ПоэтЪ ВикторЪ Авдеев - ПобедителЪ!..

.. 1945 год, Германия, Веймар ...  Шиллер, Гёте ...

   Над Веймаром пылилось лето,
   Дул ветер с пригородных нив.
   У ног прославленных поэтов
   Стоял я, голову склонив.
...        И вдруг тряхнул я головою,
           Уставившись на пьедестал,
           И словно выше их, обоих,
           Я -  рядовой  Победы -  стал!
   За мною были кровь и раны.
   Я вспомнил наших сёл пустырь,
   И нашу Ясную Поляну,
   И Святогорский монастырь ...
           Но я пришёл не для расправы!..
           Потупили поэты взор, -
           Не в силах смыть своею славой
           Родной Германии позор …

           ПоэтЪ АвдеевЪ!.. Рядовой Победы!..
***

...

РУССКИЙ!..
РУССКОМУ!..
поклонисЪ!..

                ПодвижникЪ КорниловЪ

Все,
МЫ,
ЛЮДИ,
ОДНИ,-
                Родня!..

                ПоэтЪ АвдеевЪ - Родня!..

***

Авдеев
Виталий Фёдорович
Гражданин
Нашего Союза Писателей
            
***

Наш Союз Писателей ... Роберт, Евгений, Андрей ... Поэт Виктор АвдеевЪ ...


*   *   *

.. не о себе ...
.. О ... Времени!

...  ...  ...   ...  ... 
 

.. на Этой Страничке ...
.. БудетЪ ЖитЪ ... ПоэтЪ ...
                ... Виктор АвдеевЪ ...

...  ...  ...  ...  ...

.. автор книг ... «Волжские зори» (1953), «Капля мёду» (1959) ...
.. в 2016 году вышел в свет ... третий ... сборник стихов В. Авдеева «Я - потомок рабочих из Сормова» ...

...
                Поэт
                Авдеев Виктор Иванович
 
                14 апреля 1923 – 20 января 1955 -  ...
 

 
.. 1959 г. - год моего ... рождения ( Подвижник Авдеев)
.. 1959 г. - вышел Его посмертный сборник "Капля меду" ...
 
 
Родился в Сормове (ныне Сормовский район Нижнего Новгорода).  Дом, в котором прошло детство поэта, где зарождался его талант, стоял в посёлке Варя на улице имени Печати (ныне территория Московского района Нижнего Новгорода, но этой улицы больше не существует).

Здесь он учился, с задором играл в футбол за дворовую команду. С юношеских лет Виктор пристрастился к чтению. Читал много, и из поэзии ему больше всего нравились стихи М.Ю. Лермонтова. Он стал для него самым любимым поэтом на всю жизнь.

По совету учителя русского языка поступил в литературный кружок при Дворце пионеров, руководил которым Павел Петрович Штатнов. Результатом его кропотливой работы с кружковцами стал выпуск в свет сборника «Слово горьковских внучат», где Виктор Авдеев был представлен стихами «Детская железная дорога» и «Рассказ моряка».

Прямо со школьной скамьи восемнадцатилетним парнем ушел на фронт. Прошел путь от Москвы до Берлина. Под крышу своего дома вернулся в звании гвардии капитана, удостоенный трех орденов (в т.ч. Красной Звезды, Отечественной войны 2 степени) и шести медалей.

В 1950 году он поступил сразу на 3 курс Литературного института им. Горького в Москве (перевёлся из другого гуманитарного вуза). Закончил его в 1954 году.
В 1951 году В. Авдеев (с Михаилом Тимониным и Александром Плотниковым) опубликовал в сборнике "О cамом дорогом" большую подборку стихов.

А через два года в Волго-Вятском издательстве вышла его первая книга "Волжские зори". Кроме стихов о войне, из-под пера поэта вышла поэма "Сормовичи", начинающаяся со строк:

Как небо душa безмерна.
Идет служивый солдат
По улице Коминтерна
На улицу Баррикад ...

