Камчатская тетрадь xxvii

     дневниковые записи и очерки об армии 1987-89 гг.

Многое с течением лет изменилось в моём восприятии вещей. Но всё намеренно оставляю без изменений...

предыдущие главы в сборнике "Камчатская тетрадь"

               
                XXVII


Из моих товарищей, уехавших на точку, больше всего запомнились мне Мирошкин Олег, Шаров Юра, Ойшиев Мухтар и Беспалов Андрей. Мирошкин, закончив училище, успел уже год поработать фельдшером в поликлинике. Добродушный, умный парень из Белгородской области, он отличался интересным и необычным для всех говором, окающим и протяжным наречием. Ростом он был под 180см, крепкий, немного увалень с большими навыкат глазами. Он всегда старался поступать по справедливости, не переваривал насилия над слабым и здешние порядки. Ему очень трудно было терпеть унижения, он всегда так болезненно реагировал на то, что не мог дать сдачи, грохнуть любого ему было по силам. В этом мы почти все в учебке были едины, но отвечать никто не пытался. Олег до армии слушал рок-музыку, да и в других жанрах его познания не казались скудными. В общем-то на "музыкальной" почве мы и сошлись. На тех самых первых моих соревнованиях, когда я сдал без боя прыжки с перевязанными ногами, мы небольшой группкой собрались у препятствия. Кто-то напел мотивчик из известной вещи "Nazaret", оживив остальных "рокеров", и завязался обмен воспоминаниями. Я ещё толком никого не знал, так что это было наше первое настоящее знакомство с ребятами. Самые гурманы - Мирошкин, Шаров, Константинов и я - наперебой стали напевать, перечислять концерты и композиции, оценивать достоинства тех или иных музыкантов и групп. Первый раз за неполную неделю службы я вдруг "увидел", что мы все обычные парни, просто одетые в форму. Ещё недавно Шаров записывал новый концерт "Pink Floyd", вкушая все тонкости и мелодизм любимой группы. Олег, с виду такой степенный и спокойный, угорал по "AC/DC" и "Scorpions", занимаясь со своей кампанией не совсем приемлемыми обществом делами. Константинов, любитель рока с заметным уклоном к "металлу", всего 1,5 месяца назад состриг свой чуб до подбородка, модно взлетавший наверх при каждом шикарном кивке головой, носил раньше он и косичку с ленточкой. Я, фанат от спорта, еще неделю назад пришёл домой с изнурительной тренировки и неожиданно узнал о призыве. Мы все были обыкновенные ребята со своими наклонностями и взглядами, вкусами и чудачествами. А теперь мы в одном строю, в одинаковой форме цвета "хаки" и с молниями на петличках. Теперь нам два долгих года предстояло охранять нашу общую Родину, и от того, как мы относились друг к другу, зависело немало. И музыка в этом смысле помогла сделать первый шаг навстречу.
С Юриком Шаровым мы после того дня также довольно быстро нашли общий язык. Мне нравился его весёлый нрав, самым непонятным образом уживавшийся в нём с мужской зрелостью и серьёзностью. Это был улыбчивый, симпатичный паренёк, не атлетически сложенный, но и не слабачок. Он приехал на две недели раньше меня из Иркутска, отучившись 1 курс в институте. Сам же Юра родом из Красноярской области, дома остались жена с сынишкой. Я всегда радовался, когда он получал письма с фотографиями своей любимой и крохотного родного существа. Счастливо улыбаясь он рассказывал мне о них. Юрка отлично знал творчество "Pink Floyd", наизусть знал его концерты и отдельные темы. По известным вещам 1971-го, 1973-75-го, 1979-го и 1983-го годов м ыобменивались мыслями, но иногда он заводил меня в такие дебри, что я "поднимал руки", потому как такого отроду не слыхивал. Ещё одно его увлечение в музыке - это Гребенщиков и "Аквариум". Но здесь его почти никто не понимал, в том числе и я. Мне эта группа не понравилась по своим песням 1981-82-го годов, к примеру "Мочалкин блюз". Да и смысл его песен до меня не доходил и попытки вникнуть я быстро бросил. А Юрик знал многое о нём, мог рассказать биографию ленинградского кумира, пел отдельные куплеты, объяснял их смысл, немало довольный этим. Затем, когда после присяги нас разделили по взводам, он попал в автовзвод, вечно пропадал в парке, виделись мы с ним редко, успевая лишь перекинуться парой слов. После приказа, его отправили на Сопку, но там он не стал водилой, а выучился на оператора РЛС и лихо "отсекает воздух".
Когда мы только что приехали в часть и сидели в комнате бытового обслуживания (КБО), озираясь по сторонами по несколько раз в минуту отвечая входящим, кто мы и откуда, зашёл высокий сухощавый казах с круглой, под "ёжика" стрижкой. Поинтересовался тем же, что и остальные, оглядел нас без особого интереса. И тут Фролкин говорит ему: "Мухтар, ты что ли? Не узнаёшь? - тот аж рот открыл от удивления - Фролкин, не может быть!" И они, весело смеясь, обнялись. Мир тесен, чёрт побери! Судьба свела их аж на Камчатке, оба они из Джамбула, из одной школы. Два года не виделись, Володька учился в Чимкенте, и вот встретились. По мере общения мы лучше узнавали друг друга, сдружились. Мухтар был смышлёным малым, интересным собеседником, добрым и весёлым человеком. Частенько мы сидели где-нибудь в тихом месте и