N

Вот, коснувшись далёкого берега, сразу, без роздыха
он обратно плывёт, безразличный к холодным подвохам
винтового теченья.  Толкаясь, молекулы воздуха
торопливо несутся навстречу размеренным вдохам.

Баттерфляй -- стиль немногих упорствующих в левитации.
"Он умрёт как Чапаев,"-- я думаю с нервной насмешкой.
Посетители пляжа -- рептилии в сонной прострации,
три картёжника, два шахматиста (с задумчивой пешкой

и двумя королями на голой доске) -- не спасители.
И меня, к сожаленью, в воде не окажется рядом:
мне нельзя разделить с ним среду, где его ускорители
генерируют молнии тысячевольтных разрядов.

Мы поссорились, кажется.  Он так решил.  В раздражении
прыгнул в пруд.  Освежиться?  Отмыться?  Мне страшно и странно. 
Вот он вышел на берег.  Нашёл меня взглядом.  Движение
непросохших ресниц покачнуло орбиту Урана.

Он подходит.  Десятки сейсмографов чертят в смятении
вулканический взрыв, тектонический выброс камней
пополам с огнедышащей лавой, и в то же мгновение
города превращаются в сотни погибших Помпей.

Но страшнее всего эта бомба в груди, с убывающим,
лихорадочно быстрым отсчётом последних тик-так.
Вот он рядом.  Движение губ, завладевших взрывающим
механизмом.  Прощайте.  Сейчас он заденет контакт.

Леденящий озноб.  Кровь на солнце.  Кристально холодное
помрачение разума.  Смерть.  Тут он шёпотом мне
говорит: "Отгадаешь наощупь?" -- и пишет щекотное
"я божественно счастлив с тобой" у меня на спине.