ступени

   Похороны  отчима  он  помнил  плохо,  хотя  было  ему  в  то  время  лет  шесть. В  памяти остались скупые слёзы матери, как ни как, мужик в доме и страшенный холод, сопровождающий их до самого кладбища и обратно. Дядя  Петя,  хотя  с  виду  был  человеком,  на  взгляд  Сашки,  большим  и  сильным,  на  самом  деле - больным  и  хилым. Даже  быстрая  ходьба,  вызывала  у  него  приступы  удушья,  и  вообще,  видимо  из - за  болезни,  он  постоянно  находился  в  подавленном  состоянии.  И  как  запомнилось  парнишке, настроение  ему  поднимало  лишь баловство мальчишек – пасынков,  обязательно  переходящее  в  конце  в  небольшую  потасовку,  побеждал  в  которой  младший,  конечно,  не  без  помощи  главного  зрителя.  Наверное,  он  любил  его  больше  за  кроткий  нрав,  за  прилежность,  да  и  вообще,  когда  Пётр  появился  в  их  семье.  мальчишке  было  всего  два года.  Мать, никогда,  особо  не  распространялась  о  его  прошлом,  было  известно  лишь,  что  по  чей - то  ошибке,  он  десять  лет,  как  у  нас  говорят,  находился  в  местах  не  столь  отдалённых  и  вернулся    тяжело  больным,  с  подорванной  психикой – лагеря,  всю  оставшуюся  жизнь  дают  о  себе  знать, тем  более  застенки  40 – 50 годов.
  Думается,  ему  посчастливилось,  наверное,  Пётр  Фёдорович  и  в  самом  деле  был  оклеветан,  совершенно  случайно встретить  скромную,  тоже  несчастную,  работящую  женщину,  которая  приняла  его  в  свою  семью.  Без  сомнения,  ею  руководили  искренние  чувства,  с  другой  стороны,  куда  ей  с  тремя  парнишками – не  до  жиру,  в  послевоенное  то  время.  Потом,  одна  за  другой,  родилось  ещё  две  девочки.  И  отец,  будто  бы  выполнив  свою  миссию,  покинул  грешную  землю,  оставив  сиротами  уже  пятерых  ребятишек.      
  Началась  новая  черная  полоса  в  жизни  этой  семьи.  Правда,  не  окончив  и  четырёх  классов,  старший – Леонид  пошел  на  работу. - Маленький  помошничек, - поговаривала  мать, - от  горшка  два  вершка,  а  туда  же.  Ты,  Лёня,  не  надрывайся  там  шибко,  если  видишь  что  тяжело,  так  подели  на  два  раза,  за  взрослыми  не  угонишься.  Глядя  на  него,  Варвара  вспоминала,  как  в  годы  войны,  её  трёх  летний  мальчик  опухал  с  голода,  а  она  сутками  пропадала  на  работе. 
  - Тяжело  жили,  не  приведи  господь.  Пока  на  дойке  под  коровой  сидишь – отдыхаешь,  а  так - и  водовозы  мы,  и  уборщики  навоза  и  корма  из  поля - всё  на  наших  плечах.  Сейчас,  даже  не  верится,  что  вынесли  такое.   Его  отец  погиб  на  фронте  в  самом  конце  войны – в  победоносном  мае -  не  дождались  мы  его,  а  как  бы  жили  теперь – рукой  не  достать,  порядочный  да  трудолюбивый  был  Владимир,  и  честный,  Его  и  на  войну  то  взяли  не  сразу,  передовиком  был,  видать,  такие  там  тоже  нужны.
  Глядя  на  старшего  брата,  средний  протестовал, – нет,  буду  как  Лёха,  не  пойду  в  школу!  Мать  по  этому  поводу  и  у  директора  с  ним  была  и  с  ремнём  на  парнишку  налетала, - нет,  ни  в  какую! - так  и  бросил.  Хорошо,  управляющим  отделения  в  совхозе  был  близкий  человек,  приняли  на  работу  раньше  времени,  да  и  дело  что  полегче  давали – летом  на  сенокосилках,  зимой  на  ремонте  борон  или  на  ферме - за телятами  ухаживать.  Ну,  а  потом,  как  и  старший,  он  тоже  трактористом  стал –  мечта  любого  деревенского  мальчишки  того  времени,  тем  более,  обучение  шло  дома - в  местной  канторе.      
