Константин

К ней странник забрел, попросил переждать
Грозу, что начнется так скоро.
Она запустила. Ей было не жаль
Ни хлеба, ни стен и ни крова.

Опрятен и вежлив, воспитан и чист,
Встревожен грядущим событием.
На небе ни тучи. Лишь солнечный диск
Блистает на самом зените.

Она предложила ему, что могла,
Как и подобает — для гостя.
Зашедший на время присел у стола,
Ни крошки не требуя вовсе.

Голодный, худой, он давился слюной,
Но сам отказался от хлеба.
Он только смотрел одичало в окно,
Как пес смотрит в лунное небо.

Две капли упали в сухую траву,
В траву, зноем летним измученную.
И через мгновение, по волшебству,
Весь город охвачен был тучами.

Еще через час накатил ураган,
Меняя вселенной полярность.
А странник все так же угрюмо молчал,
Исполненный весь благодарности.

Ах, как был похож заплутавший в краях
На сына той женщины старой.
Он душу отдал в кровожадных боях,
Погиб от не сросшейся раны.

И с тех самых пор портрет ее сына,
В гостиной стоя средь картин,
На каждого гостя взирает тоскливо.
И подпись на нем «Константин».

Уж стихла гроза, на дворе была ночь.
А путник, подняв свои кости,
Собрался покинуть убежище. Прочь
Под небом, где звезды, как грозди,

Сверкают рябиной, жемчужной росой,
И цветом «анютиных глазок».
Он встал, поклонился. Желудок пустой
Просил пряных яств, как из сказок.

«Останься, сынок, не спеши уходить,
Уж ночь на дворе, заплутаешь.»
Их явно связала незримая нить.
«Останься. Ты мне не мешаешь.»

Сковала неловкость, в глазенках — огни.
«Да мне уж пора собираться.»
Но ноги ослабли, идти не могли,
Как будто просили остаться.

К утру, исчерпав свои души до дна,
Они не смолкали в беседе.
Она так боялась остаться одна,
Боялась — уйдет иль уедет,

И снова тоска будет душу трепать.
Ночными слезами с оконца
По-новой сынка будет ждать его мать,
Пока не поднимется солнце.

«Спасибо. Пора уходить. С вами бог!
Давайте прощаться. Так надо.»
Его ждали сотни пыльных дорог,
Ведущие к раю иль аду.

Ушел, полный сил, живой, молодой.
Она только крикнула гостю:
«А как же зовут тебя, миленький мой?»
«Зовут меня, матушка, Костя!»

И снова тоски набежала слеза.
А в сердце немеющем — стужа.
И снова был дождь. И снова гроза.
Но только уже где-то глубже,

В том месте, где болью уже столько лет
Таится любовь к ее сыну.
А дома всё так же пылится портрет,
А рядом с ним чьи-то картины.

И в тот день ухода, в тот день роковой
Закончилась жизни былина.
К ней странник забрел. Молодой и живой.
Быть может, прощался за сына.