Лимиты

Не мне шутить о праведности мира...
Я сам не столь уж добр и тосклив,
чтоб заполнять проталины эфира
свистящим воем:
- Слышите, я жив!!
Так глупо метить в пошлые сеньоры,
и ждать звонка в натруженной руке,
служанки, взятой летом из конторы,
что приютилась в старом маяке,
и отдаёт обслугу тем, кто жаждет
творить пустое...
В шорохе добра
любой из нас просеялся однажды,
чтоб злом взойти.
Коль жизнь твоя сера,
то суть палитры, впитанной сюжетом
уже сожжённых осенью картин,
увы, не станет правильным ответом
на знак вопроса, сложенный из спин
воскресших истин.
Рабство - это выбор
почти свободных,
выпросивших шанс
катить на гору суетности глыбу,
познав успеха нервный резонанс.
А лёгкий флёр с густыми облаками
воздаст за крики с рвавшихся трибун,
где страсть игры пропала меж руками,
чтоб появиться заново в канун
уже давно прочтенного итога,
в котором время плещет из зеркал,
меняя лик не принятого бога
на безупречный демона оскал.
Прощальный звук под аркой у вокзала
заменит позже письма и альбом
случайных фото.
Помнить - это мало...
особенно для памяти вдвоём,
вместившейся на розовенькой флешке.
Тоска гаданий - юности сродни,
алкавшей счастья в выпавшей мне решке,
а ныне превращённой в сувенир
на полке.
Жизнь венчается со страхом
за нелюбовь, уныние и ложь
в кривом пути на собственную плаху,
где сам себя в финале обретёшь
во имя мглы далёких идеалов,
воспетых сердцем, бьющимся во сне
за этот люд, признавшийся, сколь мало
он видит правды в кающемся мне.
И в новый текст я с важностью мессира
ввожу случайных выдохов курсив,
чтоб пошутить о праведности мира,
что так удачно добр и тосклив.