Генри Лонгфелло. Сага о короле Олафе

ГЕНРИ ЛОНГФЕЛЛО

    САГА О КОРОЛЕ ОЛАФЕ


1. ВЫЗОВ ТОРА

Я Тор, я бог богов,
Я бог войны,
Бог громовержец.
Крепость моя стоит
На севере мира.
Царство мое нерушимо.

Здесь, среди снежных гор,
Я властелин всего.
Молот выковал я,
Мьёлльнир молоту имя.
Ни великан, ни маг
Его с земли не поднимет.

Латною рукавицей
Я поднимаю молот.
Страшен его удар.
Вот еще пояс мой -
Покуда я препоясан,
Сила мне не изменит.

Света мощный поток
Льется на небесах.
Видишь багрянец неба?
Это развеял ветер
Алую бороду Тора -
Ужас народов.

Юпитер мне брат родной.
Взор мой неугасим.
Колеса моей колесницы
Вращаются в блеске молний.
Сеет землетрясенья
Мьёлльнир, тяжелый молот.

Сила владела миром,
Владеет и будет владеть.
Кротость - удел ничтожных.
Мощь - властелинов дар.
Нынешний день земли -
День великого Тора.

Знаю, ты тоже Бог,
Да, Галилеянин, знаю.
Вызов тебе я шлю,
Так подними перчатку!
Проповедью и сталью
Соревноваться намерен.



2. ВОЗВРАЩЕНИЕ КОРОЛЯ ОЛАВА

И Олав узнал властелина зов.
Тогда небосвод стал как кровь багров.
Норвежец в берег вперялся твердо,
И руки на меч тяжело легли,
Меж тем как плыли его корабли
На север, к Дронтхейму-фьорду.

Стоял он как будто в лучах мечты,
И пламя лилось на него с высоты,
На зеркале лат сверкая.
И крикнул он так, что ушли, как дым,
Сполохи полночные перед ним:
"Я вызов твой принимаю!"

Вернулся как мститель за смерть отца,
Законный наследник его венца,
В Норвегию юный Олав.
И плыли, плыли его корабли,
И пену на штевнях крутых несли
Под вопли ночных эолов.

И матери Астрид прекрасный лик
В его возбужденной душе возник,
И сказ ее в полудреме
Про то, как свершила она побег,
Меж кручей отвесных и топких рек,
Жила у Хокона в доме...

Он вспомнил, как Хунхильд была гневна,
Как в гневе грозила ему она,
Как чудом избег он мести,
Как викинги страшны в бою морском,
Как пленником жил он в краю чужом
С другими рабами вместе.

И как незнакомец его догнал
На рынке в Эстонии и узнал,
Как искра зажглась во взгляде
И он, улыбаясь, сказал: "Постой!
Ты Олав норвежский, племянник мой,
Я Сигурд, твой старый дядя".

И как он у Ольги служил пажом,
Ребенок годами, но муж умом
За главного стал в дружине,
Как, слушая шепоты за спиной,
Князь зорко следил за своей женой,
К нему ревновал княгиню.

Как, странствуя, он у Гебрид пристал,
Как судно провел меж ужасных скал,
Как, высшей задавшись целью,
Жил иноком в гроте, где мрак густой,
Как справил крещенья обряд святой,
Избрав океан купелью.

И помыслы чистой, святой борьбы
Светили на вехи его судьбы,
Как ранних созвездий очи
В часы, когда зори не отцвели.
И плыли, плыли его корабли
Домой под покровом ночи.


3. ТОРА РИМОЛЬ

"Укрой меня, Тора, укрой меня, Тора,
От гнева, от гибели и от позора:
В столице, в деревне и в чаще лесной -
Повсюду охотится Олав за мной!" -
   Так молвил ярл Хокон Торе,
   Прекраснейшей среди женщин.

"Будь мужествен! Тора любовью клянется,
Что ярла ни меч, ни позор не коснется.
Надежный тайник для тебя изберу:
Там свиньи прорыли под хлевом дыру" -
   Ответ был Хокону Торы,
   Прекраснейшей среди женщин.

Ярл Хокон и Каркер, сын ярла побочный,
В пещере, что тени темнее полночной,
Лежали недвижно, а Олав скакал
С дружиной могучей к себе в Оркадал
   "Где ярл?" - спросил он у Торы,
    Прекраснейшей среди женщин.

"Мне ярла живого иль мертвого надо.
Кто выдаст его - обещаю награду".
И Хокон, и Каркер изхлева свиного
Слыхали его королевское слово
   И плач неутешный Торы -
   Прекраснейшей среди женщин.

И Каркер сказал: "Всей земли короли
К измене склонить бы меня не смогли!" -
"Что ж странен ты так? - вопросил господин -
То персти черней, то белее седин?"
   Но не был бледней он Торы -
   Прекраснейшей среди женщин.


И Каркер: "Мне Олава снилось лицо:
Он мне подарил золотое кольцо!"
А Хокон: "Молчи! Если Олав услышит,
Он кровью на шее кольцо нам напишет".
   Кольцо на пальце у Торы -
   Прекраснейшей среди женщин.

И Каркер коварный рассвета дождался...
Крик Хокона-ярла в пещере раздался.
"Прощай же, отец, хорошо ты уснешь!" -
И вылез на свет он, и бросил свой нож.
   Но сон не коснулся Торы,
   Прекраснейшей среди женщин.

Монахов толпа в Нидерхольме запела:
На холме болтаются в петлях два тела,
Ярл Хокон и Каркер-предатель висят,
А люди из окон и с крыш голосят.
   Никто не утешит Торы,
   Прекраснейшей среди женщин.


