Культ

Тшш, слышишь? Тише мыши
Ползет по крыше еле слышно,
Шурша подошвой, так уж вышло,
Тень ратуши, чьи башни выше
Всех зданий города и выше
Всех зданий в округе - так пишут
В газетах города учёные умы.
Я с ними пил, и с "я" на "ты"
Мы перешли довольно быстро.
В тот вечер вышло так, что наши мысли
Совпали и переплелись,
В клубок увесистый сплелись,
И в высь до звёзд
Они и мы за ними унеслись.
Когда запал веселья спал,
Когда на стул упал и стал
Податливее ваты стан,
И был достигнут близости предел,
Один из братьев молвил между дел:
"Ты в граде нашем новый человек!
 Мы твой суровый нрав растопим.
 Касается сам ангел твоих век,
И имярек ему забвенно вторит.
Сим утром выпьешь ты отвар,
И он избавит от отрав,
Что были выпиты тобой сегодня.
В том зелье двести тридцать трав.
Всех не упомнить, но узнав
Их качества, захочешь ты
Пить каждый день да так, чтоб сны
Тебе казались скучными весьма".
Его слова я понял не буквально,
Но утро мне грозило, и летальный
Исход возможен был весьма.
Мне повезло: моя рука
Нащупала в расплывчатом пространстве
На тумбочке стакан.
И вот те здрасьте!
Допив его до дна, я ожил, и глаза
Мои прозрели, и следа
Похмелья не осталось вовсе.
Да бросьте! Что, и даже кости
Не ломит больше, как обычно?
Я удивился. Самолично решил
Все поподробней разузнать.
Я встал, опершись на кровать,
Застеленную белой простыней.
И, стоя на ногах, я сам не свой,
Почувствовал, что я другой.
Спина сгибалась, кости не хрустели,
И зрение - о боже мой!
Я видел все! И изумление
Мой потревожило покой.
Я с детства был пристрастен к чтению -
Читал, что мог, и так, как мог,
И не прислушивался к мнению
Моих любезных докторов.
Они твердили: "Ты ослепнешь".
Но их не слушал я совсем.
И вот мне сорок, я не слеп,
Но встал уверенно в ряды калек,
Что носят стекла на глазах.
Последние пятнадцать лет
Без помощи очков не вижу. Даже нет
Сомненья, что зелье это сотворило чудо.
И в это радостное утро
Обрёл я то, что потерял давно.
Тук-тук - стук в дверь мою. "Есть кто?
Живой аль мертвый - отвечай!"
"Да, есть!" "Тогда зову на чай.
Спускайтесь сударь, там в гостиной
Накрыт уж стол, и завтрак стынет".
"Да, да, иду! Минуту дайте!"
"Как Вам угодно, сударь. Одевайтесь!
Мы вас дождемся непременно".
Позавтракали мы отменно.
Я задал главный свой вопрос
И получил ответ: "Всенепременно
Мы Вас введем в курс дела. Только Нос,
Прошу Вас, глубоко не суйте.
Не лезьте всуе в те дела,
Которые познать не в состоянии.
Займитесь чем-нибудь
И чувствуйте себя как дома".
Я пошел в бар, и выпил рома,
И не заметил, как настал
Глубокий вечер, и оскал
Явил морозом людям город.
Я грелся у камина. Хохот
Раздался вдруг, и дрожь и холод
Меня пробрали изнутри.
"Вы это, Генри, слышали?" -
Спросил я у слуги.
"Что, сударь? Ветер за окном,
Или как вы мгновением ранее кричали?
Я здесь пока, вам, может, чаю?
Он успокоит Вас и даст
Блаженным сном забыться всласть".
"Пожалуй, можно - наливайте!
Но только, друг мой, знайте, знайте,
Мне не почудилось, я слышал глас!"
"Да-да, иду! Сейчас-сейчас!
Меня зовут - вы извиняйте,
А чай себе вы наливайте и пейте,
Покуда в сон не смотрит Вас".
