Белые ночи

                Из серии Питерские рассказы

Какой-то идиот придумал выражение: « Увидеть Париж – и умереть…»
    Ну, видел я тот  Париж, и не раз. Правда, по интернету – смотреть особо нечего: ну, Эйфелева  башня, ну,  Елисеевские поля, ну, возле Лувра стоит большой мужик с яйцами,  а Сена узкая и грязная.  Опять же кафе – столики,  по вытаскивали на улицу, так и гляди, что  бы какой-нибудь дурак не сбил, когда ты, к примеру,  пьёшь кофе или на худой конец, «Бордо».     Да, там можно умереть…
   А названия.  Их же на трезвую голову, «хрен» прочтёшь,  как по напихивают туда букв типа –  « Ренаулт», а читают «Рено», явный перерасход краски для надписей и мыслей…
    То ли дело Питер, особенно в конце мая, начало июня.
    Когда на закате разводят мосты, они поднимаются, как крылья, а между ними проходят, слегка сигналя, корабли.  На набережной собирается толпы народа и особенно много молодых пар.   Я понимаю, почему девушки заманивают своих избранников…
Солнце уже зашло за горизонт, а светло, как в пасмурную погоду …
   И  невольно теряешься во времени и пространстве: мозг не может понять: « Почему, время, как бы остановилось : вот зашло светило, по логике, должен наступить вечер с сумерками, и дальше тёмная ночь, а небо «зависло», как на компьютере …
   Проходит полчаса, час, а никаких изменений нет,  как будто, перед нами раскрыла свои объятия вечность…
   И только, тихо слышно, там и тут: «Ты, меня любишь?»,
и чуть приглушённый голос: «Да!»   
   А дальше: « Женишься?»
   И, не редко, ответ: «Да!»
   Поэтому, можно сказать эту фразу так: « Поехать в Питербург – и жениться».
   Хотя, для некоторых, - это  может быть, одно и тоже…
     Так вот, когда я приехал к своему старшему брату Владимиру, то,  как художник, сразу кинулся по всевозможным музеям, включая даже Эрмитаж. И уже через неделю насытившись  через край впечатлениями,  у меня, как говорится – «зачесались руки», и я, зайдя на Невском в какую-то лавку художника, купил папку бумаги размером A-3 и пару мягких цанговых карандашей.  И начал работать . Ну, конечно периодически, рисовал то те, то другие интересные места и разнообразные архитектурные формы, включая сфинксов, львов, мосты и фасады дворцов, домов.
    А в Питере их огромное количество. Делал  это ни ради праздного любопытства или налетевшего, вдруг вдохновения, а довольно с прагматичной мыслью: « Приеду в Харьков, буду  поступать  в Худпром, ну, и естественно, свежие работы, могут мне понадобиться».
    И вот, как-то возвращаюсь я, ближе к ужину домой, а там, как у нас говорят , «дым-киль-дым» : на столе тарелки, бокалы, алкоголь, в виде коньяка и шампанского, а из кухни доносится жаренный аромат и цоканье ножей, явно нарезающих салаты.
   Пока я приводил себя в порядок и приходил в себя,  Алёна, жена брата, выходит с молодой девушкой и  обе с тарелками  наперевес.
    Оказалось, что это её подруга, которая  явно пришла в гости с определёнными целями.
   Ну, цель известная, как мир, познакомится с братом мужа, который не просто так себе,
а подающий надежды молодой художник.
    Алёна, когда меня представляла, так и сказала : « Это Евгений, подающий большие надежды – художник».
    Она явно преувеличила, но в этом, видно был какой-то план.
    Девушка оказалась очень миловидной, со стройной фигурой и серыми глазами, правда не блондинка, но со светлыми кудрями.
    Ни сколько не смущаясь, а глядя прямо мне в глаза, она сказала:
« Меня зовут Алла».
   Мне представляться не было ни какого смысла, видно невестка про меня прожужжала  ей все уши, и я тогда ещё подумал : « Вот бывают же совпадения? У меня в Бердянске, тоже знакомая Алла, к которой я никак не доеду, наверно, всё это не просто так».
   Брат, видя небольшое наше замешательство, приглашает всех к столу.
      И тут же предлагает мне произнести тост.  Я интересуюсь, что за повод и на какую тему надо произнести тост.
    Алёна говорит: «Так, у Аллы, сегодня день рождение!»
   «Это хорошо, - и продолжаю, - за мной – твой  портрет, а так, как я человек простой, то говорю стихами», и прочитал свои «дежурные» стихи, которые я давно написал к такому мероприятию:
      Вот пришёл твой день рожденья,
      Смех и музыка кругом.
      Прилив чувств и вдохновенья,
      И всё пляшет кувырком.