   По  другому,  складывалась  судьба  младшего  из  мальчишек.  Хуже  или  лучше  трудно  судить.  После  окончания  начальной  школы,  продолжать  обучение,  надо  было  в  большом  селе  за  двенадцать  километров. 
- Давай,  сынок,  учись, - просила  мать, - может  ты  у  нас  грамотеем  будешь.  Я  вот не  одного  дня  за  партой  не  сидела,  время  такое  было,  сначала  революция,  потом  то  белые  то  красные,  а  дальше  уже  поздно  было,  да  и  не  к чему  мне  всё  это,  читать   кое - как  сама  научилась  и  письмо,  с  грехом  пополам,  написать  могу,  а  так,   зачем мне  эта,  грамота.
   Личная  жизнь,  Варвары  Матвеевны,  складывалась. тоже,   не  ахти  как.  Первый  муж,  деревенский  красавец,  Аркадий  Зимин,  уехал  на  службу  в  Армию,  да  так  и  не  вернулся,  нашёл  себе  там  зазнобу,  покраше.  А  как  он  в  чувствах  своих  клялся,  да  и  Варя  от  него  без  ума  была.  Долго,  сердце  её,  будто  каменным  было,  не  замечала  парней - всё  ей  руки  да  губы  Аркашины  снились.  Перед,  войной  за  Плеханова  замуж  вышла,  хороший  мужик,  только  не  люб  был.  - Куда  мне,  разженке,  на  парней  заглядываться, - думала  она  про  себя,  хорошо  хоть  этот  не  побрезговал,  сватов  заслал.  Потом  привыкла  к  нему  и  дорожила  и  с  войны  ждала  и  плакала,  получив  похоронку.  Потеряла  голову  она  при  встрече  с  Максимом,  потеряла  и  больше  не  нашла,  да  и  не  искала  вовсе.  Смотрела,  как  его  парни  растут,  Валерка  с  Шуркой отмечала  сходство,  а  в  дом  не  пускала.  – Ты,  чё,  Максимушка,  куда  ты  из  своей  семьи,  пропадут  они  без  тебя.  Ты  и  люб  мне  и  помогаешь  хорошо,  а  из  дома  уходить,  совсем  грех  на  душу  брать – у  тебя,  слава  богу,  шестеро  их,  и  каждому  кусок  хлеба  нужен,  а  то  и  с  маслом.
  И,  правда,  у  Максима  Николаевича,  теперешнего  управляющего  отделением  крупнейшего  совхоза,  было  шестеро  ребятишек – четверо  довоенных,  а  двое  родились  в  те  же  годы,  что  и  в  семье  Варвары.  Так  и  жила,  со  слезами,  да  с  ворованным  счастьем.  И  с  Петром  сошлась,  чтобы  люди  не  зубоскалили,  да  и  тяжело  было  одной  детей поднимать.
    В  школе,  в  учёбе,  Сашка,  особо  не  преуспел,  читать,  правда,  любил  до  самозабвенья,  ночами  напролёт  с  книгой  сидел.  Наступило  время,  он  всерьёз  затруднялся  почерпнуть  из  книг  для  себя  новые  знанья,  так - как  прочитал  все  книжки  не  только  в  школьной  библиотеке,  но  и  в  большой – сельской. 
 - Перечитывай, - говорили  ему, - увидишь,  ты  теперь  постарше,  по  другому  содержание  написанного  воспринимать  будешь.  В  самом  деле,  например  книгу  «Война и мир»  мальчик  прочитал  неоднократно  и  всякий  раз  находил  в  ней  что- то  новое,  он  просто  наслаждался  уже  даже  не  содержанием,  а  красотой  русской  речи -  она  вдохновляла,  заставляла  учащённо  биться  сердце,  будила  самые  потаенные  уголки  сознания,  в  которых  спрятана  огромная,  сокровенная  мечта. 