Вслед за этим приступил к работе над поэмой "Окна на Восток". В начале 1953 года он сдал ее в "Горьковскую правду" Креславскому. Поэма была подготовлена к печати, набрана, но в обкоме партии была застопорена цензором.

Но Авдеев не пал духом. Из-под его пера выходят все новые и новые стихи, о которых заговорили не только в Нижнем, но и по России.

Талант поэта не могли не заметить. Ярослав Смеляков подарил ему свою книгу с его дарственной надписью:

 " Виктору Авдееву — в день знакомства, с большой радостью, возникшей после чтения им некоторых стихов, и полный уверенности в том, что знамя русской поэзии он (со временем) будет крепко держать в своих руках. 1954 г., Я. Смеляков".

   Но жизнь распорядилась по-своему. Виктор Иванович Авдеев скоропостижно скончался.

     В 1959 году вышел его посмертный сборник "Капля меду" ...
 
***  ***   ***

МОЁ СОВЕРШЕННОЛЕТИЕ

Мне восемнадцать было под Москвой…
Сухих ветвей обугленные клети
Болтались на ветру. И всё на свете,
Казалось, брошено вниз головой.

Был чёрен снег. Враг прямо в сердце метил,
Но я, и оглушённым, был живой…
Так начиналось совершеннолетье.
Мне было восемнадцать под Москвой.

В разгаре девятнадцатой весны -
Судьба Россия, камни Сталинграда.
Могли ли отступить мы, если рядом
Тела однополчан погребены?

Не знали мы, что город был закатом
Фашистских орд, закатом всей войны…
Я жить хотел - и верным был солдатом
В разгаре девятнадцатой весны.

Двадцатилетье. Курская дуга -
Как радуга из подвигов и славы.
Налево Курск, Орёл в дыму направо,
Здесь враг впервые "тиграми" пугал.

Прибита рожь к земле дождём кровавым,
Свинцовый дым распластан на лугах.
Не знаю, есть ли в мире крепче сплавы -
Двадцатилетье. Курская дуга.

Приказы Сталина. Ищите в них
Мой первый год из третьего десятка.
Ветрами раздувало плащ-палатку,
Вновь стал на место пограничный штык.
Как сто пудов - сапёрная лопатка.
Приказы Сталина - вот мой дневник!
Хотите, назову их по порядку?
Они дороже мне настольных книг.

Мне было под Берлином двадцать два.
Победой шелестели дни апреля,
В последний раз под лезвием шрапнели
Подрезанная падала листва,
Брели понуро немцы по панели,
Приподнялась над бруствером трава,
И мы к параду чистили шинели...

Мне
было
под
Берлином
двадцать
два.


Виктор Авдеев

***   ***   ***


В ВЕЙМАРЕ

Над Веймаром пылилось лето,
Дул ветер с пригородных нив.
У ног прославленных поэтов
Стоял я, голову склонив.

Такими их, как скульптор вылил,
Я помню... Взглядом на восток,
Бумаги свиток держит Шиллер,
И Гёте - бронзовый венок...

О двух я думал государствах,
О двух народах, ливших кровь...
Не знал ты, Шиллер, где коварство,
Где - настоящая любовь...

А небо делалось темнее,
Шёл синих туч девятый вал.
И мне казалось, "Прометея"
Великий Гёте завершал...


И
вдруг
тряхнул
я
головою,

Уставившись
на
пьедестал,

И
словно
выше
их,
обоих,

                Я -
                рядовой
                Победы -
                стал.


За мною были кровь и раны.
Я вспомнил наших сёл пустырь,
И нашу Ясную Поляну,
И Святогорский монастырь...

Но
я
пришёл
не
для
расправы!..

Потупили поэты взор, -
Не в силах смыть своею славой
Родной Германии позор…

Виктор  Авдеев

***    ***    ***   


Виктор Авдеев

"Победой не окуплены потери"

Перевод с русского языка на болгарский язык: Красимир Георгиев


С ПОБЕДАТА СКРЪБТА НЕ СЕ ИЗКУПВА

С победата скръбта не се изкупва –
с победата се оправдава тя...
И ето, на вратата клета чукам,
където кретат старци в самота.