разговривали о жизни в Казахстане, о службе. Бывало, что и до ругани доходило, но озлобленности в отношениии другого никто не испытывал, всегда старались разойтись миром. Как-то в радиоклассе, временно облюбованном нами под каптёрку, пока в КБО наводил порядок прапорщик Невмержицкий, мы остались с ним вдвоём. Оставалось минут двадцать до прогулки, Мухтар гладил брюки, а я просто сидел, стараясь отрешиться от всей этой суеты. Отношения в коллективе были очень напряжённые, постоянно всем чего-то не хватало, всю злость за существующий порядок вещей и гонения молодые срывали друг на друге. Все споры, порой не принципиальные, а то и пустые, дешёвые, заканчивались тем, что мы как могли давили ближнего. До драк, правда, не доходило, потому что правила не позволяли разборок среди одного призыва. Я сказал Мухтару: "Быстрее бы всё это кончилось, чтобы мы могли спокойно поговорить, помочь, ведь в сущности мы ничего не имеем против друг друга, а всё грызёмся!" "Да чёрт его знает, в чём дело! Не стоит придавать этому значения - ответил Мухтар - все мы нормальные пацаны, это жизнь такая. После армии встретимся, так смеяться будем над собой, так же обрадуемся встрече, обнимемся, как старые добрые друзья."
Многое ещё было неопределённым в этой новой атмосфере, вместе мы искали ответы на все бесчисленные вопросы, то и дело возникавшие. Как радист Ойшиев принимал неплохо, ребята вообще у нас подобрались потенциально сильные. Его хотели отправить на Козыревск вместе с Курановым, который был довольно слаб в нашем деле из-за болезни. Даже небольшой "заговор" мы с ним организовали, чтобы вместе уехать на точку. С высоким пафосом мы писали о своей твердой позиции и желании "служить в более тяжёлых условиях уединённого подразделения". Но время распределения прошло, а нас и не думали объединить, не помог даже рапорт капитану Кусайко. Так он и уехал с Курановым, и мне так и не удалось послужить вместе ни с Фролкиным, ни с Ойшиевым.
"Отобрали" и ещё одного казахстанца - карагандинца Андрея Беспалого. Андрей - сама этичность и чёткость в суждениях, уверенность в себе и справедливость в делах. Иногда он казался до смешного правильным, не в обиду ему будет сказано. Он не мог вынести оскорбления дешёвым поступком, подлостью. Один раз вышел такой случай. За обедом уже всё разделили между солдатами, а он говорит: "Дай мне хлеба, мне не хватило." А у меня вылетело чисто автоматически: "Это мой хлеб!" - хотя кусок оказался действитетьно лишним. Ни какая не жадность или низость не руководил мной в тот момент, всё вышло по инерции, сам не пойму как. Андрей посмотрел на меня спокойно, но с таким печальным выражением на лице, словно он не ожидал такого удара в спину от меня. До чего же мне стало не по себе! Я готов был провалиться сквозь землю. Злополучный кусок не хотел лезть в горло. А его лицо стало совершенно безучастным. Не знаю, о чем я потом думал, но вечером я подошёл к нему и сказал, положив руку на плечо: Андрюха, извини меня за этот случай, я поступил не так, как должен был.Не подумай, что до того опустился, чтобы хлеб зажимать, всё так быстро и глупо вышло!" А он облегчённо вздохнул и ответил: "Если бы ты сейчас этого не сказал, я бы перестал навсегда тебя уважать. Но я понимаю тебя, я не вобиде, всё хорошо!" Этот случай послужил мне отличным уроком, эта его без тени обиды, но по сути глубоко презрительная отрешённость Андрея отхлыстала меня больнее всяких розг. Ни в коем разе нельзя терять контроль над собой, не должна срабатывать эта, так называемая "автоматика". Сейчас Беспалов на Тигиле, давно в строю. Переписываемся, созваниваемся временами, всегда будучи рады пусть даже небольшому общению. Недавно вот обрадовал его, поведав о нашем повышении в звании (получили ефрейтора!)
В общем, проведённое время в учебке, несмотря на её волчьи нравы и частые нервотрёпки и грызню по мелочам, запомнилось больше приятными моментами и новыми друзьями. Пожалуй, навсегда в моей памяти останутся рассудительный Мирошкин, добродушный сибиряк Юхимчук, мягкий  манерами, но жёсткий и юридически точный на язык Саломай Вовка из Владика, прямой, говорящий правду-матку в глаза Лёха Барсуков из Сахалина. Не забуду и Шокирова Муроджона из Узбекистана, которого не обошла стороной кличка "урюк". Когда в учебке собралась целая группа его земляков, с ними никто не мог справиться в том смысле, что они как один прикинулись "тупорогими" и не хотели осваивать никакие воинские профессии. Формальной причиной было незнание русского языка, но когда Мурод остался из своего круга в одиночестве, и попал в к радистам, то постепенно он изменился. Даже довольно быстро я бы сказал. Он был и разговорчивым, и сообразительным, и морзянку принимал на слух отменно. Так что если кто и называл его урюком, то только в дружеском подколе, на что получал чёткий мат-ответ по-русски. И все от души ржали над их перепалкой. Мои друзья по службе - это бесценное наследие души и памяти, это люди, которые разделили со мной нелёгкие месяцы или годы недосыпаний, тревог, "высотных вариантов", житейских трудностей и радостей. Они тоже частички моей юности.