О рыбаке и рыбе
и на убыль ползут лениво,
погружаясь, как выйдет срок,
в беспокойную рябь залива;
у залива старик сидит,
сеть угрюмо свою латает,
и в изодранной той сети
бьётся рыбина золотая.
Тонут в чёрной, как нефть, воде
блики солнца — самоубийцы;
как всегда, никаких идей,
как всегда, никаких амбиций.
Бедный сонный старик ума —
что загадывать — не приложит:
"Прохудилась к зиме сума,
и за годы протёрлось ложе,
и старуха, неладна будь
до могилы она, скотина,
точно выкинет что-нибудь,
али вовсе меня, кретина,
за ошибку тотчас убьёт,
скормит свиньям голодным тело;
что же делать-то, ё-моё,
что же, господа ради, делать?".
***
Бьётся рыба в немой истерике,
не слетает ни звука с губ.
Для кого-то весь мир — на береге,
для кого-то — на берегу,
небо — белое и жемчужное,
камни — цвета глухой тоски;
это всё бесконечно чуждо ей,
это давит ей на мозги,
разум выдворив прочь из тела и
в нём вопрос пробудив пустой:
что с ней эти созданья делают —
что, Атлауа, и за что?
***
Ну а где-то за много миль,
да изряднее — километров,
там, где выше деревьев пыль
вьётся к небу, несома ветром,
где стремленья к труду живут
шесть (ну, максимум семь) испарин
косит высохшую траву
молодой и красивый парень:
от буранов мирских забот
ни на искорку не потух он,
парень этот умён и бодр,
но про рыбу — ни сном ни духом.
Как узнает о ней — слетит
он с катушек за все пределы,
завопит во всю мощь: "Гляди,
это сделай и это сделай!".
Он легко бы поверил в сон,
не судил бы о нём в отрыве,
и нашёл бы, конечно, он,
что загадывать этой рыбе,
бил бы молниями из глаз
он в радении о грядущем:
"Шанс такой выпадает раз —
нет, не может он быть упущен!".
***
Бьётся рыба в безмолвном ужасе,
сетью смятая на земле;
смысл исконный забыт снаружи сей
странной сети секунд и лет,
небо — серое и свинцовое,
пьяный ветер грозу несёт.
Чужды каждые мысль и слово ей,
чуждо ей абсолютно всё,
в недрах царства её подводного
радость, пение, смех, экстаз;
ну на кой она людям отдана —
кто ответ перед смертью даст?
***
А старик всё латает сеть
да твердит, мол, ушла фортуна,
проще верить и не смотреть,
проще ввериться и не думать;
паренёк задвигает речь
да старуха чего-то просит,
и не сдюжить, не уберечь
и мозги, и лихую проседь.
Тонут в чёрной, как нефть, воде
блики солнца — самоубийцы.
Может, парень — очаг идей,
а старуха — очаг амбиций?
Этот жалует новый строй,
эта — старый как мир порядок:
что же сделаешь ты, герой
граблей, удочек, ям и грядок?
В ряби суетной тонет крик,
в ряби суетной тонут боги,
и угрюмый седой старик,
не решив, что желать в итоге,
сводит парня совсем с ума,
депривацией бабку морит:
утомившись башку ломать,
отпускает он рыбу в море.
***
Бьётся рыба в бесшумной радости,
путь найдя из тугой сети;
разум рыбий земли ядра достиг —
всё оставлено позади:
те же церкви, заводы, мельницы,
неизменные ни на штрих;
вряд ли что-нибудь тут изменится
до тех пор, пока жив старик,
вряд ли что-то случится скоро и
вряд ли что-то решит беда,
а вокруг — только камни голые,
неизменные, как всегда.
19. 09. 2018.
Свидетельство о публикации №118092108710