      В этот день все поздравляют
      И желают всяких благ,
      Тех, что сам себе желаешь.
      Ну, а ты себе не враг?

      Но взгрустнётся на мгновенье,
      Я имею то в виду:
      « К сожаленью день рожденье,
      Только раз в году…»

Алла, как услышала и говорит: « Так, ты, ещё и поэт?»
« Да!- и продолжаю, - ты помнишь, как в группе « Воскресение» у Никольскогомой, мой  друг художник и поэт…»
«Так, это он про тебя написал?»- удивилась, наивная девушка.
Я, склонив немного голову, говорю: « Да, это – про  меня».
  Но тут, Володька с женой не выдержали, и начали смеяться, и Алла поняла, что я её разыграл. Правда, подогретый коньячком, я дальше продолжал читать стихи, производя на гостью, расслабленную несколькими бокалами шампанского, глубокое впечатление.
  Брат с женой периодически уходили в другую комнату, якобы к малышу, оставляя нас
наедине, и мы разговаривали и разговаривали, и через пару часов узнали много друг о друге.         
   Я, о том, что Алла заканчивала мед.училище по специальности – фельдшер-акушер, а она, что я, только, что прибыл из армии и собираюсь поступать в художественно-промышленный институт.
   Конечно, это не так, как у Булгакова, когда он писал:
 «Любовь выскочила перед  нами, как из-под земли выскакивает убийца в  переулке и поразила   нас обоих… Так поражает молния, так поражает финский нож, ну и так далее…»
    Скорее всего, это было более проще, как у Фрейда – основной инстинкт.
Ей было девятнадцать, да ещё после мед. училища, она прекрасно знала физиологию и анатомию, и у неё не было ни капли сомнения в своих желаниях. А, я двадцатидвухлетний юноша, да ещё после армейской «голодухи», закончивший художественное училище, и знавший анатомию не хуже, тоже не имел никаких тормозов на этот счёт.
    Нас удерживало, только двухкомнатная квартира брата, в которой людей было, как в бочке селёдок. Поэтому, когда в очередной раз брат с женой появились на пороге, Алла сказала: «Уже, далеко, за полночь, мама будет волноваться, я пойду».
И, я как джентльмен, предложил её провести.
   Брат говорит: «Да, да обязательно проведи, тем более, что она живёт в соседнем подъезде». Но мне было,  всё равно, взяв Аллу под руку, я уже выходил из квартиры…
    В её подъезде, поцеловавшись на прощанье, мы договорились встретиться на следующий день.
    Целую ночь, я практически не спал – один образ, более заманчивее и краше, сменял другой, и только к утру опустился в небольшую дремоту. Но с первыми лучами солнца, когда серое небо окрасилось золотым свечением, я уже был на ногах, приводя себя в порядок, сел на кухне завтракать. К девяти я был уже готов, поэтому тут же начал «убалтывать» Алёну, что бы она позвонила своей подруге. Та позвонила и сказала, что через полчаса, Алла меня будет ждать у подъезда.
  « А ты пока, выпей кофе»,- сказала она и отправилась спать дальше.
   Для меня, время текло мучительно долго, почти так же, как варился кофе. Наконец, когда он был готов, я практически не дав ему остынуть – выпил залпом, и не почувствовав ни аромата, ни запаха,  захватив альбом и карандаши,  выскочил во двор.
   Надо отдать должное, Алла вышла без опозданий, видно сказывалась привычка приходить на занятия  вовремя.
« Привет! Куда мы поедем?» - улыбнувшись, спросила она.
« Вообще-то я собирался съездить в Питергоф, вот только не знаю, как туда добираться»,
- сказал я.
« Легко! Я тебе всё покажу»,- ещё раз улыбнувшись, и взявши меня под руку, повела за собой…
   Добирались мы на катере, и я решил сделать небольшой рисунок Финского залива.
Разложившись  на верхней палубе на скамейках, потихоньку творю, приятно беседую с подругой, никого не трогаю.  А тут мужик, сидящий рядом, с фигурой как мешок, и мордой, как вареник, заглядывает мне через плечё и, всё время, пытается делать какие-то замечания: «То не так берег изобразил, то катерок соседний – не  такой».
    Я не выдержал и говорю: « Вот, тебе карандаш – рисуй!»
    Он отвечает: « Я не умею».
  «Тогда сиди и молчи!»- пригвоздил я его.
Вот есть такие люди – у самих руки под одно место заточены, но зато, считают себя в праве  всем давать  указания.
   В общем, добрались до Петергофа нормально, сначала пристали к какой-то экскурсии,
а потом Алла говорит:  « Пошли, я тебе сама всё покажу».
   Конечно гид из неё никакой, но для меня это было неважно. Гулять по парку с молодой девушкой в короткой юбке, приятней, чем толкаться среди людей с открытыми ртами.
