Исповедь

Над горизонтом жёлтая луна, а я стою без телефона, так смерть, сидящая на троне, молчит, и в мире тишина. Болотный воздух щиплет ноздри, мгновение, остановись! А я не знал, что всё серьёзно, и что такое значит жизнь. Труды, напрасные надежды, остались суетой сует, накинув праздные одежды, теперь глядишь, и я, поэт. Пришла пора поставить точку, урвать столь лакомый кусок, я душу продал, словно почку, а получил томатный сок. Стихи стоят в консервных банках, под слоем пыли вековой, даю святое слово панка, что я не знал, кто я такой. Оставь печали, всяк скорбящий, над трупом собственных чернил, зловонный запах, так смердящий, на век меня отворотил. Водить пером, на что похоже, на неприступный Измаил, когда шипы растут из кожи, а ангел крылья опалил. Когда глаза закроют в полдень, сознание туман затмит, сойду я в чистом в преисподнюю, и сразу стану знаменит. Не знаю я, кто ты Создатель, своих бесчисленных миров, но знаю, что придёт предатель, с кем ты делил когда то кров. Всех красивее пламя ночью, пронзая языками мглу, оно сознание щекочет, и разум превращает в плуг. И пахарь, потную рукою, однажды вытирает лоб, он видит тучи над рекою, и в землю вросшее село. Его удел, жена и дети, свезённое в амбар зерно, а я один на всей планете, задумался, а где оно? Как Галилей искал комету, в пустыне космоса из звёзд, но лишь услышав шорох ветра, отрёкся трижды словно Пётр. Рыбак, приплывший без улова, я разбирал за слогом слог, в начале слова было слово, и это слово это было Бог. Пытаясь разгадать загадку, к тебе я взоры обращал, ты благосклонен был, украдкой, перстом своим благословлял. И осенённый, словно Солнцем, мой разум пал и был разбит, я стал смиреннее японца, и из пучины выплыл кит. И жажду утолил ручьями, притоков той большой реки, что б я не мучился ночами, как нищий просит без руки. А ты ему кидаешь рубль, и проходя, отводишь взор, да, нищий я, но нищий духом, и вижу твой немой укор.