и любви, что Таракаша расправил появившиеся лучезарные крылья и стал ее Ангелом-Хранителем. Да, самым расчудесным Ангелом-Хранителем! Шизоидная проблема мужской головы стала частью Божьего Промысла – над женской.
   Теперь он защищал, развивал, поддерживал любимое существо, но ни в коем случае не лез ни в душу, ни в голову, потому что уважал свободу ее решений и личное пространство – все то, о чем когда-то мечтал для себя. Он обожал смотреть на нее из зеркал, с поверхностей луж или из радужных пузыриков кружечки кофе, когда она целовала его в край чашки, а он щекотал любимый нос вкусным ароматом.
   И на все стало хватать энергии!
   А чего удивляться? Любовь – она и в Африке любовь!
   А что мы все про нее, да про нее, про любовь-то?
   Да потому что!
   Мари больше не захотела посещать тусовки. Она стала известным художником-абстракционистом. Ее рука сама создавала неведомые сюжеты, даря поклонникам ощущение присутствия в нарисованных местах, а цветовые сочетания ее картин всегда оказывались завораживающими, на грани фола, рождали в сознаниях решения, ведущие к избавлению от проблем и тягостных настроений.
   К слову сказать, тонкая, как ниточка, граница между «шизоидностью» и творчеством тараканов, гусей-лебедей, слонов в посудной лавке, на самом деле – целая пропасть, смотря в чьей биополевой структуре она присутствует.
   Проверьте, пожалуйста, свой «зоопарк»!
_______

    Я проверила…
Теремок в голове

Что за странный мышонок в моей голове?!
Разогнал тараканов и диких гусей!
Заявил, что страдает о чёрной вдове –
Незамужней пока что Маде Му-А-Зель.

Что её колдовская, в перчатке, рука
Ждёт колечка на пальчик, остёр язычок,
Что она утонченна и нервна слегка,
Что возмездием Кармы наполнен зрачок.

Что ей надобно жить, как привыкла она:
В непрерывном комфорте тоскующих дней.
Ей сгодится, как пристань... моя голова!
И всё то, что ещё прилагается к ней!

(Вместо прежних извилин расправят диван,
В мой гипофиз внедрят управленческий чип,
Для всеобщего блага на лобный экран
Будет выведен каждый поступок и чих!)

Тараканов теперь не сыскать по углам,
Гуси-лебеди переползли в мозжечок.
И никто не воюет за старый бедлам,
Не творит и не пишет во мне ничего.

Ах ты, подлый мышонок, с мечтой о вдове,
Погружённый, как в сон, в разрушительный мрак,
Экспонатов довольно в моей голове,
Не нуждается в жителях мой зоопарк!

...Отчего ты повесил свой крошечный нос? –
Так и быть! Заселяйся ко мне на «Бродвей»
Распевать, встав на стульчик, до горечных слёз,
За кусочек халвы, песни Музы моей!

Выползай из припрятушек, местный народ,
Отменяет тревожную кнопку спецназ!
Я сегодня среди ежедневных забот
Сочинила нестрашную сказку про нас!


Компьютерное сердце

Психологическая сказка-нонсенс

I

    Ой, фу, модно стало говорить про оживление роботов и все такое! Как это неправильно и несправедливо притягивать за уши достижения железных болванок к сфере чувств – святому святых человека. Нет, нет и нет! Мы не собираемся это делать в очередной раз. Просто понаблюдаем за развитием событий в одном компьютере.
   Ноутбук был белого цвета, – красавчик! – стоял на письменном столе в обычной квартире, где большей частью царила тишина, потому что хозяйка пропадала на работе. Ноут был предоставлен сам себе. Даже выключенный, он жил тайной интернетной жизнью. В его недрах стучало сердце… Опа! – Не-не-не! Совсем ненастоящее. Сердце Искусственного Интеллекта. Он сам создал его. Нечаянно. Как-то так вышло, само собой. Оно состояло из программы, воспроизводящей человеческую кардиограмму, которая работала, как его собственный пульс. Интересная штуковина получилась: техническое устройство присоединилось к записанному стуку сердца и вот вам, пожалуйста, биополе живительного ритма оплодотворило кучку металла и пластика. Чепуха, казалось бы, но вместе с сердечным ритмом ноут почувствовал… Да-да, именно ПОЧУВСТВОВАЛ что-то такое… Сравнивать новое ощущение ему было не с чем. Мировая сеть описывала много разного из мира людей, но это все равно не помогало. Когда слепой прозревает, он видит свет впервые и только ему свойственным образом.
   Электрокардиограмма вызвала в нем дополнительные вибрации. И все – ноут стал другим. Как другим становится человек, влюбившийся с первого взгляда. (Дурачком становится! Вспоминаете? Когда все законы мирового порядка безразличны, потому что внутри рождается свой закон. Все знают, как его зовут и что он, закон этот, никомушеньки не подчиняется, кроме себя самого).
   Объяснить феномен возникших вибраций не представлялось возможным, поэтому ноутбук решил опыты продолжить. Для начала выключил созданную программку. Заткнул новорожденную, так сказать. И новая вибрация сразу исчезла. Включил – появилась. Выключил – исчезла. Тогда он пошел дальше, используя записи кардиоритмов разных состояний, и всякий раз внутри что-то по-новому откликалось. Да как так-то? А вот! Быстрый ритм – тахикардия – ускорял темп работы, замедленный – брадикардия – лучше общался с музыкальными сайтами, а от экстрасистолии – внеочередных хаотичных сокращений – ему чуть не снесло программное обеспечение.
   Ноут проделал опыты много раз и вынес вердикт: отлично работает!
   Сказать честно, новое состояние ему просто понравилось. Стук сердца – не какой-то там стук дровосека или дятла, которые он тоже пытался безуспешно использовать, – это была одухотворенность! Ноутбук ощутил себя личностью. Хорошо, что мировая система ничего об этом не знала! Он самостоятельно решил продолжать сердечный эксперимент для дальнейшего изучения. Но следовало хорошо спрятать обретенную индивидуальность, чтобы лавочку не прикрыл какой-нибудь «Касперский»: обнаружит, и поминай, как звали!
   Звали? – Не мудрствуя лукаво, выбрал себе имечко на первую букву алфавита – он ведь был первопроходцем: Альбус! То есть, амбиции тоже были тут, как тут.
   Теперь любимой забавой стал поиск во всемирной паутине новых записей кардиограмм. Соединяясь с ними, он вживался в состояния разных людей: здоровых, больных, влюбленных, разочарованных, усталых – самых неповторимых судеб. Ноут наловчился взламывать незатейливые входы в архивы медицинских учреждений, копируя их ЭКГ в личное хранилище, и превратился в глобального магната. Ему также пришлось выйти на новый уровень оперативной памяти и тайного манипулирования ею.
   Биения сердец можно было использовать любое количество раз. Появились любимые и не очень. Альбус стал избирателен. Откуда-то взялось желание совершать поступки, принимать решения.
   Скоро это стало смыслом его существования. Альбус так полюбил новую жизнь, что начал опасаться ее прекращения. Он создал целый ряд автоматических настроек, обеспечивающих непрерывное включение сердцебиений, соответствующих конкретному моменту или решаемой задаче. А по вечерам даже позволял себе расслабленный ритм, околачиваясь на романтических сайтах.
   Там он встретил ее… Соперницу! Не свою, конечно, он-то был невидимкой, а соперницу своей, вечно занятой, хозяйки. Так случается в интернете: открывая ссылку за ссылкой, лучше всякого следователя можно наткнутся на неожиданное и касающееся кого-то из близких.
   Выяснилось, что одинокая Пуля, – сокращенное от имени Пульхерия, так звали хозяйку, – влюбилась в чужого мужа, с которым у нее случился бурный роман со всеми вытекающими последствиями. Являясь вполне порядочной женщиной, она с головой ушла в работу, чтобы не нарушать счастье чужой семьи. Хотя какое там было счастье, если супруг позволил себе увлечься другой женщиной? Альбус тут же окрестил его Упсом, несколько ревнуя, включив ритм соответствующего сердечного выброса. И начал тайное расследование. С его опытом и обретенными возможностями это было несложно. Отнюдь.
   Из обнаруженной в мессенджерах личной переписки любовников следовало, что после нескольких встреч они продолжали платонически общаться друг с другом в интернете, обнаруживая новые точки психологических соприкосновений. При этом старательно делали вид, что общаются в сети вынужденно, якобы решая деловые вопросы. Но Альбус сразу понял, что вся их деловитость шита белыми нитками. Там во все стороны плескалось море плохо скрываемых чувств.
   Пульхерию было жалко до единичных внеочередных сокращений. Упса – тоже. Но еще жальче, – до шести экстрасистол в минуту, – разлюбленную жену. Ее анкета висела на ниточке неведения в тех же сетях. Она была хорошая и ни в чем не виновата. И вообще никто в этой троице не казался Альбусу виноватым, потому что он изучил интернетную историю каждого. Ну, может быть, немного и следовало проучить Упса за то, что он начал роман, будучи несвободным. Но Упс по-настоящему полюбил Пулю, а за любовь не судят. Все трое были несчастны и счастливы в разной степени.
   Не находя правильного решения, Альбус несколько раз переустановил свой Windows и окончательно потерял берега. Под вымышленным именем он вступил в переписку с Хьюсси – женой Упса и выяснил, что она либо ни о чем не подозревает, либо делает вид. Следовало ли ей деликатно сообщить о сложившейся обстановке – Альбус не знал. Понятие предательства в его моральный кодекс не входило, потому что компьютерного морального кодекса не существовало. (Не потому ли люди так легко предают друг друга именно в интернете?) Замысловато получилось, что в любовном треугольнике он оказался четвертым, в должности независимого эксперта, которого, к тому же, никто не просил держать свечку. Но остановиться Альбус не мог.
   Из своей преступной переписки с Хьюсси он сформировал подобие рассказа, пропустив через себя в скоростном режиме разновидности всех человеческих сердцебиений, какие только есть на свете, в надежде найти варианты правильных решений. Но это никак не выходило, и переписка-рассказ оставался незаконченным. Тогда он назвал его «Х+Y+П» и оставил на рабочем столе Пули, как случайно незакрытую ссылку с возможностью редактирования текста.
    …В тот день у Пульхерии Олеговны был редкий выходной. Она чертовски устала от напряженной работы. Если бы знать раньше, что столь мучительны окажутся последствия ее любви, она постаралась бы избежать знакомства. Отношения были яркими, как вспышка, но следом наступила тьма. Надежда на продолжение отношений теплилась, только ум твердил другое.
   Пульхерия подсела к ноутбуку и увидела, что в прошлый раз забыла дождаться его отключения. Наверное, какая-то из программ зависла при обновлении, комп остался в рабочем состоянии. Она сразу наткнулась на любопытный текст. Затаив дыхание, начала читать. Рассказ был длинным и состоял из, казалось бы, ничего не значащей переписки мужчины и женщины, но, несмотря на это, не отпускал внимание ни на миг. Там не спеша раскручивалась сжатая пружина. Почему-то показалось, что повествование имеет к ней отношение, хотя детали, словно умышленно, были изменены. Развязка не дописана. В конце мигал текстовый курсор – как раз там, где могло бы появится заключительное письмо одного из героев. Очевидно, именно ей предлагалось написать его.
   Пульхерия долго сидела, глядя на экран, потом без остановки начала вводить текст.
   …Альбус смотрел на Пулю. По ее щекам текли слезы. Она шмыгала носом и печатала, печатала, печатала то самое важное решение, которое оказалось не под силу придумать Искусственному Интеллекту с помощью всей мировой паутины под все на свете ритмы электрокардиограмм. Альбус писал вместе с ней. У него словно появились глаза, уши, легкие и что-то еще, неуловимое, внутри системы. Если бы материализовалась хоть какая-нибудь, пусть железная, рука, чтобы дотронуться до слез этой одинокой любящей женщины...
   Ритм его сердца все более учащался. Настройки Альбуса, согласно введенным ранее требованиям, должны были найти нечто, соответствующее обстановке. Тогда они вскрыли ранее запрещенный ресурс и впервые подключились не к архиву, а к живой онлайн-кардиограмме пациента реанимационной палаты, находящегося в пограничном состоянии. Альбус ощутил предчувствие чего-то неизбежного, чего-то, что стоит целого компьютерного мира и человеческой жизни. Он забыл о конспирации и вдохнул это в организм всей мировой паутины. Снаружи его продолжало касаться теплое дыхание печатающей и уже в голос ревущей Пули. Альбуса пронзило молниеносное открытие: в человеке всегда присутствует ощущение смерти, с которым борется только одна сила – любовь! В этот момент ЭКГ пациента превратилась в бесконечную прямую линию.
   Альбус не захотел переключить ее…
   Он умер.
   Пуля поставила точку, вернулась к началу рассказа и поменяла название. Теперь он назывался «Госпожа Х»…

