Байки Бывалого

Воспоминания Бывалого.
Помнится мне славная Виктория над шведами.
Знатно бухали моряки на корвете "Ау", ажно месяц, али два. Поприпив всё на Неве, плыли опивая окрестные берега.
Поддавали с Датами, братались с Бритами, пугали портами Галию...
Дале смутно было. Очнулись - река.
И похожа и непохожа. Загалдела матросня: "Нева? Да? Нева? Да?"
Так Невада и образовалась. Штат мериканский такой.
Вместя со всеми бухал хохол Хома, хозяйственный, да работящий.
Ушёл Хома с Невады, да сотоварищи. Осел за тридевять земель, около Хомы - сотоварищи.
«ОколоХомы» края те прозвали. Ныне - Оклахома!
И был ещё великий Бодун - три дня, три часа и три минуты.
Совсем бы смерть пришла, да серб Радо (Радко) спас.
Винодел знатный, кок корабельный. Нашёл он овощ мудрёнай - картоплю, да, как это-с? - кактус, кажись. Мудрил, колдовал, мудрил, колдовал, да выколдовал.
Гнали-пили, гнали-пили, пили-ходили, ходили-пили, снова гнали.
Очнулись, все вкруг Радо. Коло Радо. Так и остались « колоРадо» , в Колорадо.
А было в той Мерике народу разного пропасть. Да всё некчемныё, ненашенские. Да подлюка на подлюке гадостныя. И повадились оне брать-воровать без спросу Радову-то выгонку. И всё лезут с немытыми харями, по углам ловленные.
Уголовники, словом. Да утварь всяку несли несчитанно, да картоплю немерянно.
Вопчем, вагон и малую тялегу снясли , по углам-то занычным. А ботсманом-то был на корвету Федка Рукосуев. Службу справно нёс, и спуску никому не давал. Но приворовывыл по мелочам, не шибко, а мастерства ради.
Заобиделся Федка на нечисть поганую, иноземную. Хряснул треуголкой о земь, да как гаркнет: «Коли вор не я?»
Всё в обрат своровал. Ишшо и виски ихней прихватил.
Лобызали Федку на бруденшафт кажон по три раза. Федка слезу пускал, да всё приговаривал, заплетающимся языком : «Коли вор не я? Коли фор не я?»... Тако Калифорния случилась...

Воспоминания Бывалого. Продолжение. Между приступами склероза.
.... И была на корвете "Ау" матрос-девица, Дарьей кликали. Дашей, стало быть, попроще. А в минуты особого восторга восклицалось: Ай, Даха!... И ей место присмотрели неподалёку, от Колорад с Оклахомами. Навещали Даху-то, однако. Брала природа своё. "Ай, Даха!", да "Ай, Даха!", - только и повторяли возвращаясь из гостей. Вот и имя к землице той прикипело - Айдахо!
А ишшо повадились ходить вокруг да около, людь местная, на якутов нашенскиих ликом схожая. То дозорный с задов кричит: " Тревога! Эти, в перьях, пришли!" То с передка доносится: " Те, которые такие же, идут!" Словом, то те, то эти лезут, со всех сторон, а кто есть кто, непонятно, стало быть, из-за схожести ликами печёными. А самым грамотным на корвете "Ау" поп, по кличке Штофка был. Не штоф, а штофка, ростом не вышел батюшка. А так, "смотрелся" на четверть, по запросам огранизьмы, дюже до зелья падкого. А четверть-то, не тапершние мериканские 250, а ведра четверть, по -нашенски. Штоф-то, тьфу, мелочь была, всего-то десятая часть.
Так значит, "разминался" поп Штофка, о ту пору, с четвертью, да под закусь подручную, что Бог послал, а тут опять заголосили: " Те, а которые из них, не знаю, прут! Караул!" Да "под руку" ор случился! Поперхнулся Штофка, не допив, и гаркнул басом : "Те, не сии (эти)! Те, не сии! Затверди, дурень, как Отче наш!" И стали "те"- не "сии", а земля их -Теннеси!...

Воспоминания Бывалого. Продолжение продолжения.
…А прошло с тех пор лет немало, много воды в Неве той, да не той утекло. Одряхлел корвет, да по нуждам разным растаскан был. Куды рангоут сгодился, куды такелаж. Остались цепка, да якорь одне. Да и цепку ту расковали, и лапы якорные в дело пустили. Болт якорный полупудовый долго на берегу бесхозный под ногами путался, его даже «спотыкач» прозвали. А затеяли, однажды, стену - заслон от ветру, да от ворогов городить, двухаршинную, вкруг поселения – то. Справная стена вышла, да неудобная. Ворота одни, да с другого конца от берега устроили. Но, свыклись, и что по мелочи, просто через стену метали, рыбу там какую-никакую, полешку, да матюжок свободно над преградой порхал и доходил до адресата.
Дык, к чему веду рассказ-то. Отвлёкся, однако. Болту- то тому якорному применение нашлось. Кузнец , по прозвищу, Плющей с берега шёл, в задумчивости и невесёлости. А тут болт «спотыкач», всегда где «надо»! Словом, не говоря ни слова, метнул его Плющей через оградку-то от расстройств душевных, сильно так… Как в муравейнике палкой пошуровал… В обрат и болт прилетел и словесов немеряно – невешано. До душегубства дойти могло, однако, если бы не Веселяй – балагур, корветский.
Скушна в Мерике той жить-то было. Заботы, да работы, да вдругорядь заботы… Да как ни-то, устроились ведь. Вот Веселяй и предложил, а давайте, болт-то ентот, по доброй воле, туда-сюда метать… И весело, мол, и полезна от скуки. Игрище то «по воле болт» прозвали, волейбол ныне.
А устроили игру так. Разбились на дружины равные, по обе стороны от стены, встали, а не видать-то супротив. Как быть? Решили «на голос» болт метать. Как-то так.
- Метаешь?
- Ага!
- Ё!!!
Не споймал, значит. Али споймал, но не руками. Метающим очко! И опять…
- Метаешь?
- Ага!
- Ё!!!
- Метаешь?
- Ага!
- Ё!!!
Увлеклись ребятушки игрищем. Сутки напролёт «Ага! Ё!!!» окрест разносилось. Место игрищ «АгаЁ» прозвали. Огайо таперь…