4. КОРОЛЕВА СИГРИД ВЫСОКОМЕРНАЯ

Сидит королева, горда и строга.
За окнами залы пестреют луга.
   О милая,
   Что так печальна ты?

В дом лапник она принести приказала,
И запахом дивным наполнилась зала.

Любуется птицами в окнах она,
И воздух ей кажется слаще вина.

Как взятый из ножен клинок оголенный
Река между ней и норвежской короной.

Речь будет о сердце ее и руке.
Меч в ножны. Мостами одеться реке.

Две девы, к ее прижимаясь коленам,
Прилежные, трудятся над гобеленом,

И льются напевы языческих рун
О страсти Брунхильды, о мщенье Гудрун.

Но все заглушая, над всем торжествуя,
Шумят водопада тяжелые струи.

И Олаф невесте шлет вместо кольца
Из золота обруч от двери дворца.

На дар с изумленьем она посмотрела,
И мысль понеслась, как охотничьи стрелы.

Она привести ювелиров велит.
"Взгляните на это кольцо!" - говорит.


В молчанье кольцо возвращают два брата.
"Что смотрите так на меня виновато?"

Ответствуют братья: "Ну, как нам посметь...
Не чистая проба, добавлена медь!"

Жестокая искра ей лоб озарила,
И слово такое она говорила:

"Он в дар мне подделку осмелился дать!
Скажите, чего от любви его ждать?"

Шаги застучали... Вот ближе... Слышнее...
И Олаф Норвежский предстал перед нею.

Целует ей руку, клянется любить
И верным, как звезды небесные, быть.

Но женщины взор непреклонным остался:
"Хочу, чтоб кольцом ты, как Один, поклялся!"

"Об Одине полна. Моя ты жена
И в будущем стать христианкой должна!"

Она улыбнулась: "Не требуй столь много.
Нельзя мне отречься от нашего бога!"

Лицо короля помрачнело, как дым,
И мерит он комнату шагом большим.

"Ответь, для чего на тебе мне жениться,
Отродье поганое, нехристь, блудница!"

И той, кому только что дал он кольцо,
Перчаткой стальной разбивает лицо.


Воскликнув, без чувств она с трона упала.
Крыльцо от шагов королевских стонало

И Сигрид шептала среди забытья:
"Знай, Олаф, позор мой - погибель твоя.
      О милая,
      Что так печальна ты?

5.ШХЕРА ПЛАЧЕЙ


Всех, кто меч и латы носит,
Олаф просит
Быть на Пасху ввечеру.
Вдоволь пьяны, вдоволь сыты
Рать и свита
В Ангвальд-Нессе на пиру.

Пир горой и настежь двери!..
Чу! На шхере
Будто кто заводит вой –
Плач и стон несется с моря,
Шуму вторя
Их пирушки холостой.

«Слышишь, скальд мой Альфред Лысый,
Песню с мыса?
Сердцу любо как ревет!
Королевства половину
В ноги кину
Всякому, кто так споет.

Люди, что живут и жили,
Не сложили
Лучшей песни на пирах.
Лучшие на свете руны –
Те буруны,
Что у шхер разбились в прах!»

Альфред Лысый скальд ответил:
«Ты отметил
Мужество мое в бою.
Мне ль бояться песни странной
Океана?
Слушай же как я пою!»

«Ладно, скальд, молчи покуда.
После буду
Песням гордости внимать».
Всем по нраву речь живая,
И, зевая,
Воины  уходят спать.

Лечь нельзя лишь часовому.
Мимо дома
Ходит он и над песком
Видит, как туман густою
Пеленою
Обволакивает дом.

Но не серым покрывалом,
Дымным шквалом
Все окутано вокруг:
Это с синими сынами
Колдунами
Эйвин Калльда водит круг.

Медленно круги сужают,
Окружают
Тех, кто в доме опочил.
Черной магией заклятый,
В круг зажатый,
Дом безмолвнее могил.

Но с востока вновь светило
Восходило,
Убивая серый цвет,
И, с эндорской ведьмой схожа
Мерзкой рожей,
Появилась тварь на свет.

Свет увидя, как от боли
Жмутся тролли.
Олаф подошел к окну,
Смотрит, головой качает:
Ишь, гуляют!
Что за люди? Ну и ну!»

«Эйвин Калльда там гуляет», -
Отвечает
Пахарь, что вблизи живет.
Сразу хмель и сон забыты –
Деловито
Снаряжается народ.

Мчатся к югу и к востоку
Мстить жестоко
Безобразным колдунам.
Живо всех переловили,
Окрутили
По рукам и по ногам.

Снова вечер, снова свечи –
Издалече
Вновь несется дикий вой.
Круг гостей молчит угрюмо,
Внемлет шуму -
Возвращается прибой.

Чу! Кто там вопит и стонет,
Словно тонет?
Но уже едва слышны
В рокоте воды студеной
Тварей стоны –
Тролли все окрещены!

Олаф просит: «Спой нам, Лысый,
Песню мыса!»
Альфред королю в ответ
Молвит, от смущенья серый:
«Плачи шхеры
Песнь мою свели на нет!»



 6. ВИДЕНИЕ ОДИНА

 
Эль крепко был сварен, и пир удался,
И свита изрядно подвыпила вся;
Веселые скальды застольную пели,
И тихо стропила под сводом скрипели.
   Мертвец на дворе оседлал коня.

Вдруг, двери со стоном и ревом раскрыв,
Ворвался студеного ветра порыв;
Старик одноглазый в плаще с капюшоном
Предстал перед взором гостей пораженным.
   