  Ему  нравилась  девочка,  от  которой  по  детски,  он  был  просто  без  ума.  С  завидной  регулярностью,   вечерами,  Саша  ходил  под  её  окнами,  писал  стихи  в  её  честь,  но  держался  поодаль, - она  уже,  как  девушка,  а  я  кто – пацан - рассуждал он про себя.  Подросток  с  интересом,  завистью  и  ревниво  наблюдал,  как  на  неё  обращают  вниманье  мальчишки  постарше.  Он  мучился  этой  своей  несостоятельностью,  и  чтоб  казаться  постарше,  даже  пробовал  курить,  но  всё  напрасно.    Правда,  пусть  не  скоро,  эта  первая  влюбленность  бесследно  прошла,  но  появилась  новая,  потом ещё  и  ещё.  О возраст,  возраст!  Это  было  даже  не  юношество,  а  детство.    Но  не  зря  говорят  –  любви,  все  возрасты  покорны.               
    Однако,  по  большому  счету,  Сашка  был  мальчишкой,  сорви – голова.  С  ребятами  постарше,  заводилой  и  идейным  вдохновителем  у  которых  был  Вовка  Артемьев,  они  воровали  всё,  что  плохо  лежит  или  не  охраняется  вовсе.  Было  такое  время  в  конце  пятидесятых  годов.  Чаше  всего  это,  были  продукты  питания.  А  однажды,  эта  разудалая  компания,  украла  даже  несколько  бутылок  водки,  правда,  не  зная,  что  с  ней  делать,  они  отдали  её  взрослым  парням  и,  конечно,  поплатились,  ведь  шило  в  мешке  не  утаишь – родительская  порка  была  отменной.  По  полной  программе,  пострадал  и  Сашка,  а  вот  Валерка,  опасаясь  гнева  матери,  вообще  несколько  дней  не  появлялся  дома,  и  только  тогда,  когда  она,  взмолившись,    пообещала  не  наказывать  его,  он  вернулся. 
     Говорят,  истина  познается  в  сравнении.  Так  оно  и  есть.  Только  с  чем  сравнивать,  все  жили  убого.  Очень  часто  бывало,  что  одна  пара  обуви,  более  или  менее  хорошей,  в  чём  в  гости  ходили,  была  на  двух,  а  то  и  на  трёх  человек.  А  некоторые  мальчишки,  например  Толька  Манеркин,  бегал  зимой,  правда,  через  дорогу,  прямо  босиком.   А  каким  с  ног  сшибающим  событием,  для  подростков,  было  возвращение  из  школы  домой,  это,  если  по  прямой,  двенадцать  километров,  а  если  все  перелески  считать и колки, то  тогда,  вообще,    не мерено.   Особенно  запоминающимися  для   пацанов,  были  весенние  походы,  когда  попутно  можно  было  зорить  гнёзда  грачей  и  другой  птицы,  рвать  полевой  лук,  есть  медуницу,  а  чуть  попозже,  наслаждаться  щавелем,   пучками,  и  земляникой.
     - Может  от  того  и  несёт  вас  бог,  не  хвораете  шибко, - поговаривала  Варвара, - что  на  подножном  корме  растёте,  в  них,  в  этих  травах,  вся  сила  и  здоровье  заложены,  мы  ведь,  да  и  старики  наши,  так  же  росли.   
  Не  менее  впечатляющим,  для  сорванцов,  были  огородные  события.  Бывало,  для  не   нерадивых  односельчан,  по  мнению  заводилы,  Вовки  Артемьева  и  его  близких  дружков,  Валерки  и  Сашки,  посещение  огородов  заканчивалось  полным  кошмаром.  Особо  ретивые  безобразники,  чтобы  сильнее  насолить  не  в  чём  не  повинным  землякам,  развешивали  плети,  там,  где  образуются  плоды,  на  изгороди.  Некоторые  бдительные  односельчане,  в  период  таких  нашествий,  устраивались  на  ночевку  прямо  у  грядок, или  ставили  в  зарослях  большие,  волчьи  капканы.  Между  прочим,  таким  перестраховщикам,  доставалось  ещё  больше.
- Никита,  ты  сегодня  чего  спать  не  ложишься, - спрашивала  Маруся  взволнованного  мужа, - вчера,  ни  свет  ни заря,  спать  улёгся,  а  сегодня  до  сих  пор  бодрствуешь,  не  заболел  ли  часом,  а  то,  поди,  молодость  вспомнил,  налево  собрался?  Чё  молчишь,  будто  я  виновата  в  чём – то? – смеясь,  спрашивала  хозяйка.
