Собаки в стаи, в них же журавли

Собаки в стаи, в них же журавли
И прочие крылатые создания,
которые в расщелинах коры
не могут уберечься до весны
от заморозков, снега, умиранья.

Повсюду обличение пороков.
Их более не в силах покрывать
желтеющая зелень. Одиноко
с котомками увесистая баба,
бросая всюду наглый взгляд, идёт,
купив два килограмма винограда,
медовых груш и яблок за бесценок.
Всё в изобилии. Природа перед смертью
Решила людям лучшее отдать.
Дождь временами хлещет землю плетью,
У солнца появился привкус меди,
Везде расстелена измятая кровать.
И холодно, как летом в подземелье,
Где прячется загробное, пустое.

Но вены-улицы по-прежнему несут
Из точек «А» в другие точки-буквы
Стремительные яркие авто.
Ребёнок тянет матери листочек,
Выкрикивая громкое «Угу!».
Та причитает глупым голоском.
Густые тучи прямо набегу
Цепляются за яркие кресты,
Которые на тёмно-синем фоне
Напоминают: надобно страдать,
Чтоб тёплая спустилась благодать
Когда-нибудь на этот город снова.

У осени характер переменчив,
Как с женщиной бывает к сорока.
Она даёт как чудо лист ребёнку,
Но вымочит до нитки старика,
Который уж не слишком расторопен.
Да, это осень.
В это вся она.

Прах к праху. Жизнь к живому.
В животе лежат сухие трупы насекомых,
Что радостно порхали по весне,
Мешая в кровь наивную влюблённость.
Теперь уж нет.
Теперь всё время – исповедь.
И каждый, пусть даже тот, что остаётся жить
Предчувствует в себе лишь ноты грусти,
Воспоминаний, странных размышлений,
Хандры, тоски и мелочных обид.
И всё заросшее внутри опять кровит.
Душа болит, который день подряд,
Становится такой же обречённой,
Как те деревья, что надели свой наряд
Предсмертный, но красиво сокроённый.