Родник

   Памяти моей бабушки Пелагеи Алексеевны




    «И кажется ценою непомерной
    За каждый пережитый нами миг
    Не золото персидской диадемы,
    А пуговицы стоптанных калиг».

Горячий август плелся понемногу
И путался с надеждами в пути,
Не зная ни тревоги, ни дороги,
Ни облака, ни ветра, ни реки.

Жара томила, мысли отставали,
Хотелось пить и спрятаться в тени,
Но рыжее степное покрывало
Не так-то просто за день обойти.   

И все-таки, как доброе знаменье,
В примятых пыльным зноем лопухах
Послышалось струи заветной пенье,
И я шагнул за роздыхом в овраг.

Вода, не так что б горные потоки,
Разломы меловые – не Кавказ.
И даже не речушка, так, по локоть.
Для пригоршни и фляги в самый раз.

С лихвой вкусив и свежести, и тени,
И за труды Создателю воздав,
Мне вздумалось подняться по теченью
И оглядеть окрестные места.

Ручей звенел, менял свои одежды,
Над ним кружился синий мотылек.
И мир вокруг казался безмятежным,
И странник был в пути не одинок.

Но что это? У самого истока,
Цедящегося конским волоском,
Увидел я могильник невысокий,
Подправленный неровною рукой.

И старец, как обветренный песчаник,
Слегка прикрытый серым ковылем,
В какой-то неизведанной печали
Молился или думал о своем. 

Меня ли он не мог и не заметить.
И, как бы продолжая разговор,
Вздохнул: «Который год живу на свете,
А память о кринице не истер.

Давно, еще во время той, проклятой,
И не последней, кажется, войны,
Меня погнали из холодной хаты
Нарвать к борщу немного крапивы.

Иду я по земле, такое дело,
В дырявых чунях*, торба* на плече,
Не кормленный, шатаюсь еле-еле,
И вижу, как старается ручей.

Голодному глоток воды во благо.
Напился я, слегка повеселел,
Как будто бы с медалью «За отвагу»
Гуляю возле клуба на селе.

И все бы ничего, но в тоже время,
На этом месте, помню, как сейчас,
Учуял я как будто запах тлена...
Душа ли чья-то в небо понеслась?

И верно, там, у самого истока,
Всей грудью приняв проклятый металл,
Лежал в кровавых травах мертвый кто-то –
Не зря "стервятник"* утром пролетал…

К нему я подошел, перекрестился –
Знакомые тужурка* и картуз,
Ивовый прут, обломок коромысла…
Колодязник-сосед* уже без чувств.

На днях он заходил, просил напиться,
О чем-то очень долго рассуждал
И новую студеную криницу*
На Яблочный* представить обещал".

Старик умолк, как затихает песня.
И я спросил, сглотнув тяжелый ком:
«Так что же, ваш ручей его наследство,
И вы теперь как страж над родником?»   

И молвил он не мягко и не строго,
Как будто проливая робкий свет:
«Не всякому идущему дорога,
Но каждая дорога помнит след».   

*чуни или шахтерки – резиновая или кожаная рабочая обувь в виде галош, надевалась на разутую ногу при работе в рудниках
*"стервятник" - подразумевается гитлеровский самолет
*торба (разговорное) – сумка   
*тужурка – пиджак
*колодязник – так называли мастеров, умевших находить воду и ставить колодцы
*криница - источник, родник, колодец
*Яблочный – подразумевается Яблочный Спас


*Эта история не выдуманная, ее действия происходили в районе г.Дзержинска Донецкой области (1943-2018 гг)