Живое сердце

У него не было друзей. Друзья были – для досуга, но для единых мыслей - нет. У неё то же самое.
Осенью, какие случаются в Петербурге, произошла их встреча. Колол во все доступные места невский ветер, и два одиноких человека, с пробитыми душами, остановились друг - напротив друга. У него – руки, для создания звуков, у неё – голос для их извлечения.
- Извините, - говорил он, не глядя в её глаза, - у вас из груди боль сочится.
- Пустяк… Так с самого рождения. – сказала и пошла дальше. – Постойте, вы уронили сердце. – продолжила и подняла обугленный ком.
- Оставьте себе. Оно все равно мертво. – процедил кровью и ушел.
Город. Никому ни до кого нет дела.
Она искала, спрашивала равнодушных прохожих, но все в ответ – и у меня нет сердца. Пожалейте меня.
Поздно она вернулась домой. Хотя она называла домом – крыши и стены под которыми ночевала – но, в сущности, у неё ничего не было, кроме этого, еще бьющегося в последних конвульсиях, сердца.

На следующий день она вернулась. Ветер усилился и пробивал сквозную рану еще сильнее, чем вчера.
На мосту, озябшими руками, перебирал струны музыкант.
- Простите, - отчаявшись, обратилась она к человеку, на её взгляд, самому душевному из всех – вы не знаете, кто придумал эту музыку?
И она запела…
Музыкант, едва скрывая зевоту, без удовольствия выслушал и констатировал: «Я знаю, что это написал – Моцарт (проиграл фрагмент), а это – Вагнер (сделал тоже), ну, а это – Верди (перебрал по струнам). Человека написавшего вашу песню я не знаю.
Сказал и она, отчаявшись, пошла дальше.
- Постойте! – окрикнул он. - Вы знаете… Я считаю эту музыку несовременной. То ли дело классика. Купите придворный парик всего за 99.99. Нет, постойте. К черту парик. Возьмите моё сердце. Розовенькое, без единого пятна. Но кой вам этот уголь…
Она шла дальше и ничего не слушала.
Вернулась позднее, чем вчера. Рана обветрилась и болела сильнее прежнего. Уснула мгновенно.

На третий день, сердце покрылось красным, как покрывается металл накаленный докрасна.
Без всякой надежды она вышла на улицы продуваемые злей и бездушней, потерявшим всякое сострадание, ветром, зажав в руке, погибающие в агонии сердце.
Зарылась в снег и принялась ждать конца.
- Встаньте, что вы делаете? – проговорил чей-то голос. – Встаньте! Ну, будет вам. Это не выход.
С трудом, разрывая примерзшие друг к другу ресницы, она открыла глаза и увидела перед собой знакомые руки.
- Извините... Это ваше! Вы забыли. – сказала она, протянув ему всё оживающее и оживающее сердце.