До свидания, армия! Часть 13

Часть 13. Невеселые ветра перемен

Глава 74

Были в части у нас и другие,
Об одном лишь хочу рассказать.
Без натяжки, позором России
Его, думаю, можно назвать.

В нашей первой учебной роте
Оказался тот мужичок,
Словно мусор в водопроводе,
Колорадский такой жучок.

Его звали Сережа Мисютин,
Он побегами нас истерзал.
Бог накажет его и осудит,
А возможно, уже наказал.

Он был призван к нам из Оренбурга.
Отслужив чуть, совсем одичал.
Я такого солдата – придурка
В своей жизни еще не встречал.

Его жутко казарма пугала
Одинаковостью своей,
Что подушки и одеяла
Друг на друга похожи в ней.

Вот от этого равного вида
Он бежать был готов хоть куда.
Вот такая паршивая гнида
Завелась в нашей роте тогда.

Косяков его этих прорва
Стала главной заботой моей.
Я над этим ломал свою голову
Среди дней и бессонных ночей.

Проводя с подчиненным работу,
Дал ему я нежданный совет:
Коль захочешь рвануть за ворота,
То в мой дом направляй свой след.

Тебя в часть не верну в одночасье,
Отдохнешь ты и выпустишь пар.
Так к побегам его стал причастен,
Он бежал ко мне, как на пожар.

В части все про дела эти знали.
Командир, словно само собой,
Говорил: благо то, что не в дали
Он бежит, к замполиту домой.

Обращаясь ко всем офицерам,
Кто дежурным по части ходил,
Чтобы действовали умело,
Он примерно так говорил:

Если нету в казарме Мисютина,
То не следует шум поднимать.
Просто надо в ту же минуту
К замполиту конвой направлять.

Повторялось так многократно.
Он ко мне, как к себе в дом, бежал.
Каждый раз бегуна солдата
Успокаивал я, охлаждал.

А затем провожал бедолагу
До казармы. Он снова бледнел,
По дороге терял отвагу
И в казарму идти не хотел.

Говорил: чем в казарму шагать бы,
Я скорей бы пошел на губу.
Он не вышел ни духом, ни статью
И коверкал свою судьбу.

Мы его за побеги прощали.
Затем, видя в усилиях тщет,
В Оренбург письмецо написали,
Передав папе с мамой привет.

Ждать себя они нас не заставили.
Бросив все, в нашу часть прикатили.
Сына честно служить наставили,
Но сперва от души накормили.

Они убыли. Сын их недолго
Наставлениям верен был.
День-другой, он, подобно волку,
От казармы, как прежде, взвыл.

И опять устремил ко мне ноги,
Повторилось былое опять.
Вновь к родителям наша тревога
Полетела, чтоб сына спасать.

В новый раз пред родительским оком
Горе-сын обещал не чудить.
А родители ахали, охали,
Все пытаясь его пристыдить.

Их поездки к нам стали традицией.
Чтоб сынок их в тюрьму не попал,
Они мчались с усталыми лицами
От вокзала опять на вокзал.

А затем, измотав свои нервы,
Толк не видя в поездках своих,
Посчитали они делом верным
Сделать так, чтоб он был возле них.

И услышал бог наши молитвы,
Когда нам зачитали приказ,
Что Мисютин, солдат знаменитый,
Уезжает подальше от нас.

Мы всей частью его провожали,
Умиляясь и веселясь.
От души папе с мамой желали
Не терять над сыночком власть.

Через год он прислал приглашение
Мне приехать на свадьбу к нему,
Чем поверг меня вновь в изумление:
Что за свадьба? Совсем не пойму.

Коль по срокам, то служба солдатская
К завершенью еще не пришла.
Впрочем, он, может быть, уже в штатском,
Раз такие заводит дела.

А, быть может, действительно служит,
Но теперь, как солдатик, не юн.
Захотелось вдруг стать ему мужем,
Видно, телом созрел наш бегун.

О поездке не вел я и речи,
Век не видеть бы горе - бойца.
Лишь подумал, что снова не легче
Жизнь у матери и отца.

Снова сын создает им проблему.
Хорошо, что не нам создает.
Но довольно, закончил я тему,
И глава меня новая ждет.

Глава 75

А теперь хочу слово сказать
Я о взводных своих офицерах,
Кто все знал и умел показать,
Для солдат был отцом и примером.

Первый взвод – капитан Александр Гудков.
Чай без сахара – вот его прихоть.
Он таким угощал и других мужиков,
Недовольство гася и шумиху.