Байки Бывалого.
…Так вот, робяты, раньше карта мира была иная, с условными границами-то. Докуда вижу – моё! Перемещаюсь куды хочу и моё со мной при мне. И народов всего два было: мы да галлы, да и те - родственные нам, только неразборчивые в питании, - лягушатники и улиткоеды. Не случайно животом они скорбные часто были. И «нежданчики» у них случались, от питания такого неразборчивого , на редкость зловонные. Вот и ходили они порты свои стирать на берег окияна Атлантического, подалее от Галлии своей. Мореходы, проплывающие вдоль берега того пахучего, спрашивали местных:
- Чьих порты такие будут?
- Порты галлов! Не наши! – дружно кричали им с берега. Так и повелось – порты галлов, португаллы, значит. И страну потом Португалией нарекли. А наши – чистюли! Куды не пойдут, везде бани ставят, особенно если далеко занесёт. Но больше всего бань рядом с Португалией поставили. Понимать надо, не каждый дух тот галльский терпеть мог, и подошвы оглядит, и подмышки понюхает, а пахнет одинаково… И в баню! И до скрипа кожного намываться, до красноты бордовой. Идут обратно, кожей скрипят, огнём полыхают. Любому интересно, откуда такой красномордый , да бодрошагающий?
-Да из бани я! – отвечал ходок, прикрывая исстрадавшийся нос. «Избания», да «избания», так и вышла – Испания, значит…

Байки Бывалого. Часть вторая.
…А дальше избанцы попёрли галлов–то, вместе с портами, на восток, учитывая преобладающее направление ветров. Лучше бы они этого не делали. Вышли скитальцы галлы на побережье Средиземского моря, основав там поселение Руссильон, они ещё Русь и русское чтили тогда, подчёркивали, что каждый из Руси он. А там винограду росло – страсть как много, а в море живности разной – пруд-пруди. Дык и тут они жрать, что ни попадя принялись – ракушки разные, водоросли и прочую слизь непонятную. До виноделия додумались, брага шипучия в каждом корыте через край плескалась. Смеси стали образовываться в желудках галльских жутчайшие: лягухи, улитки, моллюски, слизь и брага… Добежать, словом, успеть до ближайшего куста! «Ф-р-р-р-р! Ф-р-р-р-р!» доносилось отовсюду. Засранцами-то звать их напрямую не каждый решался, уж больно заносчивые были, а на Ф-р-ранца неохотно, но откликались, услышав знакомое «ф-р-р-р-р». Освоились францы на побережье быстро и плодовито. Скученно и скучно жить стало и почти невыносимо от неблаговоний. Двинулись, какие особо слабые на нос были, на север и на северо-восток по ветру. И всё у них поначалу складывалось хорошо и благополучно, пока не дошли они до реки Рейн – от ринуться и реять прозванная, где с другого берега, учуяв приближающуюся то-ли чуму, то-ли похоронную процессию, стали дружно скандировать: «Гер вам! Гер вам!»

Байки Бывалого. Часть третья.
… И не надо ржать, робяты! Да, звучало это «Гер вам!», если смягчить произношение буквы «Г», совсем оскорбительно для галлов, но hairu – означало всего лишь – меч. Так наши предки и воинственные сородичи – херуски, недвусмысленно указали галлам направление дальнейшего освоения земель: куда угодно, но только не сюда! Упёртые те херуские были, чуть что, сразу за мечи хватались. Упёртые русские, стало быть – упруские, а после и просто прусские. Так что, галлам деваться, акромя как отойти чтобы не раздражать херусков, или двигаться севернее, было некуда: там избанцы, здесь hairu'ами грозят, сзади амброзия, если короче – амба. Часть галлов «побурели» от злости и загундели из-за вечно сопливых носов, мол, здесь остаёмся, и осело чуть поодаль , основав Бурую гундию – Бургундию. Остальные двинулись дальше, на север. Шли обречённо, пукая и роняя кал по дороге. Хотя, вначале они всё больше пукали , хватаясь за сердце, от обиды и унижения. Тахикардию, получается, впервые галлы диагностировали. На этом этапе они потеряли ещё часть племени из числа пукающих и тахикардийных, осевших, совсем немного не дойдя до самой северной точки маршрута, основав собой Пукардию, в последствии жеманно переименованной в Пикардию. А самые стойкие, сжав ягодицы, стиснув зубы, дошли и…устроили грандиозный (Па-де) падёж кала (кале) на побережье уже третьего галльского моря.
Круг замкнулся на Па-де-кале. Франы окончательно пометили свои земли! Избанцы (Испанцы) отнеслись к этому очень спокойно из-за благоприятной розы ветров, а вот- «Гервамцы», напротив, предъявили претензии, но это уже другая история.

Байки Бывалого. Часть четвёртая.
… Так вот, дружи, экскременты оставленные галлами у Рейна ещё долго не давали и не дают покоя заинтересованным сторонам. Много воды утекло с тех пор, когда херуски дали первый отпор галлам, но франкам, нынешним французам, нанесённая обида была хуже кашля при диарее. Не одну сотню лет они пытались присесть на корточки и окончательно «застолбить» вожделенный участок. Короли и корольки подступали и отступали от Рейна, но наибольших успехов добился Лотарь - первый. За Лотаря выступил Карл второй – Лысый и ещё целая пахучая куча сюзеренов с вассалами. Под девизом «За Лотаря!», заправившись любимыми квакающими и пищащими блюдами, они, совершив отвлекающий манёвр, овладели истоками Рейна и отравили его при первом же приседании, после походного завтрака. Германцы были сражены даже не успев вступить в битву. С криками: «За Лотаря!» и «Виктория!» они кинулись к закаменевшим органическим отложениям своих предков, попутно откладывая свежие, уже непосредственно по левой кромке берега Рейна. Славная победа ЗаЛотарей нашла своё отражение в многочисленных балладах, дошедших даже до нас. Самоотверженная битва за экскременты залотарей, настолько впечатлила наших говночерпиев, что с тех пор, они себя иначе, чем как «золотари», именовать не пожелали. А землицу ту отвоёванную, галлы Лотарингией прозвали... Получается, что всё остальное уже - сплошная за(о)лотарингия!..