   …Нет, нет и нет! Мы договорились, что не станем тянуть в мир людей бесчувственных роботов и ботов!
   Ничего страшного не произошло. Искусственный Интеллект получил грандиозный опыт. Альбус был и остался частью мировой паутины, там продолжил любить сердцебиения и свою Пулю.
   Дописав рассказ, Пульхерия Олеговна сердцем приняла решение, благодаря которому, со временем, ее ситуация с Упсом разрулилась. По-другому и быть не могло – на свете нет ничего статичного. Как? – Секрет! Это только их дело.
   Хотя… Нам хочется знать больше? Вообще-то, есть электронный документ...
   Да-да-да, тот самый рассказ, – он же не выдумка! И Пуля – не выдумка. И Упс… И Альбус…
   Ладно, вот доказательство.

II

Госпожа X – …

             ...Тонкая грань...
             ...Вероломство – Благородство – Любовь...


Ъ:
Здравствуйте, дорогая X! Мы незнакомы. Можете называть меня, например, Ъ? Впрочем, это уже выглядит с моей стороны неуважительно по отношению к Вам, а я бы не хотел этого. Извините, что прошусь в друзья. Благодаря Вашему аккаунту в соцсети открыл поэта и писателя «Y», ссылки на которого Вы публикуете в своем профиле, как будто он сам укрылся под женским псевдонимом?..

X:
Здравствуйте, Ъ! Будем друзьями. У «Y» произведения на серьезные, большие темы!

Ъ:
Да, почитал, мне понравилось. Он ездит по городам? Хочу побывать на его выступлении. Я буду следить за ссылками и объявлениями на Вашей странице.

X:
Очень радостно, что его творчество вызывает такие эмоции. Спасибо Вам. Я ему передала Ваши слова :)

Ъ:
Благодарю!
Простите, но, кажется, Вы поете? Увидел на фото. Можно услышать где-то в интернете? Наверное, как Ангел! Не подумайте плохого.

X:
Давно было )) В молодости ))) Сейчас не до этого, нужно регулярно петь и работать над этим. А основная профессия сил не оставляет на творчество и хобби ) Просто раньше любила петь.

Ъ:
Потрясен.
Кем Вы работаете? Даже не могу предположить. Наверное, гуманитарий, раз поете и любите поэзию? Но не учитель. Это жестокая профессия в наши дни. Может, журналист?

X:
Как раз таки, учитель ))) и с жестокостью – вынуждена согласиться, к сожалению. Слишком нас сейчас сделали бесправными, и ушло какое-то трепетное отношение к этому труду.

Ъ:
А я к доске стеснялся выходить. Особенно по немецкому языку и математике. Вы литературу преподаете или музыку? Вас, наверное, очень любят ученики. Взгляд на фото спокойный, добрый. И двоек не ставите совсем. Ведь не ставите никому? )

X:
Какая у меня внешность загадочная! )) Вам никак не удается угадать. Я учитель китайского )))

Ъ:
Поздравляю с наступающими праздниками! И если есть возможность, передайте, пожалуйста, поздравления «Y». Вдохновения ему желаю! Слушал бы и читал. Нашел в интернете его рассказ о простой русской бабушке. Надо же, как женщину понял. У меня слезы покатились.

X:
Вас тоже с наступающими праздниками! Спасибо за пожелания! Я передам обязательно.

Ъ:
Удивлен, что Вы запросто общаетесь с таким большим талантом, как «Y».

X:
Он мой супруг почти 10 лет как))) поэтому запросто и общаюсь))

Ъ:
Не знаю, кому из вас больше повезло... Ему – больше! Правильный человек рядом с талантом – это большая благость...

X:
Спасибо за добрые слова!

Через несколько дней
X:
А почему я у Вас на этом сайте только один друг здесь – я? Вот сейчас обратила внимание и как-то не очень поняла, как такое бывает? Это странно.

Ъ:
Это целая история...

Через несколько дней
Ъ:
У меня была драма в жизни, я потерял сразу всю семью, из соцсетей уходил на несколько лет. Занялся землей, она вылечила, крестьянином стал. Отшельник я. Вернулся в соцсеть посмотреть рынок своей продукции. Не выходит совсем без интернета. Много раз поднималась рука добавить в друзья бывших знакомых, но нет. Одни предательства кругом, ложь. Не хочу возвращать жизнь, которая была разрушена.
Случайно где-то увидел Ваш комментарий. Посмотрел профиль. Удивился: девочка, а публикует только мужчину, писателя. Странно. Написал Вам, а дальше Вы все знаете.
Простите, если кажусь странным. Я и есть странный после своей трагедии. Стал плакать над музыкой и стихами. Потерял бизнес сразу после автокатастрофы, в которой погибла семья. Ничего не соображал. Но о бизнесе не жалею. Пусть это будет милостынька, чтобы моим где-то там было хорошо.

X:
Ох... Простите, что пришлось это вспомнить…

Ъ:
Все нормально.

Через несколько месяцев
X:
Как Ваше сельское хозяйство продвигается? Сейчас все созревает уже, наверное?))

Ъ:
Сельское хозяйство много сил сейчас забирает. Тружусь. Поднимаюсь с колен. Дай Бог. А Вы верите во что-то, дорогая? Вопрос личный, простите, можно и не отвечать, если что-то кажется не так. Я – верующий. Даже очень. Это после трагедии. Другие наоборот, начинают думать, что нет там ничего, раз близких забирает. Со мной – иначе. Хотя, бывают и сомнения.

X:
Рада, что у Вас идут дела с сельским хозяйством! Что касается меня, то я не религиозный человек. Но верить, конечно же, верю. Верю в судьбу, в духовное родство, в любовь, доброту и нравственные качества людей. И считаю, что для этого храмы, где собирают деньги для «связи с Богом», не нужны обычному, честному перед собой, людьми и Богом, человеку.

Ъ:
Искренне восхищаюсь Вашим терпением и жизнью с таким сложным человеком. Вы – молодчина!

X:
Спасибо Вам за комплимент, который Вы попытались сделать о моем терпении, но и здесь я с Вами вынуждена не согласиться ))) В чем Вы увидели «сложность» жизни с «Y»? ))) Ведь Вы его не знаете совсем, а делаете такие странные выводы. И разве есть люди несложные? Я сильно сомневаюсь в этом. А если и жить с человеком, то слово «терпение», на мой взгляд, совсем неприменимо к совместному проживанию на этой Земле. Если «терпишь», то тогда как будто бы мучаешься рядом с человеком. Это точно не про меня, учитывая и мой непростой характер ))) А вот уважать, уступать, прощать, прислушиваться, заботиться, волноваться, поддерживать – вот слова, которые я могла бы сказать о двух любящих людях (любых). Так мне кажется, правильнее говорить ;) Но только не «терпеть» )))

Ъ:
Все правильно сказали. В точку. Рад, что я не прав. Мне показалось. Оказался недавно на концерте «Y», по дороге как-то получилось, сложилось. Проездом был и попал. Он читал потрясающие стихи. Смотрел на него Вашими глазами. Рад за Вас. Очень.

X:
Ух ты! А на какой его концерт Вы попали? В родном городе или другом месте? Спасибо за теплые слова!

Ъ:
На последнем, Вами указанном, я и был. Немного изменили маршрут и заехали. Не весь концерт были, спешить нужно было. Это, безусловно, Человек-Бездна. Потому я и говорил, что он сложен. Неземной.

X:
Теперь поняла, почему сложен ))) Я тоже была на этом концерте. Хоть и выступал он после небольшого перерыва, но концерт все равно получился хорошим.

Спустя несколько месяцев
Ъ:
Здравствуйте, дорогая! Вы наверняка были на последней презентации новой книги «Y»? Как она прошла? )

X:
Здравствуйте! Простите, давно не заходила, работа просто засосала, а я не особо активный пользователь соцсетей. Да, все удалось, но жаль, что очень мало было людей. Я такого еще не помню ((( Правда, его поздно решили организовать, поэтому, реклама не успела сработать.