Взвод второй – лейтенант Тарасов Сергей,
Самый юный и самый активный.
Демонстрировал он фигурою всей,
Какой ловкий он и спортивный.

Третий взвод – задержусь я на нем:
Этот взводный мне дорог особо.
Стал он другом большим на пути моем,
Русый парень, широколобый.

По четыре звезды на погонах носил –
Капитан Заживихин Владимир.
Нас армейский строй навсегда породнил,
До сих пор дружен я с этим именем.

Очень быстро друг в друге нашли
Что-то общее, что-то похожее.
Воздух пермской впитали земли,
Когда были намного моложе.

Я там среднюю школу прошел,
А Володя – свой вуз военный.
Между нами было все хорошо,
Дружба наша по сути бесценная.

Когда я в отпуск свой уходил,
За меня оставался Володя.
И за дело свое я уверенным был:
Друг Володя, он свой для народа.

Его каждый курсант уважал,
Уважал за слово и дело.
Подчиненных он не обижал,
А наказывал очень умело.

Я ему лишь удачи желал
На военной и личной дороге.
Через сердце свое пропускал
И волненья его и тревоги.

А когда его жизненный путь
К долгожданному брегу причалил,
На него мне отрадно было взглянуть:
Мой дружок перестал быть печален.

Мы квартирами стали дружить
Или, проще сказать, домами.
Очень многое нам пришлось пережить,
Дружба ныне жива между нами.

Есть, что вспомнить нам и рассказать:
В службе – рядом, на отдыхе – рядом.
Пусть порою язык не могли развязать,
Нам достаточно было и взгляда.

Меня лыжи сводили с ума,
И Володя к ним не равнодушен.
Нам вполне долгожданной была зима,
Хоть для многих – мать ее в душу.

Рядом с нами река Ишим
Тихо, скромно несла свою воду.
Вот туда с Володей любили спешить,
Если нам улыбалась погода.

В поле, парке – сугробы кругом,
Там для лыж – совсем не дорожка.
Гладь реки слегка  покрывалась льдом
И снежком толщиною в ладошку.

Остальное же знатные наши ветра
Выдували, радую берег.
Ах, речушка, родная ты наша сестра,
Нашу радость ничем не измерить.

Выбрав быстрый коньковый ход,
Мы с Володей неслись стрелою.
Правда, так выпадало не каждый год,
Неприступен Ишим был порою.

Я о здешней погоде сказал,
Не жалея и чувств и красок,
Как нас смерч беспощадно кромсал,
Ледяною стеною шел властно.

И когда его марш порой
Продолжался не меньше недели –
Нету света, газа, тепла. Лишь водой
Мы разжиться тогда умели.

Мой дружок приносил личный шмель - Керосиновую коптилку.
Тогда каждый из нас слаще пищи не ел,
Суп разбавив рюмкой горилки.

Было с бытом зимой тяжело,
Только все же здорово было.
Я об этом сегодня тепло и светло
Вспоминаю, тем черпая силы.

Чуть позднее меня с дружком
Часть другая связала снова.
А затем он с ракетным полком
Дальше шел и душою и словом.

Был психологом, пусть не имел
Для работы образования.
Он на должности не сидел –
Со старанием нес свое звание.

Когда полк его был сокращен,
Как веление того времени,
Был в Россию он переведен,
Да вот встретился там не с теми.

Командир его сущий был хам,
Замполит его – той же масти.
Но Володя не по зубам
Был им в этой ракетной части.

За себя постоять он умел
И унизить себя не позволил.
Хамства здешнего не стерпел,
По желанию был уволен.

Он ушел, дорогой мой майор,
Попрощавшись с военной службой.
В этом – армии нашей укор:
Офицеров не ценит нужных.

Он ушел, сняв военный мундир,
Став майором, но только запаса.
Его принял гражданский мир,
Оценив не всего и не сразу.

Он ушел, еще полный сил,
Изменив свою жизнь кардинально.
Для меня он всегда остается и был
Офицером почти идеальным.

Пусть теперь на его пути
Совершенно иной порядок,
Пусть военную службу не возвратить,
Офицер он по духу и складу.

Он сейчас вновь на той же земле,
Что его возвела в офицеры.
Так хочу, чтоб ему веселей
Там жилось и в частном и в целом.

Наши встречи ныне не часты.
Друг Володя, желаю тебе
Только благ и огромного счастья
В непростой и капризной судьбе.

Час придет, и мы встретимся снова,
Мой надежный, испытанный друг.
Знай, всегда мое теплое слово
Шлю тебе под сердечный стук.