Байки Бывалого. Часть пятая.
- Там ещё…осталось?
- Да, Бывалый! Есть ещё!
- Тогда, наливай!.. Уф!
Так на чём я остановился? Ах да! На говночерпиях и золоторях… М-м-м… А вообще-то, без британцев, как-то неполная картина русско-славянского мира получается.
Здесь, на материке, всё понятно: ну, повздорили наши со своими, так ведь устаканилось же! А с островитянами не всё так гладко получилось… И франки, и германцы и ещё многие наши заплывали туда ненароком. Ну, почудили малость с местными, покуролесили. Кто спьяну там остался, кто просто сгинул в неизвестном направлении. Так бы потихоньку и наладилось бы общение–понимание, шутки бы шутили, как к примеру:
«На остров, что за Ла- Маншем не каждого пускали, а только бритых, потому погранцы тамошние поставили девку следить, чтоб с кораблей сходили только бритые мужи. Девку Аней звали. В потёмках же она их на ощупь проверяла. А погранцы ей кричали загодя: "Брит, Аня?" Мол, с тех пор и пошла Британя - Британия нонешняя.»
Ан, нет! Армяне все карты спутали! Вот что гласят англосаксонские хроники, составленные по приказу короля Альфреда Великого: «Остров Британия имеет восемьсот миль в длину и двести в ширину. На этом острове пять языков: английский, бритто-валлийский, скоттский, пиктский и латинский. Первыми обитателями острова были бритты, которые пришли из Армении, и заселили юг Британии».
Спросите, как они туда попали? Отвечу: а где их нет? Здесь армянские Дуряны – фамилия такая, постарались. Наша «дура», по-армянски - дверь означает. АДуряны армянские, типа наши Петры – первые, только не окна, а двери в Европы и весь мир прорубают. Долго, коротко ли добирались армяне до Британии, одному Богу армянскому ведомо. Но следы кое-где после них остались, однако. К примеру, в Испании есть река Дуэро и городок Дуранго… А там из страны Басков, которые, ну очень на армян похожи, - фьють, и на острова! И на острове наследили, как же без этого! Так Кантии , одно из белгских племен, живших перед римским завоеванием в области под названием Кантий , теперь названный Кентом, говорили на языке Brythonic — наиболее вероятном диалекте британцев с влиянием от Gaulish. Их столицей был Дуроверн (Durovernum Cantiacorum), теперь Кентербери

Байки Бывалого. Часть шестая
- Бывалый, а те, которые в Америку махнули на корвете «Ау», помнишь нам рассказывал? Они-то как поживают?
- Наливай! Те не пропали, живут, что нашим у наших сделается! Кто родню свою помнит, тот не пропадёт. Наши-то, не только в Европы наведывались, но и в обрат, в Азии зауральские пёрли, только пыль столбом стояла!
Кто ещё вокруг нас из своих отирался? Ну, шведы – свеи, почти свои были, так, повздорим друг с дружкой, морды покровяним, и опять тихо. Всё лопарей поделить не могли. Делили–делили, так, что они до сих пор в больших Суомнениях, заторможенные ходят.
Так и было, пока не призвали они в короли Карла ХII-го, немца херуского. Я уже объяснял, что «хер», как меч переводится. А где меч, там и война. От германцев всегда одни беспокойства учинялись. А когда они в Британии оказались, да смешались там с местными, да с армянами, никакого сладу с ними не стало.
Кто ещё был? Ну, чудь, да чухна всякая, коверкавшая росский язык, чудно говорящая.
Поляки–ляхи–поляне-ляды, лядины - поляны делавшие в лесах, т.е. росчисть, починок, украинцы, уголичи, драговичи, конавляне, неретляне, захумляне и прочие ободриты, – всё наши были, пока некоторые не скурвились.
Там понамешано круто было, да и доставалось им то от ромеев – этрусков, опять же своих - бывших, то от турок, но те – урки по определению. Но, когда стало невтерпёж, стали думу думать и королей избирать. Поклонился народу Стефан Первовенчанный (первоизбранный стало быть) и толкнул программную речь: «Сёр бы я на ромеев и турок!» «Любо!», - ответствовал восторженно народ. Так Сёрбыя – Сербия и утвердилась на Балканах.

Байки Бывалого. Часть седьмая и последняя.
- Бывалый, а про войну-то со свеями? Что там не поделили, поведаешь?
- Извиняйте, отвлёкся малость. Там на донышке плещется ещё… Вот так, уже лучше. И рассказ тоже подходит к завершению.
Думаете, свеям нужны были берега чухонские? Или заморочки с Речью посполитой, с ляхами зловредными? Конечно нет!
Не пущать Русь в Европы куда сподручнее было бы в узких проливах между Балтийским и Северным морем. И хлопот никаких особых: приплыл купец с Руси, цап его и товар твой.
Тута, робяты, история давняя – интригонометрическая.
Я бы сказал, как поссорились Пфальц-Цвейбрюккенские (родичи Карла XII-го) с Гольштейн-Готторповскими ( предками Петра I-го).
Пфальц-Цвейбрюккенские-то рядом с Лотарингией проживали, словом, нанюхались и провоняли зловониями галльскими с левого берега Рейна и попёрли за свежим воздухом на севера. А там в городе Шлезвиг Гольштейн-Готторповские, прям так и заждались с хлебом–солью. Но, кое-как, единичные Цвейбрюккенские просочились к свеям, при этом нанеся смертельную обиду Гольштейновским, намекнув на еврейское проихождение фамилии. В ответ, Гольштейновские высвистав в подмогу Готторповских, порубали остальных обидчиков на половинки – как одну брюкву на цвей , приведя тем самым, в соответствие с фамилией. Потом Готторп-Гольштейновские, зная, что предстоит скорая мстя, бросились на поиски союзников и нашли их в лице московского боярина , основателя династии Романовых, - Андрея Кобылы и его брата Фёдора Шевляги — родоначальника нескольких боярских родов (Трусовых, Воробьиных, Мотовиловых и Грабежовых). Замес получился ещё тот, когда породнились. А Пфальц-Цвейбрюккенские-свейские, тем временем, начали мстю, захватывая мирных лопарей и чухонцев вполне дружественных русским, жившим на побережье Балтийского моря, метя главный удар на Новгород. Через проливы, мстить Гольштейн-Готторповским уже было не с руки, так как тому препятствовали датчане, завладевшие землями по берегу северного моря. Так каша-то и заварилась. А далее вы знаете…
... Была славная Виктория над шведами.
Знатно бухали моряки на корвете "Ау", ажно месяц, али два. Поприпив всё на Неве, плыли опивая окрестные берега.
Поддавали с Датами, братались с Бритами, пугали портами Галию...

