Дно

Усталый раб, несчастный, одинокий
Ступает тихо к дому своему.
Рукой больной, трясущейся, неспешно
Пытается замок он отворить.
С трудом идя, прихрамывая кротко,
В свою халупу старую вошел.
В пыли комод, да старая обивка.
Родных здесь нет, чужие не придут.

Хоть на себе не чувствовал оковы,
Решетки отродясь он не видал,
Но чином рабским сам себя приставил,
Все только по велению своему.

Сейчас бутыль с прозрачною отравой,
Он как всегда, поставит на столе.
Начало только с полного стакана,
Потом он в опьяняющем плену.

И вот, уже дурман его приобнял,
Глаза почти в бессилие приподнял:
Сидела перед ним стара, убога,
Накидка на ней рваная была,
Лицо в морщинах, грязная немного,
Покрыт жестоко волос сединой.
Скорбя, в слезах в глаза ему смотрела!

Пытался он от взора уклониться,
Сил не было укрыться и бежать:
«Ты кто такая? Снова ты явилась…
Я видеть тебя больше не могу!
Страшна, противна, я тебя не знаю,
Оставь меня, тебя не узнаю!»

Старуха, усмехнувшись говорит:
«Ну как же милый, мог меня забыть ты?
Я та, кто ближе всех к тебе была.
Когда я молода была, красива
Тебе весь мир и сердце отдала!
Ты молод был, красив и безупречен,
Надежды мне бескрайние давал.
Когда был риск, тебя оберегала,
Врагов была готова разорвать.
В момент тоски, любовью вдохновляла!
Твоею болью рвало на куски…
Я на коленях слезно умоляла:
Люби, живи, пожалуйста твори!
Вино когда тобой завладевало,
Прутом железным спину иссекал,
И кровь, и боль тебя лишь умиляла.
Подавлена, слаба, но я простила.
Кровавою рукой дыша едва,
На новый путь тебя любя тащила,
И после мне пощечину давал,
Пока совсем душой я не остыла!
Теперь же что, не нравлюсь я тебе?
Когда стара, убога и несчастна,
Но, как и прежде, все ж, к тебе причастна,
С тобой до безвозмездного конца!»

Старик в бреду: «Ты врешь, все врешь исчадие!
Скажи ты кто?
Старуха: «Жизнь твоя!»