О, ти върни им, всемогъщи Боже,
смеха отнет, сълзата първа днес!
Но Бог го няма, да теши не може,
в дома е тихо, сякаш в зимен лес.

В леса, където полкът ни погреба
сина им в жертвеното зимно зло.
Отново стола му пустеещ гледат
и снимка – в черна рамка, под стъкло.

Тя ги огрява и е пресен лакът:
в живота сетен спомен е красив.
...Аз после, тръгнал си от тях, заплаках.
Но да заплачеш, значи, че си жив.


Ударения

С ПОБЕДАТА СКРЪБТА НЕ СЕ ИЗКУПВА

С побе;дата скръбта; не се; изку;пва –
с побе;дата се оправда;ва тя;...
И е;то, на врата;та кле;та чу;кам,
къде;то кре;тат ста;рци в самота;.

О, ти; върни; им, всемогъ;шти Бо;же,
смеха; отне;т, сълза;та пъ;рва дне;с!
Но Бо;г го ня;ма, да теши; не мо;же,
в дома; е ти;хо, ся;каш в зи;мен ле;с.

В леса;, къде;то по;лкът ни погре;ба
сина; им в же;ртвеното зи;мно зло;.
Отно;во сто;ла му пусте;ешт гле;дат
и сни;мка – в че;рна ра;мка, под стъкло;.

Тя ги огря;ва и е пре;сен ла;кът:
в живо;та се;тен спо;мен е краси;в.
...Аз по;сле, тръ;гнал си от тя;х, запла;ках.
Но да запла;чеш, зна;чи, че си жи;в.


Превод от руски език на български език: Красимир Георгиев

***  ***   ***


ПОБЕДОЙ НЕ ОКУПЛЕНЫ ПОТЕРИ...

Победой не окуплены потери –
Победой лишь оправданы они...
И вот опять стучусь я в эти двери,
Где старики который год одни.

О, возврати им, всемогущий Боже,
Последний смех и первую слезу!
Но бога нет, и все разлуки схожи,
И в доме тихо, как зимой в лесу.

Как в том лесу, где мы в ту зиму злую
Их сына хоронили всем полком.
Вновь за обедом стул его пустует,
И фото – в черной рамке под стеклом.

Она опять покрыта свежим лаком:
Им в жизни больше нечем дорожить.
...Вчера я, уходя от них, заплакал.
Но даже плакать, это значит – жить.

Виктор Авдеев


---------------

Руският поет Виктор Авдеев (Виктор Иванович Авдеев) е роден на 14 април 1923 г. в селището Сормово, близо до Нижни Новгород. Първите си стихотворения публикува като кръжочник в Двореца на пионерите в литературния сборник „Слово горьковских внучат”. След завършването на средното си образование заминава за фронта, където преминава бойния път от Москва до Берлин и получава три ордена и шест медала. Първата му следвоенна поетична изява е в сборника „О самом дорогом” през 1951 г. През 1954 г. завършва литературния институт „Максим Горки”. Автор е на стихосбирките „Волжские зори” (1953 г.), „Сормовичи” (1953 г.), „Окна на Восток” (1953 г., спряна от печат) и „Капля меду” (излязла посмъртно през 1959 г.). Умира на 20 януари 1955 г. в гр. Нижни Новгород.


***   ***   ***


     ПАМЯТИ ПОЭТА ВИКТОРА АВДЕЕВА

     Когда уходит друг, тот самый друг, с которым
     Сидел недавно в комнате одной,
     Невольно думаешь, какой нам уготован
     Нелёгкий путь под солнцем и луной.
     А он, мой друг, он молод был, беспечен,
     Он не жалел себя и не берёг,
     Поддавшись слабостям обычным, человечным
     На бездорожье избранных дорог.
     Ни чувств своих, ни дум своих не пряча,
     Он жаждал славы, радости земной,
     Но слава, как заезженная кляча,
     Всё обходила где-то стороной.
     И вот, как неприятное соседство,
     Как жгучая, колючая трава,
     О пустоте его больного сердца
     Распространилась горькая молва.
     Не знали, видно, самого простого,
     Что парню непосильно тяжело,
     И если сердце было бы пустое,
     Оно бы разорваться не могло.