"Сюда, седовласый! - воскликнул король, -
Хлебнуть королевского эля изволь!"
Глотком опрокинул всю чашу старик,
И слышен гостей одобрительный крик.
 
И Олаф ему предлагает: "Пройди,
С друзьями моими как друг посиди!"
И вот, захмелевши, повел одноглазый
О долгих скитаниях в море рассказы.
   
И странник уже устает говорить,
Но требует Олаф рассказ повторить.
"Довольно! Всю ночь ты, король, потешался,
Заснуть тебе время!" - епископ вмешался.
   
А гости устали, к постелям спешат,
Другие хмельные под лавкой лежат;
Потушены свечи, и стражники дремлют,
Немногие только сказанию внемлют.
 
И складно, как будто он в книгу глядит,
О битвах кровавых старик говорит,
О землях, им пройденных в разное время,
О том, как волна закипает в мальстреме.
   
Вдруг сладкою мукой свело ему рот -
И Одину славу пришелец поет,
Как будто большая волна застонала,
Разбившись вдали о прибрежные скалы.
   
И Олаф ему улыбнулся: "Ну, что ж!
Поганый ты бог, но чудесно поешь!
Я лучшего скальда не видел на свете,
И песен таких не услышу, как эти!"
   
Тут Сигурд-епископ напомнил опять:
"Уж звезды бледнеют, пора тебе спать!"
Король головою к столу прислонился.
Дремал ли - не знает, но гость удалился.
   
Так где он? Коня не видать вдалеке,
Собака на страже, и дверь на замке,
Нигде не примята трава молодая,
Нигде тут душа не ступала живая.
   
И, знаменьем крестным себя осенив,
Промолвил король: "Он не может быть жив.
Вот лишнее правды моей подтвержденье:
Нет Одина, только его привиденье!"
   Мертвец на дворе оседлал коня.



7.БОРОДА УТЮГ


Поутру выйдя за порог,
К губам приставя зычный рог,
К Христовой не пришедших вере на поле Олаф звал.

И перед домом тинга в Мере,
Собравшись у закрытой двери,
Готовый к поединкам народ забушевал.

Еще при звездах встал за плуг
Надменный Борода Утюг,
И королевский вызов услышал первым он.

Лоб потный вытер рукавицей,
Из плуга выпряг кобылицу –
И ринулся на вызов, нимало не смущен.

Невежа, хульник, грубиян,
На пасторов и на дворян
Шипел он, буйно пенясь, как пиво на пирах.

Одет был просто, спал немного
И Тора почитал за бога,
И ненавидел бондов, осевших в городах.

Зато любил свободу, дом,
Хороший эль перед огнем
И дочь любил он Гудрун с косой светлее льна.

Коров своих и кобылиц,
Цветы в прудах, рулады птиц,
Любил, когда амбары ломились от зерна.

Всегда ходил он с бородой
Клокастой и полуседой –
От бороды от этой и прозвище он взял.

И, с Олавом грозясь на тинге
Сойтись в смертельном поединке,
На крупе лошади Утюг кичливо привставал.

И властелину он кричал,
Пока народ его качал,
Как лодку в непогожий день качает океан:

«Заждались боги, Олаф! Что ж
Ты жертвы Тору не несешь?
Бери пример с достойных воителей-дворян!»

И Олаф отвечал: «Страна
Единым Богом жить должна!
Вот мой епископ, пастырь народа моего.

Но если Тору надо крови,
Я не замедлю – на здоровье!
Жертв положу я столько, что хватит для него!

И не рабов велю заклать,
А первых богачей и знать,
Таких, как Орм и Люра, как именитый Кар!

И к храму он спешит, а в храме
Сцепились воины с врагами,
Король явился к сроку – сраженья был разгар.

И деревянный Один там
Поставлен был у входа в храм,
И остальные боги, из коих высший Тор.

Но пали, топором разбиты,
Коням все боги под копыта,
И Одина последним разнес в щепы топор.

А из толпы в тот самый миг
Пронзительный раздался крик –
В нем боль соединилась с надменным торжеством.

Лежал Утюг на поле брани,
Торчал клинок в огромной ране,
И, перестав бороться, мирились враг с врагом.

И Олаф рек: «Народ, спеши!
Великий выбор соверши:
Креститься или в рабстве тебе навеки быть!»

Все на убитого глядели
И говорили: «В самом деле
Нет выбора иного – вели нас окрестить!»

И пастор в тинг уже идет
Святой водой кропить народ,
Лежат кумиры в прахе, власть уступив Христу.

И, грех убийства искупая,
Король, минуты не теряя,
Решил сосватать Гудрун, смутьяна сироту.


8. ГУДРУН

Серебристая луна
Смотрится в проем окна,
Короля на брачном ложе
Сон тревожа.

Ночью проступают резче
Все мирские злые вещи;
Душен Гудрун новобрачной
Плащ прозрачный.

Сердце давит тяжело;
Что-то вспыхнуло светло
Под плащом, сосулькой талой
Засверкало.

Снились ей кресты и плиты,
Гроб, в гробу отец убитый,
Слышен был младой невесте
Волпль о мести.

Будет ночь любви сладка,
Нежен поцелуй клинка,
Смерть легко груди коснется...
Чу... Проснется!

Молвил Олав: "Что такое
У тебя над головою?
Что бледна, как луч небесный,
Друг прелестный?" -

"Косу золотым ножом
Я скрепила перед сном,
Зазвенел он... Успокойся" -
"Гудрун, бойся!

Видит лес и слышат стены,
Где ползет змея измены.
Косы лучшие на свете -
Смерти сети!"