Возвращение Бывалого.
«Бывалый – персонаж загадочный и вездесущий. Мужичонка, возрастом слегка за пятьдесят, с хитрым прищуром глаз и пытливым девственным умом ещё не засиженным мухами –переносчиками всяких заразных новомодных штучек.»
Предисловие.

Бывалые ведут свой род от Быва Алого, получивший своё прозвище за удАЛОЕ поведение, восхвАЛЕНИЕ своих заслуг и за любимую присказку : «Где наша не побывАЛА, да не попропадАЛА!»
А пропадали бывалые везде, где другие даже мысленно представить не могли. По америкам и европам ( см. Воспоминания Бывалого и Байки Бывалого), прошагали, проплыли и проехали вкривь да вкось, да крендельком прогулялись. Но сраму и пристЫжа не имали, хотя инородцы за пристЫж или престЫж, хрен их разберёшь, готовы были глотками рвать на окружающих. Но повернёмся лицом к нашему герою, а к пристЫжу задом. Итак, Бывалый вернулся. Чёрт не знает откуда!
Глава 1.

Деревню Малый понюх табака в это утро не разбудили петухи. Они не кукарекали, как обычно, а только хрипло кукукнули пару раз и наглухо смолкли. В шотландской клетчатой юбке, тирольской шляпе, в ботфортах со шпорами и в овчинном безразмерном тулупе по улице гордо вышагивал Быв Алый младший, после трёхгодичной отлучки неведомо куда. На палке, переброшенной через плечо, как стяги развевались по ветру полосатые красно- белые онучи, как потом пояснил Бывалый, подарили их ему в порту янки. Портянки, стало быть.
Тем временем, звон шпор, неведомый тонкому слуху местного прихлебателя с чужих мисок, псу по кличке Щастедам, поперхнул его обсасываемой свежеуворованной берцовой косточкой, павшего накануне смертью храбрых быка Всеха. Приставал Всех ко всем без разбора, а вчера получил облом на батюшке Воттекресте, принятый Всехом в сумерках из-за сарафанообразных одеяний за вожделенную добычу. Батюшка Воттекрест, с разворота и любимой присказкой: «Вот те крест!», осенил Всеха полупудовым серебряным крыжем прямо в лоб. Всех был ярым язычником, и, не приняв крещения, решил, что лучше умрёт, что и сделал.
Щастедам, взвыв от обиды за прерванный завтрак, огласил деревню протяжным Гай – ю – гав-гавом, разбудившим даже глухого деда Бывалого.

Возвращение Бывалого. (Окончание главы 1)
…Тем временем, младший отпрыск славного рода, не щадя ботфорт, чеканя шаг по свежим коровьим лепёшкам, во всё горло распевал что-то протяжное, но явно заморское, которое неизбалованному отечественному уху слышалось и переводилось как «Водки найду-у-у-у! Водки найду-у-у-у!»
- Не найдет!- вынес приговор дед Бывалого слезая с печи и пряча в валенок трехлитровую ёмкость с мутноватой жидкостью. Потом, юркнув в сени, дед разрядил поставленную на ночь мышеловку, выложил уловленного поджарого мыша на стол. Достал заплесневелую до синевы корку хлеба и вложил её в лапы упокойнику. Сам прилёг на лавку, закатил глаза и скрестил руки на груди.
А на улице, вернее на плетнях, промеж глиняных горшков, свесились «изделия» куда как более аппетитные, спелые, как арбуз, распирающие домотканные сарафаны их обладательниц. Жеманно прикрываясь платочками, девицы похихикивали глядя на заморское чудо, а некоторые, увидев волосатые ноги, выглядывающие в промежуток между ботфортами и шотландской юбкой, прикрыли глаза ладошками, но, не забыв оставить щёлочку между пальцами.
Бывалый, сняв шляпу, выгнув одну руку полубубликом, шаркнул ножкой по очередной лепёшке, подскочил козликом к плетню и выдал: -Уте, моргнем мейне Херен? – попутав от волнения Фрау на Херен.
Девок с плетня, как ветром сдуло. Озадаченно повертев в руках шляпу, Бывалый, вздохнул, цвиркнул сквозь зубы слюной на ладонь и протёр забрызганные носки сапогов. Позвякав шпорами, одёрнув кильт , скинув один рукав тулупа наподобие гусарского ментика, шагнул с левой ноги и, делая широкую отмашку правой рукой вновь затянул: -Водки найду-у-у! Водки найду-у-у!
Удобно было устроившийся на лавке дед, услышав такие громкие намёки, вскочил, метнулся к валенку, откупорил бутыль и жадно, гуркая кадыком, всосал треть ёмкости в себя. Крякнул, втянул ноздрями запах от духовитой обувки, передёрнулся, перекрестился и поставил бутыль на место, доверившись судьбе. «Авось, не найдёт!».

