3-Побратимы Павел Васильев

            «Ой и долог путь к человеку, люди,
                Но Страна вся в зелени – по колени травы.
                Будет вам помилование, люди, будет,
                про меня ж, бедового, спойте вы…»

                «Прощание с друзьями.»
                Павел Васильев.

Разухабистый в песне и в силе,
по таланту подобного нет,
жил отчаянно Павел Васильев,
зацелованный Богом поэт.

Ведь порой его звёздное слово,
от которого – пой и пляши!-
было слитка ценней золотого,
что подбрасывал прииск души.

Пил, любил, иногда хулиганил,
даже морды кому-то бивал,
и его антиклассовой дрянью
хмурый Горький однажды назвал.

И статейка Максимыча эта,
извергавшая гнев и укор,
оказалась для многих поэтов
роковою, как ПРЕДприговор.

Эх, Рассеюшка, матерь Рассея,
ну зачем же ты так, не любя?
Сам ушёл, иль забили, Есенин?
Маяковский вжёг пулю в себя….

С каждым днём становилось не легше, 
у в о з и л и с ь один за одним,
В. Кириллов, Баркова, Орешин, 
Мандельштам, Клюев, Нарбут, Ноздрин.

Не в атаках, не в посвистах сабель,
загонялись в подвалы, как в плен,   
Б.Пильняк, И. Катаев, И. Бабель,
Б.Корнилов, Васильев. П.Н.

Распроклятые лютые годы,
до сих пор душат память они.
Кровожадные ночи Ягоды,
людоедско-ежовские дни.

Разрастались повсюду застенки,
расцветала террора заря.
Тут  кого-то поставили к стенке,
тех  погнали толпой в лагеря.

Без суда, без закона, без правил,
как оторванный с дуба листок,
был закатан Васильев-свет-Павел
под безумный чекистский каток.

На Лубянке, а то и на Пресне,
в беспросветном бреду и дыму,
может быть, недопетая песня
в миг последний пропелась ему.

Но какой-то садист полупьяный,
подводя роковую черту,
взвёл курок номерного нагана
и её расстрелял на лету…
А затем в крематорий…и в пламя…

Жизнь шальная профукана зря…

Мчались дни… И всё чаще с годами
открывали замки лагеря.

Хоть судьба измывалась жестоко,
хоть сто раз был погибнуть готов,
без вины отгорбатив три срока,
всё же выжить сумел  Смеляков.

Но остались в безвестных могилах,
поклониться которым нельзя,
побратимы  Васильев,Корнилов -
дорогие навеки друзья.

Много раз на Фадеевской даче,
в Переделкине, в думах лихих,
поднимал он, страдая и плача,
чарку горькую в память о них.

И казалось, из призрачных далей,
разрывая посмертную тьму,
закадычные Борька и Павел
улыбались сквозь слёзы ему.