Утром, выйдя на порог
Олав вновь трубит в свой рог.
Век не свидеться друг с другом
Двум супругам!


9.СВЯЩЕННИК ТАНГБРАНД

Длинноног, широкогруд,
Большелиц, краснобород.
"Гляньте, - женщины орут, -
Кто в Исландию плывет!
Выходите,
Поглядите!
Тангбранд явился, священник Олафа!

Знал молитвы, был толков
И речист, как Хризостом,
Мог цитировать отцов,
В Риме побывал притом,
Мудрый, честный,
Всем известный
Тангбранд - любимый священник Олафа.

Но когда проявит пыл,
Нет управы никакой.
Если пил он, так уж пил!
Если бил, так кровь рекой!
Гневным, глумливым,
Злобным, хвастливым
Спьяну являлся священник Олафа.

Олаф наконец устал
От его проказ и бед
И в Исландию услал
Проповедовать Завет.
И с рассветом
Теплым летом
В путь снарядился священник Олафа.

Всякий скальд или поэт
Посидеть не прочь в пивной,
Но любой из них задет
Тем, как смотрит прест хмельной:
Самодовольно
И недовольно
Смотрит на скальдов священник Олафа.

"Ха! Великая страна!
Ничего себе народ,
Где из трех девиц одна
Жениха едва ль найдет!"
Скальды решили
Всыпать кутиле -
Пишут сатиры на преста Олафа.

И уже для всех в стране
Он посмешищем предстал.
Кто-то углем на стене
Чучело нарисовал
В шляпе с полями
И со словами;
"Тангбранд, смиренный священник Олафа".


10. РАУД СИЛЬНЫЙ


«Древних капищ больше нет,
Колдунов простыл и след,
Бог один в моей отчизне,
Долг мой до скончанья жизни
Людям несть Христов Завет» -
   Клялся на Книге Книг
   Олаф во храме.

Но огня багряный шквал
По ночам пред ним вставал;
Претерпевшему распятье
Голос некий слал проклятье
И Христа на битву звал.
   Исповеди внимал
   Сигурд епископ.

«Как мы ни стремимся несть
Нурланду Благую Весть,
Тор - кумир мужей развратных,
И среди норвежцев знатных
Чернокнижников не счесть», -
    Так говорил в ответ
    Олафу Сигурд.

«Там, на севере страны,
Правят дьявола сыны.
Далеко, за скальной кручей
Рауд, властелин могучий,
Грабит мирные челны», -
   Речь продолжал свою
   Сигурд епископ.

«Гроты, горы и моря
Подчинил он, зло творя.
Заклинает он, колдует,
Как велит он, ветер дует
От весны до декабря».
   Крестится Олаф-король,
   Полон тревоги.

«Тора этот Рауд чтит,
Древним божествам кадит.
Хоть и многих мы крестили,
Недруги покамест в силе,
Много Рауд зол творит!» -
  Речь свою завершает
  Сигурд-епископ.

Олаф начинает речь:
«К подвигам готов мой меч.
Дам отпор злодеям гордым,
Вознесется крест над фьордом
Или под крестом мне лечь!»
   К северу из Дронтхейма
   Двинулся Олаф.


11.ЕПИСКОП СИГУРД В САЛТЕН-ФЬОРДЕ

Ветер выл, но в  непогоду
Моряки сошли на воду:
Сигурд дал им порученье
К Рауду, во фьорд идти.

Волны ударяли в скамьи,
Но Господь был с моряками,
Ни унынье, ни сомненье
Не смутило их в пути.

Вскоре море присмирело,
Лишь у фьорда все кипело,
Рауд, злобен и неистов,
Колдунов и магов друг,

С бесами пребыл в союзе,
Корабли вертелись в шлюзе,
Как оторванные листья,
И  врата открылись вдруг.

«Бес колдует! Рауд близко! –
С гневом выкрикнул епископ –
Но безумье человечье
Разве страшно небесам?»

К носу корабля он сходит,
Певчих за собой приводит,
Зажигает всюду свечи,
Воскуряет фимиам.

Словно бы преображенный
Встал он со свечой зажженной,
Сквозь туман в его деснице
Золотой светился крест.

В предвкушенье грозной битвы
Сигурд говорил молитвы,
И, не перестав молиться,
Люди восставали с мест.

К рындам звонари взбирались,
Водосвятья совершались,
И уже на аналое
Водрузилась Книга Книг.

Следом чудеса свершились:
Волны в стороны сместились,
И серебряной тропою
Флот промчался в тот же миг.

Ветер не шумит, не свищет,
И, как будто зов услышав,
Бел, как в главах Откровенья,
Морякам предстал Христос.

Вот и остров. Но в жилище
Рауда напрасно ищут.
Не трещат в печи поленья,
У дверей не лает пес.

Что же? Вновь обман! Но кто-то
Якорь усмотрел у грота.
С длинной лестницей зеленой
Там корабль-дракон стоял.

Рауд был один, без свиты.
Вот замки, решетки сбиты.
Поднялись, убрав заслоны,
Наверх, где разбойник спал.

Сонный и хмельной от пива
Свергнут был с одра он живо.
Смотрит на гостей с испугом,
И не в силах скрыть боязнь.

«Повелитель моря, слушай!
Не одну сгубил ты душу -
Но крестись – и будь нам другом,
Нет – теперь же примешь казнь»

«Бог иль дьявол – все одно мне!
Я твой враг, король, запомни!» -
Со змеею заточенной
Был тогда сосуд внесен.

В мозг вошло злодею жало,
Боль внезапно тело сжала.
Но без трепета и стона,
Лишь с проклятьем умер он.

