Сновидения

1

Приснился сон и, видно, неспроста,
поскольку ночь готовилась к отливу.
Как будто бы язык мой суетливый
сковала безнадёжно немота.

Ещё вчера везло и было с кем
успехом поделиться и хлебами,
что же я нынче шевелю губами,
ну в точности как рыба на песке?

И я упал, скребя ногтём асфальт,
и сверху наклонились чьи-то лица...
Одни просили с участью смириться,
Другие просто отводили взгляд,
а третьи каламбурили сквозь смех:
«О чём скорбишь, наивный человече?
Язык — наш враг и, сбросив бремя речи,
ты во сто крат счастливее нас всех!»
Я издавал мычание и стон,
пытаясь произнесть: «Какая мука —
иметь глаза и быть лишённым звука!»

Я корчился, я лез из кожи вон,
ища чем бы ускорить свой конец,
когда сродни походке постояльца
плеча коснулись сзади чьи-то пальцы...
Я обернулся — там стоял слепец,
которого узнал не без труда,
и сокрушался голосом рапсода:
«Гомер не видел, из какого сора
растут стихи, не ведая стыда!»

Сию секунду оборвав свой плач,
ладонь его протянутую стиснув,
я вёл слепца по набережной Стикса,
светло и тихо радуясь, что зряч...


2

Приснился летящий прямо в лицо камень.
Я голову еле-еле успел пригнуть,
и тотчас проснулся с трясущимися руками,
и воздуха было мало наполнить грудь,
а то бы оттуда вырвался крик «на помощь!»
или «за что?» Наивный, в общем, вопрос...
Я долго глядел в окно на пустынную площадь,
обида и жалость душили, как в детстве — до слёз.

Похоже, что я до некоей точки дожил,
откуда видима даже с изнанки суть:
никтоникогданикомуничегонедолжен...
И лучше всего зарубить сие на носу.


3

Я ночью разбужен был сном о тебе,
подобно безмолвному взрыву,
и стиснул виски, и лизнул по губе,
и молнией мысль: быть бы живу!

Помилуй, ведь минула вечность с тех пор,
как резали мы по живому,
твой взгляд исподлобья с укором, в упор
весьма запоздал — ты другому
давно отдана, да и я уже сед,
эпоха сменилась тишайше.
Я даже не знаю, жива ли ты, нет,
и что там с тобой было дальше...

Сейчас тебе лет, сколько было и мне
в то лето безумного зноя,
лишь навзничь — спасибо сырой простыне! —
как брат засыпали с сестрою.

Успешно водила ты за нос родных
легендой о месте ночлега,
и я невзначай оказался меж них...
Как русич в плену печенега.

В стране дорожало всё день ото дня —
любовь и одежда, и яства,
и в бешенство тихо ввергало меня
твое простодушное ****ство.

Вотще рифмовал я с Ростовом «восторг»,
«любовь» и «любой» было б малость
точнее, но поезд бежал на восток —
мне с ним по пути оказалось.

И в сумерках камнем метнул я свой взгляд
на дом твой, плывущий поодаль,
роскошною болью как Ротшильд богат,
о, что я тогда бы не отдал,
чтоб только к тебе напоследок припасть
щекою, перстами, устами!
Набоков В.В. описал бы ту страсть
изящней.
Как рано светает!

Уже не уснуть — город ближе, слышней...
В окне изгибается ветка
нимфеткой, что жаждет всей дрожью своей
принять очертания ветра.


4

...мне снился собственный уход
или отъезд из мест обжитых
огни трущоб и общежитий
во тьме исчезли поворот
и запахи ночной степи
и сердце дико защемило
от шёпота одной о милый
красавицы над ухом спи

сгущался мрак как антрацит
но проносившееся мимо
вполне отчётливы и зримы
больница школа церковь цирк
река прохладней под мостом
и город детства на ладони
он в зелени по крыши тонет
шоссе что вьется в гору дом
и мама молодая в нём

я что-то у неё спросил
сродни велосипедным спицам
знакомые вращались лица
но я не жаждал зацепиться
чтоб удержать по мере сил
скорей мимолетящей птицей
я был запущенной стрелой
гонцом в грядущее куда-то

и вдруг как будто бы сквозь вату
словечко странное сфумато
послышалось и Боже мой
казалось боль не превозмочь мне
как будто спица позвоночник
пронзила кончив головой
и следом тотчас же волной
меня накрыл такой покой
разглаживающий морщины
как женщинам так и мужчинам
какого отродясь не ведал
я далеко оставил беды
восторги ужасы кручины
и было нечему болеть...

Так выглядит наверно смерть.