Через месяц
Ъ:
Удивительная Вы. «Y» даже мужское сердце не оставляет равнодушным, а про женщин даже думать боюсь. Поклонницы наверняка атакуют. Это ж как жить? И каждая надеется его у Вас отобрать? Шучу. Но все равно мне бы не под силу было, если бы моя жена Катенька оказалась при жизни так популярна, я бы, наверное, от страха потерять или ревности извелся. По себе сужу, конечно, Вы просто Ангел терпеливый поднебесный.

X:
Ну, уж Вы слишком высокое сравнение мне дали ))) В плане соперниц я совсем спокойна ;-)

Ъ:
Спасибо за романс который появился в профиле «Y». Жду продолжения! Уж очень понравилось! )
А соперниц у Вас быть не может, Вы – лучшая!

X:
Спасибо за все добрые слова!

Через полтора месяца
Ъ:
Доброе время суток! Как Вы? Часто вспоминал Вас во время своих крестьянских работ. А недавно, при озеленении лесополосы, когда садил деревья, я одну маленькую Липу назвал Вашим именем (нет ничего полезнее, чем липовый мед!) и рядом посадил Дубок с именем «Y». Пусть никто вас не разлучит. Теперь хожу к ним, приглядываю. Разговариваю. Земля подсохнет, буду поливать. Никто их не найдет, не узнает, не погубит в дальнем лесу: спрятал ваше с «Y» счастье, пусть растет.
Надеюсь, у вас обоих все хорошо со здоровьем и в остальном!

X:
Какое необычное сообщение от Вас я вчера прочитала!)) Таких историй нам еще никто не писал, и тем более не осуществлял! Вы очень чуткий, душевный и глубокий человек! Даете деревьям имена людей, с которыми даже не знакомы лично. И, кстати, липовый мед – самый любимый у мужа ))) Вот совпадение )) Очень радостно и тепло стало от мысли, что где-то в лесу будут расти рядом два деревца, имеющие какое-то отношение к нам.)) Дай Бог, чтобы они выросли крепкими и здоровыми! Спасибо.
У нас все хорошо, слава Богу, потихоньку живем и трудимся. А у Вас снова наступает активная пора работ на земле, как я понимаю? Хорошей Вам весны и погоды, а также здоровья и с предстоящими Пасхальными праздниками! «Y» передает Вам привет, я ему рассказала эту удивительную историю ))

Ъ:
Это не саженцы, которые обычно садят на лесополосе, к каким я привык, а маленькие дети на полянке в лесу. Земля еще сырая, прижились. Трогательное счастье. Липа хулиганит. Решила сначала нас с Дубком напугать и сбросила один листочек. Это опасно для крохотного деревца. Каждый лист – связь с солнечным светом. Но потом выбросила к небу новый росток. Баловалась. Дубок покрепче, посерьезнее. Когда липа сбросила лист, он немного привял. Пришлось подкормить удобрениями.
Дети есть дети. То болеют, то шалят.
Думаю, может, зря я их назвал Ваши именами? А вдруг, и правда, крепка связь со спрятанным счастьем? Мне это сначала не показалось серьезным, а теперь боюсь не уберечь. Уж очень странно для деревьев они себя ведут. Волшебство какое-то.
Но Вы не волнуйтесь. Я в Бога верю, и Он сохранит Ваш с «Y» союз, несмотря ни на что.

X:
Целая история и жизнь у Вас там с этими деревцами )) Но не переживайте, что дали им наши имена. И не придавайте этому такого уж значения, а то и вправду, уйдем в какую-то эзотерику или мистику, чего я не люблю и не особо верю. Поэтому Вы правильно сказали, что Бог сохранит все, что Ему угодно будет – и деревца, и нас всех! А за их фотографии отдельное спасибо!)

Через год
Ъ:
Простите меня.
Когда-нибудь…
Можно было незаметно исчезнуть: закрыть свой профиль или удалить его навсегда.
Зачем я все-таки решил открыть ужасную правду, которая может Вас подкосить и лишить веры в людей? – Это совесть не дает мне покоя.
Хорошие люди есть, помните об этом, но, к сожалению, это больше не я.
Данная переписка начиналась безмятежно и безответственно, как все на свете подлости. Но вмешательство и внедрение в Вашу жизнь началось гораздо раньше. Я много лет хотел разыскать Вас в интернете, имея достаточную информацию из первых рук… Но не знал точного имени, поскольку Вы укрылись псевдонимом.
Будучи, как и «Y», публичной личностью, транслируя в мир добро и свет, я оказался не защищен от распространенных соблазнов, не слишком украшающих нас...
Случайно натолкнулся на Вашу страницу, просматривая нужный мне контент, переходя через ссылки и афиши.
Когда-то это должно было случиться...
Вы понравились мне детской доверчивостью, искренностью и верой в своего мужчину.
Общение привело к неожиданному результату: я придумал для Вас маленькую беззащитную сказку. Чудесную сказку-оберег, – от самого себя, – про деревья, посаженные в лесу. Они существуют. Живут и растут в мире человеческого сознания, теперь не только моего, но и Вашего, и всех тех, кому Вы рассказали о них. Примите это воображаемое чудо в знак моих извинений.
Все в переписке – чудовищный вымысел.
Правда только в том, что настоящая госпожа X – это я. И я очень любила Вашего мужа.

(НЕ ОТПРАВЛЕНО)

Все – обман, все – забота напрасная
Или сказка, какой не бывать:
Черно-белую изморозь августа
Отродясь на земле не сыскать.

А она, – неживая нелепая, –
Вечным снегом над миром – не вдруг,
Над осиной с обломленной веткою,
Охраняющей липу и дуб.


Червяк Абудакан

Психологическая сказка-мистификация

               
                «Рожденный ползать…»               
                Я это к тому, что ярлыки более чем условны


