***

В кастрюле с надписью "Для пробирок" двое влюблённых варят лапшу.
За стёклами вьюга. Тих и размерен её белоснежный шум.
В грязной ночлежке кидают насвай и нюхают анашу,
в тёмном подвале на тонкой руке надувается парашют.

Ветер голодный воет в бараках, тычется мордой в ларьки.
Ломкие пальцы дрожат от ломки. Он подбирает бычки.
Мелочи просит на полторашку, трётся о косяки,
влеком притягательной силой помоек, у крыс отрывает куски.

Туда и сюда с забугорной дешманью мечутся челноки.
В синие горы, в холодные горы угрюмо уходят полки.
Хрустят на зубах у страны-подростка промёрзшей капусты вилки,
страны, для которой обноски старших по-прежнему велики.

А всё же среди сигарет и шмали - держались, от лета до лета,
шамали что-то, пили чего-то, спали в общаге валетом,
шли в кочегары, топили печи, чтоб греться как-то и где-то,
Мы самые сраные осколки лета. Нас не было здесь и нету.

Просыпается свет. Голубого неба распускается парашют.
К полудню наш пыльный и душный город наводняют гудёж и шум.
Ну а там, поперёк ошалелого мира, родители варят лапшу,
и верят - рожусь - и про жизнь, про страну, и про нашу семью напишу.