- Да  вот,  думаю,  не  посторожить  ли  мне  грядки,  а  то  недавно  у  соседей  в  огороде,  будто  Мамай  прошёл,  не  столько  огурцов  украли,  сколько  напокастили,  что то сломали,  что – то,  вытоптали.  Безобразники,  куда  только  милиция  смотрит, поймали  бы  кого,  да  наказали  примерно,  вот  и  не  повадно  было  бы другим,  а  то  ведь,  столько  труда  затрачено  и  всё  псу  под  хвост.
  - Ты  вот  шумишь,  муженёк,  а  будто  сам  не  занимался  этим,  в  своё  время, - смеясь  шутила  жена, - будет  у  ребятишек  другой  интерес,  оставят  они  огороды,  не  ходи  не  куда,  может,  бог, пронесёт,  не  ходи,  не  уберегёшься  этим,  они  не  сегодня  так  завтра  могут  прийти.
- Ну,  смотри,  потом  не  говори,  что  мужик  в  доме,  а  порядка  нет.  Ты,  права,  однако,  может,  и  пронесёт  бог,  а  то,  что  мы  тоже  безобразничали,  возраст,  каналья – забодай  его,  комар.
      В  эти  же  годы,  излюбленным  занятием  ребятни,  этим  занимались  уже  парни  постарше,  было  ночное  постукивание  в  окна,  людям  злым,  как  правило  не  старым,  неуравновешенным,  скупым,  заносчивым  и,  по  мнению  Вовки,  неуважаемым.  Как  то,  подобному  испытанию  подвергся  дядька  Семён.  Он  жил  в  центре  села,  вёл  скрытый,  затворнический  образ  жизни,  про  него,  почему - то  говорили - двоедан  немаканный.  Жена  его  была  намного  старше  и  из  дома  почти  не  выходила,  кое – кто  даже  говорил  что  она,  какая – то  колдунья 
- Слушай, - со  страхом  говорил  Васька  Манеркин, - а  вдруг,  она  про  нас,  чего  ни  будь  наколдует,  не  заметишь,  как  рога  вырастут,  или  с  головой,  чё  ни  будь сделается.
 - Да,  мне  мамка  говорила, - поддержал  Ваську  самый  отчаянный  забияка,  Сашка  Сединкин, - такое  с  каждым  может  случиться,  а  потом  не  жениться  будет,  женилка  расти  не  будет.
 - Вранье,  всё  это, - решительно  возразил  предводитель, - кто  боится,  пусть  за  мамкину  юбку  держится.  Если  решили,  то  вперёд.  Кто  со  мной…  Мальчишки  с  криком  бросились  за  Вовкой, - не  торопитесь, - остановил  он  их, - подождём  чуть – чуть,  пусть  стемнеет  хорошенько,  а  то  мы  как  на  ладони,  да,  и  не спят  ещё,  люди,  перекурим  пока.  Он  достал  пачку  какого  то  курева,  медленно  извлёк  сигарету,  долго  разминал  её,  потом,  прячась  от  ветра,  зажёг  спичку, - кому  ещё  подымить  охота, - спросил  Вовка,  затянувшись.  Вдруг,  он  неловко  дёрнулся,  хватая  воздух,  потом,  отдышавшись,  сказал, - крепкие,  махорочные  называются,  для  настоящих  мужиков. 
  - Нормальные  они, - возразил  Васька, - я  у  бати  брал,  сколько  раз  пробовал – нормальные,  надо  затяжку  поменьше  делать,  в  магазине,  продавец,  их  почему  то    водородными  называет,  водородные,  значит,  крепкие.
- Хорошо, - согласился  предводитель, - будем,  как  ты  сказал,  водородными  называть.  Чё,  Василий,  составишь  мне  компанию,  кто  ещё?  За  сигаретой  потянулся  Гошка  Шаламов.  – Ты  то  куда, - остановил  его  Васька, - отец  услышит  запах,  выпорет,  да  и  нам  ещё,  достанется.  Гошка  отдёрнул  руку,  потом  виновато  проговорил, - мама  болеет,  вдруг  узнает,  как  бы  хуже  ей  не  было,  а  так,  я  не  боюсь,  мне  тоже  охота попробовать,  я,  что,  хуже  других  что  ли.