Крестят Господа во имя
Лопарей, норвежцев с ними –
Дальше, чем лосось сигает
В Салтен-фьорде по волнам.

Торов всех смешали с пылью,
Одинов с подножий сбили.
Непокорным назначает
Олаф наказанье сам.

Вместо Рауда «драконом»
Правит он путем знакомым,
И веселым караваном
Тянутся за ним суда.

В путь их провожают птицы,
С курса не давая сбиться.
И команда с капитаном
Прибыла в Дронтхейм тогда.



12. РОЖДЕСТВО КОРОЛЯ ОЛАФА

Звон веселый колокольный
Слушал Олаф, в зале стольной
Средь берсеркеров пируя;
Эль берсеркеры любили,
Бороду к тому ж носили
Большую.

И епископ, и священник,
Не жалея сил и денег,
Праздновали трое суток;
Что за пиво - нет хмельнее,
Что за шутки - нет острее
Их шуток!

Рог подъемлет возлиянный
Олаф - а на нем чеканный
Крест горит среди узора;
Но, живя по старой мерке,
Ставят на рогах берсерки
Знак Тора.

Сотни всполохов крылатых
Пляшут на мечах и латах.
И король с лицом спокойным
Скальда призывает снова,
"Музыки я жду и слова -
Спой нам!

Альфред лысый, пой скорее -
Строки чтоб меча острее!" -
Тут из-за стола встает,
Развязав свой пояс пестрый,
Меч кладет пред скальдом острый:
"Вот он!"

"Хокон Добрый, что когда-то
Мельницей владел крылатой,
Торальф, что во время старо
Мял врагов пятой пудовой, -
Не было у них такого
Дара!"

Альфред скальд взял арфу в руки,
Дивны были песни звуки,
Слово разливалось вольно,
Струны жалостно звенели,
Словно их клинком задели
Больно.

Возгласами исступленья
Встретили берсерки пенье,
И от их хмельных глаголов
Дом скрипел как подпаленный:
"Меч да здравствует дареный
И Олаф!"

Но король промолвил: "Слова
Я не слышал дорогого
В песне, рифмами богатой!"
Скальд в ответ: "Споем другую,
Там то слово повторю я
Трикраты!"

Тут с мечом король поднялся -
Меч большим крестом казался -
Лезвие держа наружу,
Крикнул он: "Из двух который:
Крест мой или молот Тора?
Ну же!"

И, смиренно меч целуя,
Альфред Лысый рек: "Люблю я
Твой Завет, Великий Боже!"
И других шептали губы:
"Имя Всеблагого любо
Нам тоже!"

Над бескрайними снегами
Предрассветными лучами
Солнце сквозь туман сочилось,
Словно бы в дыму куренья
Умершего привиденье
Явилось.

И на стенах залы белой
Тень меча как крест чернела,
И отринув ужас некий,
Подняли берсерки чаши:
"Вера короля есть наша
Вовеки!"


14.ПОСТРОЙКА ДЛИННОГО ЗМЕЯ

Торберг Ловкий, корабел,
Подле стапелей снуя,
Молвил: "Всякий бы сробел,
Всякий, но не Торберг Ловкий,
Всякий, но не я!"

На причале спит Дракон,
Что у Рауда был взят;
Олаф рек: "Нет, мал мне он!
Новый строй, чтоб вдвое шире,
Пусть враги дрожат".

Сел строитель на песок
И, полузакрыв глаза,
Свищет, глядя на восток:
Там, длинней Дракона вдвое,
Змей, морей гроза.

Люд на берегу морском
Трудится без сна,
Не смолкает смех и гром,
А под кровом мастерицы
Парус ткут из льна,

Шум и гам береговой
Душу мастера бодрит.
"День-другой, а там постой1
Скоро будет Торберг Ловкий
В мире знаменит!"

В жарких кузнях дотемна
Яркие огни горят,
Так в чертогах колдуна
Над дымящейся жаровней
Деется обряд.

Не проклятье ль надо мной?
Торбергу на ум взбрело.
Надо мне отплыть домой,
Гляну, вдруг и впрямь поганцы
Сотворили зло?

Торберг Ловкий, корабел,
Без него вершить дела
Подмастерьям повелел,
И помчался к дому ялик
Быстрый, как стрела.

Cутки дома проведя,
Торберг возвратился вспять;
К полночи на борт взойдя,
Все рассматривал и думал,
Не ложился спать.

Так его король застал,
Обнял и никак не мог
Воздержаться от похвал:
"Не видал такого чуда
Север, видит Бог!"

Но пронесся разговор:
"Правый борт по всей длине
Чей-то искромсал топор".
Возроптал король, услышав:
"Так ли? Горе мне!

Кто сквернитель! Смерть ему.
Ну, а кто найдет, ища,
Тысячи наград тому!"
Королевский лик от гнева
Принял цвет плаща.

Улыбнулся корабел:
"Незачем меня казнить!
Я закончить не успел
Змея, лишь зарубки сделал,
Дай же починить!"

Олаф головой кивал:
"Бог с тобой! Кончай быстрей!"
И корабль лишь краше стал.
В семьдеся четыре локтя
Был длиною Змей.

Мощью и красой своей
Превзошедший все суда
На воду был спущен Змей.
Ни в Норвегии, ни в мире
Равных не было тогда.

И под рокоты похвал
Сигурд Змея окрестил.
Кто страницы саг читал,
Торгберга-умельца имя
Вряд ли пропустил.