Ну и дела, слуга, а словно барин
Ведет и мнит себя, что странно,
А чай,и вправду, очень сладко
Сморил меня, и прямо в кресле
Я задремал и над поместьем
Легко, как птица, воспарил.
Увидел  земли и предместья.
Увидел русла рек и все залесье.
Дома,  церквушки и амбары,
Порты и верфи, пилорамы -
Диковинный и редкий инструмент.
Когда проснулся, был уже обед.
Дом оказался пуст, и от безделья
Слоняться начал я и приключение нашел,
Хоть и сомнения были, что зря я всё-таки пошел
В крыло особняка, где раньше не был.
Едва ступил я на порог,
Тревожность в сердце поселилась.
В лицо мне веял холодок,
Но я шагнул вперёд. Все изменилось.
Лощености и след простыл,
И если здесь хоть кто-то жил,
Он непременно бы простыл
От холода. Пар изо рта - что дым!
И дрожь, мурашки, волос дыбом.
Я опишу вам все, что видел:
Все окна досками забиты изнутри,
Из них торчат неаккуратно гвозди.
А запах - будто здесь сгнил скот,
После себя оставив только кости.
Вокруг все было обветшалым,
И осыпался потолок.
Сквозь доски редкий луч мне освещал дорогу.
Мне вспомнился известный аполог.
Там персонаж излишне любопытный
Считал не лишним нос совать
И брать на себя больше, чем осилит.
И начинал негодовать,
Когда ему вменяли преступленья.
В тот день я был тем самым любопытным.
Я это понял, только поздно.
Я обернулся, чтоб пойти назад,
Вот только было то непросто.
Я шел по коридору прямо,
А обернувшись, увидал картину:
Упрямо я глазам не верил,
Но коридор был тупиком.
В конце него палач взвел гильотину
И жестом подозвал меня.
Дрожь в теле, ноги подкосились,
Под ними поползла земля.
И навзничь я упал,
И мир померк вокруг меня.


Проснулся раньше, чем открыл глаза.
Я слышал - за окном гроза.
Раскаты грома сотрясали небо.
Страх сковывал меня, и между делом
Я вспомнил прожитую жизнь.
Я вспомнил детства беззаботность
И тот особый запах лета.
Я вспомнил первую любовь
И ту весну,
И тот особенный стук сердца.
Я вспомнил день, когда я написал
Свой первый стих -
В тот день с деревьев пали листья.
Я вспомнил праздничную пору:
Сочельник, дети, колесницы,
И непременно снег и лёд.
Здесь сбился ритм стиха -
Я занемог.
Хотелось громко закричать,
Но страх сдавил грудную клетку,
Хотелось все вернуть назад
И не играть с судьбой в рулетку.
Хотелось встать и убежать
Или сорваться на рыданье.
И тут сквозь тишину
Услышал чье-то я дыханье.
То был не человек,
Я это понял сразу.
Зверь - нет сомненья.
Я руку положил на хризопраз украдкой -
То был фамильный оберег семьи.
Вдруг я услышал глас слуги:
"Уже который час во сне", -
За дверью он кому-то произнес.
"Его поборник дикий пёс.
Он выбрал, я не заставлял.
А в остальном, как обещал,
Все сделано, что должно".
Я ждал ответа осторожно,
Стараясь не спугнуть, едва дыша.
Но собеседник Генри, промолчав,
Куда-то удалился, а душа
Моя ушла, как говорится, в пятки.
Здесь заговор плетут вокруг меня.
Я превозмог себя, открыв глаза.
Подле кровати мирно спал огромный пёс.
Я вспомнил лето, дачу, родный плёс,
И захотелось убежать туда,
Но поезда отсюда, вот беда,
Отходят, в это время года, очень редко.
И Рамси, друг мой, очень метко
Подметил в день проводов моих.
Он ткнул на календарь: "От сих до сих мы не увидимся", - сказал он
И очертил два месяца в году.