   Ночь  была  светлой,  луна,  будто  улыбаясь,  с  интересом  наблюдала  за  проделками  сорванцов.  Домик  утопал  в  зарослях  черёмухи. - Пойдём  вдвоём  с  Валеркой, - скомандовал  Вовка,  а  вы  тут   тихо  сидите,  а  то  хозяин,  спросонья  таких  дров  наломать  может,  мало  не  покажется.
  - Да,  да, - поддержал  Сашка, -  он  на  днях,  моей  мамке,  такого  наговорил,  что  она  его  теперь  за  три  версты  обходит,  сказал,  что  мы  у  него  коромысло  украли,  зачем  оно  нам,  у нас  своё  есть.  Скандальный  он  дядька  и  вообще,  безбашеный,  таких  бы  хорошенько  уму – разуму учить  надо.
 - Что  мы  и  делаем, - поддержал  его  Вовка.   
Взяв  с  собой  тюрючёк  с  нитками  и  гайку,  мальчишки  быстро  пошли  в  сторону  дома  Семёна.  Бесшумно,  походив  вдоль  его  окон,  несколько  раз  заглянув  во  двор,  они,  с  помощью  иголки,  закрепили  не  хитрое  устройство  к  раме  и  медленно,  чтоб  не  спутать  нитку,  пошли  назад.  Постучав  немного  в  окно,  ребятня,  давясь  ожиданием,  смотрела,  что  будет  дальше.  Подождав  не  много,  хулиганы  постучали  вновь.  – Толи  они  не  слышат, - забеспокоился  кто – то  мальчишек, - а  может  быть  там,  что  то  отпало,  или  нитка  запуталась.  Наконец,  хозяин  вышел  в  одних  подштанниках  и  белой  рубахе – косоворотке.  Выглянув  из  ворот,  не  громко  спросил: « Кто  здесь,  толи  гостей  каких,  чёрт  послал,  или  послышалось.»  Подождав  ещё,  промолвил – послышалось,  видать.
     В  третий  раз  они  вышли  вместе  с  женой.  – Опять  никого, - в  сердцах  бросил 
хозяин.  Да  мы  вроде,  и  не  ждём  ни  кого,  что  за  напасть,  такая.
  - Не  переживай  ты,  шибко, - успокоила  Нюра, - ребятишки,  будь  они  окаянные,  балуются,  всё  им,  неймётся, шантропа, поганая.
  - Правда,  так  и  есть,  заходи  в  избу,  я  посторожу  тут,  как  подойдут,  хорошенько  палкой  огрею  – не   повадно  будет.
   В  конце – концов,  Семён  нашёл  нитку,  а  вместе  с  ней  само  орудие  беспокойства  и,  поняв,  что  ждать  шалунов  бесполезно,  уходя,  громко  выругался  и,  погрозив  в  сторону  зарослей,  крикнул: « Я  вот  вас,  ноги  то,  повыдёргиваю,  мать  вашу,  перемать!»
  Проказники  побежали  прочь,  кто – то,  глядя  в  сторону  избы  Василия,  громко  свистнул,  а  после,  не  громко,  как  бы  про  себя,  сказал: « Неделю  срока  тебе  даем  на  исправление, - а  потом,  также  тихо  обронил, - бесполезно  конечно,  горбатого,  могила  исправит».         
  Это был  период  раннего,  возвышенного,  обманчивого,  порой  больного,  самоутверждения,  со  своими  потерями  и  приобретениями,  страхом  и  ошибками  победами  и  поражениями,  беспокойством,  испугом,  глупостью  и  безалаберностью.  Это  были  первые  шаги,  даже  не  шаги,  а  попытка  к  движению  в  сомнительную,  взрослость,  вернее,   в  робкое  юношество  и  очень  хорошо,  если  у  тебя  в  это  время  были  настоящие  взрослые  друзья  и  советчики,  любящие  мать  и  отец,  серьёзные  старшие  братья  и  сестры,   учителя – люди , на  которых  можно  положиться,  которые  подадут  руку  помощи,  подставят  плечё,  не  отвернутся,  не  оттолкнут – помогут.