14.КОМАНДА ДЛИННОГО ЗМЕЯ


В Дронтхейме на прикол встает
Великий королевский флот.
Сегодня торжествует всяк,
И радуется, и гордится;
Как будто на свободу птица
Из рук сокольничего мчится,
Над Змеем взвился флаг.

Как волк взлохмачен, Олаф встал
На Длинном Змее за штурвал.
С зубами снежной белизны,
С принявшейся седеть бородкой,
Клокастой, круглой и короткой,
Как ласточки гнездо над лодкой, -
Хранил он флаг страны.

Его помощник у руля
Был Кольбьорн, что на короля
Похож был, как его портрет.
Его короткий плащ упругий
Все узнавали - юнги, слуги;
Мерцали бляхи на кольчуге,
Как звезд небесных свет.

Транд Реймский, сильный и большой,
Команды Змея был душой.
Всем, что хранилось в погребке,
Он, Транд, распоряжался ловко.
Старинная татуировка:
Млат Тора - Мьолльнир - и поковка -
Синела на руке.

Там Эйнар Тамберскьельвер был.
Из лука по врагам он бил.
С младых ногтей придя на Змей,
Стоял он возле мачты главной,
Едва расцветшей деве равный
И поступью кошачьей плавной,
И глубиной очей.

С отважным королем они
Носились по волнам все дни
И ночи напролет.
И то лихим напоминаньем,
То ветра вольного дыханьем,
А то сирены заклинаньем
Звучала песня вод.

Но вот опять в Дронтхейме Змей,
И нет на палубе людей.
Все по тавернам наутек.
И ругань оглашает свод,
Какой не слыхивали сроду.
ШуМ. смех, веселье, свист, свобода -
И эль рекою тек.

Хоть в море Северном всегда
Водили смельчаки суда,
Но Змея парус голубой...
И Горм, и Гарольд Синегубый
Имели флот, что видеть любо,
Но перед Змеем лодкой грубой
Смотрелся бы любой!



15. ВЕСЕЛАЯ ПТИЧКА В ЭФИРЕ


Веселая птичка в эфире
Поет о красавице Тире,
Датчанина Свена сестре.
И птичью молву спозаранку
Подхватит в саду горожанка
И все передаст на заре.
Вздымайте шелковый парус,
Бегите прочь друг от друга!

Напрасно сам Свен Буриславу
Сосватал невесту на славу.
И день, и неделя прошла -
Семь дней, говорят, на причале
Рыдала невеста в печали
И прочь на восьмой уплыла.
Вздымайте шелковый парус,
Бегите прочь друг от друга!

В жару и в морозы шла Тира,
Прошла - если правда - полмира,
И вот - если верить словам,
В дом Олава - коль не солгали -
Пришла - а солгали едва ли -
И было смятение там.
Вздымайте шелковый парус,
Бегите прочь друг от друга!

О чудо, великое чудо!
В столице, в деревне - повсюду
Летит эта весть, как пожар,
Что - если не лгут горожанки -
Шлет Олаф прекрасной датчанке
Кольцо обручальное в дар.
Вздымайте шелковый парус,
Бегите прочь друг от друга.

 
16. КОРОЛЕВА ТИРА И БУКЕТ АНГЕЛИК

Над Дронхеймом кружит
Белых чаек стая,
Жаворонка песня
В зелени слышна,

А в опочивальне
Плачет безутешно
Королева Тира,
Олафа жена.

Солнечным сияньем
Залита светлица,
Голубей на крыше
Не смолкает шум.

Только не до песен,
Не до солнца Тире,
Не любовью занят
Королевы ум.

Тихо входит к Тире
Олаф ясноглазый,
Словно день пасхальный,
Ясен и красив.

Он несет любимой
Стебли ангелики,
Дивным ароматом
Комнату залив.

Как дождливый вечер,
Безутешна Тира:
Безучастна к ласкам,
Грусть туманит лик,

Хоть цветы красивы
И слова супруга
Слаще и приятней
Милых ангелик.

В руку ей вложил он
Молодые стебли,
Светятся сквозь листья
В золоте персты.

Но глядит надменно
Королева Тира
И с досадой на пол
Кинула цветы.

- Не с травою сорной
Прежде Харольд Гормсон
Приходил в покои
Матери моей,

Он добыть с норвежских
Скал неплодородных
Тысячи сокровищ
Умудрялся ей.

Будет в плен захвачен
Муж мой в Венделанне,
Где в моих владеньях
Правит Бурислав,

Ибо брат мой хитрый
Свен Вилобородый
Вихрем буйным грянет,
Флот твой разметав.

Молодым оленем
Вскакивает Олаф,
Клятвой королеве
Отвечает он:

- Вот моя десница!
Брат твой двубородый
Живо ею будет
В океан сметен!

Из опочивальни
Он выходит гневный,
Поступь отдается
Эхом во дворце.

Улицы Дронтхейма
Видели, как шел он
Гневно-горделивый
С думой на лице.

Все суда на верфях
Приведя в порядок,
Он в селеньях ближних
Рекрутов берет,

И, как стая чаек
От норвежских фьордов
К датскому проливу
Устремился флот.

И на Длинном Змее
Встав за капитана,
Сам он чинит снасти,
Сам он сел грести.

В бегство обратил он
Бурислава силы,
Но домашних Тиры
Приказал спасти.

А потом смеялся:
- Шелк кудрей прекрасных
Сдвинет с места прежде
Десяти волов!

И что королеве
Более пристали
Не цветы, а камни,
Я признать готов!


17. КОРОЛЬ СВЕН ВИЛОБОРОДЫЙ

О Свене Вилобородом,
Идущем на юг походом,
Пой вместе с знатью, и сбродом,
И скальдами короля.
Стояли они привалом
Всем войском своим бывалым
На Свальде, острове малом,
Откуда видна земля.