     Фёдор Сухов

***   ***   ***


В 1959 году вышел посмертный сборник Виктора Авдеева  "Капля меду".

 

"Волжские Зори"

Я вырос на Волге, мне Волга была
Роднее моей колыбели.
Река меня на руки нежно брала,
Гудки колыбельную пели.

Взлетали, как чайки, года надо мной
Стремлениям юности вторя
И стали моей лучезарной судьбой
Весенние волжские зори.

Кто вырос на Волге, под силу тому
Форсировать Вислу и Шпрее.
Ветрами атак мы врывались во тьму.
Вгрызались во тьму батареи.

На Запад от Волги, от нашей земли,
Не знающей мрака и горя,
Бойцы по полям на штыках пронесли
Крылатые волжские зори.

Я вырос на Волге, мне Волга была
Роднее моей колыбели.
Вернулся – и улица стала мала,
И Волга: всё мели да мели,

Мы стали большими – Быть Волге большой!
Она разольётся как море
В века от плотин поплывут над землёй
Весенние волжские зори

 Виктор Авдеев


* * *  ***   ***

Отрывок из поэмы "Сормовичи"


Над Сормовом тучи взорваны,
Прорубь неба видна без дна.
По самые крыши Сормова
Звонких песен волна: весна.

Над Сормовом листик сорванный,
В прошлогодней своей красе,
Вспорхнул, задрожал над Сормовом
И упал на асфальт шоссе.

По Сормову в обе стороны,
От трамвая, от каланчи,
Прогуливаются по Сормову
Гладко выбритые сормовичи.

По Сормову вихрь мажорного
Танца юных ребят, девчат.
И глядят ветераны Сормова,
Старики глядят на внучат!

Виктор Авдеев

***   ***   ***


В ЦЕХЕ ВОЕННОГО ВРЕМЕНИ

Цех. Заданье. Дым от самокрутки.
Третья ночь. Всё гарь, и блеск, и гул.
Боком в межстаночном промежутке
Я присел на ящик и заснул.

Мне приснилось: друг со мною рядом
Поднял руку, вытянул ладонь -
И к земле, что значило – «огонь!»,
Но у пушки не было снарядов.

А врагов клеймёная броня
Шла и шла… Но друг стоял на совесть.
Лишь немного упрекнул меня,
К рукопашной схватке приготовясь…

И проснулся я. Вся кровь – в висках,
И усталость показалась шуткой.
Сколько спал? Не знаю.  Но в руках
Всё ещё дымилась самокрутка.

Виктор Авдеев


***   ***   ***

ПЕСНЯ ВОЛЖАНКИ

Мимо нашего обрыва ходят встречные суда
Нам помашут торопливо, погудят – и кто куда…
Мне бы плыть за ними следом и в Москву, и на Кавказ.
Но куда же я поеду: я на Волге родилась.

В год, когда земля пылала, здесь, на правом берегу
Я не раз переплывала под обстрелами реку.
- В тыл тебе бы, непоседа, - говорили мне не раз.
Но куда же я поеду: я на Волге родилась.

А теперь в местечко наше вся съезжается страна.
Здесь ковши друг другу машут от темна и до темна.
Чтобы Волга стала светом, чтоб, как море, разлилась…
Так куда же я поеду? Я на Волге родилась.

Виктор  Авдеев


***  ***   ***

Я сдуваю лёгкую пушинку
С твоего упругого плеча,
И на шее синенькую жилку
Вижу в освещении луча.

В месте с солнцем будто гаснут звуки,
Зябнется немножко на ветру.
И твои доверчивые руки
Я своими бережно беру.