Наилучшие шлю пожелания.
Шагай твердо, задравши нос.
Несмотря на все испытания,
Пистолетом держи свой хвост.

Оптимизма тебе, твоей Юлии,
Дорогой землячке моей,
Я желаю в метели и бури.
Самых светлых вам, радостных дней.

Взвод четвертый – Руслан Нагиев,
Мелковатый чудной капитан.
Он одним из первых в Россию
Укатил. Был от радости пьян.

Была служба его стихией,
Пусть порой нагонял он туман
Своим действом, начальству на диво,
Окрестив себя «дядя Мурлан».

Дорогие друзья мои взводные,
Всех вас помню, собратья мои.
В день далекий от вас сегодняшний
Мой поклон вам до самой земли.

Глава 76

Вышел срок, батарейный мой стал,
Как и я, капитаном армейским.
Он, как будто на пьедестал,
Вдруг взошел: мол, дружить ему не с кем.

Он меня отодвинул назад,
А вернее, совсем задвинул
И потребовать был очень рад,
Чтобы я перед ним гнул спину.

Чтоб, входя, непременно стучал,
А ведь наш кабинет был общим.
Недвусмысленно мне сказал,
Что я ныне – простой помощник.

И при том не совсем был неправ.
Все же слышать было нелепо
Мне его, ну а он свой нрав
Показал, не чесавши репу.

Понеслись перемен ветра –
Моя должность звучала иначе.
Не такой была, как вчера,
И не стала, как ранее, значить.

Был вчера я еще замполит,
А сегодня – всего лишь помощник.
Голова все так же болит,
И работать не стало проще.

Батарейному же, как бальзам,
Бестолковые эти новации.
Говорит: все решать буду сам,
В том мой вес и моя репутация.

А когда Нагиев Руслан
От нас убыл, ему на смену
Кулешов разработал план
Меня сделать его заменой.

Сделать взводным - в таком вот качестве
Он меня хотел лицезреть.
Издевался он или дурачился,
Но решил меня поиметь.

Планов этих стерпеть я не мог,
Нарастал конфликт снежным комом.
Наступило время тревог,
Это время многим знакомо.

Ситуацию эту узнав,
Мне помог помощник комдива.
Он лишился тоже немалых прав,
Но боролся за справедливость.

Он сумел конфликт погасить.
Убедил командиров ретивых,
Что мне взводным – не дело служить.
Убедил деликатно, учтиво.

К тому времени много воды
Утекло, изменилось многое.
Гулевитский погон в две звезды
Получил, и другую дорогу

Для него обозначил комдив,
Поменявшийся, кстати, тоже.
К нам пришел, собою красив,
Новый шеф, и гораздо моложе.

Это был белокурый майор,
Его звали Сан Саныч Державин.
Он на выводы всякие скор,
Не без выдумки частью правил.

Но не в этом главная суть
Состояла больших изменений.
Страна новый избрала путь,
Власть загреб новоявленный гений.

Он вскормившую его партию
Легким росчерком запретил.
И с таким же легким азартом
Сам наш строй запрещенным был.

Строй, где знамя социализма
Он с другими проворно нес,
Назван чуть ли не русским фашизмом,
А с фашизма – особый спрос.

Начался этот спрос омерзительно –
Был ограблен родной народ.
И, что вовсе не удивительно,
Стал богатеньким всякий сброд.

Появилось тогда слово новое,
Непонятное – олигарх.
Сколько выпито ими кровушки.
Новоявленный же монарх

Им не только не воспрепятствовал,
А, напротив, во всем потакал.
Он с командой своею пьянствовал,
А богатства мерзавцам отдал.

Ему Запад весь аплодировал:
Молодец! Так держать, Борис!
Этот Запад им дирижировал,
Государство катилось вниз.

Он себя окружил такой свитою,
Для которой народ, как навоз.
Оказались совсем забытыми
Интересы людей всерьез.

Эта свита - приспешники Запада,
Проповедники слова «шок»,
Удержать власть такую дабы,
Находили любой предлог.

Президент стал не просто главою,
Он хозяином был наречен.
А противники – те изгои,
Ну а свите все нипочем.

Эти люди, забыв про совесть,
А точнее, ее продав,
Набивали карманы, то есть
Села грабили и города.

Прибирали страны богатства,
Под себя нефть и газ подмяв,
Сколотили новое братство
Богатеев. Себя не уняв,

Они хапали предприятия,
Оборудованье, металл.
Вот таким путем эта братия
Создавала свой капитал.

Понимали, что дело важное
Оборона и безопасность.
Запустить свою руку жаждали
И сюда, внося свою ясность.