Возвращение бывалого. (Глава 2)
Глава 2

-Дiда, дiда!- почему-то перейдя на малороссийский воскликнул Бывалый, увидев дохлого мыша, и , ему подстать, безжизненное тело, с обвисшей челюстью и провалившимися глазами.
- Эбби- роуд! – выразил свои чувства внучок, вспомнив свои недавние похождения по знаменитой улице Лондона и добавил почти на чистом английском: - What Can I Do?
-Ноу вотька! Немае! Нихт!- донеслось до затуманившегося сознания Бывалого, взбрыкнувшего бортфортами от хука с правой в основание челюсти, выброшенного сухонькой ручкой «покойника», но с огромными бобышками на искорёженных подагрой суставах кулака.
- А это тебе за рот поганый! - добавил дiда с левой.
- А это тебе за всех Бывалых! – подвёл он черту , пиная непутёвого внучка ногой обутой в … оказавшейся босой….
- Валенок! – вспомнил Бывалый старший и метнулся к тайнику. Заначка оказалась на месте. Облегчённо вздохнув, дiда; подкрутив левый ус и, взболтнув содержимое бутыли по часовой стрелке, отпил самую малость – ровно половину от предыдущего захода. Закрыл глаза и мысленно перенёсся, в давно уже полузабытые, свои странствия по европам и прочим непутёвым местам…
У распахнутой двери зашевелился, взгорбившись, тулуп...
- Хорошо хошь тулуп наш наследственный не попропил, не попродал, внучок окаянный! – вернувшись в настоящее, молвил дед.
- Ик! – сказал тулуп и, зашевелившись обнажил, под задравшейся юбкой, тощие кривые и волосатые ноги.
-Тьфу, срамота! Нешто мы меняли свои порты с галлами ? Пугали? Да! Старший Бывалый вновь отвлёкся на воспоминания.
Тем временем, младшенький, придя в себя, выдал по-чешски: - Neprod;vaj;, p;vec je na vin;.
- Не продавал, то менестрель виноват. – перевёл дед.

Возвращение Бывалого. (Глава2. Окончание.)
Помахав на всякий случай перед носом внучка онучами, дед Бывалый поинтересовался:
- Кто таков, менестрель энтот?
- Не менестрель, а Миня Стрель!- ответил, отводя рукой в сторону онучи, меньшой.
- Познакомился с ним в пабе. Я тогда ещё плохо по – аглицки-то разумел. – Добавил он, присаживаясь на лавку.
- Ну, ну!- подбодрил его дед.
- А дело было так…- начал повествование вернувшийся искатель приключений. – Сижу я в харчевне – пабе, стало быть, снедаю пудинг – размазня такая трясущаяся, как потом выяснилось, под названием – «Пятнистый член», хотя к члену никакого отношения не имеет, запиваю элем – медовухи вроде, - уточнил Бывалый, - смотрю, идёт ко мне местный, с балалайкой в одной руке и элем в другой.
- Who are you?- спрашивает. Я было, обидеться собрался, на неблагозвучие вопроса, но, сообразив, ответил:
- Бывалый-с.
- Who? Who?
- Бы –ва-лый-с!
- Oh, Yes! Be Wales! Welsh!
- Так, дiда, я Вэлшем, валлийцем стал. И он представился: -Minstrel! Я сразу понял – Миня! Стрель!
Подсел Миня ко мне, посидели, с каждой кружкой эля, находя всё большее взаимопонимание. Даже по пабам... прогулялись, но вернулись. Добавили ещё. Потом ещё! Тут, подходит к нам, срамота словом, мужик в юбке. Повздорили они с Миней. Слышу, он всё его скотом называет. Кричит, слюной брызгая: - Scot! Scot! Scottish bastard! Потом в лоб ему кружкой запустил. Тот в ответ. Заварилась каша с ухой побулькивающей. Ну, кинулся я туда лавровым листом для приправы, и разнял их всё же. Утёрли юшку с носов, запили элем, да помирились. Скотландец, а не скот вовсе, как выяснилось, от умиления слезу пустил, и предложил мне, самое дорогое из того что было у него – юбку свою мне в подарок, за заступчество. Отдарился портами. По – трезвому бы ни в жисть! Да дело было уже сделано! Так я и стал- толи Вэлш, то ли скотландец…

Возвращение Бывалого. (Глава 3)
-Н-да…- в задумчивости произнёс, теребя за хвост дохлого мыша, Бывалый старший и предупредительно добавил:- Вишь какое дело, в избе шаром покати…так что, кроме этого – он маятникообразно покачал перед носом новоявленного «Вэлша» поджарой серой тушкой, - ничего нет! Запечь?
- Не-е-е! Я ж не с пустыми руками, с гостинцами заморскими! Вот, погляди!
И достал Бывалый младший из заплечной котомки : улиток копчёных в домиках и без, -пригоршню; лапок лягушачьих вяленных - снизку; туесок с маринованными мухоморами в виноградных листьях – фунта два; сушёный пудинг «Пятнистый член»; головку заплесневелого сыра, от запаха которого у безвременно почившего мыша задёргалось в тике левое веко; краюшку хлеба с запечёнными сухими мухами вместо изюма и последним – круг колбасы из медвежих лап и бобриных хвостов.
- А это… Кальвадос! – извлёк глиняную бутыль внучок, гордо ставя её на стол и сглотнув слюну.
В глазах старшого вспыхнули плотоядные огоньки. Отбросив , тикающего уже обеими веками, мыша в дальний угол, дедуля, ловко скусил пробковую пробку прокуренными крепкими, почти лошадиными зубами, и жадно втянул волосатыми ноздрями вырвавшийся на свободу аромат… Отвесив челюсть, младший с изумлением увидел, как у деда вразнобой зашевелились густые брови, затем, сморщился гармошкой нос, голова запрокинулась назад, выгнув в обратную сторону сутулую спину и…из широко распахнутого рта, вместе со слюнями, выхаркнулось гомогласное: «А-а-а-а-пчхи!» Троекратно отсалютовав «апчихом», голова деда стукнулась о столешницу и откуда-то, примерно изнутри его желудка, но не по направлению к горлу, раздался приглушённый возглас: - Не иначе из червивых яблок гнали!