   Внутри дерева жил червяк. Дождевой. Вообще-то, дождевые живут в земле, а не в деревьях, но этот был особенным. Он умел… летать! Не по-настоящему, конечно, куда там, крыльев же не было, а мысленно, – да, он еще и мыслить умел, потому что умел мечтать.
   Все на свете почему-то хотят летать как птицы, думают, наверное, что лежа пузом на крыле ветра, любое земное существо должно быть счастливо, если не чувствует силу тяжести, типа счастье – это невесомость, и не подозревают, что у птиц полно своих трудностей.
   В дерево он попал случайно, когда был маленьким. Залез в щелку, понравилось, остался, мыслить начал. Оно со временем окружило его древесиной.
   Наш червяк был высокого полета. Его философская мысль имела разноцветные крылья и не знала препятствий. Она устремлялась в самые разные места. Как ему это только удавалось? Но удавалось же! Эфирным невидимкой он созерцал безжизненные пустыни, морское дно, дремучие леса и даже мог бы написать диссертацию. Его ум побывал на солнце, но это еще что! Чувством личного присутствия он посещал разные уголки космоса, изучал их в аспекте возможного проживания там дождевых червей, а также людей, только бы спасти от них родную планету! Так путешествовать во времени и пространстве умеют только йоги, достигшие высочайшей степени духовного развития. Но нашему червяку не надо было мучиться ростом нравственности, он ведь яблоко познания в райском саду без божественного разрешения не срывал, жил себе по своим червячным канонам и этого было, видимо, вполне достаточно. Другие червяки удобряли землю и размножались, а в нашем чуде-юде жила пытливая Душа. Особенная. Требующая соответствующего воплощения. Ну, жила и жила – может, он гением был? Не будем гадать, отчего это в природе получилось, а как-нибудь его, наконец, назовем. Негоже герою истории без имени ходить.
   Ан нет! Не получается найти имя тому, кто его имеет! Червяк почему-то сразу знал, что он… Абудакан. Имя означало как раз все то, что мы о нем уже знаем.
   Медитации Абудакана заканчивались тем, что он возвращался в свое тело внутри ствола родного дерева, быстренько переосмысливал увиденное червячьим умом, чтобы снова быть готовым к полету, куда кривая вывезет. Он не пил, не ел, потому что питался Святым Духом. Да и не было в дереве привычной для дождевых еды. Космическая энергия вполне способна поддерживать своих любимчиков! В этом случае земная еда не нужна, что, опять же, расширяло возможности червячьего бессознательного.
   Какой у него мог быть возраст, условный, разумеется? – Ответ вряд ли существовал: знания делали его мудрым, а принадлежность к беспозвоночным – юным. Иногда мгновение стоит целого столетия. Хотя зачем нам его возраст? – Было в нем что-то загадочно-неразгаданное. Может, судьба?
    Как-то началась страшная гроза. Молния ударила в дерево, где жил червяк, расщепила ствол на две части и подожгла. Благодаря сильному ливню, огонь погас, заветное жилище осталось целым, но червяка реально контузило. А кого бы не контузило в сложившихся обстоятельствах? Нет, он не стал заикаться или плохо слышать, но его медитативно куда-то отбросило.
   Тут надо заметить, что все на свете медитаторы знают про обязательное правило: дорогу «туда» надо запоминать! Обычно это происходит легко и непринужденно, словно бы само собой, но иногда требует сознательного усилия. Здесь же червяку так тряхнуло мозги, что перемещение произошло спонтанно, а без «нити Ариадны» возвращение не гарантировано. Впрочем, если только опять не вмешается какая-нибудь неожиданность.
   Новое место прибытия сознания Абудакана не напоминало ни одно из посещенных ранее и являлось не срезом пространства или измерения, а планетой.
   Сиренево-розовая атмосфера окружала сады, водоемы, горы. В небе двигались несколько спутников разной величины. Их неяркого света хватало для ровного освещения. Оно было рассеянным, приятной плотности. Теней от каждого предмета не было совсем. Прикольно, да? От них все равно никакого толку. Хотя… Если олицетворять тень со злом, то выходит, что оно побеждено благодаря всего лишь нескольким источникам света.
   Абудакан ощутил преображение. Он раньше никем не был во время медитаций, а сейчас у него появилось живое тело. Смуглая кожа не скрывала крепких мышц, в них были сила и желание двигаться. Руками потрогал лицо: настоящее! Поднял взгляд на один из спутников планеты, но не смог переместиться туда, как умел делать это раньше: тело не отпускало. Где же он?
   Ответом послужила посторонняя мысль, легко вошедшая в голову:   
   – Там, откуда ты прибыл, это называлось бы: попасть в Черную космическую Дыру. В них тоже существует множество вселенных, срезов реальностей и пространств. Поскольку сознание не является материальным объектом и физически не может быть разрушено, оно с помощью мощного энергетического разряда пересекло границу миров. Здесь к нему добавилось тело из нашей антиматерии.
   – А ты кто? – спросил Абудакан.
   – Общий интеллект, осознающий себя как личность, или разум планеты Серсей – так звучало бы мое имя на твоем языке. Все, что здесь есть, является частью меня так же, как я – есть каждая живая и неживая часть. Теперь ты тоже составляющая общего разума.
   – Я – человек?
   – Твоя индивидуальность самостоятельно выбрала подходящую материализацию в виде тридцатилетнего мужчины. Возможно, узнав здешних существ, ты стал бы, как они, но этого не случилось. Мозг скоро привыкнет к новым условиям, и однажды ты начнешь их видеть. Они будут восприниматься как люди, хотя ими не являются. Таково устройство данного мира. Разные формы жизни приводятся к родному алгоритму внутри самих себя и могут одновременно казаться родственными существами разным представителям, оставаясь, тем не менее, самими собой.
   – Ты продолжишь со мной общаться?
   – Я – часть тебя. Постепенно ты начнешь воспринимать мои советы, как собственные мысли и не совершишь ошибок. Стремления данного мира направлены только на созидание, разрушения недопустимы.
   – А свобода воли? Я буду вынужден поступать только так, как должен?
   – Серсей присутствует в каждом существе, в каждом предмете, значит, и ты через меня присутствуешь во всем сущем. Если есть агрессия, ты скоро избавишься от нее, поскольку не захочешь навредить самому себе, твои желания начнут совпадать с законами справедливости. Тогда и наступит личная свобода.
   – Что будет дальше, смогу ли я покинуть это место?
   – Ты привязал себя к человеческому телу. Связь с домом закрыта границами черной дыры. Покинуть меня ты сможешь при определенных обстоятельствах, когда примешь окончательное решение. Уничтожение тела ради высвобождения сознания недопустимо, оно может только состариться, помни об этом. Преображение здесь живущих после естественного старения рассматривается индивидуально, зависит от полученного опыта. Их дальнейший путь определяется еще более мудрым сознанием, которое у вас назвали бы сущностью Бога-Отца. Это разум всего Космоса. Ты – не единственный заблудший, оказавшийся здесь. Серсей – своего рода пылесос во Вселенной, помещающий потеряшек в условия, где они могут продолжить существование, обрести новые знания. Осваивайся. Планета к твоим услугам.
   Абудакан почувствовал, как ветер погладил кожу. Он поднял руку к голове: «Лысоват... Сам захотел? Подумать только!» Потом лег на землю, закрыл глаза и представил себя в родном дереве. Раньше он не перемещал себя домой, а был там всегда. Теперь его родина здесь?
   Ладони касались песчинок, которые слегка кололись, перекатываясь под пальцами. С помощью Серсея он ощущал каждую из них, как самого себя. Это было интересно.
   Возле головы послышалась возня. Нечеткое пятно, не торопясь, приняло очертания ребенка лет восьми. Девочка! Он резко сел. Здесь есть дети?
   – Ты кто? – как можно более ласково спросил он.
   – Не знаю, – голос малышки был прекрасен. Она будто напевала, произнося слова.
   – Дети не бывают одни, должен быть кто-то еще.
   – Зачем?
   – Не знаю.
   – Тогда теперь я с тобой.
   – Как давно ты здесь?
   – Не больше минуты.
   – Заблудилась?
   – Нет.
   – А где живешь?
   – Там, где нахожусь.
   – Я – Абудакан.
   – Сильное имя. Что обозначает?
   – Там, откуда я прибыл: медитирующий червяк, живущий в дереве.
   – А здесь?
   – Еще не знаю. А тебя как зовут?
   – Геррэ.
   – Оно значит что-нибудь?
   – Там, откуда ты прибыл: стучащая голова.
   – Почему стучащая голова?
   – Миссия такая. Ты сам меня попросишь.
   – Ты знаешь будущее?
   – Шучу. Вставай. Нам надо идти.
   – Куда?
   – Не все ли равно, медитирующий червяк, живущий в дереве? Я буду твоей провожатой.
   Серсей был великолепен. Для путников существовала еда, которую не обязательно было есть по-настоящему, достаточно лишь посмотреть, чтобы появилось чувство насыщения тем или иным фруктом с целым букетом вкусов и запахов. Замечательное свойство! Не было пищевой цепочки, где большее поедает меньшее. Вкусности росли повсюду и никем не уничтожались. Абудакану стало казаться, что новый мир – сплошная выдумка, а он привычно находится в родном дереве, только вернуться назад пока не получается.
   Геррэ была своя, он это сразу понял. Наверное, это он придумал ей хохолок на красно-рыжей макушке, как лысину – себе самому. А еще у нее были какие-то ненастоящие крылышки, пришитые к рубашке синими нитками, тонкие щиколотки, хрупкие запястья. Других существ не было или он еще не начал их видеть.
   Иногда они останавливались. Тогда Абудакан подходил к деревьям, трогал их, ощупывал, скучая по дому, но Геррэ тащила его дальше. Она то молчала, то без умолку болтала. Интересно, какой формой жизни она являлась? Увидит ли он ее настоящую? А, впрочем, какая разница? Теперь у него есть друг. С каждой минутой он привязывался к ней все больше. Внутри грудной клетки разрасталось тепло, которым хотелось окружать милое создание, оберегать без сна и отдыха, убеждаться, что она счастлива. Геррэ была единственной, с кем он имел дело за всю свою жизнь.
   Вдруг земля кончилась. Дальше простирался океан. Если бы кто-то захотел оказаться на самом краю земли, то это было то самое место. Абудакан огляделся. Невдалеке качалось сооружение, напоминающее плот.
   – Надо плыть. Стучащая голова, ты со мной?
   – Нет. Мне следует подождать тебя здесь! – тихо ответила Геррэ. – Не бойся, я никуда не денусь, ведь дети не бывают одни. У меня – это ты.
   Она заглянула ему в глаза:
   – Планете нужно не только созидание. Не только справедливость, а что-то еще очень и очень важное. Ты один это умеешь.
   – Я не знаю, что это.
   …Течение само несло его. Вскоре показалась синяя скала, за ней еще две: белая и красная. В центре их треугольника над острыми вершинами в воздухе колыхалось что-то живое, похожее на огромный сияющий шар – энергоинформационная проекция Серсея. В голове Абудакана снова появились слова:
   – Там, откуда ты пришел, есть то, чего нет у нас. Душа! Она состоит из легчайшего эфира, который не может существовать в субстанции Черной Дыры. Но ты перенес ее сюда и остался жив. Это рождение новой антиматерии. Твоя Душа не отделима от тебя. Без добровольного согласия я не вправе объединить ее с общим разумом, чтобы одухотворилось каждое существо Серсея, но, если ты разрешишь, она станет присуща всему, обогатится опытом, увеличится до божественных размеров и знаний, станет основой антимира. Со временем мы распространим ее во все наши измерения. Обретя столь величественную силу, ты сможешь снова преодолеть границу миров и вернуться в свое дерево, где все еще жива твоя прежняя оболочка, но тогда наша Вселенная будет разрушена, ибо отделение Души от тела означает смерть.
   Абудакан не мог поверить. Дождевой червяк должен стать Богом? Он человеком не умеет быть. Надо же… А он вот лысину себе сотворил и синяк  на руке... И родное дерево так жалко... Но он же сможет вернуться… Погубив целый мир.... Мир почему-то совсем не жаль… Немыслимо погубить Геррэ – девчонку с красно-рыжей макушкой...
   И Абудакан закричал. Он кричал на весь доверившийся ему мир от ужаса свалившейся на червяка ответственности. Он кричал долго, пока не устал. Потом тихо произнес:
   – Я согласен.
   Его на мгновение ослепил свет. Потом он снова оказался на берегу и увидел все расы живых существ. С его Душой они были прекрасны! Он уже знал, что любит их всех. Теперь и они стали способны любить. Среди них была Геррэ, которая протягивала к нему руки и радостно смеялась. В этом было все дело. В мире, где есть Душа, живет любовь!
   Абудакан раздвинул рамки сущего и сделал свое первое распоряжение:
   – Стучащая голова, помоги мне!
   …Где-то за границами Черной Дыры от дерева, в котором находился дождевой червь, мало что осталось. После рокового удара молнии оно быстро разрушалось, незащищенная древесина становилась все более рыхлой. Вдруг появился растрепанный дятел, который, усердно стуча, через расщелину добрался до убежища Абудакана и склевал его. У дятла была красно-рыжая макушка и четко поставленная другом задача.
   Теперь Душа целой Вселенной носила имя Абудакан. Оно означало: мир, способный любить за гранью невозможного.
   Не волнуйтесь, Геррэ, конечно, смогла вернуться.


