Живопись

***

«…Александрович Серов
в этом доме жил и умер».
Две картины помню: в шуме
синих пенистых валов
едет к морю Навсикая,
стирка будет ей большая,
ветер светел и суров.
Деву бык везет в пучину,
сновидением дельфина
прочь скользит от берегов
Навсикая иль другая…
Я иду себе, гуляю.
...Александрович Серов...



Красный штрих Гогена

Повлажневшего воздуха свет -
синеватый, тугой, словно вена.
В этой желтой, и только, траве
вижу красные нити Гогена.

Это он свою ставит печать
на бурьяны, овраги и лозы,
научивший цвета различать.
Тонкий красный в глазу, как заноза...

На его красноватой траве
подгулявшие пляшут крестьяне
и такой занимается век,
от которого холодом тянет.



Черный квадрат

Раз в райском саду, где свет солнечный дремлет
и душу взяла соловьиная трель,
в раздумье тяжелом уставясь на Землю,
Мадонну спросил Рафаэль:

- Что сталося с родом праматери Евы?
Вкус портится день ото дня.
Я в ужасе просто! Какой-то Малевич
теперь знаменитей меня.

И голос ответил из рощи зеленой:
- Тут дело все в правде, брат.
"Мадонна" твоя - ведь совсем не Мадонна,
а "Черный квадрат" - это черный квадрат.




На выставке Верещагина

Художник не замешан в реализме -
документальностью меня не обмануть.
Солдатских трупов навидавшись в жизни,
он пишет суть:

бухарские цветастые халаты,
степной простор - узорчатый, ничей...
Сгустившиеся в краски ароматы,
как мед, стекли на дно его очей.

Я тоже счастье часто цветом мерю...
Мне бык кивнет рогами на ходу
и Тамерлана растворятся двери.
И я сквозь них пройду.



На выставке Коровина

Когда ничего впереди,
и сердце трясется от злости,
пойди в будний день погляди
в музее Коровина Костю.

Сначала лужок, ручеек,
чаёк на веранде на даче,
но цепкий хватает зрачок
Марсель и Печенгу в придачу.

Век скачет, как старый сатир,
но зорок, хотя чуть рассеян,
в мозаику сложит крошащийся мир
любитель парижских кофеен.

Кружит балерины волчок,
в фаворе волшебные сказки.
Кричит золотой петушок
и быстро сгущаются краски.

Красуется в поле война,
цветут над окопами взрывы,
и выдавлен тюбик до дна -
цветы твои слишком крикливы.

Слепая пожалует смерть...
Царапая глаз ротозея,
что видел ты, будет висеть
на стенах в московском музее.



На выставке Марке

Баркасы и серую воду,
пакгаузы, тень на песке,
и серый туман небосвода
рисует художник Марке.

Рисует тоску и свободу
на свой полудетский манер
и серое черным обводит
над тусклою гладью Альбер.

Пейзажи его не спесиво
по лестнице в залы наверх
поднялися мерным приливом
и смыли художников всех.

Буденной водою живою -
нарядный цветастый дурман.
Осталось, наверное, двое -
Ван Гог и, быть может, Сезан.



На выставке Серебряковой

К свету Средиземноморья,
итальянских красок свету,
одурев совсем от горя,
я когда-нибудь уеду.

Чтобы, как Серебряковой,
стала цвета суть открыта,
и с небес спустился снова
гений в части колорита.



Примечание: В 1919 году от тифа умирает муж Серебряковой, их дом в Нескучном в нынешней Белгородской области разграблен. В 1924 году Серебрякова уезжает в Париж, оставив в СССР мать и двоих из ее четверых детей. На родину она больше не вернется.Многие картины Зинаиды Серебряковой связаны как с французским, так и марокканским Средиземноморьем. Т.н. крестьянский цикл Серебряковой (1914-17гг.) созвучен работам итальянских живописцев эпохи Возрождения.



На выставке Нестерова

Я смотрел на странников и путников,
не очень веря во всю эту Русь Святую
накануне ее гибели.
А снаружи все грохотал и грохотал гром,
и струя воды вдруг потекла с потолка
прямо перед "Воскрешением Лазаря".


***

когда от жизни всей крупица
одна останется внутри
тогда в музей приди проститься
с актрисой Жанной Самари

своей любимою товаркой
навстречу ей спеша сквозь зал
ты вспомнишь как ее на марке
впервые в детстве увидал

и обещанием награды
душистым ворохом тепла
ты понял жизнь навстречу садом
иль звездным небом расцвела

потом она казалась адом
и шла упрямясь вкривь и вкось
но обещание награды
ты знаешь это все сбылось

дивясь ее улыбке алой
уже готовясь в тяжкий путь
влюбленным мальчиком из зала
ладонью не забудь махнуть




Веласкес. Утро

Владимиру Чернявскому

С мамой ты идешь в Севилье где-то,
но петух сквозь сон тебе горланит хрипло:
просыпайся и пиши портреты
всей семье Четвертого Филиппа.