Возвращение Бывалого. (Глава 3. Окончание.)
Но, так уж устроены мужчины, каждый из них, являясь ангелом и твёрдо веря в это, готов при любом удобном стечении обстоятельств, пасть в бездну искушения, потеряв при этом пару – тройку белоснежных и не очень перьев из густого, по молодости, оперенья. Воображаемые крылья и перья нашли своё вещественное отражение в волосяном покрове голов их обладателей. Ангельские личики грудных младенцев мужского пола с нежным нимбообразным пушком на темени, к исходу жизни превращаются в клювастые хищные облезлые черепушки грифов - стервятников, обтянутые морщинистой кожей, с глазами, горящими жёлтым огнём от больной печени, и от зависти к более молодым конкурентам в борьбе за существование. Запах кальвадоса, отдающий гнилыми яблоками, пробудил в деде Бывалого естественные инстинкты, а учитывая припрятанную заначку в валенке, вызвал радостный эмоциональный всплеск, выразившийся в возгласе: - Наливай!
Из закуси, пошли «на ура» только маринованные мухоморы и бобрино – медвежья колбаса. Оклемавшемуся мышу было милостиво позволено рыть нору в духовитом сыре.
Свернув и закурив толстую самокрутку из самосада, дед Бывалый, выпустил густую струю дыма, пахнущую одновременно: употреблённой ранее жидкостью из заначки, несвежими валенками, брагой настоянной на яблоках, горящим кизяком, чесноком, луком, прокисшей капустой, и едва уловимым нежным запахом духов Chanel No. 5, алхимически возникшим как бы из ниоткуда.
- Значит, говоришь, по пабам ходили? – плавно перешёл на излюбленную мужскую тему разговора дед. – Гундосые так и не научились твёрдо произносить букву «Б», называя вещи своими именами? Всё также интригуют, да уворовывают, что плохо лежит?
- Что ты, дiда, - всё ещё говоря с малороссийским акцентом, откликнулся внук, - они неплохие парни, свои в доску!
-А скажи - ка, внучок, куда подевался твой малахай отороченный соболями, купленный на все наши сбережения, когда мы собирали тебя в дорогу в заграницы, уму-разуму поднабраться? И откуда на тебе этот кокошник, достойный огородного пугала? – молвил дед, указывая на заскорузлым пальцем на апгрейденный петушиным пером тирольский головной убор.
Младший, густо покраснев, и неловко поёрзав мягкой частью своего тела по лавке, успевшей уже привыкнуть к заграничным стульям, прокашлявшись, ответил: - Это отдельная история.

Возвращение Бывалого. (Глава 4)
-Это отдельная история,- ещё раз повторил Бывалый меньшой и мечтательно закатил глаза. – Что там малахай этот с оторочкой? Тьфу, так, безделица!
Пристало ли мужикам, размышлял он, меха щупать, оглаживать, да нафталином присыпать, когда и государства целиком прогуливали, просаживали, угорев от взгляда зазывно - обещающего, от кружевных панталончиков кокетливо и как бы случайно мелькнувших под юбками крахмально - хрустящими. Кто по бычьи не раздувал ноздри на запахи призывные, унюхиваемые даже сквозь густые пары парфюма, который если и действовал, то только на соперниц. Чей аромат слабее – тот и проиграл!
Перед его взором пронеслись чередой немки-тирольки аппетитных форм, жертвы пресловутого ордунга, но быстро, хотя и на время, забывающие о нём, когда перед ними раскрывалась широкая и щедрая русская душа, к тому же увенчанная шикарным малахаем.
В первом же Хотеле, как прочел Бывалый вывеску, войдя в пристроенный гаштет, он захотел того же самого, что и сидящие за стойкой немцы – пива и вкусно пожрать.
Получив вожделенное, Бывалый осушил единым махом первую кружку, впился зубами в брызгающуюся соком сосиску и вздрогнул от громкого звука, донесшегося от соседа справа. Разглядел пожилого упитанного немца с пивным брюшком, который поерзав задом, по вертящейся верхушке высокого стула, «выстрелил» ещё раз! Пахнуло плохо переваренной тушёной капустой и протёртой редькой одновременно. Маленькие поросячьи глазки цепко оглядели Бывалого. Немец рыгнул и уверенно произнёс: -Русишь? Гут! Иоган Шольц!
Так и познакомились Иван с Иоганом. Такое совпадение нельзя было не отметить. Первые цвей тринк заказал немец. Бывалый ответил фюром. Немец – фюром, наш – ахтом. И все языковые барьеры стали абгемахтом! Пили просто под прозит и на брудетшафт. Брудершафт плавно перетёк в драйдершафт, из-за неведомо откуда возникшей фрёйлен, вклинившейся румяной котлеткой между двумя ломтями разгорячённых тел. Почувствовав вкусовую разницу между драйдершафтом и будершафтом с фроляйн Эльзой, между собой Иваны перешли на антисептикшафт, употребляя тринки, повернувшись, друг к другу спинами, вспомнив о личной гигиене и микробах.

Возвращение Бывалого. (Глава 4. Окончание.)
- Так, что там с малахаем произошло?- напомнил о своём дед.
- Исч ферштейн нихт, – машинально ответил младший, всё ещё витающий в своих воспоминаниях.
- Пферд? На лошадь променял? – по-своему перевёл глуховатый дед. – Це добре, це бьен! – не посрамился перед внуком знаниями языков Бывалый старший, который в своё время тоже кое-где побывал.
- Лошадь? Скорее кобылка! – мысленно ответил деду шаловливый внук, вспоминая устроенные в Хотеле скачки, ржание, смену подков, взнуздывание, вздыбливание, взбрыкивание и закусывание удил, происходившие то одновременно, то в совершенно в непредсказуемой последовательности.
- Vym;nil, - почему на чешском ответил внук.
- С выменем? – дед аж поперхнулся, представив внучка верхом на корове!
-Та нi, дiдусь! ;;;;;;;;;; (обмен) произошел, - уточнил внук на армянском.
- А, чейнч! – понятливо закивал головой дед, вертя в руке тирольский головной убор с пером.
- Чей? Йогана! – ответил младший, следивший за манипуляциями рук деда, и улыбнулся, вспомнив, как ловко Эльза провела вусмерть окосевшего немца, назначив ему свидание у городской ратуши. Чмокнув Йогана в лысину и, напялив на его голову остатки штруделя, выпроводила за дверь. Меха малахая достались ей заслуженно, о чём Ванюша ни разу не пожалел. Да и шляпа с пером придавала ему вид лихой и конспиративный. Если бы не нос картошкой и шотландская юбка, совсем бы за своего, истинно тирольского сошёл бы.
- Чаёк привёз? – опять понявший своеобразно ответ, переспросил дед. - Цейлонский? Давай, заварим!
-Цей! Щей! Лонгских! Наваристых! – передразнил деда внук, сглотнув слюну. – Давай, дед, не жмись! А то я не знаю, где твои долляры с пиастрами в кубышке зарыты! Сам же показывал пред моим отъездом, всё думал помрешь не дождавшись...
Последовавшая немая сцена, как в «Ревизоре» Гоголя, была нарушена жалобным писком мыша – метростроевца, застрявшего на другом конце туннеля, пробитого им в горе рокфора.