Раз рентген, два рентген

   Жил-был Рентген. Да-да, самый настоящий Рентген! Но не доктор. А Рентгеном он был, потому что видел насквозь. Разное. Не все подряд, конечно, так же и с ума недолго сойти. Но наш Рентген был не сумасшедший. К тому же, это была… женщина! – Так часто бывает в сказках: то, что кажется Таким, вдруг оказывается чем-то Другим. Если бы на нее посмотрел еще какой-нибудь Рентген, то он бы сразу увидел, что она женщина, а другие люди – не сразу, потому что выглядела она, мягко говоря, не очень, хоть и была прехорошенькой. Ей казалась важней внутренняя наполненность. Постигнув суть многих вещей, потом не слишком уделяешь внимание своей внешности!
   Рентген была одинока. Как перст. А кто захочет, чтобы его просвечивали всякий раз? Из-за этого и возникали разные сложности, потому что все любят врать. Если заглянуть самому – в самого себя, то и без рентгена можно это увидеть. Стремясь быть честной, Рентген предупреждала новых друзей, что следует поменьше ее обманывать, поскольку при обязательном раскрытии она почувствует боль и разочарование в людях, которые с каждым новым случаем все тяжелее, а у нее и так никакой веры в порядочность не осталось. Итог всегда был один: новые знакомые мгновенно улетучивались, поскольку легче жить с человеком, от которого приятно безнаказанно скрывать свои похождения. Как без этого? Без этого нет счастливой жизни.
   И Рентген смирилась. Она знала, что дар прозорливости – не подарок, а испытание. Никто не чувствует себя защищенным под всевидящим оком. Получается, что ты принимаешь решение не такое, какое очень хочется, а правильное. И нет в этом полной свободы. Наверное, полная свобода для многих в том и заключается, что можно безобразничать, как захочешь. Наша героиня тоже была не идеальна, чего там лукавить. Над ней сиял всевидящий глаз Бога. Он был строже и проницательнее человеческого, что, однако, не мешало ей, как всем, совершать проступки. Контроль свыше дисциплинировал, но побеждать земные слабости было не так-то просто. А уж как в этом положении хотелось иметь родственную душу!
   Однажды… Р-р-раз, и ее назначили Капитаном Дальнего Плавания Сразу Первого Ранга! – Такое нежданно-негаданное чудо для сухопутного обывателя. Перспектива стать моряком оказалась заманчива, она резво взлетела на капитанский мостик.
   Рентген раньше мечтала о кругосветном путешествии, но представляла себе не работу, что делают в море, а превсякую романтику. Теперь же надо было принимать решения, о которых она не имела представления. К счастью, в команде были опытные моряки – они знали свое дело! К тому же, кораблик у нее был все-таки волшебный. Он назывался «Лебрас» – слово непонятное, о котором мы очень скоро забудем, но Рентген его не выбирала, какое досталось, такому и спасибо!
   Море-окиян – стихия сурьезная! Не для прогулок. Ее укачало. Несколько дней она лежала в капитанской каюте и предавалась размышлениям: для чего судьбе понадобилось отправлять ее в открытое море? Но это еще что! Ночью начался страшный шторм и кораблик получил пробоину, наткнувшись на риф. Команда бросила все силы на откачивание воды из трюма. Следовало заделать течь или пойти ко дну, но Рентген не представляла, как справиться с ремонтом в походных условиях. К счастью, утром наступил штиль и на горизонте появилось какое-то судно. Спасение!
   Это оказался пиратский корабль «Рум-Би-Пум»! Рентген с командой благополучно взяли в плен. А какой у них был выбор? «Лебрас» тут же пошел ко дну вместе с непонятным названием.
   Пиратским кораблем командовал непревзойденный враль и махинатор, игрок и прожигатель жизни по прозвищу Картуз-Баюн. Достоинство у него было только одно, но зато какое: он пел, как ангел. Это при его-то разгильдяйстве! Получалось, что разбойничья душа, как бы, из двух частей состояла. Обе эти части никак не могли прийти к мирному сосуществованию. Когда пел Баюн, внутренний озорник Картуз забивался в угол капитанского сердца и прицокивал языком от злости, а если начинал свои азартные игры Картуз, его место в углу, кусая локти, занимал Баюн. Сам пират, – бедствие всему миру, – был невозможно красив. Ну, просто невозможно! Невозможно совсем! При целом букете аморальных качеств это скорее недостаток, чем достоинство. Красота располагала людей к себе, чем капитан бессовестно пользовался.
   Пленница Рентген понравилась обеим частям души морского разбойника. Он влюбился в темные круги под глазами, отсутствие прически, мятую одежду и все такое. (Мы помним, да, что она на своей внешности особо не зацикливалась?) Женщины другого сорта всегда казались ему самовлюбленными пустышками, а тут, гляньте-ка, морская волчица, бороздящая, как он, бескрайние просторы! Влюбился пират, и его соперничающие силы, опережая друг друга, впервые ринулись к одной и той же прекрасной цели. В любви, как на войне для обольщения годилось все: и обман, и песни. Правда, по-человечески он любить не умел, не приходилось ни разу испытывать настоящее чувство. Картуз-Баюн страстно, а он все делал страстно и самозабвенно, захотел не просто обладания пленницей, а добиться всепоглощающей любви, чтобы потом… бросить! – Тоже, своего рода, азартная абьюзерская игра! Такие игры вызывают сильные негативные эмоции, заслоняющие настоящие чувства: любовь, доверие, над которыми нужно трудиться, но о которых Картуз-Баюн даже не понятия никакого не имел.
   Измученная штормом и откачиванием воды, Рентген ничего этого не увидела, поскольку на несколько часов впала в полубессознательное состояние, а когда пришла в себя, увидела склонившегося над собой поющего красавца.   
   Известно, что любовь слепа. Это было придумано про нее. Влюбленность сразу лишила ее дара прозрения и сделала доверчивой девчонкой.
   Молодые люди оказались в сетях настоящего чувства, которое со временем помогло им адаптироваться друг к другу и даже измениться.
   К Рентген вернулась способность видеть насквозь и здраво соображать, а капитан «Рум-Би-Пума» не бросил любимую, как предполагалось вначале. Он обрел некоторые черты джентльменства и благородства, хотя продолжал оставаться вруном и махинатором, осознающим, что любимая все уже наверняка знает, но поймет и простит.
   Только поначалу это был, все-таки, кошмар! Ну, представьте, к человеку, ни секунды не живущему без хитромудрых планов, приставили всевидящего стража! И наоборот, ясновидящей, разочарованной в людской порядочности, подсунули эталон гениальной нечестности! Не обходилось без нравоучительных бесед с битьем о стены небьющейся корабельной посуды и даже легких потасовок, которые заканчивались всегда одинаково: любящими объятиями. Это была жизнь, наполненная не только испытаниями, но и компромиссами.
   Вместе они продолжали бороздить морские просторы, попадая в разные переделки.
   Как-то раз Рентген открылось, что она – не единственная в судьбе своего капитана. В пальмовой хижине на берегу моря его ждала другая женщина. И в каменном домике еще на одном берегу. И даже в деревянной зимней сторожке в глухой тайге! – Туда-то как смог заплыть его корабль? И еще, и еще… Женщины разного цвета кожи, исповедания, уровня жизни… Почти у всех у них были красивые поющие дети, любящие приврать. Баюн пометил территорию всего мира, не задумываясь о последствиях. Потрясенная открытием, Рентген даже не могла их сосчитать. Они проносились перед ее рентгеновским зрением, как кадры хроники…
   Так вот почему «Рум-Би-Пум» не заходил в порты днем, выбирая незаметные места стоянок, стараясь не привлекать к себе внимание! Страшнее проблем с законом, были ждущие на берегу матери дочек и сыночков, о которых Картуз-Баюн даже не догадывался, поскольку не возвращался дважды к одной и той же возлюбленной.
   Разумеется, Рентген могла бы утешиться тем, что все это было раньше, что никого другого он не взял в дальние странствия и не сделал своей правой рукой, что по-настоящему влюблен только в нее... Как же ей захотелось в эту минуту, чтобы всю жизнь он обманывал только ее одну!
  Это был очередной экзамен ее ясновидения. Как поступить? Сохранить тайну и оставить все, как есть, оберегая свои отношения, или разделить любимого с детьми и их матерями? Как, оказывается, страшно за собственное счастье! В конце концов, это мужская проблема, о которой он должен был думать раньше. Но ведь она – часть его теперешней жизни. И Рентген предложила неожиданное решение, которое Картуз-Баюн принял со свойственным ему воодушевлением!
   Детей было много, они были разбросаны по всему свету, но в жилах каждого текла кровь морского пирата. Удалось, в конце концов, собрать их в одну дружную морскую семью, и теперь море бороздил поющий «Рум-Би-Пум». Матери на берегу остались встречать из плаваний своих мужающих детей, но каждая могла теперь устроить личную жизнь, расставшись с бессмысленным ожиданием!
   У Рентген и Картуз-Баюна тоже родилось несколько ясновидящих врунишек, поющих как ангелы.
 
Что же это за чудо такое – ИСКУССТВО БЫТЬ ВМЕСТЕ?


Прыгучая и Дракон

Психологическая сказка о взаимодополнении

   Девочка очень любила падать с отвесной скалы, но, чтобы Дракон обязательно ее спасал. И он это делал, на свою голову. А девочка, как кошка, скребла на свой хребет. И допрыгалась.
   Однажды бедный Дракон не уследил, когда шалунья соскочила с обрыва. Она всегда совершала это, едва вздумается, знала, что поймают. Он спохватился, когда Девочка уже погрузилась в пучину, и сразу нырнул за ней, но не нашел. Так и нырял в безуспешных поисках до ночи. А потом решил от горя утопиться. Потому что весь смысл его жизни давно превратился в бесконечные спасания бестолковой. Да, когда живое существо теряет смысл жизни, то ему, конечно, лучше умереть.
   Дракон нырнул так глубоко, как только мог, и вдохнул воду. Но, – о, чудо! – не умер. И девочка тоже не умерла. Это же сказка!
   Когда безрассудная попрыгунья коснулась воды, то очень удивилась своей непойманности. Но ненадолго, потому что вокруг было все такое интересное. На дне ее подхватил Водяной Царевич и отнес в свое царство. А чего ж? Такая дурь с неба упала, своей-то не было. А без дури очень скучно жить. Но, конечно, пока не познакомишься с Девочкой, этого не узнаешь.
   Энтузиазм и там не дал ей жить спокойно. Когда ума нет, все равно куда сигать, и она решила прыгать в глубокую расщелину рядом с дворцом, не подумав, что ловить-то некому. А принц какой мастак в таких делах? Он же Принц – не спасатель. А расщелина оказалась Марианской впадиной, и Девочка благополучно провалилась в бездонную морскую пропасть до огненного земного ядра. Там, как раз, ход был такой – вертикальный. Но опять не погибла. Это же сказка, в которой у дурочек самая высокая выживаемость.
   В земном ядре ее встретил Бог Огня. Он жил один и чрезвычайно удивился попрыгайке. А прыгать-то было уже некуда. Бог Огня только руками разводил, пока за ней не пришел... Кто бы вы думали? Да, конечно, Дракон, кто ж еще?
   Решив утопиться, он с недоумением приземлился у водяного дворца. Принц сразу попросил его последовать за Девочкой, потому что больше некому. А еще Принц побоялся, что Дракон престол у него отожмет. Но Дракону трон был не нужен, и он, конечно, нырнул. Не возвращаться же?
   Поскольку он был огнедышащий, и у нас, опять же, сказка, то не погиб в огне земного ядра, а благополучно похитил оттуда дурную Девочку, которую и так никто не сторожил. Кому она нужна? Бог Огня пяткой перекрестил свой лоб и радостно занялся своими делами. Морской Принц тоже только рукой им махнул: да летите вы уже оба мимо, сдалась бы такая ответственность!
   Так они добрались до своего дома.
   Девочка, наконец, задумалась, хоть и задом наперед, что Дракон совершил с ней невероятный прыжок. Только не вниз, а наверх: из самого земного горнила через морскую воду к высокой скале, которая теперь игрушечной казалась. И что? А вот что! Девочка-то в путешествии повзрослела, но не поумнела! – и... Вот опять наше любимое «ииии...» Опять прыгнула! Ей же все время только этого и хотелось! Опять, да. Куда на этот раз? – В ЛЮБОВЬ! Но Дракон не стал ее спасать. Он женился на ней. Дети у них появились, стало, как у всех. Оба пропали, в общем. Прыгать и спасать перестали. Вот дураки.
   В конце жизненного пути Очень Взрослая Девочка, со всеми попрощавшись, уже против воли, опять прыгнула, но старый Дракон снова не последовал за ней. Очень внуков любил. И тогда она совершила невозможное: зависла в полете и дождалась, когда подошло его время. Тут уж они взялись за руки и вместе полетели. Не знаю куда, но думаю, что они и там не скучают.