Хорошо, что мы живём на свете
В наше время и в одном краю:
Мне бы никогда тебя не встретить…
А кому сказал бы я – «люблю?»

Виктор  Авдеев


***   ***   ***

ЛИДЕ

Я всё ещё девочкой вижу тебя,
По-прежнему глупо и нежно любя,
Далёкими стали недавние сны
За грудами камня и дымом войны.

Ты женщиной, матерью стала, и мне
Совсем ты чужая. Но часто во сне
Я всё ещё девочкой вижу тебя,
по-прежнему глупо и нежно любя.

Виктор Авдеев


***   ***   ***

Отрывок из поэмы «СОРМОВИЧИ»

Как небо, душа безмерна!
Идёт бывалый солдат
По улице Коминтерна
На улицу Баррикад.

Деревья шепчутся кротко,
Упрятав свои стволы
В серебряные решётки
И звон золотой листвы.

Несёт чемодан походный
Высокий сержант-танкист.
Срывает рукой свободной
Сухой пожелтевший лист.

А солнце плывёт над миром,
Над Сормовом молодым.
Как хочется все квартиры
Приветствовать вместе с ним!

Рабочий, на друга похожий,
Спешит в «Стахановский дом».
Узнай же, узнай, прохожий,
Того, кто ушёл юнцом, -

Вернулся домой мужчиной.
Немало пришлось пройти
От Сормова до Берлина,
Чтоб зрелость свою найти.

Как небо, душа безмерна.
Идёт бывалый солдат
По улице Коминтерна
На улицу Баррикад…

В. Авдеев


 ***   ***   ***

Московский литератор
Номер 20 (140) октябрь 2005 г.

Михаил Шевченко: ИНСТИТУТСКИЙ ГЕНИЙ

      
     1953-й год. Литературный институт им. Горького готовился отметить своё двадцатилетие.

     Как-то в конференц-зале директор института П.С. Фатеев беседовал об этой дате со студентами. И тут, обращаясь к нему, один пятикурсник сказал:
      — Петр Степанович, двадцать лет существует институт, а гения выпускает первого, — и студент показал рукой на самого себя.

     Перед директором стоял Виктор Авдеев ...

     Виктор Авдеев был участников Великой Отечественной войны, закончил её офицером. В институт пришёл сразу на третий, кажется, курс — перевёлся из другого гуманитарного вуза ...

     Об Авдееве ребята между собой говорили, что де у него мания гениальности. Но, по чести говоря, кто из нас приходил в институт не гениальным. Другое дело, что из института выходили — талантливыми начинающими… Нередко из поэтов становились прозаиками, а чаще — критиками. Критиковать-то легче… Студенческий язык называл их евнухами: они знают — как, но сами не могут…

     А Виктор Авдеев был чертовски талантлив!..

     Сколько тогда писалось стихов о вожде!.. А вдруг открываешь журнал "Смена" — Виктор Авдеев. Товарищу Сталину. И строчки врезаются в память.

     Отец подарил мне счастливое детство,
     Учитель поведал мне тайны наук,
     Я с другом не знаю ни страха, ни бедствий,
     А Вы — и отец, и учитель, и друг!..

     Или Виктор читает на вечере поэзии.

     Скромные родители решили
     Маленькое справить торжество.
     Разве мог подумать Джугашвили,
     Что родился Сталин у него?..

     Такие стихи пишутся не по заказу ...
     ***
      
     Самые сильные стихи Виктора я слушал в своей комнате, в общежитии ...

     Полвека прошло с тех пор, а я помню многие из них. Бывало, что вместо "гениальные" он говорил: "Хочешь, я прочту хрестоматийные стихи?" И как тут было не откликнуться на его просьбу?..

     А он — дьявол! — читал действительно отличные — хрестоматийные — стихи! И читал хорошо. Как правило, они были автобиографичные. И для него, и для его поколения. Вот одно из таких стихотворения.

