Рыба

       Однажды у Юнга прочитала, что все дети естественным образом стремятся стать взрослыми...
       Это "естество" Юнга, в отличие от того, что предлагает Пруст, попахивает "нормализмом", или скажем так, обычным развитием.
      Быть может и Юнг не рискует заглянуть глубже? Когда дети в 5 лет открывают для себя время, сталкиваются со смертью... Так ли уж свойственно им смотреть лишь вперёд, как мы думаем?
      Из детства я помню немногое, моя память не ранняя, зато хорошо помню, что не стремилась вырасти, я вообще об этом не думала, а всегда была погружена в свой мир.
      Этот мир имел масштабные потрясения - события. И первым таким потрясением было моё посещение в Ленинграде Пискаревского кладбища, мне тогда было 5 лет. Возраст, в который, очевидно, уже что-то происходит, если ты не стал "нормальным ребёнком", как все.
      Оказавшись на кладбище, я забыла про родственников, родителей, окружающих людей, вообще про всё - шаг вступив на его землю, я ощутила что-то неземное, оттуда идущее, словно из-под земли, или откуда-то ещё. Помню как я стояла долго у одной могилки или лучше сказать камня, такого же, как и многие иные, а меня звали и не могли дозваться, не могли оторвать от него. Мне казалось я слышу голоса, это было какое-то единение с тем горем, что пропитало эту землю и я была полностью в нём и оно было во мне.
      В каком-то смысле, первые мои чёткие детские воспоминания - все ленинградские. Были конечно и ранние, домашние, но они были другими. В Ленинграде - яркие, полноценные картинки, плюс потрясение от пискарёвки, можно сказать, экстатическое состояние земной печали. Дома - в основном, летние, тёплые вечера с морским ветерком и запахом соли, прогулки у моря или в парке или же какие-то происшествия, что странным образом не растворяли, а цепляли меня(например, как я пытаюсь выговорить букву "р" и смешно называю себя малиной).
       Судя по всему, лишь в Ленинграде, я впервые полноценно отражаю свой мир - его масштаб(на пискарёвке) и его проблему, противоречие(случай с рыбой). О случае с рыбой мне нужно рассказать отдельно, потому что в каком-то смысле - это случай на всю жизнь.
       Мы проходили по какому-то, одному из многих, ленинградских мостов, помню это была левая сторона и она была усеяна рыбаками. И вдруг я вижу у ног рыбака, близко-близко к краю чугунного парапета бьющуюся, ещё живую рыбёшку, маленькую, сверкающую на солнце. У меня тут же возникает неодолимое желание быстренько подбежать и скинуть её ногой вниз - помочь рыбке выжить, но я не делаю этого. Что-то мне мешает - неуверенность, робость, смущение? Боязнь реакции рыбака? Скорее всего последнее... Но суть дела не в этом, а в том, что не сбросив тогда свою первую "желанную рыбёшку", я затем постоянно в своей жизни совершаю одно и то же отклонение от исполнения своих желаний в точности похожее на тот мой первый детский случай с рыбой. Мало того, эта рыба не даёт мне покоя и по сей день и вспоминается часто и навязчиво. Всё, конечно, потому, что она повторяется со мной - в других вариантах и видах. Потому, что я так и не смогла тогда переступить через себя, обусловленную и скованную чем-то, и затем продолжила эту неспособность в бесконечное время, где подвела тем самым множество людей, желаний и чувств, и своих собственных в том числе и превратила в небытие.
       Так что в Ленинграде однажды, я впервые познала и свою силу и свою слабость. И затем на многие десятилетия они оставались именно такими в моей жизни, какими в сущности были уже и в первый раз.
       Ничего подобного дома со мной не происходило, Мариупольские и домашние воспоминания, если начну их вытаскивать на свет - потянут ещё совершенно иные нити моей судьбы, поэтому я не хочу пока о них, но хочу писать о питерских, прямо и ясно достигающих своей цели.
       Моя первая Пискарёвка в 5 лет, затем превратилась в мои первые стихи в 9 лет. А вот рыба, она была не столь узнаваема и осознана мной и постоянно от меня ускользала, в нужный же момент - постоянно случалась и всегда со знаком минус - моим провалом. Не могу сказать, что я не перепрыгивала себя - нет, делала это множество раз, и всё же... в определённые моменты снова появлялась рыба, и издевалась надо мной, поскольку я всегда потом сожалела о несделанном и горько. И так как рыба не уходила от меня, однажды я поняла, что мной нечто не преодолено, не взято, и я в этом пункте - заложник и раб чего-то такого, что мне явственно не по душе.