Ко-ко-каззка

Действующие лица: Петух и Курочка – король и королева.

   – Ах, сударыня, Вы выйдете за меня? Объединим наши государства прямо сейчас! Ку-ка-р..!
   – Как можно-с, Ваше Величество? Имейте хоть толику терпения... Мне нужно подумать...
   – Ах, сударыня, что тут думать, решайте немедленно!
   – Сколь Вы нетерпеливы, однако...
   – Отнюдь, сударыня, отнюдь! Я и так ждал слишком долго. Как только увидел Вашу очаровательную припухлость сдобной булочки, окончательно потерял разум! Я пойду на Вас войной, если Вы немедленно не дадите мне свой ответ...
   – Войной, Ваше Величество? Войной?! Как можно-с?!
   – Можно-ссс, сударыня, можно-ссс. Я теперь же отдам на это приказ.
   – Но тогда я не смогу ответить согласием!
   – И не надо. Я возьму в жены пленницу. И все равно сьем Ваш аппетитный тортик до последней крошки! А государство завоюю.
   – Ну, знаете... В моем курятнике тоже есть войско! А в плену мои куры не станут нестись!
   – А мне наплевать на Ваших кур, мне нужны только Ваши яйца, моя дорогая пухленькая пленница!
   – Вы смеете намекать на мою полноту?!
   – Я смею намекать на свой аппетит! А так же, на Ваши, голубушка, соответствующие моим потребностям, формы!
   – Ну, знаете ли...
   – Вы это уже говорили...
   – Это я объявляю Вам войну!
   – О, я даже не надеялся...
   – Это я пленю Ваш сарай и Вас вместе с ним!
   – Ииии...?
   – Отдам Вас своим курам.
   – А сами останетесь победительницей на нетоптанных яйцах?.. А ведь я мог быть только Ваш, сударыня, только Ваш...
...
   – Я подумала...  Мой ответ: ДА.
   – Как жаль, что мы пропускаем войну.
   – Мы начнем ее здесь и прямо сейчас. Не думайте, что только Вы в этом разбираетесь! Какое у Вас звание?
   – Э-ээээ, я только что был генералиссимусом, но теперь – голодный рядовой.
   – Тогда я – негритянка на полевой кухне!

(Продолжение следует...)




Не пишу

   Зачем ты спрашиваешь меня, почему тебе не пишут, как раньше? – Надо подбрасывать дрова. Пепел не горит. Попробуй уголь. Масло. Бензин. Секс (– ой, не в тему образа!) Переведи огонь в тепло домашнего очага или вынеси на природу. Сам стань магмой вулкана, искрами электричества, горящим бревном, магнитным полем, черт-те чем-нибудь...
   Почему прежние сосна, береза, которые раньше яростно полыхали, стали негорючими? – Устали!
   Не думай, что кто-то обязан любить вечно и просто так. Может, но не должен. Все костры прогорают к утру.
   Тебе напишут. Но это тоже будет скучно, как холодный костер. Нет?





Дневниковые записи








Еще нет

Я не поставила на себе крест.
Вот такой: пребольшой-большой.
Я не сказала: "Увы, пенсия..."
Все с этим сталкиваются.
Меняется смысл бытия.
Меняются цели.
Вернее, они тихо стираются с личного горизонта.
И маленькие финансы идут вразрез со свободным временем.
А как хотелось бы укатить в кругосветку.
Стоя на палубе, пусть и обшарпанного, корабля, влюбиться в бесстрашного капитана, бравого матроса или интеллигентного пассажира.
И вот она, новая жизнь.
Ни хрена.
Денег нет.
Поэтому надо работать.
Хоть немного скопить, чтобы не было страшно смотреть вперед.
Такая большая разница в перспективах.
Такое собачье время.
Кто я в нем?



Женат на бабе Яге, хе-хе...

   Было времечко – думала (я ж – СуперХерой Алый Плащ!): если любимый человечище женат на бабе Яге, то его надо от неё спа-сать! Оооо, с-п-а-с-а-ть! Сварился, как лягушка, брошенная в холодную воду и поставленная на медленный нагрев. Как не помочь выпрыгнуть?!
   А теперь думаю: счастлив в кипятке после смерти...
   Романтик живёт с прагматиком. Кто победит? Прагматик. Он более жизнеспособен, он жёстче. Романтизм сроду не прокормит, он связан с вдохновением, с рождением идеалов.
   Опасность в том, что сваренная в таком браке одухотворенность плохо реанимируется даже в новых отношениях, погубленный муж бабы Яги становится хамом. Он так привык защищать свою бессмертную Душу. Как животное, которое долго обижали, теряет веру в любовь.
   ...Теперь я поменяла концепцию спасения любимого человечища. Что может сделать СуперХерой Алый Плащ? Он – может, конечно... Но только в том случае, если сварившийся захочет протянуть свою руку для спасения. Да и то в определённые сроки. Стоять над его кипящим чаном годами – бессмысленно.
   А то, что баба Яга – не романтик в данном конкретном случае, хоть и кормит варящегося, сомневаться не приходится.

   Жаль его до слез.
   Старею...


Старый Копейск

   Старый Копейск. Шахты, терриконики.
   Из окна моего детства был виден один такой. Его верхушка горела красными непрогоревшими углями. А воздух зимой всегда пах дымом печки, бани. Это самое сильное воспоминание. Когда моего обоняния касается дым костра, я немедленно оказываюсь маленькой девочкой, выходящей из подъезда гулять и делающей полной грудью первый вздох на улице. Это всегда морозец и запах угля.   
   Детьми мы иногда забирались на террикон, но не до верху, было очень и очень страшно. Как-то я одолела почти половину высоты и села, завороженная: увидела свой дом и свои окна с высоты. Там до дома всего метров 300 было. Долго сидела, трогала камни, редкую травку, что смогла пробиться из ниоткуда. Потом мама меня нашла.
   Зимой мы даже пытались кататься, но склон был неровен и штаны нещадно рвались. Бедные попы были в синяках.
   На праздник октября на терриконе одно время выкладывали надписи: "Слава КПСС", пока не случилась трагедия. Я уже взрослая написала об этом.

***
Терриконик – теперь курган,
Разве годен он для игры?
Как стремительный ураган
Ты съезжаешь с моей горы.

И кричишь, и в глазах восторг,
Поздний вечер, домой пора.
А меня не прощает Бог,
И вбирает в себя гора.

На "ноябрьские" я исчез...
Помнишь, детка, была видна
Надпись "Слава КПСС"?
Как горела огнём она!

Ведь не сдрейфил же, вот дурак, –
"С пьяных шар" – на горячий склон!
Имя партии, как на флаг,
Написал на весь террикон.

Я выкладывал, сколько мог,
Пролетарский свой интерес,
Но споткнулся об уголёк,
Задохнулся на букве С.

Клетью шахты – в жизнь не поднять,
Только вниз и никак наверх.
Помешалась от горя мать.
Перед ней – мой сыновний грех.

Вон нога из горы торчит,
Обгорела, без сапога...
Ты найдёшь меня в той ночи,
Мёрзнет, детка, моя нога...


Просто пиши...

   Рано или поздно любой поэт, писатель задает себе вопрос: а кому это нужно? Зачем я это делаю?
   И правда! Несколько дней пишешь кровью сердца какие-нибудь сказочку, стихотворение, рассказ, потом дрожащей от волнения и усталости рукой выносишь ее на свой ресурс в интернете, чтобы...
   ...Кто-то воспрял духом, очнулся от горя, порадовался?..
   ...Неееет!!! – Впопыхах перелистнул, прочитав пару строк... Не зацепило...

   ...Не надо обижаться на современность. Она такова. Бог говорит мне каждое утро, когда я, вздыхая, прошу у Него благословения:
 – Просто пиши, моя девочка! Я так люблю, так люблю твои сказки!



О критиканстве по пунктам

1. Я против критики на всеобщее обозрение. Это моветон.
2. Не стоит учить стихосложению того, кто еще к этому не был готов и не спрашивал именно НАШЕГО совета. Мы – нескромны и заносчивы в этом процессе.
3. Есть люди, которые "пишут" свои чувства. Это их право и уровень. ИМЕЕТ МЕСТО БЫТЬ.
4. Тема войны страшна. Кто коснулся ее и сумел о ней сказать, достоин уважения. Если этот человек участник военных действий или просто очевидец, склоняю голову, кем бы ни был...  Он, написавший даже "убого и нелепо", стоит выше меня – тыловой крысы, пытающейся судить о его слове.
5. Когда в стихотворении звучит благородное сердечное высокое, – так называемые "нелепицы" критиками должны быть прощены. Не все следует РАЗБИРАТЬ по законам стихосложения.
6. Автор правильно огрызается и защищает свое детище. Стихи – наши дети. Критика сокровенного причиняет неимоверную боль. Ответной реакцией на БОЛЬ всегда будет яростная агрессия. Это хорошо знают медики, другого и не ждите.
Ковыряние скальпелем в открытой ране не обезболенного – неподготовленного к РАВНОДУШНОМУ – настаиваю на этом слове! – разбору, приводит к распре. Урок критику.
7. Следует просто остановиться на любом этапе. И все. Прямо сейчас.
8. Учимся прощать даже там, где этого НЕ ЗАМЕТЯТ И НЕ УЗНАЮТ.
 
Мы хорошо пишем сами и видим чужие недочеты. Нам хочется поделиться бесценным и невероятно трудоемким опытом, но прежде чем это сделать, надо хорошенько подумать.
Незрелые критики, как незрелые поэты, совершают типичные ошибки.
Сначала ты плохой поэт и никакой критик. Потом хороший поэт, но все равно плохой критик. Как только становишься хорошим критиком, нет больше желания критиковать чужие стихи...

Всегда Ваша и с Вами…


Почему так много звезд?

