Time

Безупречная ткань...
Он просил постараться в разделе
переснятого неба с эффектом невидящих глаз
над весёлым рисунком с заправленной кем-то постели,
на которой зачат был ещё не родившийся Спас.
По велению ветра ль...
А, может, и ткущих пространство...
Или новых суббот возжелавшего Бога-отца...
Да не суть, кто придёт, лишь бы в душу вернул постоянство,
и хоть чуть приукрасил холодную сцену конца.
Ведь почти без следов расползается снов покрывало,
этот серый предел однонитьем надежд леденя,
и легко подставляя удобств предзаказа зерцало
для нелепых узоров уже завершённого дня.
Из несметности швей все равно изберут невидимку,
так удачно мелькнувшую в тесте покатым бедром,
обозначенным утром на вялом квадратике снимка,
чью стандартную тусклость по краешкам скрашивал хром.
 Завести - заведут.
Это точно.
Постольку - поскольку...
Да, причина причин снова спрятана в белом клубке,
что был смотан на сердца едва охладевшую дольку,
а теперь растворился в разжатом тоской кулаке.
И не стоило ждать!
Ни людей, ни весны, ни погоды...
В каждом миге застряло мгновенье, в чьих рамках - судьба
за обычной секундой упрятала прелести года,
поглотившего век, будто век - и не век, ерунда.
За парсеком - парсек.
За орнаментом - таинство линий.
За строкой без строки - осторожного пьянства часок...
(Почему глубина - это точно не красный, а синий?
И готов ли бессрочный себя обозначить как срок?)
А по ткани - волна...
Так легка и бездушно игрива...
Вот, казалось бы, режь по наборам чудесных лекал,
и волнуй мужичьё тайной радуги в новых отливах,
изласкавших пейзаж в серебре идеальных зеркал...
Но - нельзя.
Вот - нельзя.
Ну - нельзя поддаваться теченью,
относящему в пропасть на стыке затихших эпох...
Безрассудно просить у себя за себя же прощенья,
даже, если действительно ты до безумия плох.
А вот просто нырнуть - это фишка из серии «Круто!»,
и за ней кто-то светлый откроет однажды суму
с бесконечностью мира, зажатом в окружность минуты,
превращённой свободой в безвременья ритма тюрьму,
чтобы выткать опять этот шёлк из случайных мгновений,
так бесстрашно сплетенных в восьмёрку на мягком боку,
и с улыбкой хмельной избежать наконец повторений
в обещаниях жизнь посвятить не щиту, а клинку.