   Ходили, ходили и решили  немного передохнуть. Сели  прямо возле аллеи, где из-под земли фонтаны бьют. Это оказалось забавно…
   Идёт толпа, ничего не подозревающих зевак, а тут снизу, их струёй, как шандарахнет,
 они естественно с визгом, разбегаются в разные стороны, а вода внезапно пропадает…
   Алла говорит: «Смотри, вон идёт наш надоедливый попутчик, сейчас что-то будет».
И точно. Очередная экскурсия движется по аллеи, а между ними возвышается, этот толстый мужик. И вдруг  несколько струй, бьёт с напором, да так, что поливает юбки, платья, ну конечно брюки, в том числе и мужика, и прямо скажем, совсем в интимных местах. Он сначала не понял, начал возмущаться: « Безобразие, - кричит,- что же я теперь, как обоссаный?»,  а потом накинулся, на рядом идущего, мужчину  в очках говорит:
 « Я знаю, это вы наступили на камень, а там клапан, вот он и сработал».
Мужчина интеллигентного вида оправдывается: « Это не я».
А толстый мужик на своём: « Да я сам, видел, вот этот камень», и становиться на него.
А вода не бьёт. Все начали смеяться. А, толстый, не унимается и начинает прыгать на камешке, а воды нет. Тогда он нагибается и говорит: « Наверно, забилось!», и  начал шурудить пальцем, и в это время, прямо в его варениковое лицо бьёт сильная струя.
 Все, с визгом – врассыпную, пищат, смеются.
   Лишь мужик с мокрой мордой, но довольный, подняв в верх палец, безапелляционно  продолжает: «Я же говорил, что там клапан, просто – забился».
   Я смотрю, а Алка у ха-хатывается.
  «Вот, дурак, - говорит, - он видно, по жизни тупой, но привык умничать».
«Так, что там не клапан?»- удивляюсь, я,
   Она еще громче смеётся, и говорит: « Вон смотри, вдалеке, мужик в шляпе с газетой сидит. А с правой стороны от него  небольшой столбик и как только идут по аллее люди, он незаметно, открывает кран. Вот так он и сидит целый день, обливает доверчивых посетителей. Это ещё Пётр первый придумал. Понятно?»
   Я кивнул. Смотреть со стороны, как разводят лохов, вдвойне приятно.
    Потом говорю: « Алла, вот так и сиди и не двигайся, очень удачно свет падает, я обещал нарисовать твой портрет, в подарок к «днюхе», сейчас попытаюсь это сделать».
Она  парирует: « Спасибо, но у меня день рождение будет, аж, в сентябре. Но, я готова».
Я немного удивился, но понял женский «коварный замысел», и принялся за работу.
Для меня, это было привычное занятие, ещё тогда, когда я учился в училище, а вот праздношатающиеся, особенно дети и подростки обступили меня, единственная разница с толстым мужиком, это то, что они не давали советов и не комментировали работу. Так я и просидел с Аллой, закончив работу прямо к отходу катера. Назад мы возвращались уже ближе к вечеру.
  Я никак не мог привыкнуть светлому небу, которое не соответствовало времени на часах, поэтому по пути домой, мы зашли ещё в кафе перекусить.
   Вот таким образом, благодаря своей новой знакомой,  побывав почти во всех, музеях с картинами и без, я начал замечать, что подруга, мягко говоря «притомилась» от живописи.    Я то, это делал не только в познавательных целях, но и для того, чтобы в дальнейшем мог, так небрежно сказать, своим сокурсникам, а может даже и преподавателям :
   « Ах, в Эрмитаж, я там был… И в музее Фаберже, и Бродского, и Репина, и городской скульптуры, и даже, в музее Российской академии художеств – тоже  был».
 Это, всегда у творческого человека, подогревает его ЭГО.
   Правда подруга моя была, чуть-чуть другого склада ума и интересов, и когда я, в очередной раз,  предложил ей пойти в  Государственный Русский музей, она вздохнула и спросила: «Опять в музей?»
Я сделал умоляющую  физиономию и сказал: « Это – последний! Я всю жизнь хотел увидеть картину Куинджи – « Лунная ночь на Днепре. А в следующий раз пойдём в ресторан, который ты захочешь». Это предложение ей понравилось, и мы двинулись в путь.
  Добрались в музей уже ближе к обеду,  я ей всю дорогу рассказывал, что это выдающийся художник, что до сих пор никто не разгадал секрет его красок, которые имеют необыкновенное свечение. Она со скучающим видом, молча, слушала, а я, чем дальше, тем больше убеждался, что ей это всё, порядком надоело.
Тогда, я подумал: « Интересно, она со своими сокурсниками, наверное, ходила в анатомические музеи и балдела, глядя на человеческие органы».