     МОЁ СОВЕРШЕННОЛЕТИЕ

     Мне восемнадцать было под Москвой…
     Сухих ветвей обугленные клети
     Болтались на ветру. И всё на свете,
     Казалось, брошено вниз головой.

     Был чёрен снег. Враг прямо в сердце метил,
     Но я, и оглушённым, был живой…
     Так начиналось совершеннолетье.
     Мне было восемнадцать под Москвой.

     В разгаре девятнадцатой весны —
     Судьба Россия, камни Сталинграда.
     Могли ли отступить мы, если рядом
     Тела однополчан погребены?

     Не знали мы, что город был закатом
     Фашистских орд, закатом всей войны…
     Я жить хотел — и верным был солдатом
     В разгаре девятнадцатой весны.

     Двадцатилетье. Курская дуга —
     Как радуга из подвигов и славы.
     Налево Курск, Орел в дыму направо,
     Здесь враг впервые "тиграми" пугал.

     Прибита рожь к земле дождём кровавым,
     Свинцовый дым распластан на лугах.
     Не знаю, есть ли в мире крепче сплавы —
     Двадцатилетье. Курская дуга.

     Приказы Сталина. Ищите в них
     Мой первый год из третьего десятка.
     Ветрами раздувало план-палатку,
     Вновь стал на место пограничный штык.

     Как сто пудов — саперная лопатка.
     Приказы Сталина — вот мой дневник!
     Хотите, назову их по порядку?
     Они дороже мне настольных книг.

     Мне было под Берлином двадцать два.
     Победой шелестели дни апреля,
     В последний раз под лезвием шрапнели
     Подрезанная падала листва,

     Брели понуро немцы по панели,
     Приподнялась над бруствером трава,
     И мы к параду чистили шинели...
     Мне было под Берлином двадцать два.

     Это великая биография целого поколения. Виктор — по моей просьбе — читал стихотворение несколько раз, и я всегда вспоминал своего двоюродного брата Ваню, который 23 июня 1941 года ушёл в военкомат с выпускного школьного вечера… И прошёл все круги военного ада...
      
     ***
      
     Как-то появился и прямо с порога:

     — Послушай хрестоматийное!.. — И, чуть приподняв голову, стал читать. Это было стихотворение "В Веймаре" — о городе, где стоит памятник двум великим немцам. Он как бы предвидел солженицынский "Пир победителей" и отвечал ему.

     Над Веймаром пылилось лето,
     Дул ветер с пригородных нив.
     У ног прославленных поэтов
     Стоял я, голову склонив.

     Такими их, как скульптор вылил,
     Я помню... Взглядом на восток,
     Бумаги свиток держит Шиллер,
     И Гёте — бронзовый венок...

     О двух я думал государствах,
     О двух народах, ливших кровь...
     Не знал ты, Шиллер, где коварство,
     Где — настоящая любовь...

     А небо делалось темнее,
     Шёл синих туч девятый вал.
     И мне казалось, "Прометея"
     Великий Гёте завершал...

     И вдруг тряхнул я головою,
     Уставившись на пьедестал,
     И словно выше их, обоих,
     Я — рядовой Победы — стал.

     За мною были кровь и раны.
     Я вспомнил наших сёл пустырь,
     И нашу Ясную Поляну,
     И Святогорский монастырь...

     Но я пришёл не для расправы!..
     Потупили поэты взор, —
     Не в силах смыть своею славой
     Родной Германии позор…

     Виктор замолчал. Вскинув голову и прищурив глаза, как будто перед ним был тот памятник, он удивительно походил на Шаляпина, великого нижегородца.

Потом — в своём духе:

     — Ну, скажи, что не гениально!.. А?.. А хочешь, лирическое?..

     Я сердцем хорошею,
     Едва припомню вновь
     И родинку на шее,
     И выгнутую бровь...

     И правда, передо мной стоял человек с хорошим сердцем. Оно ещё хранило мальчишество с волжского берега, оборванное войной.

     — Кому посвящены стихи, Витя?
     — Между нами?
     — Конечно.
     — Юле Друниной...

