333-335. Владимир Набоков

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . с. 333 – 335

ВЛАДИМИР  НАБОКОВ
– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – –
1899, Петербург – 1977, Монтрё, Швейцария

Псевдоним до 1940 года – Владимир Сирин.
Редкий  случай  двуязычного  писателя,  одинаково  блестяще  писавшего  и по-русски, и по-английски.
Сын  крупного  царского  юриста.  Окончил  Тенишевское   училище   в   Петербурге,   затем   Тринити
колледж в Англии. Эмигрировал в 1919 году. Изучал французскую литературу в Кембридже. Учителей
в   поэзии   у   него  было  двое:   сперва  –  Волошин,  затем  –  Саша  Черный.  Первые  два  тоненьких
сборника  стихов  выпустил еще до революции за собственный счет. В 1922–1937 годах жил в Берлине.
Написал несколько романов:  «Машенька» (1926),  «Король, дама, валет», «Камера обскура» (1933).  Из
Берлина  переехал  в  Париж.  Несмотря  на  то  что  романы   имели успех среди русских эмигрантских
читателей,  круг его поклонников все сужался и сужался.  Решив пробиться к читателю всемирному, он
использовал  скандальный успех романа «Лолита»  –  вовсе не  лучшего своего произведения – и благо-
даря  этому успеху заставил  весь мир читать  всё,  что он,  Набоков,  написал,– и до «Лолиты», и после.
Набоков – блистательный мастер,  может быть,  слишком  блистательный,  как  блещут  хирургические
инструменты,  лязгая  на  холодном мраморном  столе в операционной.  В  его творчестве есть нечто от
висячих садов Семирамиды,  чьи корни питаются  не родной почвой, а самим воздухом, у которого нет
родины.  Набоков был энтомологом и шахматистом,  и  это  тоже  заметно  в  его  творчестве. Слова он
накалывает,  как бабочек на булавки,  или двигает их,  как шахматы,  рассчитывая  все  на  много ходов
вперед.   Когда   Белла   Ахмадулина   навестила   Набокова  в  Швейцарии  перед  его  смертью,  по  ее
свидетельству, он сказал:
– А жаль, что я не остался в России, уехал.
Жена Набокова покачала головой:
– Но ведь тебя наверняка бы там сгноили в лагерях. Не правда ли, Белла?
И вдруг Набоков покачал головой:
– Кто знает, может быть, я выжил бы... Зато потом я стал бы совсем другим писателем и, может
быть, гораздо лучшим...
А ведь долгое время он настойчиво повторял, что его не интересует происходящее в России и вернутся
или  нет  его  книги  на родину. Но если ему на самом деле было на это наплевать – почему же он тогда
проделал  такой  гигантский  труд,  переводя  «Лолиту»  на  русский?..    Историческая  справедливость
свершилась – книги  Набокова   вернулись  в  Россию, но она навсегда останется виноватой перед теми
своими детьми, которых позволила отнять от груди своей.

'– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – –
(1)
. . . . . . БИЛЕТ
.
На фабрике немецкой, вот сейчас,–
дай рассказать мне, муза, без волненья! –
на фабрике немецкой, вот сейчас,
все в честь мою, идут приготовленья.
.
Уже машина говорит: «жую,
бумажную выглаживаю кашу,
уже пласты другой передаю».
Та говорит: «нарежу и подкрашу».
.
Уже найдя свой правильный размах,
стальное многорукое созданье
печатает на розовых листах
невероятной станции названье.
.
И человек бесстрастно рассует
те лепестки по ящикам в конторе,
где на стене глазастый пароход,
и роща пальм, и северное море.
.
И есть уже на свете много лет
тот равнодушный, медленный приказчик,
который выдвинет заветный ящик
и выдаст мне на родину билет.
. . . .
1927
'– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – –
(2)
. . . . . . РАССТРЕЛ
.
Бывают ночи: только лягу,
в Россию поплывет кровать;
и вот ведут меня к оврагу,
ведут к оврагу убивать.
.
Проснусь, и в темноте, со стула,
где спички и часы лежат,
в глаза, как пристальное дуло,
глядит горящий циферблат.
.
Закрыв руками грудь и шею,–
вот-вот сейчас пальнет в меня! –
я взгляда отвести не смею
от круга тусклого огня.
.
Оцепенелого сознанья
коснется тиканье часов,
благополучного изгнанья
я снова чувствую покров.
.
Но, сердце, как бы ты хотело,
чтоб это вправду было так:
Россия, звезды, ночь расстрела
и весь в черемухе овраг!
. . . .
1927, Берлин
'– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – –
(3)
. . . . . . БЕЗУМЕЦ
.
В миру фотограф уличный, теперь же
царь и поэт, парнасский самодержец
(который год сидящий взаперти),
он говорил:
                «Ко славе низойти
я не желал. Она сама примчалась.
Уж я забыл, где муза обучалась,
но путь ее был прям и одинок.
Я не умел друзей готовить впрок,
из лапы льва не извлекал занозы.
Вдруг снег пошел; гляжу, а это розы.
Блаженный жребий. Как мне дорога
унылая улыбочка врага.
Люблю я неудачника тревожить,
сны обо мне мучительные множить
и теневой рассматривать скелет
завистника прозрачного на свет.
Когда луну я балую балладой,
волнуются деревья за оградой,
вне очереди торопясь попасть
в мои стихи. Доверена мне власть
над всей землей, соседу непослушной.
И счастие так ширится воздушно,
так полнится сияньем голова,
такие совершенные слова
встречают мысль и улетают с нею,
что ничего записывать не смею.
Но иногда – другим бы стать, другим!
О, поскорее! Плотником, портным,
а то еще – фотографом бродящим:
как в старой сказке жить, ходить по дачам,
снимать детей пятнистых в гамаке,
собаку их и тени на песке».
. . . .
1933
'– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – –
(4)
. . . . . . К РОССИИ
.
Отвяжись, я тебя умоляю!
Вечер страшен, гул жизни затих.
Я беспомощен. Я умираю
от слепых наплываний твоих.
.
Тот, кто вольно отчизну покинул,
волен выть на вершинах о ней,
но теперь я спустился в долину,
и теперь приближаться не смей.
.
Навсегда я готов затаиться
и без имени жить. Я готов,
чтоб с тобой и во снах не сходиться,
отказаться от всяческих снов;
.
обескровить себя, искалечить,
не касаться любимейших книг,
променять на любое наречье
все, что есть у меня,– мой язык.
.
Но зато, о Россия, сквозь слезы,
сквозь траву двух несмежных могил,
сквозь дрожащие пятна березы,
сквозь все то, чем я смолоду жил,
.
дорогими слепыми глазами
не смотри на меня, пожалей,
не ищи в этой угольной яме,
не нащупывай жизни моей!
.
Ибо годы прошли и столетья,
и за горе, за муку, за стыд,–
поздно, поздно! – никто не ответит,
и душа никому не простит.
. . . .
1939, Париж
'– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – –
(5)
. . . . . . КАКОЕ  СДЕЛАЛ  Я  ДУРНОЕ ДЕЛО
.
Какое сделал я дурное дело*,                <в антологии строка выделена курсивом>
и я ли развратитель и злодей,
я, заставляющий мечтать мир целый
          о бедной девочке моей?
.
О, знаю я, меня боятся люди,
и жгут таких, как я, за волшебство,
и, как от яда в полом изумруде,
          мрут от искусства моего.
.
Но как забавно, что в конце абзаца,
корректору и веку вопреки,
тень русской ветки будет колебаться
          на мраморе моей руки.
. . . .
1959, Сан-Ремо

_ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _
– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – –
дополнительно:
                Владимир Владимирович Набоков
                (публиковался также под псевдонимом Владимир Сирин; )
                родился  – 10 [22] апреля 1899, Санкт-Петербург, Российская империя.   
                умер       – 2 июля 1977, Монтрё, Швейцария
                прожил  – 78 лет
– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – 
ссылки:
                конечно,– статья о нём есть на Википедии;
_ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _
– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – –
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . З Н А Й « Н А Ш И Х » ! . . . . . . . . . . . . . . . . .  http://www.stihi.ru/avtor/mc00001
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Сергей Мигаль Екб . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  http://www.stihi.ru/avtor/mc001
'