Камчатская тетрадь X I

  Мои воспоминания о службе в армии. Всё оставлено без изменений               

                X I
Первым делом в армии я научился отбивать постели. Подъём на следующее после приезда утро был, как обычно, в 6-10. Обычно, вообще-то для тех, кто уже прослужил побольше. А мы, загодя проснувшись, заняли свои предстартовые позиции, готовясь по первому "зову трубы" вскочить и выплеснуть всю энергию в тщетные попытки быстро одеться. Но, как ни странно, даже несколько проворонив-таки подъём, успели занять свои места в строю. Значит, Чимкент кое-что умеет!
С этого дня началась наша тернистая, длиной в два года, дорога познания новой жизни. Мы, будучи готовыми в душе к любым испытаниям, уготованным нам судьбой, смело смотрели вперёд. Ведь самое главное то, что мы - молодые, сильные люди - приехали защищать своих матерей. Мы, по счастливой случайности попавшие в одно место земляки, вместе будем хлебать армейскую кашу из одного котелка. Вместе нам предстоит съесть пуд соли, и, поэтому, чувствуя поддержку, трудности перенесём легче. И не в состоянии нас поколебать никакие неуставные, всякие там тяготы и лишения, они лишь закалят нас.
После завтрака начались необходимые для любого начинающего солдата строевые. В пух и прах разлетелись мои самоуверенные представления об уровне моей строевой подготовки. Я и впрямь считал, что неплохо знаю все элементы выправки. Назначенный командиром войскового приёмника сержант Орлов терпеливо втолковывал нам о том, как надо идти, поворачиваться. Никогда бы я не подумал, что даже руку при отмашке надо поднимать не абы как, а на ладонь выше бляхи. Опрофанились мы, конечно, заметно. Но Орлов, по-видимому, был не особенно расстроен, понимая нашу неопытность. Тут же я успел "перехватить" несколько увесистых ударов. Один из сидевших за углом казармы "фляг" приметил, что у меня слишком опущен ремешок. Лукаво подмигивая поманил меня пальцем, приглашая разделить их скромную компанейскую беседу. Ни о чём не подозревая, хотя немного настороженно подхожу к нему. Тут же откуда-то вырос крепкий парнишка с копной кудрявых волос, шикарно выпущенных из-под пилотки. Так носили раньше деревенские мужики свои чубы навыпуск. То, который меня позвал, круглолицый, высокого роста "фляга" гогоча посоветовал чубатому "отсекать" чего-то насчёт моего ремня. Ну, думаю, сейчас отсекать начнёт. А что это такое, чёрт его знает! С ухмылкой поинтересовавшись, стукач я или нет, взял меня за грудки и стал бить прямо в пуговицу на кителе. У него была такая скорченная мина, видно бил он прилично, почти на пределе. затем влепил мне хорошую пощёчину и завязал. А мне было почему-то совсем не больно, даже забавно. Интересно было наблюдать, как он изнашивался в бесплодных попытках меня запугать. Ничего подобного, одного только было жалко, что не мог я ответить из-за существующих здесь неписанных законов. Да, армия, как это ни досадно, сразу стала нас отучать от любой мысли организованного отпора попыткам унизить, ударить. Многие из учебки не без удовольствия тешили себя разговорами следующего плана - вот, мол, "отлетаем" своё и заживём по-человечески! А сейчас, что, жить животно? Слепо подчиняться, кротко переносить грязь, отмалчиваться и признавать себя всем, чем тебя обзовут? Всё наше существо (как, впрочем, и у остальных в учебке тоже) пыталось воспротивиться этому. Когда мы ехали сюда, нам казалось, что главное - это сразу показать себя, не дать в обиду. Ведь так оно и должно быть везде. Чмо - это чмо, а хороший парень всегда имеет право на уважение и доброе к себе отношение не взирая на срок службы. Ну а бредни насчёт чуть ли не гипнотического влияния на других солдат твоего происхождения и места жительства оказались вовсе не состоятельными. Правда, некоторый гипноз у старослужащих случился, когда они узнали, что мы чимкентские. Но он почему-то выразился  в одном вопросе, есть ли у нас план? И, хотя среди нас шестерых любителей покурить травку не оказалось, всё же приятно было слышать, что Чимкент знают. На этом радости закончились. Учебка, давшая путёвку в настоящую службу, закатила нам настоящее испытание на стойкость души, на крепость идеалов и принципов. И не мудрено было опуститься донельзя, зачерстветь и охладеть ко всему, но мы не должны были этого допустить, иначе грош бы нам цена! Да, приходилось часто делать и терпеть такое, что потом противно было в зеркало на себя смотреть. И не могли оправдать и успокоить мысли о самых объективных и всепрощающих мотивах, толкнувших тебя на это. Но главное всё равно в том, чтобы этот идиотский багаж грязи и духовной пакости не сделал тебя подлецом до мозга костей. Всё равно надо было где-то в глубине оставаться самим собой. Тут я понял главное - выдержать испытание духовное гораздо труднее, чем физическое. И тем почётнее для тебя будет победа именно в этом плане. Учебка оказалась волчьей тропой, на которой зевать нельзя, иначе затопчут. Но это я говорю сейчас, пройдя сквозь её препоны и испытания, а тогда это было началом познания. И они нужны - эти познания, как как не узнав, не увидев воочию, не прочувствовав негативного, не узнаешь жизнь во всей своей разнообразии и полноте. Поэтому заряд бодрости и уверенности в завтрашнем дне всегда помогал мне преодолевать все временные неудачи и невзгоды.