     Через много лет, когда мы с Юлей работали в секретариате Союза писателей РСФСР, я рассказал ей об этом эпизоде. Она улыбнулась прекрасной своей — как в студенчестве — улыбкой и ответила:

     — Тогда рядом со мной было хорошее сердце Коли Старшинова...

     В пору студенчества они ещё были мужем и женой...

     Однажды Виктор зашёл за очередной пятеркой и увидел на стене портретик Лермонтова.

     — Ты что? — спросил он, нахмурившись. — Тоже любишь его?..
     — А что? Нельзя?

     Он коснулся рукой портрета и прочитал стихи, которые заканчивались так:
     Поручиков на свете было много,
     Но а таких, как Лермонтов, — один.

     И снова повернулся ко мне:

     — Ты-ы… смотри-и…
     Гм… Гений ревновал к гению…. "Смотри-и-и…"
      
     ***
      
     Диплом Виктор Авдеев защитил блестяще. Единственная при жизни книжка вышла у него в год смерти Сталина. Вождю в ней было посвящено немало строк. Но они уступали тем, которые я уже вспоминал. Рядом были хорошие стихи о Волге, о Ломоносове…

     Помню стихотворение, посвящённое однокурснику Виктора, азербайджанскому поэту Haби Бабаеву (ныне Наби Хазри).

     Ты приехал в Москву из Баку,
     Полон солнца и воздуха горного.
     Я оставил родную реку:
     Я потомок рабочих, из Сормово.

     Рвётся в форточку ветренный вихрь,
     Словно шепчет: "Навеки запомните
     Этот стол и окно на двоих
     В вашей скромной студенческой комнате..."

     Разве прочная дружба не там,
     Где друг другу потачки не делая,
     Нами делится всё пополам,
     Но сердца — как единое целое?

     Да, сердца наши были единым целым... И теперь потрясает то, что вдруг становимся врагами, чужеродными людьми...

     Невольно подумаешь: хорошо, что Виктор не дожил до этих тяжких времён…

     После окончания института Виктор Авдеев уехал в Горький. Год-полтора спустя, летом, кажется, взяв "Литгазету", я прочёл в чьём-то очерке о Нижегородчине, что Виктор Авдеев умер: инфаркт…

     На нашем курсе учился другой нижегородец — Фёдор Сухов. Виктор и Фёдор — поэты разные. В быту подразнивали друг друга. Но и цену себе знали.

     На смерть Виктора Авдеева Фёдор Сухов откликнулся стихами.

     ПАМЯТИ ПОЭТА ВИКТОРА АВДЕЕВА

     Когда уходит друг, тот самый друг, с которым
     Сидел недавно в комнате одной,
     Невольно думаешь, какой нам уготован
     Нелёгкий путь под солнцем и луной.
     А он, мой друг, он молод был, беспечен,
     Он не жалел себя и не берёг,
     Поддавшись слабостям обычным, человечным
     На бездорожье избранных дорог.
     Ни чувств своих, ни дум своих не пряча,
     Он жаждал славы, радости земной,
     Но слава, как заезженная кляча,
     Всё обходила где-то стороной.
     И вот, как неприятное соседство,
     Как жгучая, колючая трава,
     О пустоте его больного сердца
     Распространилась горькая молва.
     Не знали, видно, самого простого,
     Что парню непосильно тяжело,
     И если сердце было бы пустое,
     Оно бы разорваться не могло.

...

 - Сормово -

Притуплен июлем ветер колкий,
Об листву ломаются лучи,
Теплоходы плавают по Волге,
В Сормове живут сормовичи.

Каждому, сидящему на парте,
Сормово знакомо с юных лет:
Мал кружочек Сормова на карте
– Велика заслуга на земле.

Вот оно
– все видимое сразу,
И в газон, где рослая трава,
Падает в серебряные вазы
Сорванная с дерева листва.