               
                =
 
      Обнаружив, что нет соли, Варвара быстрым шагом пошла в магазин.  По дороге она думала о недавней встрече с младшей сестрой, живущей в областном центре. Подобные встречи происходили очень редко, как бы всем не до этого – дела, не пускают. Хорошо горожанам, у них и отпуска как положено и уехать никто не мешает. А в деревне хозяйство – корова, телёнок, свинья с поросятами, гуси, куры, да и дети малые.  Это, чтобы повидаться, не один день потратить надо. Да, и как – то, спокойно за  них, за младших сестер. Тамара, горожанка, мужа с войны дождалась, теперь на заводе вместе трудятся. Серафима тоже, и муж вернулся, и работа в райцентре какая – то почетная. Она, у нас в семье, у самая грамотная. Братья тоже, и с войны вернулись и семьи имеют и работу и крыши над головой.  Андрей, самый старший, плотницким делом занят, Василий тоже, без дела не сидит – на все руки мастер.  Их жёны, другими словами снохи, тоже женщины порядочные, трудолюбивые. Особенно Анна, который уж год в передовиках ходит, у неё, на телятах, самый высокий привес. Так думала Варя, двигаясь к торговой точке.
  Че то ты, Варюша, реденько забегаешь? Вся в работе, в заботе, - встретила её Клавдия, местный продавец, женщина всё про всех знающая, готовая дать совет по любому поводу и даже оказать посильную помощь.
 - управилась во дворе, хотела квашню завести, а в доме – не солинки, пришлось к тебе бежать – скороговоркой выговорила, запыхавшаяся покупательница. Как там, Егор, говорят лежит, не встает?
 - Рана, у него опять открылась, кровь идёт потихоньку, не перестает, ребятишки поглядывают, хуже будет, прибегут за мной. Она вздохнула, потом резко переменившись в лице, продолжила – я, его, вином лечу, как совсем худо станет, подам стаканчик… сёдня пошла, Людке наказала, подай, говорю, ему маленько, всё равно не отвяжется.
- Нельзя, поди, Клава, споишь мужика – как то неуверенно возразила подруга.
- Да, - она дёрнула плечом, - он, давно уж, не мужик, из мужиков то, только твой остался, да ещё два три, не больше. Она опять помрачнела, но, вдруг, глаза её заблестели и она, как ни в чём не бывало, таинственно сообщила, - слышала, целинника Лёвку, сегодня ночью убили…
 - Ах, господи прости, - вырвалось у Варвары, - нет, не  слышала, когда мне слышать то, Ленька говорил  про него, будто бы хороший парень трудолюбивый, не задиристый И, чего там было, не знаешь?
 - Кондаков, механик, будто бы зарезал,- почти шёпотом сообщила продавец, - не  знаю, чего они не поделили… парень то, приезжий, говорят, шибко славный был, мухи не  обидит. Может, девку какую, не поделили. Так, у нашего начальничка то, жена имеется. Пьяный он был, говорят, расшумелся, а этот, приезжий, замечание сделал. Вот и всё. Разберутся, увезли убийцу.
  Варя стояла сама не своя. Вот и расти парней, мелькнуло в голове, разве думала его мать, что на смерть сына посылает. Ладно, армия, а тут – глухота, народ, как на блюдечке, кто бы мог подумать. 
 Варя заторопилась, - пойду, а то,  ты мне, ещё что ни будь не хорошее, расскажешь, знаю я тебя.
 - Заходи, заходи, Варенька, буду тебе теперь только хорошие новости рассказывать, а то, сколько раз за день мимо проходишь и минуешь магазин. Смотри, обижусь.
 - Не серчай, подруга, -  выйдя из оцепенения, натянуто улыбнулась Варвара, - зайду, куда я деваюсь, магазин то один,  его не обойдёшь, не объедешь  - продукты каждый  день нужны.   
  - Стой, стой, чуть не забыла, - с прищуром, как – то таинственно и с пристрастием остановила её продавец, -  твой, вчера заходил, постоял  и ушёл, будто чё сказать хотел...
 - Да ну тебя, -  Клава, - перебила её взволнованная, но не показывающая виду, покупательница - в деревне беда такая, а ты, всё про мужиков. Не мешай, пойду я.
 - Иди, иди,- вдогонку Варваре, крикнула продавщица, - я забегу, как ни будь, сегодня вечером.