   Но для меня и одной Кунсткамеры хватило, со всевозможными телами и уродцами в банках…
   Зайдя в музей, я решил пощадить девушку и повёл её прямо к картине Куинджи.
Это был прекрасное полотно внушительных размеров. Свечение луны и блеск Днепра, были настолько натуральными, что я сказал: « Когда происходила презентация, этого шедевра, то некоторые посетители подумали, что вместо луны – дырка, а сзади лампочка включена».
    Алла посмотрела с интересом, а потом спросила: «Так, может там действительно –плёночка , а за ней –лампочка, уж больно ярко светится луна?»
   У меня чуть не вырвалось: « Дура! Какая плёнка, какая лампочка?»
  Но, взяв себя в руки, я сказал: « Подойди и посмотри на торец рамы, там ничего нет – пусто. Это был  великий мастер, которому у нас равных нет!»
   И тут она меня добила окончательно. Подойдя ближе к картине и заглядывая в промежуток между рамой и стеной, она сказала: « Да, точно там ничего нет».
   Еще немного постояв, мы двинулись в обратный путь. Когда я провёл её к подъезду, она спросила: « А, когда мы пойдём в ресторан, кстати, я в «Бригантину» хочу».
 «Не переживай, завтра встретимся, я тебе сообщу»,- ответил я и пошёл к брату.
   И как раз вовремя. Он, метушится, складывает вещи какие-то в сумку и говорит:
 «Я, послезавтра в рейс иду, а у тебя какие планы?»
 А отвечаю: « Никаких, ты в рейс а я – домой. Буду поступать в худпром, что бы год – не  пропал».
  «А как же, Алла?», - допытывает брат.
 «Да, никак! Мне надо – рисовать и дальше учиться, а ей – скальпелем резать, да роды принимать. А жениться мне рано, так, что поеду я от греха подальше. А, завтра,
 напоследок,  давай все вместе в « Бригантину» сходим».
   Он почесал затылок и говорит: «Ладно, там у меня один знакомый работает, так, что проблем не будет».
   Утром я позвонил Алле и сообщил, что вечером мы все идём в «Бригантину».
   Она обрадовалась и говорит: « Отлично, тогда я себя привожу в порядок, а вечером –встретимся ».
   Я ещё подумал: « Не фига себе, это ж надо целый день, что-то делать, над собой измываться, что бы вечером, просто выпить и закусить».
   Я вот, помою голову, подравняю бороду и – готово.
   Да, женщинам сложнее жить на этом свете…
Вечером, собравшись все вместе, решили не шиковать и не брать такси, а добраться
«на перекладных», то есть – на  общественном транспорте.
   Действительно, знакомый Володькин  официант нашёл  нам столик, так, что наш праздник по случаю отбытия брата прошёл, можно сказать, на должном уровне, и мы засиделись, далеко за полночь, скорее, даже ближе к утру. Брат с женой поехали домой, а мы с Аллой, по её инициативе,  пошли на набережную к разведённым мостам.
   А там народу, почти, как днём – рассвет встречают.
Мы нашли себе местечко, и прижавшись ко мне, Алла сказала: « Ты, тоже собираешься уезжать?»
   Я кивнул.
  Тогда, она, вздохнув, продолжила: « Может, останешься? Тут  в какой ни будь,  художественный вуз поступишь, а жить можно будет у меня».
   Я, конечно, понял к чему это, она клонит: жениться, прописаться и спокойно учиться…
Вроде бы план неплохой, но в нём много изъянов.
   Во-первых, поступать в Харькове и в Ленинграде это совсем разные вещи, где на одно место по пятьдесят человек.
  Во-вторых, может женитьба это и не плохо, но могут быть и дети, а тогда и учёба, и работа, это слишком большая нагрузка, для моего молодого организма.
  И третье, и, наверное, самое главное, мы совсем разные люди в плане увлечений.
Я увидел, за неделю, как ей безразлично тем, чем я занимаюсь, а в случае если я не поступлю,  она тут же скажет: « Хватит, всякие картинки рисовать и корчить из себя не признанный талант, иди, зарабатывай деньги, хоть грузчиком в порту».
    Такая перспектива меня явно не устраивала…
А тут и небо засветилось, яркими золотыми красками и под всеобщий восторг, мосты начали сводить. Они напоминали складывающиеся крылья, как будто что-то закрывается, заканчиваются какие-то события, какой-то этап жизни пришёл к своему логическому завершению…
  Посмотрев на всё это, я тихо сказал: « Это, знак, а художники, такой суеверный народ! Вот, когда поднимают мосты – люди,  признаются в любви, и, наверное, женятся, а когда опускают всё совсем – наоборот. Это примета есть такая…»