Сколько чувств, как май благоуханных,
Светятся улыбкою с лица!
Если вы стоите у фонтана
Около трамвайного кольца,

Виден Дом стахановцев налево,
Справа «Плес», гостиница. Народ
Важно к кассе Дома пионеров
Имени Заломова идет.

И троллейбус, искристо и чинно.
В свежей комфортабельной красе
Едет до Починок без починок
В шуме шин по ровному шоссе.

А когда-то, втоптанный булыжник
Посыпая матерным словцом,
«В город», возвышающийся Нижний,
Задыхаясь, люди шли пешком.

Сгублен год в труде чужом и черном,
День получки сгублен в кабаках,
Пьяные на улице Соборной,
Битые на Сормовских песках…

Здесь в году, раскатистом и дымном,
Знамя в дни восстаний поднял дед,
Водрузил отец его на Зимнем
Я пронес дорогами побед.

… И теперь, когда уходят плавать
Из затона новые суда,
И ведут тяжелые составы
Сормовской поделки поезда,
-
Я считаю самой прочной славой
Славу коллективного труда.
Все переходящие знамена
–
В орденах завода. А одно,
Знамя Комитета Обороны,
Счастьем нам навечно вручено.

Лишь пройти военными ночами
И вождя приказы перечесть,
Станет ясно
– быть сормовичами
Это гордость, мужество и честь.

Мы спокойны, нам все дали близки,
Мы прямы, уверены во всем.
Можешь москвичом быть по прописке,
Но душою будь сормовичом!


...

 - Две могилы -

Везде, где ни шла война,-
Могил без конца и края.
Но есть под Орлом одна
Под Франкфуртом есть другая…

Пришел на Оку солдат
В густой паутине свастик.
Свисал с груди автомат,
Как символ проклятой власти.

Солдат увидел бойца
На фото в армейском шлеме –
И сына его, мальца,
Ударил прикладом в темя.

Но пуля мести нашла
Незваного злого гостя
И мстителями села
Он был зарыт на погосте…

Пришел на Одер солдат
В сиянии звезд лучистых.
Дрожал в руке автомат,
Безжалостен и неистов.

По улице – напрямик.
И вдруг в орудийном громе
Послышался чей-то крик
Солдату в горящем доме.

Из пламени вынес он
Мальчонку, спеша в атаку,
И женщина «Данке шён!»
Сказала ему, заплакав.

Солдат побежал вперед.
От взрывов стучали ставни.
И, скошенный,- у ворот
Он камнем упал на камни.

Спасённого сына мать
В саду его схоронила.
Цветами опять и опять
Приходит она украшать
Его святую могилу.

Жестокой была война:
Могил без конца и края.
Но есть под Орлом одна,
Под Франкфуртом есть другая…

***

... "Виктор"  - Победитель ...
... "Виталий" - Жизненный  ...

... Он Победил, чтобы  я  Жил ...

... почему-то, меня, всю, жизнь звали, в основном, тоже, Витькой ...
... даже Комсомольский Билет выдали на имя ... "Виктор" ...



... есть, такая, колючка … "перекати-поле"…
... а есть ещё и … Тот … Самый, что "у Лукоморья …" … Пушкинский …
... и жив Он и, до сих пор, " Зелёный …"
... И Будет, Таким, Всегда ...
... пока у нас есть ПАМЯТЬ …

… а … ПАМЯТЬ - это, Наш … ОБЕРЕГ!

... а...  без ... Памяти, мы, даже, не колючки ...
... а … так, себе, "перекатисюда" - "перекатитуда" …

... то есть,- пустышки!

...
 
Такая,
участь,
уж,
у
Солнца ...

                Высвечивать,
                Себя,
                до
                донца,

                Слететь 
                с
                последнего
                Луча ...

                Чтоб,
                им,
                зажглась,
                ещё,
                Свеча ...


Захрусталим,
Стаканы,
Солнечным,
Светом ...

И 
за
Душеньку,
Его,

Слетевшую
с
Последнего
Луча ...
Свечой ...   
               
***   ***   ***

ГражданинЪ АвдеевЪ