Прошел уже год примерно
Кончины Гунхильды верной,
И к Сигрид Высокомерной
Посланцев датчанин шлет.
Но гордой не купишь лестью -
Смой кровью ее бесчестье!
Све рыщет, влекомый местью,
И с Олафом схватки ждет.

Со дня той жестокой ссоры
Несла она знак позора:
Под тонкой каймой узора,
Которым обвит венец,
Под перевязью налобной,
Кровавой комете злобной
Меж чистых светил подобный
Багровый горел рубец.

Она говорила Свену:
Коль чести ты знаешь цену,
Как можешь простить измену?
Убей моего врага.
И, женщине потакая,
Летит он, как птица злая,
Как в бурю волна крутая
На чуждые берега.

Запахло в полях весною,
И Све с бородой двойною
На север идет войною,
Вздымая кровавый флаг.
Верны королевской воле,
Заботы полны дотоле,
Крестьяне бросают поле,
На пашнях растет сорняк.

И, верный присягам, данным
На Тинге большом датчанам,
Своим союзникам бранным,
Им швед подкрепленье шлет;
И Эрик там, за морями,
С поморами, лопарями -
Ловцами и рыбарями -
На волны выводит флот.

Так в солнечный день пасхальный
По светлой воде зеркальной
В поход отходили дальный
Трех сильных держав суда.
И Сигвальд Воитель с ними
С помощниками своими -
Как жаль, что такое имя
Запятнано навсегда!

Под Свальдом ладьи стояли,
В песке якоря торчали,
И скалы их защищали
От бурь, бушевавших там.
И Сигвальд подплыл к ним с юга -
Без Сигвальда было б туго -
Похуже, чем друг без друга -
Союзникам-королям.

Он выйдет к норвежцам с тыла
(Укрыты в Стете их силы),
Они ж, развернув кормила,
За Олафом поплывут,
Слепые в густом тумане,
И Олафу быть в капкане,
И воронам в корм датчане
Тогда его труп швырнут.

18.КОРОЛЬ ОЛАФ И ЭРЛ СИГВАЛЬД

День штормовой,
Море ярится.
Олаф король
В море стремится.

Олаф и Сигвальд
Рядом стояли,
Сильный прилив
Мыл им сандали.

Подняты люди,
Слышен сигнал,
Парус на рее
Затрепетал.

Рог боевой
Скорбно ревет.
Стайкою мух
Видится флот.

Финны и Свен
Настороже:
Эрл и король
Близко уже.

Сигвальд кричит:
"Олаф, за мной!
Верный тебе
Лоцман я твой!"

Грозной судьбы
Час уже бьет:
В руки врага
Олаф плывет.

Близко уже
Дело к концу.
Сигрид, ступай
С честью к венцу!

19. БОЕВЫЕ РОГА КОРОЛЯ ОЛАФА

"Убрать паруса! - король приказал, -
Я трусов в сраженье не брал с собой
И жизни собственной не спасал -
Пусть скажут мои враги!
Лишь помоги
Мне выстоять, Боже мой!"

"В рога протрубите! - приказ был дан -
И резкий немощный звук пронзил
Над морем стелющийся туман.
То бил королевского рока час,
Как трубный глас,
Раздавшийся средь могил.

Рогов призывные голоса
Все громче над гладью морской слышны,
И с грохотом падали паруса,
И капелькой крови вверху возник
Светила лик,
Взошедший из пелены.

В засаду датскую, как в капкан,
Три вместе связанных судна шли,
Туман по бокам, впереди туман,
В проливе им некуда повернуть,
Лишь Змея грудь
Видна сквозь туман вдали.

И вышел Олаф один на ют.
Из дуба стрелы, из ясеня лук,
И щит не выщерблен, не погнут,
И меч позолочен, и шлем блестящ,
И алый плащ
Сплывает с груди и рук.

Ульф Красный, кормщик, смотрел туда,
Где шел позади королевский флот:
"Гляди, как отстали от нас суда,
Уже ничего не поправить - жаль!"
Сказал - печаль
Слегка исказила рот.

И Олаф на тонкую тетиву
Стрелу положил: "Погибай же, трус!"
"Оставь, я нужнее, пока живу,
А стрелы - иначе используй их" -
Угрюм и тих,
Ульф молвил, мотая ус.

Меж тем окружает их датский флот -
В упор двадцатью и с боков тридцатью,
И швед корабли на подмогу шлет,
И Эрик торопится на врага -
В честь Утюга
Назвал он свою ладью.

"Ах, неженки эти, и Свен, и швед -
Ласкали бы женщин на берегу,
На Змиево жало им лезть не след!..
Но Эрик Северный - то герой -
Люблю дать бой
Такому, как он, врагу!"

Вняв, Эрик к норвежским подплыл судам
И тросы связующие рассек,
Отдав их на волю ночным ветрам,
И сшиблись суда, и поплыли вспять,
И не догнать,
И вдаль их умчал поток.

Час от часу жалят Драконы злей,
И Эрик, Хокона-ярла сын, -
Обычай языческих королей -
Из чаши соленую влагу пьет:
Пусть с ней умрет
Жестокий христианин!

20.ЭЙНАР ТАМБЕРСКЬЕЛЬВЕР

Эйнар, стреловержец смелый,
К мачте прислонясь,
В горделивых финнов стрелы
Посылал, смеясь.

Эрика судьба щадила,
Он от стрел был скрыт:
Прочны у ладьи перила,
Толст, надежен щит.

