Посвящение другу...

«Индианке сари сшили,
дед побрёл на пасеку,
а Владимир Саришвили
очень любит классику...»
Я вспомнила эту эпиграмму, которую так часто цитировал мой и Володин любимый и добрый путеводитель в «неписанные строки» классической и современной литературы, легендарный профессор Тбилисского Государственного университета,  Константин Сергеевич Герасимов, на объеденённых лекциях которого мы обычно сидели за одной партой.
И, приговаривал,наш профессор при этом, усмехаясь в свои тонкие усики, восхищаясь уже тогда шедеврами студента:
«Ещё мальчишка, а уже мастер! И откуда ты такой взялся?»
Из воспоминаний Володи:
"Имеено благодаря этому изумительному поэту, профессору Герасимову, «искра божья», которая, смею предпологать, тлела во мне, получила, должный импульс «возгарания».
Другая ленда ТГУ – профессор, Георгий Михайлович Гиголов, делился со мной своими «олигархическими интелектуальными богатствами...
«Довёл до ума» - доктор филологических наук, учитель и друг – Владимир Ильич Череднеченко. Всем им – великим, не побоюсь высокопарности, всем им – покойным и ныне здравствующим преподавателям кафедры русской литературы (не буду перечислять фамилии А.З.) – низкий поклон!
Благодарю судьбу за то, что родился в музыкальной семте, можно сказать, вырос за кулисами консерваторской оперной студии, где развивался мой художественный вкус...»
Володя не оставил без балагодарности ни одного человека, с которым ему приходилось встречаться и общаться.
Не буду перечислять всех его званий и регалий, скажу лишь одно, что Владимир Саришвили был и останется легендарной личностью в современной литературе и верным другом, которого нам будет всегда нехватать!
Он всегда был готов помочь, сам нуждаясь в помощи.
Он всегда мог пробить для кого-то то, что казалось нереальным.
Он мог проиграть в шахматы, но остановить конфликтную военную обстановку.
Он умел до безумия любить и тяжело расходиться...
Он умел по настоящему дружить и болезнено переносить уход друзей!
Не могу поверить, не могу представить, не могу объяснить, но какие-то последние знаки внимания и сказочного прощания явились мне в виде мотылька...
Никак не могла представить, что этот гигант, этот человечище, этот талантище, со светящейся солнечной улыбкой уйдёт от нас...
Я просто убита, печальным известием, но, видимо, Володя сделал свой выбор, оставив нас с самыми добрыми воспоминаниями о нём...

Не могу без слез читать стихотворение Володи без названия...
«Это я, Господи!
Нарытый брезентом возле пивного ларька,
на перекошенной Хлебной площади...
Как смерть оказалась легка!
Собирается дождь пойти.
Вместо свечи в изголовье –
носок полицейского сапога.
Это я, Господи!
Твой нерадивый слуга,
на перекошенной Хлебной площади,
втиснутый в задницу «Скорой помощи».
Хлопнула дверца. Оказаны почести,
жизнь как букварь, прочитана по слогам.
Стёрты фамилии, имя, очество.
Кончено! Запрягай!"

И ещё одно, попробую набрать, с очередной просьбой полмолиться уже за его мучительный, но светлый переход в мир иной...

«Исход»
Разорённые гнёзда, обрывки обоев, полы,
где следов незатёртых мозаика спутана чистая.
Это брошено всё, это вырвано всё, как полынь,
здесь конторы сейчас расположены, лавочки частные...
Уповая на случай, семейства бегут за кардон,
оставляя рояли, любимые книги, бегонии.
Совесть предков могилы бросать не велит, но – пардон.
Те – уже за чертой, эти ж – только в предверье агонии.
Сололаки утратил свой выстланный мягко акцент,
и погибли весёлые ночи на Верэ, Мтацминда...
Здоровяк и обжора, постится Тифлис, как аскет.
Безоружному здесь остаётся одно лишь – молиться!
(Владимир Саришвили)