Этим новым князькам померещилось,
Что парторги лишь вносят раздор
В нашу армию, им похлеще
Надобно подписать приговор.

Все партийные наши дела
Отошли на задворки истории,
И в войсках запрещенной была
Партработа, с ней должности вскоре.

Моего секретарства срок
Был окончен почти в колыбели.
Я теперь меньше значил и мог
И, по сути, был не при деле.

Посчитали негожей в верхах
С партработой и политработу.
Вот уже и не стало в войсках
Замполитов, в том числе ротных.

Глава 77

Новый термин был изобретен –
Появился в роте помощник.
Наш Державин был этим пленен,
Стал для ротных как главный сообщник.

Говорил: замполитов здесь нет,
А помощник – людишко никчемный.
Командир, мол, - за все ответ.
Вот такой он был неуемный.

К нам такие пришли времена,
Командирская когда братия,
Замполитов топча имена,
Рассчитаться решила с партией.

Тот особо активен был,
Кого партия поправляла.
Он теперь накалял свой пыл,
Ныне время его настало.

Я о том точно знать не могу,
Но, наверно, Сан Саныч Державин
Там, на пройденном берегу,
Тоже партией был поправлен.

А, быть может, в другом причина,
Может, просто любит удар.
По-любому, должности, чина
Недостоин такой экземпляр.

Поучал он меня нередко,
Упиваясь своей высотой,
И словечко, замечу, едкое
Изрыгал громко в адрес мой.

До него не имел взысканий,
Поощреньям – потерян счет.
Он меня удостоил вниманием,
Наказав в первый месяц еще.

Наказал за мое поведение –
С батарейным, мол, резок и крут.
Мол, такому, как я, без сомнения,
Нужен дисциплинарный кнут.

У меня минул срок майора.
В капитанах ходил горячо,
Понимая, что очень не скоро
Мне звезда упадет на плечо.

Как майорскую должность найти?
Проще в стоге найти иголку.
Как тут было не загрустить?!
Но от этого мало толку.

Те, что партия многим дала
Замполитам майорские должности,
Власть пришедшая отобрала,
Сузив наши по службе возможности.

Я служил, но служил иначе,
Без задора и интереса.
Как и прежде, решал задачи
Воспитательного процесса.

Я показывал ту же надежность
И со всех служебных сторон.
Тут вот мне равнозначную должность
Предложили. Вопрос был решен.

Уходил я без сожаления,
От разборок нелепых устав.
Это правильным было решением,
Есть для службы другие места.

Сожаления нет, все же с болью
Покидал учебную часть.
Так моя здесь служебная доля
Завершилась и малая власть.

Здесь четыре с хвостиком года
Отслужил я – немалый срок,
Но не знал, почитай, народа,
На кого положиться бы мог.

Лишь Суставов да друг Володя
Исключением стали большим.
Для других был сам неугоден –
Их немало. И бог судья им.

Об одном очень сильно жалею,
В чем на сердце нелегкий груз:
Здесь моя провалилась затея
С поступленьем в гражданский вуз.

Я мечтал быть военным юристом
И мечту почти воплотил,
Когда, путь пролагая тернистый,
Я практически поступил.

Пермский вуз, отделенье заочное
Улыбнулись мне знаком плюс.
Тут комдив стал стеною прочною
На пути в мой желанный вуз.

Заявил мне комдив Норенко,
Николаева что сменил:
Капитан, необыкновенно
Ты хитер, я все уловил.

Хочешь ты за счет Минобороны
И за счет всех нас побалдеть.
Я в ответ: но ведь все законно,
Вам министр право дал рассмотреть.

А комдив: право дал, это верно,
Только право – совсем не приказ.
Как служил, служи и мне нервы
Не трепли – вот и весь тебе сказ.

От большого начальства шагая,
Еле брел, никуда не спешил.
Жаль, комдив уже не Николаев,
Тот учиться бы мне разрешил.

Понимая, вода камень точит,
Через год рапорт вновь написал.
Но стена предо мной снова прочная –
Мне Норенко опять отказал.

Отказал, хотя был уже случай,
Одному он добро свое дал.
Я узнал: с родословной получше
У того, вот студентом и стал.

Оказалось, в Москве его папа
Не простым человеком был.
Я служил без подобной лапы,
Я за совесть свою служил.

На него не держал обиды:
Что ж, судьба у него такова.
За комдива лишь было мне стыдно,
Что роняет такие слова.

Что он в праве своем избирателен,
Служит здесь, справедливость презря.
Я служил и дальше старательно,
Просто в службе уже не горя.