"Сквозь эту горную гряду
Проехать сможешь ты весной,
А то и летом, боже мой, как долго!
Мы встретимся, когда освободится Волга от льдов, ее сковавших".
Слова я эти помню, но мне страшно -
А вдруг не сбудутся они?
Стук в дверь мою, и снова глас слуги:
"Вы, сударь, еще спите или нет?
Тем временем уже обед.
Вы пропустили завтрак и не пили чай".
Я кашлянул, чтоб невзначай проверить голос.
Он был в порядке, к слову, даже волос
Не шевельнулся на загривке пса,
Но все же зверь открыл глаза,
Затем поднялся и зевнул,
Клыками острыми блеснул,
Встряхнул загривком и чихнул,
На дверь взглянул и сиганул
Мне на колени, на кровать.
Я честно собирался встать
И отпереть дверь для слуги.
Но пёс на мне, и, словно от тоски,
Он заскулил и не дал встать.
Ключ зашуршал в двери, и, словно тать,
Прокрался в комнату слуга:
"Ого! Да вы уже друзья!"
"А вы знакомы с этим псом?
Ах, если б был он невесом, я смог бы встать,
А так - он придавил меня.
Ну, Генри! Разве болтовня,
Что вы слуга отменный?!
Мне помогите встать и непременно
Хозяину собаку возвратить".
"Позвольте, сударь, объяснить.
Вы просите, чтоб пса хозяину вернул,
Вот только это невозможно".
"Не понимаю! Разве это сложно?"
"Напротив, сударь, - очень просто.
Не нужно бегать по погостам
Искать погибшего патрона.
Вы здесь - хозяин! И корона
Над зверем власти на челе у вас.
Он ваш поборник. Он вас спас.
Погладьте друга, и он спрыгнет,
Понюхает и попривыкнет
К вам, к долгу, к новой роли.
Ему теперь, как говорится, воли
Не видеть цельный долгий век.
Вы, безусловно, человек порядочный
И умный.
Поймете все, хоть и сумбурный мой рассказ
Вам показался бредом.
Идемте! За обедом расскажут вам
Немного больше".
Здесь нужно рисовать картину:
Стол, девять стульев, посредине
Серебряная чаша, в чаше кровь.
На стульях восседают люди в масках,
Я приказал себе: " Не суесловь!"
И с каждым из них рядом зверь:
Кот, ворон, волк, лиса, хорек, кабан,
Енот и заяц. Украдкой я смотрел на дверь,
И это было слишком явно.
"Присаживайтесь - нам приятно
Видеть вас не одного, в компании
Живого побратима.
Вы, сударь, помните, палач взвел гильотину?
В тот день зашли вы очень далеко.
Но удивлению нашему предела нету.
Сквозь лёд и пламя, мед и молоко
Явился ваш поборник - дикий пёс.
За стол садитесь, мы вас ждем-с".
Всерьез я их боялся воспринять.
Но мне пришлось. Меня хотят предать
Анафеме и сделать жертвой?
Попал я словно в центр жерла.
С их слов,
Забытый всеми город за грядой.
Порода гор в крови, не только под ногами.
Здесь дом купить способен и бедняк,
Работая слугой. Сорить деньгами -
Не принято, здесь толку от них мало.
Недвижимость - копейки, еды всегда навалом,
Хоть и зима здесь девять месяцев в году.
Одежда есть в пургу и в летний редкий зной.
А что ещё для жизни нужно?
Град этот чинно верно служит иному - силе древней.
Я сам не понял, откровенно,
Но сила эта появилась здесь давно.
Как аргонавты, то руно,
Ее источник отыскали предки
Тех, кто сегодня приютил меня.
Та сила им сулила нечто,
Взамен лишь малое прося.
Такое и не снилось тем мужам.
Помимо жизни, аки вечной,
Примерить мантию творца -
Им предложила сущность,
Глядя из густого мрака.