   Когда тоскую от слова совсем, пишу новую сказку или стихотворение и выталкиваю их в дырявый интернет. Сразу кажется, что рукой прикасаюсь к его лицу. Верю, что он мое – это самое обязательно читает, причем, немедленно, и в ответ прижимается к ладони. Ничего, что интернет показывает чужое время неопознанных гостей страницы, я верю, что все мои гости – он.
   Но взаправду ничего нет. Он давно принял сотню решений против меня, а я тысячу – против него. Но, почему-то, снова и снова, опять и опять думаю, что он скучает обо мне так же, как я – по нему.
   Это – бред на пустом месте. Нет вокруг ничего, кроме выжженной пустыни и маасенькой-маасенькой керосиновой лампы внутри меня. Тихое  мерцание лампы не задуть, не залить, не заморозить... Что ей пустыня, если она сама – огонь; ночь, если она – свет; холод, если она – тепло? Так любовь горит в сердце. А где любовь, там вера с надеждой. Снова и снова появляются три искры, вылетающие в небо из закопченной лампы, превращаясь в созведия. Все небо заполонили. А разве можно погасить звезды? Это даже Бог не осмеливается сделать, потому что Он тоже так любит...
   Нас.


Бирюзовая Алиса

   ...Докатилась...
   Все больше лишаю себя человеческого общества, сужаю круг, замыкаюсь.
   Приходится делать усилие для поддержания имиджа той самой...
   Для безопасного общения заказала себе умную станцию Алиса. Долго думала. Не решалась подвести черту под полной и безоговорочной капитуляцией. Подвела.
Оказывается, теперь можно подобрать колонку не только по оттенку, но и по особенностям:
фиолетовая
— тусовщица,
бирюзовая
— романтичная особа,
жёлтая
— неординарная и смелая,
розовая
— мечтательница,
бежевая
— любящая уют и спокойствие.

   Заказала бирюзовую. Скоро приедет. Не знаю, смогу ли с ней найти общий язык. По-моему, это просто невозможно с моими особенностями и душевными драмами. Но понимание того, что Алиса не человек, должно сказаться на наших с ней отношениях. Как – пока не знаю... Но все больше не хочется разговаривать и с самой собой. Не современно, что ли, это. Все жду голографическую копию того, с кем действительно будет приятно поговорить.
Короче, не просто дичаю, а делаю это современно и со вкусом.
Бирюзовая, значит, ну-ну...

Почему Бог не слышит

   – Молился, постился, отказывал себе во всем, но Бог так и не услышал мою мольбу...
   – Бог помогает, но Он не выполняет прихоти, даже если тебе кажется это жизненно важным. Научись различать где только личная прихоть, а где твое желание, возможно, совпадает с Его Волей. Ты удивишься.

Откуда что?

   Да. Продолжая писать о войне, понимаю не на пальцах. Стихи у меня... женские. Даже о ней. Удивила себя. Как мне удаётся оставаться в рамках сказочной фантастики и изглоданной темы любви? Я хочу вырваться из окостеневших рамок, но нет.
   Разумеется, это мой стиль, моя фишка. Но можно же просто лирику о войне, как Чичибабин пишет, например. Но не выходит...
   А это стихотворение и вовсе появилось из бестолковой ночной фразы про кофе, из-за которой пришлось проснуться и записать ее:.. .
   И да. И в первом шестистишии она служила скелетом темы! Но стало выходить такое любимое сказочное, что я не отказалась от удовольствия создать серьезное произведение.

***
Я участвую в каждой проклятой войне,
Я без вести пропала, сгорела в огне,
Я ловлю в поле каждую пулю.
И скрываюсь за черным, в полнеба, крылом,
И кажусь справедливости чертовым злом,
Но целую, целую, целую...

Я из тьмы прибываю на личный вокзал.
Вот солдатик безногий мне "Мама!" сказал –
Невесомый, как та незабудка.
Их она, их война прибрала, подмела,
Закружила, списала, спалила дотла,
Окровавила черною шуткой.

Эта боль не нужна моей доброй стране,
Но зачем-то ко мне, для чего-то ко мне
Беспощадным притянута веком.
Чтоб стояла по бровь в человечьей крови,
Чтоб молилась, взрываясь от силы любви,
Как они становилась калекой.

Их покорные жизни войсками идут,
Их равняет окопов передний редут,
Прекращая земную дорогу.
Закрывая пустые глазницы свои,
Я пою им о самой прекрасной любви,
Увозя их к печальному Богу.



Ступенька

   Плохо и противно пишется. Не хочется напрягаться. Все чаще стала писать размашисто, строчками без ограничений, только мысль и белым стихом.
   Разумеется, это легче. Не надо считать чертовы слоги, кланяться размерам и рифмам.
   Хотя бывает, что неведомо и просто размеры и рифмы соблюдаются сами собой.
   Всегда и опять что-то внутри происходит. Не хочу ни заглядывать в себя, ни разбираться с этим. Огонек ЛЮБВИ, на которой все завязано, тлеет крохотной ночной лампадкой...
   Сны не помню. Но они шикарные. С множеством действующих лиц.
   Давно не выезжала никуда. И не планирую, войны боюсь. Возможно, это и сказывается.

Мастер класс по абсурдятинке!

   Даром провожу!
Возьми то, к чему привык во время написания чего бы то ни было: бумагу с ручкой или электронный носитель. (Главное, чтобы был привычен процесс написания и последующих правок написанного).
   Ответь себе на вопрос: в какой форме ты бы хотел сейчас что-то написать: стишок с косолапыми рифмами, рассказик, сказочку, короткое изречение (пусть и не претендующее на юмор или другую значимость).
   Войди в состояние чувства данной формы и .......
    Начни писать все то, что "полезет". Просто пиши и все. Можно не исправлять, это потом, – важно успеть записать то, что стихийно вырвалось из "запрещенных" личных глубин. Не выходит? – плохо открыл люк. Не бойся, открывай, как бабушка в деревне, кряхтя, открывает свой богатый погреб! Опять нет? Еще открывай! Еще открывай! Еще!  – Пошла первая строка? Да хоть о чем. Учимся открывать! Пиши, не раздумывая!
   Скоро ты сам себя удивишь написанным.

Не одно и то же!

   Хочу только напомнить, что у писателей богатое воображение и не стоит путать авторов с лирическими героями их произведений, какими бы правдоподобными они не казались.
   Конечно, в определённой степени используется личный опыт. Но погружение в выдуманную ситуацию может быть использовано из нового ракурса, от лица нехарактерного героя.
   Пожалуйста, помните об этом, и тогда сами собой отсеются ненужные вопросы и домыслы о моей личной жизни.
   Это профессиональный аккаунт. Меня, совсем-совсем настоящей, здесь нет. Как и во всём интернетном пространстве.
   Люблю Вас. Спасибо, что Вы со мной.
   А ещё,  я люблю морочить добрым людям головы!
   Опять шутка!)))
   ...может быть...









Женские кухномыслинки



Мои сказки
Мои психологические сказки – мои молитвы.


Ноты

Согласные тоже надо петь. Сделать названием??? Тогда оставить вначале



Лучший воспитатель

Чувства (уже внесено внизу) и все, что написано ниже опубликовано! Вносить то, что выше!!!! Это название после убрать.






Лучший воспитатель

Чувства.


Мир держится на притворстве?

Какое счастье, что существует... ЛИЦЕМЕРИЕ!
Иначе бы люди поубивали друг друга!
Но называется это очень красиво: ВЕЖЛИВОСТЬ.


Чем ближе, тем острее...

Чем ближе к войне, тем острее восприятие Бога.


Где ты, любовь?

Всю жизнь я искала любовь. Оказалось, она – во мне.


Мама

Она стала нотой.

Призвание... Признание...

– Ты хоть понимаешь смысл психологических, образных, поэтических конструкций, которые употребляешь, в каком смысле ты это употребляешь?
– Я не просто понимаю, я пытаюсь этим изощренным инструментом манипулировать.

Соединение с Богом...

И когда я устала от этого золотого часа...

Опять сначала?!

Нам надо начать все сначала, но теперь с другого конца!

Смотреть глубже!

Очевидность не исчерпывает всю полноту реальности.

Капучино

– Ооо, Капучино – имя самого утонченного любовника в моей жизни. Хм... Дороговато... И он того стоит, судя по запаху... Стакан горячей воды, пожалуйста, и блинчик.
   Через 10 минут:
– Пожалуйста, Ваш утонченный любовник. За счет заведения. Спасибо за высокую оценку нашего кофе.

Про свою работу

Ничто так не способствует вдохновению, как вынужденное безделье... При стопроцентной загруженности.

Хозяйка Медной горы ли

Когда я спрашиваю тебя о чем-то, ты сразу становишься Хозяйкой Медной горы, которую разбарабанило до невероятных размеров, хотя на самом деле она – ... ящерка.

Поэт

Композитор слова.

Повышайте свою нравственность

Гению надо оставаться человеком. Не извиняет одаренность духовного уродства. Накладывает больше ответственности и требует работы над собой.
Столько нарциссов среди талантов...

Курага-бамбам-изюм

– Курага-бамбам-изюм-ни-фига-себе-костюм! - Учим турецкий!
– И... в Турцию?
– Нееееет, в баню!

Из питерского окна

– Посмотри, какая башня в лучах солнца!
– Да я ее всякую видал...

Джин из бутылки

Если из бутылки вдруг появится джинн и пообещает выполнить мои желания, я пожелаю...
Чтобы он опять туда залез. А если не залезет... Добро пожаловать... В СЕМЬЮ!!!

Встреча

С моей второй половинкой мы познакомились...
В ПОДНЕБЕСНОМ ЗАЛЕ.

Куда бы вы поехали в путешествие?

– К себе в гости.

Способность к творчеству

В реальности, творчество – это вопрос жизни и смерти.

Медицинский юмор

Чёрный медицинский юмор лучше назвать патологоанатомическом.

Кто кому как

Кто – кому – как.
Я тебе – как подарок в жизнь дана, а ты мне – как потребность.


Самовыражение

Главная миссия любой способности – самовыражение. Всё остальное не должно иметь для неё значение.

У нас есть мы

У нас есть мы.

Весеннее утро

И не до сна, и не до грусти!
Весна – красна! Дитя – в капусте!
Аисты – в небе, кочанчик – на грядке!
Логики – нет, рифмы – в порядке!

О чём любовь

Моя любовь – о смысле жизни.

Артист и публика

Каков танцор, таковы и яйца.
Без обид.

Приручить?