       Долгое время, считая себя и сильной, и свободной, я на самом деле очень часто боялась осуществлять открыто свои душевные порывы. И почему так происходило со мной нужно было ещё разобраться.
       Сначала такие моменты только ранили меня и оставались в моей памяти, сперва в собственном виде, а затем постепенно в виде, сводящемся к этой рыбе. Я начала узнавать одно в другом как повторяющееся и надоедливое несвершение. Но анализировать его я была ещё неспособна. Легко было обозвать себя трусом или нерешительным человеком и дело закрыть на том. В каком-то смысле я всегда была настолько сильной, что не боялась называть себя дурными именами, но я была и достаточно умной, чтобы понимать, что это путь, который никуда не ведёт. Черты характера - лишь мазки наших свершений - застывшего становления, характерные мазки, не ими надо начинать и заканчивать анализ человека, а их самих выводить из его общего движения, возможностей и условий. Но, бог с ним, поскольку тут вопрос вообще касался не черт характера. Первое, что коснулось моего сознания, применительно к этому вопросу, было подсказано мне Кьеркегором. Он написал, что есть люди, которые прыгают только с разбега, им обязательно нужно сначала отойти от края пропасти, разбежаться как следует, накопить энергию, а затем уж оторваться от земли, а есть люди, которые умеют прыгать сразу же - прямо с самого края пропасти. Такое существенное и важное наблюдение Кьеркегора сразу же затронуло мою мысль. Сам Кьеркегор причислял себя к людям, прыгающим лишь с разбега. По некоторому размышлению, я причислила себя туда же. Как только у меня был хотя бы какой-то малый задел времени, я собиралась под желание, преодолевала барьер и прыгала. Как только прыгать надо было мгновенно - я тормозила. Однако Кьеркегор, разделив людей на такие энергийно-бытийственные типы, нисколько не ответил "почему?". Почему одни прыгают и способны прыгать сразу же, а другие способны прыгать лишь со временем, ну а некоторые, добавила бы я - вообще не способны прыгать - ни со временем, ни без него.
       Последние, пока, конечно, меня не интересовали. Чтобы ответить на мой вопрос, помочь ответить на него - они были негодны. Их полную парализованность - саму можно было обосновывать и выводить лишь из тотальной нехватки чего-то такого, поисками чего я и занималась. Оставались два типа людей, которыми я и загрузила свои размышления.
       Мгновенный прыжок совершается лишь в полноте энергии. Поэтому, прыгающие с разбега, естественно предположить, ещё должны были эту энергию дополнительно изыскивать, у них наблюдалась некоторого рода нехватка(частичная) подобной энергии и движения. Это мне было ясно. Совершенно ясно, как и то, что сказать, что люди вообще-то случаются разные, в данном случае - глупость. Назревал следующий вопрос - нехватка именно чего, не позволяла прыгать прямо с края пропасти? Ведь не в количественном же накоплении тут дело. В противном случае, при недостающем количестве - откуда бы оно взялось, отойди человек четыре шага от пропасти? За такое время невозможно накопить недостающее... сказала я себе... зато...что?... что?... возможно сделать за такое время? - Собрать рассыпанное, не увеличить количество, а упорядочить уже имеющееся. Переорганизовать, направив на узкое острие цели.
      И, следовательно, то что не хватает медленно прыгающим может называться только одним названием - действительность - действительность своего чувства или реализованное чувство, действенное. Оно и перебрасывает человека моментально через пропасть. И другое дело - это же чувство, но ещё не реализованное, отталкивающееся не от своего действительного исполнения, а от своей внутренней опоры. Такое чувство будет медлить, прежде чем найдёт в себе точку, от которой можно будет оттолкнуться.
       Ну, а если и такого внутреннего чувства нет вовсе, мы имеем налицо "парализованного человека" - парализованного обстоятельствами и включённого в них. Такой не прыгает - ни сейчас, ни завтра.
      Таким образом, я узнала своё место в мире, своё, а заодно и Кьеркегора.
Осуществившееся, "счастливое чувство"(так мне хочется его называть) отталкивается не от себя, а уже от чего-то большего, лежащего за его пределами и потому прыгает мгновенно. У меня не было такого чувства, но лишь своё внутреннее, исходящее из себя. Конечно, исходящее из себя не в смысле эгоизма - какой эгоизм заключался в событии с рыбкой? Но, скажем так, - проходящее узко - лишь через канал моей собственной души.
      Реализованное чувство я бы назвала мировым, идущим от реального мира, а нереализованное - личным, особенно-индивидуальным. А вот частные чувства людей, не являющиеся даже потоком света, проходящим через них, я бы назвала "человеческими, слишком человеческими", со всеми плюсами и минусами, которые заключены в этих словах.