С ней говорил один из предков.
Он передал послание и пал
На землю, и концы отдал.
На лбу его горела метка.
Как выяснилось, слух и разум
Не способен воспринять
Глас сущности, явившей себя людям.
Спустя минуты наступала смерть,
Так появились без прелюдий звери.
Они рождалися из мрака.
Тяжелой поступью на твердь ступая,
Явил себя защитник, смерть поправший,
Волк, серый побратим, невидимыми узами
Сковавший смертных и зверей.
Теперь у каждого, кто оказался посвящен,
Кто избран сумеречной дланью, был
 Верный друг, в себя вобравший
Все страшные последствия общения
С тьмой, демоном. Предвосхищение
Я высказал знакомству с ним.
Но меня тут же осадили.
Мол, мы годами ждали этой чести,
А вы пришли и разбудили
Того, кто спал уже давно.
Но мы вам дерзость все ж простили.
И пригласили в круг, у вас есть то,
Что нужно мраку,
То, в чем нуждаемся и мы:
Невинных кровь, а не свиньи,
Что лицезреете вы в чаше на столе".
Я обмер, пот скапливался на челе.
"Мы получили дар свой лишь за одного
Ребенка, правда, своего.
Вы в граде их не сыщете с огнем.
То наша жертва. Ноша. Мы ее несём.
Есть здание - заброшенная школа.
Вам нужно очень осторожно
Наполнить, как в былые времена,
Ее задорным детским смехом.
Мы получили дар за одного.
Представьте то, что вы получите за сотню.
Я тут же будто бы увидел  сходню.
Как я спускаюсь к берегам родным
И отправляюсь с поручением
В уделы, в детские дома,
И забираю часть детей сюда,
Откуда им не суждено вернуться.
Я осознал их участь, только чувства
Свои я побоялся осознать.
Мне показалось, я не против взять
На себя грех и готов встать
В ряды таинственного культа.
"Сударь, здесь вечер мудренее утра.
Я отведу вас к мраку,
Чтоб вы смогли принять решение".
"Любезный Генри, буду очень рад".
На этом мы закончили общение.
Ад ждал меня, врата его передо мною распахнулись.
И я шагал, назад уж не глядя,
И крылья за спиною встрепенулись,
Как у летучей мыши - только больше.
Я шел вперед, и вот чем дольше
Я пребывал за гранью мира,
Тем лучше чувствовал себя.
В душе моей заглохла лира.

На перепутье трёх ветров,
На перекрестке места силы,
На дне миров, на пике звёзд -
Нигде больше не слышно лиры.
Я начал с города и сотни душ,
Но мраку показалось мало.
Тогда я тысячу привел ему,
И вот та сила, что дремала,
Восстала из пучины ада
И ворвалась в наш мир.
Я в ожидании акколады замер.
Из пламя преисподней вышел он -
Молох - демон древний. Я его привел,
награда мне куда потребней,
Чем прочим братьям по гербу.
Я так решил, и я беру
Все, что считаю нужным мне:
Грех, что не мыслим никому.
Тоску мою не утопить в вине.
А вместе с нею злость и жажду,
Которую не утолить простой водой -
Лишь кровью.
"Генри, ты прости меня, друг мой.
И вы, мои собратья по гербу!
Я ваши кровь и души забираю тоже.
Вы послужили вдоволь, все же
Я мзду и славу заберу.
Итак, давайте подытожим!
Вы приютили, в круг пустили.
Но это все уже не важно.
Я, как и вы, ему служу -
Самозабвенно и отважно.
У вас последний ритуал,
И шанс уйти достойно.
Мой путь начертит Вельзевул,
И всем, кто жил благопристойно,
Судьба отныне не благоволит.
Я острие меча,
В руках тех, кто воздвиг
Империю огня и льда,
Ей имя - преисподняя.
Нам имя - легион!
Мы всех высокороднее!
И этот мир по праву наш!"