Но над самой головою
Пронеслась стрела.
- Пой мне, скальд, чтоб за живое
Песнь твоя брала.

Пой о Торе, что скорбела,
Ярла хороня...
Тут стрела его задела,
Но спасла броня.

-Этот лучник, - крикнул Эрик
Другу лопарю, -
Да не снидет он на берег,
Так я говорю!

Крови не дал тот пролиться,
Жизнь юнцу сберег,
Он лишь лук в его деснице
Пополам рассек.

Треснул лук, и Олаф вышел
Пены волн бледней.
- Страшный треск я снизу слышал.
Не разбит ли Змей?

Эйнар отвечал сердито,
Подобрав стрелу:
- вся Норвегия разбита.
Ты виновник злу!

- Не пророчь о смертном часе,
Прорицатель злой.
Луки есть у нас в запасе,
Выбирай любой!

Олаф прост лицом и странен,
Нет в нем прежних сил.
В шуйцу он стрелою ранен,
Кровь кропит настил.

Перед Эйнаром раскрыли
Кованый сундук,
Выбрал он себе по силе
И по сердцу лук.

Но, видать, он обознался:
Узкий и тугой,
Тут же он с руки сорвался
Вместе со стрелой.

Грустные слова застыли
На его губах:
- Лук один мне был по силе,
Днесь мы оба прах!

Непрятели бок о бок
С Олафом стоят.
Тамберскьельвер не был робок,
Бросил дерзкий взгляд,

Усмехнулся залихватстки
И под визги стрел
Он с норвежского на датский
Борт перелетел.

Люд смотрел завороженно
И вздохнуть не смел:
Так, Аргангелом сраженный,
Люцифер летел.

21.КОВШ СМЕРТИ, ИСПИТЫЙ ОЛАФОМ

Весь день они были в деле,
И стрелы над морем пели,
Но страсти не откипели -
Никто не простил обид.

Все залито кровью алой,
И тело на тело пало:
Кого-то копьё достало,
А кто-то стрелой убит.

Как щепки, суда теснятся,
И недруги жаждут драться,
Бросают мостки, стремятся
Взять Змея на абордаж.

Считай, Норвегия, раны,
Плати свой долг океану -
Печален удел твой бранный.
Но где теперь Олаф наш?

Стоит на корме покуда,
Но копий град отовсюду,
И камни летят, и чудо,
Что он до сих пор живой.

Друг Кольбьорн под камнепадом
Меж копий, летящих градом,
Прошел, встав с Олафом рядом,
И щит выставляет свой.

Вот Эрик, дрожа, бледнея,
Собою едва владея,
Взошёл на палубу Змея -
Теперь он отмстит сполна.

Метнулась полоска стали -
И вмиг паруса упали,
Как падает в Оркадале
Заснеженная сосна.

"Где Олаф?" - он всюду рыщет,
Толпой помыкает, свищет -
Так егерь медведя ищет
В чащобе со сворой псов.

"Припомни ярла!" - кричит он.
Но - явь это или спит он?
Двух Олафов рядом зрит он,
Двух царственных близнецов.

Не видел Кольбьорн спасенья
Как только в волнах теченья,
И с  шепотом утешенья
Вперед он влёк короля.

Две купы кудрей атласных,
Две мантии ярко-красных
И два близнеца прекрасных
Метнулись вниз с корабля.

Увидя враги из лодки
Щит Кольбьорна, во все глотки,
Обрадовавшись находке,
Вопят они: "Олаф! Вот!"

А гле-то, от них далёко,
Точь-в-точь самоцвет в широкой
Оправе кольца-потока
Щит Олафа вдаль плывет.

Я слышал молву такую,
Что снял он броню стальную,
И, словно траву морскую,
Ее океан помчал.

Но старцами стали дети,
И больше никто на свете
Ни днем, ни при лунном свете
Его уже не встречал.

22.МОНАХИНЯ ИЗ НИДАРОСА

В Дронтхейме то было;
В стенах монастырских
Мать Астрид стояла
Впотьмах на коленях,
Монахинь владычица,
Дев непорочных,

И слушала молча
Тревожащий сердце
Из тьмы долетавший
Пророческий голос
В порывах то громких,
То вдруг утихавших.

Но слишком был явен
Незримого голос,
Он спрашивал словно,
Молился и плакал,
Лишь было неясно,
Про что говорил он.

То был Иоанна
Крестителя голос,
Явление Божье
Предрекшего миру -
Порыв одинокий,
Призыв беззащитный:

"Ты принял вызов,
Жестокий вызов -
И бился насмерть,
Но не владел ты
Иным оружьем,
Чем меч твой бранный.

Крест против лат,
Против вражды любовь.
Мирный клич - не военный рог.
Сила полна покоя.
Лишь победивший гнев
Властвует над людьми.

Летом вода,
Высохнув на земле,
Ливнями грянет вновь.
В небе нет облаков,
Но из далеких туч
Вдруг выпадает дождь.

В слабых сердцах
Сила проснется вдруг.
И удивятся люди -
Чудо сотворено.
Это Господень ливень
Грянул из туч далеких.

Дух - это Божий меч,
Крепче он лучшей стали.
Дух - это Правды свет,
Он недоступен стрелам.
Ясным лучом любви
Будет растоплен гнев.

Ты был мираж ночной,
Пенистый клок тумана,
Ростепель в зимний месяц;
Темен ты был, безвиден,
Не различал твой взор
Смены ночей и дней.

Будет опять заря -
Будет и мрак без звезд.
Вечно пребудет Бог,
Вечен Надежды свет,
Вечны Любовь и Вера,
Вечен Христос!