Возвращение бывалого. (Глава 5)
Дед машинально царапнул когте-образными давно не стриженными ногтями ноги по валенку со спрятанной в нём бутылью и облегчённо вздохнув, вставил самокрутку в отверстие забоя с находившемся там мышом. Мыш такой способ тушения принял без восторга, а почувствовав, что запахло палёным, принял соответствующие меры противопожарной безопасности. К отвратительному амбре самосада добавился запах нашатыря. Глаза заслезились у всех. Мыш надрывно закашлялся и пукнул, чем создал соответствующий вектор ускорения слегка похудевшему тельцу, и пробкой выскочил из западни. Вычерчивая замысловатый дымящейся след, как от ракеты, возмущённо попискивая, он исчез в только ему и деду известном направлении.
- Что же, а внучок-то прав,- подумал Бывалый старший, - все мы смертные. А он уже повзрослел. Пора, пора передавать наследие рода Бывалых.
Младшенький, тем временем , задумавшись о чем-то своём, опять затянул давешнюю песенку, понятную любому русскому, как «водки найду!» Дед, прислушавшись к тексту с близкого расстояния, облегчённо вздохнул и на чистом английском спросил:
-What you like drink?
-Что? – только и смог вымолвить младший, поперхнувшийся на полуслове.
- А то! - глубокомысленно произнёс дед. – Мы тоже не лаптем глинтвейн хлебали! Бывали! От того и кличут нас Бывалыми.
- Glass of whisky! – машинально заказал Ivan – Иван.
-Да, да! Они все косые! Глаза у висков! Спрошу, бывало : « Выпьем?» Отвечают: «Оff course!» Косой, стало быть. И гордые - до жути! А профессии все одной – свинари! В грудь себе стучат и орут: « I was a subject of the Queen», мол, я вожу объедки свиней!
Бывалый старший прищурился, едва сдерживая улыбку и добавил: -Шутю я так, внука!
А виска иха - та же наша самогонка! Только нашу они давно уже не пивали и колдовство изготовления – прицептуру - рецептуру позабыли. Выгонят, выпьют и ругаются : «Дрянь какая!» Оттуда «дринк» аглицкий образовался. Браты они наши, тока не помнящие родства!

Возвращение Бывалого. (Глава 5. Совсем окончание.)
Немного подумав, ещё раз оглядев внука с ног до головы, Бывалый старший, мысленно махнув рукой на конспирацию, пододвинул ногой валенок и извлёк оттуда драгоценную бутыль. Плеснувшаяся в ней жидкость, пронзённая тонким лучиком света, проникшим в избу прямо сквозь сруб через выпавший сучок, заиграла всеми цветами радуги.
- Вот он – солнца дар! – с пафосом произнёс дед, налюбовавшись игрой света. – Хърса – Хорса проявление, зерном взошедшее, соками земли напитанное.
Сглотнув слюну, Бывалый добавил:
-Только похерили Хорса- Хърса - то нашего, испанцы – шпанцЫ! Растоптыш свой виноградный, креплёный не весть какой гадостью, Хересом назвали, чем бога солнца нашего унизили. Так что, внук, задумаешь винокурню открыть, придётся наш продукт - «Солнечным даром» назвать, стало быть «Солнцедаром». Коряво, но с патентом-то мы как всегда, прошляпили! Кстати, на почин капиталец имеется. Сам знаешь где.
Погоревав недолго, Бывалые начали поочерёдно прикладываться к бутыли. Закускам заморским предпочитая занюхивание валенком. Дед, окончательно подобрев, выставил на стол наваристые щи, гречаники, кулебяки, ушное и медовые пироги. Не злободневную уже «Водки найду», сменили на протяжную, с душевным надрывом:
«Ах, русское солнце, великое солнце!
Уж не изменить нам курс корабля...
Поручик Голицын, а может, вернемся,
Зачем нам, дружище, чужая земля?
Да что нам в чужбине ломаться и гнуться?
Родное – роднее, что мило - милей.
Вот им, к нам обратно, уже не вернуться…
Пусть злятся. Мы дома. Поручик, налей!»

Смерть Бывалого
Смерть давно караулила Бывалого везде, где только можно и нельзя, ставила ему подножки, писала в ФСБ, Пенсионный фонд и предупреждала Минздрав, но всё было тщетно. Не умирал он ни добровольно, ни принудительно. Озадаченная, Смерть пошла за советом к Кощею бессмертному... Он ей, конечно же, про яйцо в утке и.т.д. проталдычил несколько раз и замолк, забыв даже про иголку поведать. Бессмертный-то он бессмертный, а вот Альгцгеймер его в темечко давно и крепко клюнул.
-Тьфу, дурак старый! - ругнулась Смерть и поплелась из тридесятого государства в тридевятое царство за «мёртвой» водой, как за последним верным средством...
...Бывалый дрыхнул, как обычно, на лавке, выводя замысловатые рулады опухшей от возлияний носоглоткой.
На цырлах, стараясь не греметь костями и косой, Смерть прокралась к изголовью.
Бывалый всхрапнул, всхрюкнул, дёрнул ногой и проинформировал окружающую действительность:
- Чикаго - третий по числу жителей город США, основанный в 1833 году, был так назван в честь Чики, даже, я бы сказал, идущего Чики...
В это время Смерть густо оросила Бывалого «мёртвой» водой и замерла в ожидании.
- А Чика - (настоящее имя и фамилия - Иван Никифорович Зарубин) (1736-75) - сподвижник Е.И. Пугачева, яицкий казак, руководитель восстания в Башкирии и осады Уфы. Казнен в Уфе, но дело его живо. - продолжил Бывалый и сладко потянулся.
Онемев от неожиданности и такой подлянки, Смерть попятилась, поскользнулась и грохнулась в заставленный пустыми бутылями, кувшинами, банками и прочими склянками угол. Сверху, с полки, на неё плеснуло чем-то настолько отвратительно пахнущим, что был бы у Смерти желудок, его бы вывернуло наизнанку.
- Так вот она какая - «живая» вода! - констатировала Смерть и потеряла сознание.
Тем временем, Бывалый, пошарил рукой у лавки, нашёл искомое и жадно припал к банке с рассолом. «Живой» воды ему уже больше не хотелось.
А хотелось ему, как в молодости, расправить плечи, скинуть сонную одурь, выйти в росное утро на луг и косить, косить до усталости и обильного пота.
- А вот и коса, - удивился Бывалый, но взял и примеримся. - В самый раз! - добавил он и вышел в луга.
Окостеневшая Смерть, и до того уже давно пребывая костлявой, очнулась и почесала ушибленные места. В пустой черепной коробке гулко билось о стенки имя — Чик ага.
Постучав задумчиво костяшками пальцев, и перебрав в памяти всё, что связано с «чик», начиная с Чикатило, Смерть пришла к выводу, что здесь без востока, а «ага», на это намекало, никак не обойтись. Вспомнилось, как встречалась на симпозиуме с мусульманским ангелом смерти Азраилом и решила наведаться к нему за советом где искать этого самого Чик-агу.

