Маме

Мамочка, милая, давай  с тобой поговорим
 без спешки и этой вечной борьбы
с пожирателем времени -  бытом,
в которой обычно бываешь битым.
Ведь каждый наш миг невозвратен и неповторим,
а я так много взяла у тебя  судьбы!

Брала большими горстями, бездумно, немерено.
Всё помню,  хоть вслух об этом не говорю,
но я всё верну тебе, мамочка,  будь уверена.
Я исправлюсь, я справлюсь,
я за всё тебя, милая, отблагодарю.

Легко ли в провинции быть семи пядей во лбу?
"Одумайтесь, Юленька, Москва не Дубна!
Разве можно вот так искушать судьбу
и отказываться от столицы?
А дочку лучше пристроить в больницу.
Чай не война
и ничего там с ней не случится".
А ты отвечала выплаканными глазами
- Не могу, она у меня одна...

И вовсе она не больной ребенок,
а самая  лучшая в мире дочь
 (ну, кто бы тогда тебе мог перечить?)
и отдать хирургу под нож, с пелёнок?
Нет, больница её искалечит.
Я сама ей смогу помочь!
И рванула беде навстречу.


И пока подруги поедали глазами витрины,
и пока твои физики-ядерщики  разгоняли свои  нейтрино,
ты одной рукой писала программы для точек, в которых частицы столкнутся,
а другой стирала, варила и мыла тарелки и блюдца,
а третьей, четвертой и пятой всю ночь держала меня на весу,
не давая во сне неправильно перевернуться
и шепча: « я спасу тебя, моя девочка, я спасу...»

А потом возила меня на море.
А потом отпаивала  первой дойки парным молоком.
А потом отмаливала немым от усталости языком
и если кто-то не знал что такое горе,
то он просто не был с тобой знаком.

Ну, а дальше  были лыжи и велосипед,
карусели  и свечки на пироге именинном.
А когда мне исполнилось восемь  лет,
удивляясь соседи смотрели нам вслед
и крутила пальцем у лба тетя Нина,
и моль удавилась  в нашем старом шкафу,
потому, что ты вместо  шубы, обещающей ей лафу,
мне купила огромное чёрное пианино.

А сама в своем старом семисезонном пальто
продолжала  пасти эти  неуправляемые  нейтрино.
Я знаю всё это, мамочка, как никто.

Давай всё исправим  и  ты переедешь ко мне.
Мы будем с тобой вспоминать всё, что забыто.
Мы будем с тобой жить ласково и открыто,
не зашторивая окон, с солнечным зайчиком не стене.
И пить по утрам  свежемолотый  кофе, а хочешь, чай -
я сама приготовлю тебе ароматный, купажный
и  греться  теплом не  горячих гренок, а глаз и рук
и болтать без умолку или молчать о важном.
И никаких расстояний и никаких разлук
и  коротких свиданий, эпизодических.
Я так мечтаю об этом.   А ты?

А ты улыбаешься мне керамически
с гранитной плиты...