Не дай бог ему будет так больно

- Бывало ли тебе когда-нибудь так больно от того, что грусти и радости просто больше нет?
- Что? Как это?
- Да вот так, нет, совсем нет, вообще нет ничего, пустота, но больно, понимаешь, больно…
- Нет, не понимаю. Это самое «больно» должно быть заполнено горечью от чего-то, от кого-то, а как это - просто так больно, я не понимаю.
- Ну, как же тебе это объяснить, чёрт побери. Представь самый лютый холод, что продирается по всему твоему телу и карябает студёными щётками душу против шерсти, тебе же больно, правда же? Или же жар, который пронизывает всего тебя, потный, горячий и тяжёлый, как тиски, которые сдавливают всё тело, разжижая мысли и уничтожая лёгкость дыхания, и ведь теперь опять тебе больно, дышать невозможно, глаза заливаются солёной жидкостью со лба и не видят ровным счётом ничего. Больно же, да?
- Ну да, брррр, ещё как, представить даже страшно. Так это же ясное дело, прыгаешь в огонь, или ощущаешь всем телом мороз и тебе больно, как иначе, а ты ведь говоришь о боли, когда нет ни мороза, ни огня, когда хорошо и комфортно, но больно, ты же об этом, да?
- Ха, я смотрю ты почти понял о чём я. А теперь представь, что небо улыбается милой и беззаботной улыбкой, что солнышко пляшет уверенно и ровно, что воздух свеж и лёгок, что тело дышит, что душа должна исполнять танго, извиваясь и притоптывая, а нет, она не хочет, просто не хочет, и, словно сморщившийся от ворчания старик, сидит где-то в самом углу и бормочет что-то, и молчит безмолвно, потому что ей очень больно. И ей действительно больно, по-настоящему, больно. Понимаешь? Теперь понимаешь?
- Нет, не очень. Ведь не жарко же, не люто холодно, от чего больно-то тогда?
- Да что же ты, ну, как же непонятно-то? Засунь ладонь в костёр, поцелуй губами мороз, ведь больно тебе станет потом, уже после, при ласковом прохладном ветре или у тёплого уютного камина.
- Нет, определённо, я этого не понимаю. Мне больно тогда, когда мне больно, а потом всё хорошо.
- Хорошо, рано мы об этом. Пойдём домой.
И я, как уверенный папа, взял маленькую ладошку своего крошечного собеседника, и представил себе с грустью сколько же я не смогу ещё объяснить того, что потом покажет только сама жизнь.
SH