Осенние песенки

                On the high hill
                no ivory dryads play,
                silver and still
                sinks the sad autumn day


    *   *   *

    Робинзон уехал, и Кобзон скончался,
    вдалеке с Маккейном катафалк промчался,
    в Дынырии снова упыря взорвали,
    от тебя - ни слова, жив ли ты, Молчалин?

             Почернела зелень вянущих акаций,
             время тихой лени, вечных пертрубаций,
             осень рыжей щеткой постучит в окно,
             я подводной лодкой ухожу на дно.



    *   *   *

    Когда Психея-жизнь спускается в инет,
    где властвуют пиар и лицемерье,
    внушать ей строгих правил этикет -
    нелепое, смешное суеверье.

          Душе-паломнице не страшен смех и плач,
          уснувший фавн ей кажется амуром,
          и музы на лугу пинают мяч,
          Пегасам сбагрив воз литературы.

    Нечаянно наступив на лапу псу,
    что сторожит отверженных страданья,
    Душа ему скормила колбасу,
    в знак примиренья или покаянья.

          Но чу, Анубис, треплет дождь пращу,
          туман змеей вползает из низины,
          я здесь покой едва ли отыщу,
          наполнив мухоморами корзины.

    Пусть в сумрачном лесу поет Алсу,
    и в кроличью нору ныряет ланью,
    и осени простуженным дыханьем
    бродяга-ветер гладит по лицу.


    *   *   *

    Под знаком Девы снится сущий бред,
    зануда к снам питает пиетет?
    И подсознанья тайны, косяки
    выводит стаей рыб со дна реки.

         Кот говорящий на руках у медсестры,
         учитель Мялин в окруженье детворы,
         а то вдруг сам Илья Мильштейн приснится,
         как кролик, выскочивший из норы.

    То патио, а то - больница фей,
    на заднике - японский сад камней.
    Под знаком Девы снится сущий бред,
    тебя лишь в этих снах, любимый, нет