Пляшут и поют твои собратья:
карлики шуты комедианты.
Ты кладешь по серой ткани платья
Маргарите розовые банты.

А в зрачки тебе пускает корни
цепкое безжалостное лето.
Что же ты, как скряга, пишешь в черном,
пьяный от несмешанного цвета?

Пьяному и море по колено,
пьяному границы все открыты...
Вот куплю билет, поеду в Вену
посмотреть инфанту Маргариту.




В Прадо

Ах, не надо, не надо, не надо
заходить тебе, миленький, в Прадо.

Мрачновато-серебряный Гойя
там тебе нарисует такое,

что тоску на испанский манер
не развеет красавец Дюрер,

хоть и будет, как Рубенсу, сниться
прыщ у грации на ягодице. 

И усталый от зрения мозг
окончательно вынесет Босх.

Но у сердца свои именины:
обласкает Веласкес - "Менины".

На ребенка пролились лучи,
за мольбертом художник торчит.

Маргарита стоит как живая,
весь испанский маразм искупая. 


***

В Толедо пОд вечер приедь
и подымайся в гору,
смотреть - лучей последних медь
погаснет скоро,

- на белокаменный собор
арабской старой веры,
где на колонах до сих пор
кривляются химеры.

Мигнув, потухнет солнца глаз
и тучи дрогнет веко.
В квартал еврейский опустясь,
ищи эль Греко.


Картина Владимира Чернявского


Под мост заплывает на Сене-реке,
как облако белый, кораблик Марке.

Уходят в лазурь за Нотр-Дам облака,
как след за кормою колышет река.

А башни собора растут в высоту,
и красный автобус стоит на мосту.

И дерево с кроною желто-зеленой
над самой водой и у дома с балконом.

И видишь: спонтанными пятнами цвета
раскрашен невзрачный кубизм парапета.

И жизнь продолжается - так ли, иначе...
Вот умер Володя, а краски все ярче.



Вокзал Д`Орсэ

 1.
нас запустил в Д’Орсэ
служитель темнокожий
мадам Альфонс Доде
там на тебя похожа

клубился белый пар
как будто снега комья
а ныне Ренуар
мне о тебе напомнил

твоей живой красы
мне сообщая цену
сквозь стекла где часы
я посмотрел на Сену

вверху белел Монмартр
как храм Ерусалима
такой случился art
почти неодолимый


2.
Бросить все и уехать в Париж,
мыть посуду и стать знаменитым.
В кронах воздух мучительно рыж,
и студеное небо открыто

для прощальных порывов души,
для хрустальных каскадов печали.
На бульварах его согреши,
чтоб последние франки пропали.

Оттянись, господин либертэн,
отгрызи свой кусочек свободы,
белый прах не стряхая с колен,
помолись под высокие своды,

на четыре на стороны все
погляди - если мало,
поброди по вокзалу Д’Орсэ,
погуляй по вокзалу.

----------

 ВОКЗАЛ Д’ОРСЭ - сейчас музей импрессионистов



***

Красноногий привиделся аист
над сухою травой перелога
и, с работы домой возвращаясь,
отчего-то я вспомнил Ван Гога.

По двору утром ездит железо,
я проснусь и пойду на работу.
Может быть, себе ухо отрезать?
Взять высокую желтую ноту.

1999

*
[Арль], 24 марта [1889]
"... для того, чтобы достигнуть той резко-желтой ноты, которая мне удалась этим летом, все нужно было довести до крайности".
из письма Винсента Ван Гога


Кутузовская - Фили

Этот мост у Филей -
будто в Арле, в Овере? -
промелькнет меж ветвей
на стекле метро-двери.

Поезд въедет во тьму,
со стены метро-склепа
просигналит ему
желтозвездное небо.

И, на стрелке восстав,
в полевую дорогу
Бог отправит состав,
Бог в ушанке Ван Гога.


P.S.

***

И.Трофимову

Поймы и холмов сухой пейзаж:
с охрою и зеленью - прореха.
Но под вечер строгая гуашь
хорошо лежит на фоне снега.

И, хоть зимний день коротковат,
мимо рощ идешь и смотришь в оба,
как декабрьский стелется закат
по стеклу московских небоскребов.


***

Метель за оттепелью длинной...
Последний белый снег лежит.
И с неба розовый и синий
в его вмешались колорит.

Как будто баба молодая,
пальто набросив и платок,
детей с гулянья забирая,
на двор выходит без чулок.



Татарово

За эту ночь легко отдашь
тепло от печек всех -
теней ложится карандаш
на серебристый снег.

Трещит и вымерзает сад -
плохие времена.
Но рядом весело горят
Венера и Луна.


Брейгель. Охотники на снегу. Январь

 Январь уж наступил давно. Зима
 белым-бела на всей природе.
 И не сойти ли нам слегка с ума,
не стать заледенелых веток вроде?

А под горой уже расчищен пруд,
 и на коньках брюссельцы или льежцы,
 и Брейгеля охотники идут
 охотиться на конькобежцев.