Жизнь цветов

Этой ночью в неё словно дьявол вселился. Вообще-то она была неплохой человек, Олеся, моя подружка, друг женского пола.
Встретились на Щукинской, возле метро, имея планы побухать и повеселиться. Она привела с собой приятельницу-пухляшку.
Где-то рядом пустовала бабушкина квартира, но сначала - гулять. Мне, не любителю ужастиков, Олеся пересказывала сюжеты самых известных. Звонок и так далее. Слушать было страшно.
В ТЦ загрузились пакетами с пивом, и - к ней.
Там - смешной стол: чуть сыра, немножко ветчинки, и чипсы, и пакетики "корочек". Остатки еды из холодильника, вроде котлет.
Музыка булькает трансоватая, и вдруг, откуда ни возьмись, появляется... В общем, что появляется, то появляется. Никто не отказался.
Покурили.
Я нормально, спокоен, тем более, не жестил, пару раз затянулся всего. А в ней - изменения!
Начала докапываться словесно. Мол, кто ты и что ты? И зачем ты?
Подруга бодипозитивная оплывала овощем, вставляла лишь междометия; похоже, хотела трахаться.
Взбили всю эту пену ещё пивом, я отмахивался, что я-де никто, припоминая про себя одно стихотворение. А затем вдруг вспыхнул праздник.
Фантасмагория!
Бегали по квартире, кажется, уже в полу-голом виде, орали строчки из любимых песен, она кидалась в меня рулоном туалетной бумаги и использованными тампонами, первыми попавшимися вещами с полок, чуть не рычала. В какой-то момент я подумал, она на меня бросится.
Чем только она не кидалась в меня; в ту ночь в неё словно дьявол вселился.

В метро я вошёл, покачиваясь. Утро опалило меня синевой своих глаз, и вагоны казались загонами для скота. Делать было нечего, дело шло к полудню. Домой не хотелось абсолютно. И зачем я, правда? Для чего? Для кого?
Вышел, помнится, на Цветном Бульваре (почему я оказался именно там, неясно).
Купив в киоске водицы, забрёл на бульвар.
В весьма несознательном состоянии сознания стал бродить туда и сюда по  этому скромному обиталищу хилых дерев (справа никулинский цирк и здания, слева офис билетов и здания)...
Глоток из бутылки Сенежской, и вдруг - цветы!
Что-то со мной произошло; случился, что-ли, переворот зрения. В результате бурной ночи, разных излишеств, нехватки сна и потому издерганных нервов, можно лишь гадать. Но мне вдруг открылось чудо.
Цветы росли там, да. Обычные, летние, вроде петуний и настурций. В кадках, в вазонах, в таких городских устройствах для проращивания жизни. Закованные в квадраты.
Из них шёл свет. Я посмотрел и увидел свет, исходящий из сердцевин, пульсирующий в лепестках. Он вскипал  из самого нутра, обнимал, как ослепительный прозрачный туман, чашечки цветков, и взмывал вверх. Бил по глазам. Цветы жили.
Они сияли такими оттенками, такой яростью и радостью оранжевого, жёлтого, карминного, лимонного, розового, бирюзового, и ого еще какого! Они были бытием: жизнь, таковая, своя собственная, вздувалась в них, переливалась, переплескивалась за яркую, душистую плоть. Смотреть на них - значило вкусить мармелад сияния, отломить кусочек нечаянности, висящий в 5 сантиметрах от края; значило просто научиться видеть.

Смысла в жизни не было, никакого смысла вообще. Вокруг – пустота, суета и чернота, да и те скоро закончатся. Мир – яблоко, в котором мы прогрызаем кривые ходы. Неприглядный и радостный, снежный и распускающий листья, мир стояния в пробках и шуршащих осенних прогулок, работы и мучительного метро. Мрачной музыки в наушниках. Тусклые окна обнимают нас, хотя иногда и они полыхают закатом. Смысла нет нигде и ни в чем. Но в то же время он во всем и везде, под руками, под взглядом. И даже без обертки.


Присев в летнем томлении на лавочку, прихлебывая Сенежскую: как бы московская вокруг нормальность. Мимо проходят люди: кто спешит на работу, кто просто так гуляет. Дети бесятся на каникулах, пенсионеры скучают. Туристы отдыхают. Подружка моя Олеся, уверен, спит мёртвым сном в своей щукинской берлоге.
А недалеко от меня развеселились за городским пикником две девицы, впитывающие телами солнце. Смотрю и вижу: одна из них босоногая, туфли скинула, пальчиками щиплет зелень. Вдруг прекращает это странное занятие.  Минута спокойствия. Располагает свои ступни на траве. Ножки у нее красивые. Я думаю о том, что хотел бы поцеловать их. Поцеловать её ножки. Ее ступни. Я думаю о том, как стал бы целовать эти мелкие пальчики, минуту назад игравшие с травой.