У бабушки

Из торопливого дробления шагов,
Из теней полусмыслов и плановых сует
Вхожу в палату к бабушке.
И пелена всех мыслей, всех чисел и слогов
Бессильно рвётся паутиной,
И остаётся за порогом.
Палата тесная, лишь три кровати
Пространство заняли,
Да светлое окно.
Все сведено к тебе,
А свет оконный, стены, потолок -
Изблекло белое, как лист бумажный,
Основа твоего портрета.
Сидим с тобой моя невинная старушка.
Ты улыбаешься лицом, глазами, телом;
Пытаешься мне что-то рассказать,
А фразы осыпаются, как мелом
Написанные на крашеной стене.
И солнце улыбается в окне.
Блестит на трубах жестяных
На снеге и на лужах.
И ясно так, как будто бы язык совсем не нужен.
Какая же ты маленькая стала:
Я рядом возвышаюся как шкаф. 
Нелепый великан, смотрю уже недетскими глазами. 
Некомотность и взрослая тоска,
Как пропасть, провалилась между нами. 
Я плоть от мира, ты всё больше тишина и  свет. 
Ты вся сама в себе, ты данность и ты есть.
А я себя рисую из жирных чёрных линий,
И свет твой мне лишь тени проложил,
Тревожные под веками и грустные под сердцем. 
В палате душно, я взопрел под курткой.
А за окном январский свет, 
И шёлковая кубовая твердь
Кудрявит фиолетовые брови. 
И так хорош безмолвленный пейзаж,
И золотом горит и ровно светит серебром
Безсловной и безсмысленной любови. 
Мироточащий образ умиленья!
Ты, моя любимая, ты - луч из этой святости! 
Из светлого окна явленье!
Как я из суетного портала коридора.
На стыке двух миров,
Касание микелеанжеловских рук.
Не замечая ничего вокруг,
Иду во мрак по черному пути,
Больничному, людскому коридору.
Вокруг калеки, кто лежит, кто хрипло дышит, 
На руки персонала опершись.
Стенания и шёпот, и тяжкий дух мирского.
Прочь! Из двери вывалиться вон!
Живые торопясь снуют со всех сторон. 
И здесь внизу свет сер, прохладен и обыкновен.
Вдыхаю глубоко, поблизости трезвонит телефон, 
Снуют машины, и миром я со всех сторон затиснут. 
Я следую ему, с собой неся свою тюрьму.