Хмурый апофеоз

Набил, чтоб помнить: одним выстрелом двух тварей не убить.
Прощая старое, в еще древнее паутину пилигрим влетит.
И в две империи все сложней любви иллюзий вбить:
И в яме гнить и солнцем ослепить, да так, чтобы и не отличить...

И эта не танпийская резня, но маньчжуров хватает.
Не Верещагенский апофеоз - они уничтожают черепа.
Здесь ежедневно сотни свежих кадров протекает,
Здесь ежедневно сотни серых кадров затухает навсегда.

Агонией по клетке километров в сетке городов,
Стирали конверсы и переводили птичке в терминалы;
Легкими жгли кислород чужих, не местных берегов.
Стирали бэлэнсы и на отшибах поднимали.

Без философии, как там в девятинах седые.
Без желания почувствовать системы волну,
Без эмоций и рейва, хоть ещё молодые,
Тихо в Печерах по каналам пускали войну.

И фасфоридно-лизергиновым зрачком
Пожираешь серой квартиры рутину.
В изувеченный край перетянутый жгутом
Абзацев Хаяма и Бунина врежешь картину.

За окном заскриптовано ходят бетонные лица,
Инсталируя на свет ещё тверже бетон,
Криками статусных слов брошенной птицей,
Открывая свой эмоциональный притон.

Притом. Даже ты не прочитаешь как я хотел,
Не поймёшь это радостной боли в скулах,
Не увидишь те же правила игры где пять метровых тел,
Выбывают под музыку из-за убранных стульев.

А я опять без связи строф и мыслей, привет.
Мне снова привиделся стиля улиц камертон,
Где «семь четырнадцать» лишь школьный бред,
Где волчьи тени рвали рёбра за точку и район:

Как с теми в Ершалаимских воротах.
Вроде бы сами, не винили кого-то, молясь.
Как они на псевдоолимпских высотах,
Колени стёрли и плакали скалясь смеясь.

Теперь: терпеть и трепетно третьим тереть;
О пользе этого реабилитационного «рая»,
И жёлчью тайны ядами агрессии смердеть.
Воюя, танцуя, играя у ревербационного края.

Твоих холодных губ последние пальцев опадали лепестки.
Его затухающий взгляд спринтом на старте в темноту.
Ещё два секстета глазам прижгли блуперов куски.
И дьявол макающий кусочки в гнилого соуса тьму.

Пусть так, и в сотый раз разъебывая речи,
Когти там же оставят засечки,
Грусть в такт и сцены в стиле Гая Ричи.
Мечтами о море ложится на плечи.