Бергсон и Пруст

     Сначала приведу ту короткую цитату, в которой Пруст, неустающий повторять, что интеллект мало помогает нам в непосредственном возрождении наших чувств и что лучше обратиться в этом вопросе к инстинкту, всё же пытается обосновать почему он сам берётся за перо и обращается к интеллекту.
А затем покажу отчего эта цитата по её прочтении, моментально отбросила меня к Бергсону и его знаменитой творческой эволюции.
     Вот эта цитата...

     На первый взгляд может подуматься: ну велика ли важность — метод Сент-Бёва? Однако, возможно, последующие страницы убедят в том, что этот метод затрагивает наиважнейшие интеллектуальные проблемы, выше которых для художника нет ничего, имеет отношение к ущербности интеллекта, с которой я начал. И тем не менее установить эту неполноценность должен сам интеллект. Ведь если он и не заслуживает пальмы первенства, присуждает ее все-таки он. И если в иерархии добродетелей он занимает второе место, только он и способен заявить, что первое по праву принадлежит инстинкту.

              М. Пруст. Против Сент-Бёва.


       Здесь у Пруста затрагивается важнейшая проблема, о которой я думаю не один уже день. И здесь в своих прозрениях он смыкается тесно с прозрениями Бергсона.
       По сути Пруст говорит о начале возвратного движения интеллекта. Возвратного к чему? Возвратного к инстинкту, но в человеческом виде оформленному и значит, к интуиции. Интеллект как бы дойдя до своей крайней точки напряжения и развития в его обособленном от остальных живых форм, состоянии, вдруг открывает, что пора "возвращаться" или "обогащаться" формами иными. Что они - большее и первейшее его основание в некотором смысле. Что интуицию нужно не гнать и подавлять на корню, а каким-то образом развивать и учиться опираться на неё, и что это подлинно обогатит и преобразует человеческую личность.
       Не инстинкт животного ставится выше тут интеллекта. А та форма инстинкта, какая может быть только у интеллектуального существа - интуиция, хотя словесно по привычке мы продолжаем говорить об инстинктах.
       Но при чём тут Бергсон? А при том, что он в сущности говорил то же самое. Он также предлагал обогатить человеческую личность, убежавшую от основания природы и множества её других форм на острие своей особенной уникальности, он также предлагал вернуться ей к полноте жизни.
       Что здесь особенно интересно, так это то, что я думаю - и интуиция не является самой развитой и плодоносной формой жизни, но лишь неким средним звеном. А максимально плодоносна - форма роста - то есть то, что имеют растения, но опять же в интеллектуальном существе, в человеке такая форма, однажды "заработав" - станет называться, выглядеть и существовать совсем по-иному, нежели у растения. В принципе это и будет та самая "чистая длительность", которую искал Бергсон, только не "чистая длительность вообще" как нечто абстрактное или механическое, а жизненная "чистая длительность" или "живая чистая длительность". Как прообраз - она уже сегодня существует в растении. И ждёт того часа, когда человек - СНИЗОЙДЁТ до неё, а для самого человека означает - настолько поднимется в своём развитии, что сможет снизойти.
       Но, бог мой, не это же ли самое слышал в "призывах" деревьев Пруст? Они ведь как-будто говорили ему: "спаси нас", "воскреси нас". Быть может Пруст, обладая незамутнённым интуитивным чувством, каким-то образом услышал их? Как они ждут... И ждут вовсе не одного Пруста - всех людей - томительно ждут величайшей метаморфозы.
       Эту "чистую живую длительность" мы способны ощущать в себе уже и сегодня - например, когда мы ощущаем, что в нашей душе "что-то происходит". Не мысль - мы не мыслим, не внутренний голос или настроение(признаки интуиции), а именно тихий незаметный рост нас самих, который так обожал Гёте и о котором он часто говорил. Вот это оно и есть - то, о чём мы пытаемся писать, выкручивая руки нашему привычному языку. Это когда что-то во мне взрастает в тишине, словно во сне(так как и у растений - во сне). И это то же самое, о чём великий поэт написал: "и дерево себя перерастало", что ёмкой фразой охватило нечто справедливое и для дерева и для человека, способного отдать себя тишине взрастания. Ведь человек в такие моменты также "перерастает" себя.
        Или, скажем, резкое ощущение свободы, расширения нашей души в самые счастливые, лучшие моменты, которые нам выпадают. Они относятся сюда же - к внутреннему росту и его переживанию.
        Это первый уровень, первый этаж жизни - оттуда мы поднимаемся вверх, но как правило, незримо для самих себя. Однако и это можно сделать зримым, видимым. И таким образом, интеллект опосредует все иные формы существования, изобретённые жизнью. Изобретение же самого интеллекта - есть для жизни величайшее открытие величайшего опосредователя.
        Благодаря интеллекту жизнь перетряхивает себя, переписывает себя на корню. Заново пере-воссоздаёт свои формы.
        Поэтому интеллект, который застрял в тупике своей особенности и отличительности от всего остального - это один интеллект. А интеллект, который одухотворяет и оплодотворяет иные формы жизни, интеллект - совершенной другой. Пруст писал, несомненно, о первом, когда говорил, что он тут не поможет. И несомненно, он обращался тут же ко второму, когда вообще писал свой труд против Сент-Бёва и дальше свой знаменитый роман. Путаница оказалась возможной лишь благодаря одним и тем же словам: интеллект и интеллект.
        Интеллект направленный в сторону собственной интуиции и собственного взрастания в тишине, в сторону своей длительности - это очень интересный интеллект. Столь же новый, как абсолютно новой была некогда и сама философия. Скачок в самом основании человеческого существа. Мечты Бергсона, Пруста, сон деревьев... Самая сладкая грёза о нашем будущем...