Смерть Бывалого. Продолжение
...- Касiў Ясь канюшiну, паглядаў на дзяўчыну, - запел неожиданно для самого - себя Бывалый и взмахнул косой. Вжикнув ею по траве, ещё неожиданней добавил: - А дзяўчына жыта жала, ды на Яся паглядала...
-Какая такая дзяучына - канюшина? - подумалось Бывалому, - Ни конюшни, ни учёной Дзи на версту вокруг, которая, к тому же, ещё и жида жала, да и дыню, пагля, дала...
...Коса пела, Бывалый потел. Вот он прошёл ряд, оглянулся и ужаснулся. Скошенная трава, на его глазах, чернела и разлагалась в булькающую жижу...
...Тем временем, наказанная за утерю имущества, Смерть тряслась в плацкартном вагоне крылатого поезда Ад — Мекка, замаскированного, как Адлер — Макеевка, в гости к ангелу смерти Азраилу, в миру - Маляку аль — мауту...
...От неожиданности присев, Бывалый машинально провёл по лезвию косы большим пальцем, проверяя её остроту. Палец тут же почернел. Думая, что порезался, Бывалый принял экстренные уринотерапевтические меры... Палец порозовел, затем принял обычный неухоженный ногтепогрызенный вид. Помня, что повторение — мать учения, Бывалый ещё трижды провёл научный эксперимент с тем же результатом. Вжикнул по траве косой. Задумался. Отхлебнул из фляжки времён первой мировой войны, припасённого на экстренный случай первача, и осенился.
Со словами : - Девица краса, да не наша коса! - переломил её через колено на примерно равные части. Экономно сбрызнул самогоном пройденный рядок. Булькание травяной жижы прекратилось.
- Жижывая вода! - произнёс Бывалый, - Или заживая? Тьфу! Живая! - с удовлетворением заключил он. Пот сошёл окончательно. Туман на лугу и в мозгу рассеялся. И песня, которая крутилась в голове стала весьма понятной и близкой.
- Дык, это же бульбашская — сенозаготовительная! Экий я дурень, не зрозумів відразу, - сбился на украинский Бывалый, и почесав затылок, быстро перетолмачил знаменитую песню вагантско-минестрельской группы «Песняры» на новорусский:
- Кинув у поля Лэндлевер,
Ясь косил, ну, как бы, клевер!
С заявой бикса прибежала,
мол, что от него рожжала!..
Хмыкнув, и подумав о том, что перевод вышел как-то не очень, и отложив его до лучших времён, Бывалый двинулся восвояси.

Смерть Бывалого. Окончание
...Отстав пару раз от поезда, увлёкшись подвернувшейся халтуркой — упокоением продавца шаурмы — явного конкурента по бизнесу и бабки самогонщицы, гнавшей столь ненавистную «живую» воду, Смерть наконец - то прибыла по адресу.
Азраил, как существо вездесущее, уже знал зачем к нему пожаловала соратница по душевным делам, но вместо приветствия выразил своё негодование по поводу вмешательства не в свою епархию, то бишь мухтасибат:
-Вай, как нехорошо. Вай, как не стыдно! Пусть некчёмного, но правоверного тажара, насильно напоила кефиром, этикетку на котором он по своей малограмотности прочёл, как «кяфир» - т.е. отрицание веры в Единственность Бога и отсутствие благодарности ему... С таким «кяфиром» внутри, естественно, он принял единственно правоверное решение — умереть! Вах!
На что Смерть скрипнула своими прокуренными до рака зубами, но сдержалась в комментариях.
...Совещание закончилось к утреннему намазу. Воодушевлённая и вооружённая восточными хитростями, Смерть, предусмотрительно исключив возможные задержки в пути, отбыла в родные пенаты рейсом «Аэрофлота», который по огромной дуге огибал стреляющую во все стороны «Буками» и «Градами», скачущую в едином порыве и так размахивающую гиляками незалежную, что хрюшки сами кидались на ножи, резались на пласты, посыпались солью и укладывались в штабеля.
… Отдыхающий Бывалый возвращения Смерти не заметил, также как и её первый приход. А зря. Просвещённая и одаренная Азраилом Смерть достала из котомки белый порошок измельчённого того самого— Чик аги, что в переводе
с языка  индейцев племени shikaakwa, означало чеснок, и густо посыпала им нюхательный табак Бывалого, любившего навести ясность в мозгу щепоткой-другой этого изысканного зелья.
...Громогласное «А-а-а-а-апх-чи- и-и!» Бывалого и гулкий удар его головы по черепу зазевавшейся Смерти, раскололо как череп так и весь её скелет на ровные две половинки, но не затормозила падения любителя табачка, сквозь доски пола, в бездну.
…. Бывалый летел по туннелю к яркому сияющему и призывно зовущему выходу. Смутные тени и силуэты призывно махали ему руками, а один из них чертил в пространстве непонятные символы. Приглядевшись, Бывалый увидел некую абракадабру:
ZGMI SYUDA:
Немного поколебавшись, Бывалый нажал на возникшую около указательного пальца правой руки пимпочку с непонятной надписью "Enter”...