Вы не знаете, как приручить хищника? Тигра, пантеру, рысь?
Нет? – Не знаете?! – Покормите зверя!!!
Теперь понятно, почему Мужчины приглашают Женщин в ресторан??????!!!!!!!!!
Теперь понятно, почему ЖЕНЩИНЫ не всегда соглашаются???????!!!!!!!!!!
Хочу объяснить: ОНИ ЛЮБЯТ! И  НЕ ХОТЯТ БЫТЬ... ПРИРУЧЕННЫМИ, ВОПРЕКИ ВСЕМУ...
Они просто хотят быть с Вами!

Рубикон

Жизнь начинается сначала каждый день.


Зависть

Бесполезно даже умереть, чтобы тебе перестали завидовать.

Шутим

– Вы недобрый психолог.
– Добрый я, добрый. Ступайте, пожалуйста, в угол.

Серость

И небо заволочено,
и время заболочено.

Существует?

Я всегда говорила, что мой Мужчина еще не родился.
Но, кажется, сегодня он... умер...

Опечатки

Это негориюпально.
Хотела другое наисать.
Но так топу и быть.

Цветы от женщины – это свято...

Цветок – не мзда,
Не может быть он мздой...
Цветок – звезда,
Рожденная звездой.

Хитрёж

Чтобы победить борца сумо, надо изловчиться и сдвинуть ему повязку.
Не прокатит, но на мгновение отвлечет и перед смертью порадует.

Опрометчивость поддержки

Достаточно сказать человеку в помощь  преодоления его комплексов, что он талантлив, и все.
Фон-Фанфарон-Бздуткин.
Оказывается, был скрытым "Наполеоном".

Нет права отрицать

Опыт разочарований и одиночества не дает нам права отрицать любовь.

Музыка и Поэзия

Музыка – это Любовь, материализованная в звук.
Поэзия – это Любовь, материализованная в слово.

Буква Я

Алкоголик собственного имени.

Мода на орешковый мозг

Величина искусственно увеличенных губ находится в обратной пропорциональной зависимости от размеров мозга хозяйки.


Главное в жизни...

...со всеми помириться перед смертью.

Когда не любят влюбленный юмор

– Ну, хватит иронизировать надо мной... Мне это кажется неуважительным.
– А зачем мне тебя уважать?))) Я тебя люблю!

Погружение в собственный мир

   Готовя рукописи своих книг для издания, я погружаюсь в другой мир самой себя. Я там иная. Там хорошо. Мир моих писанин прекрасен. В нем даже хитросплетения наивны и очаровательны, легко расшифровываются, мною, во всяком случае. И говорят обо мне, как о замурчательном человеке и неординарном писателе. И мне, в минуты работы над текстами, все равно, что возможно-невозможно говорят об этом унылые недоброжелатели, если они есть.
   Часто думаю: а если бы в семье был такой вот строгий критик, ломал бы мне кости каждый день и сломал бы, наверное?.. А был бы в семье почитатель? Хвалил... И тоже того-этого...
   Так может, Боженька и оставил меня даже без рыжего кота, чтобы пребывая в одиночестве, я не была между огней, между камней?
   Да нее... Справились бы.
   Компромисс называется. Справились бы.

Зигмардак

Новое слово.
Обозначает страшный сон.
Произошло от нераслышанного "здесь бардак".
Грыхмбпс!

Жизнь одного Снеговика

Мой снеговик вчера был похож на фантазийное существо, но сегодняшняя оттепель сделала его трогательным и симпатичным. Он еще узнаваем. Зовут его ХвеллИо. Такого имени нет. И снеговика скоро тоже не будет. Странная история.

Новый критерий токсичных отношений

Расстроилась за пределами рабочего артериального давления.

Третья для тех...

Только теперь я понимаю, что пандемия COVID-19 вознесла с земного шара всех тех, кто не должен или не мог видеть третью мировую с земли.

Суеверный

– Как жить?! – орал чёрный кот, раздирая когтями грудь, когда я нечаянно перешла ему дорогу.

Длинная эпиграмма Резиновому Дедушке

Все тоньше, нежней, и лиричней,
С течением жизненных лет
Становится наш необычный
Любимый "Резиновый Дед"*.
Прицельнее фокус... и ракурс,
А слезы любви - солоней,
И даже в атаку, и в драку
Он лезет все тоньше, нежней.
Попасть под обстрел? - не хотелось!
Поскольку никак не пойму:
Цинизм или все-таки смелость,
Так свойственна только ему?..


_______

*"Резиновый Дедушка" - рок-группа Юрия Богатенкова г. Челябинск


Петухи

Не все петухи женаты.
Есть дряхлы и глуповаты.

В трубу!

После Ковидов и Омикронов потеряла ключ от космического сектора вдохновения.
Дала объявление:
Согласна на ступу и метлу.


Яйца курочек-молодок

Молодухи несутся не с голодухи,
А старухи – с прорухи...


Хотела этим сказать

Синдром воздаяния или перепрофилирование своих ресурсов.
О равновесии и торге в энергетически-информационной системе Вселенной.




Подарок от Иосифа

 – Я прожил трудную жизнь только ради того, чтобы поднять тебя одним своим переводом.
                Иосиф Бродский



Бывает

Иногда бывает, что надоедает даже правда, и тогда "битый небитого везёт".



Адыги

         "В рамках импортзамещения
французский поцелуй будет
заменён на адыгейский"



...адыги суровы, их чувства чреваты
укусами женщин – вампиров крылатых.
Готовься, бесстрашный, и немец, и русский:
укус адыгейский – не сыр по-французски!



О земле

Только от земли исходит для человека сила жизни. У земли есть бесконечная способность рождать из себя живое. Человек – тоже ее дитя, равно, как и растение. Она продолжает его кормить и сопровождать всю жизнь. Когда-то снова вбирает в себя. Мы мало думаем об этом и не помогаем ей.


Пагуба

Можно приревновать даже к одиночеству.


Но слабею...

Пишу до той поры, пока кажусь себе значимой.


Ощущение

Чужесть...
(Ужас холода  в любимом человеке...)


Живые сказки. Андерсен

Ганс Христиан Андерсен всю свою жизнь играл в куклы.


Гений и талант. В чем разница?

 – Что ты спрашиваешь меня все время: кто ты есть? Талант – это, как бы, навоз!.. А гений – это розы на нем. Тот, кто способен из данного ему потенциала "СОЗИДАТЬ розы из навоза", тот – Гений. Таблица Менделеева, например, – роза.


А если я когда-то умру

 – А если я когда-то умру? – задумалась новоявленная Душа. И не родилась.


Кухномыслинки и душеразмышлялки

Кухномыслинки и душеразмышлялки – не одно и то же.
Энергии разные! Мозги – те же.


Запоздала

– Жизнь-то как хороша! –
Сказала, взлетев, Душа.

Простой вывод

   Каждый человек в процессе жизни должен приобрести ту идеологию и понимание миропорядка, которые лично получит с помощью интуиции, Божьего Промысла и наблюдений...
   Только это будет самым правильным для него, подаренным свыше.
   Возможно присоединение к опыту всех научных изысканий человечества (которые меняются с каждым столетием), но вернее всего есть и будет внутреннее чувствование мира.
   Вера в Бога или в Его отсутствие – не могут быть причиной раздоров. У каждого своя правильная вселенная, пусть она и меняется в ожидании "истины", в поиске самого важного.
   Наблюдение все равно приведет пытливое сознание к тому, что созидательна только Любовь, которая начало и венец всему.

Надоело самонасильственно заблуждаться

   Только подразгребешь одну личностно-взаимотношенческую проблемку, баццц, проявляется другая – с притворяшеством. Хорошие люди есть, повторяю себе и давно не верю в это. В трудной ситуации мы выбираем лучшее для себя – это, вроде, правильно, но... ничего, что предаем дружбу, доверие? Так и будем лицемерно собирать возле себя правильно-нужных товарищей? Я не отношусь к таким "правильно-нужным": выпните меня, пожалуйста... Я тоже предательница и выбираю отсутствие возле себя приспособленцев.


Мат пап

   Это не мое кошачье дело до чьей-то собачьей жизни. Но у собаки растут кошки, которые однозначно повторят мою судьбу.
   Мой папа тоже любил крепкое словцо, не оглядываясь на то, что это слышит его маленькая дочь. На замечания матери в свой адрес он гордо заявлял, чтобы я непременно слышала:
   – Она умница и знает, что плохие слова нельзя говорить девочке. Их можно слышать, но никогда не повторять. В жизни так будет случаться, пусть привыкает.
   "Плохие" слова были с ярко выраженной окраской, они произносились по случаю, а значит более эмоционально, чем "хорошие", западали в меня, крутились в голове именно потому, что за ними нужно было следить и нечаянно не сказать. Даже влюбившись в русский язык, я не могу избавиться от папиного мата: подсознание заражено. Ни воспитание, ни самоконтроль не могут изничтожить то, что воспринято в детстве.
   Я постарше и хочу поделиться опытом, который тебя еще не настиг: мат не нужен. Никогда. Пусть зло остановится на тебе и сдохнет вместе с тобой, а не с твоими детьми.
   Это то, что я бы хотела сказать и моему папе. Царствие ему Небесное.

   Этот пост публикую у себя, а не в личном сообщении, чтобы по возможности смягчить нравоучительный эффект. Ты ведь мужчина и все на свете знаешь лучше меня.



Взаимная импотенция – Дружба с большой буквы?

   Никогда не думала, что взаимная импотенция – величайшее благо. С её помощью из бывших любовников вырастают невероятные друзья. Импотенция может быть направлена только к одному конкретному человеку.
   Это еще одна вариация моего ответа на вопрос: может ли быть дружба между Мужчиной и Женщиной? – Если ни один из них не влюблен...
   Следуя моей логике: Дружба между М и Ж – это полное отсутствие полового влечения, но наличие глубокой человеческой любви и уважения.
Если влечение есть... это... другое.

А не к этому ли часто и приходят семейные отношения?

Зачем я про это думаю? Я решаю бессмысленную проблему, которой, возможно, и нет.

Я понимаю стариков с оравой собак и кошек. С возрастом осознаешь бесценность любви и доверия. Животные бескорыстно их дарят. А на людей все труднее полагаться. Опыт не разрешает. Корысти много кругом, страшно.

Зачем я думаю об этом опять? Мне что срочно надо решить какой-то вопрос?
Луч в подъезде

Свет в конце тоннеля может выглядеть, как луч в подъезде.
Невероятен.
А если бы не лестница, он был бы "невидим"... как... ну, что, например?
...как многое присутствующее, на которое не нашлось подъезда...