Понтий Пилат Часть 3 Поэтическая версия ММ

«...Получив ответ ,что это Вар-равван, прокуратор сказал : - Очень хорошо, - и велел секретарю тут же занести это
 в протокол, сжал в руке поднятую секретарём  с песка пряжку и торжественно сказал  : «-Пора ! »
Тут все присутствующие тронулись вниз по широкой мраморной лестнице меж стен роз, источающих одуряющий аромат..
  М. Булгаков «Мастер и Маргарита»
 
 
-"Пора!.."  _               
              Диск солнца в небо врос.               
  Испариной густою,               
  невыносимый запах  роз               
  окатит  дурнотою..

Бездвижен  воздуха расплав,
завис, слоясь пластами.
Метет по мрамору пола,
метет, под скрип сандалий…               

Скрежещет ржаво шум в ушах,               
скребёт по перепонкам,               
все звуки мира вмявши в шарк               
шатания походки...               

Зрачком расширенным нашарь,
в багровой полуслепи,
необратимо-первый  шаг
в обрушенное лестниц...

Пройди ступеней-сколов крен,
резьбу перилл хватая,
и, на мгновение,прозрей : -
(МГНОВЕНИЯ НЕ СТАЛО !)*


(Скол )

...Шёл в грядущие ипостаси ты,
 шагом сбившимся повторив,
 девяносто секунд предательства,
 перекрученных в лабиринт...




( Скол )

...Скрошатся Рима статуи
                очередным резцом.
Только твоё останется
                гипсовое лицо.
    
               
 - «Вот и пришло бессмертие !...»*
                - полое как озноб,
мёрзлое, онемелое,
                гипсовой белизной...



*Пилат вторично ощущает  нахлынь  захолоди бессмертия – той самой захолоди,
которую он ощутил,приняв решение о казни.Пауза в полторы минуты.Девяносто секунд предательства. Те же девяносто секунд  будут выдержаны им на помосте, - пауза  перед произнесением имени : - «Вар-рав-ван…».
«Итак, Пилат поднялся на помост, сжимая в кулаке ненужную пряжку и щурясь. Щурился прокуратор не от того, что солнце жгло ему глаза, нет! Он не хотел почему-то видеть группу осужденных, которых, как он это прекрасно знал, сейчас вслед за ним возводят на помост.»
« … Тогда Пилат набрал, сколько мог, горячего воздуха в грудь и закричал, и сорванный его голос понесло над тысячами голов:
- Именем кесаря императора!»

  М. Булгаков «Мастер и Маргарита»

             
Глоток по лёгким –
                как ожег.
Уткнувши
        в солнце лоб,
шагнул
      в безвременья прыжок,*               
и голос               
       понесло:


- Именем кесаря императора!


В уха мембрану,
               продравшись по ране свежей,
рубленным выкриком,
                в  череп винтом вбуравилось: -

-« Да здравствует кесарь!»


Он не смотрел на тот помост –
помост смотрел в упор.
Промозгло, воспаленный мозг
высачивался из пор…


_ Дисмас, Гестас, Вар-равван
                и Га-Ноцри,
должны быть распяты сегодня,
                но
в честь праздника Пасхи,
                один из виновных…
( ВСЁ! …
         ПРОКЛЯТЫЙ ГОРОД
                ИЗДОХ ТИШИНОЙ!...)

Он слышал как шел тиши вал,
дыханья сбивши гребнем…
Мир перестал существовать,
чтоб через миг – воскреснуть.


Нарывом
       вспухла голова,
«Р» -
      раскатавши в глотке, -
( ВСЁ! …
          ИМЯ! …
                ИМЯ! …) –
 
                Вар-равван!
Свод зазвенел
              и –   лопнул!



«И какая –то, совсем нелепая среди них о каком-то долженствующем ,
непременно быть  -  и с кем?!  - бессмертии,  причем бессмертье почему то
вызвало нестерпимую тоску».
  М. Булгаков «Мастер и Маргарита»


*
…За помостом их уже не видно.
Ты слегка приподнимаешь лоб.
Воздух жмет, звеняще-обездвижен,
словно загустевшее стекло.

В воздуха твердеющем расплаве,
в длинноте растянутых секунд,
мир застыл в полуденном коллапсе,
погружаясь в смертную тоску…

В мареве клубящегося зноя,
угасает мертво скрип телег…
- На жаре, просквоженный ознобом,
ты залит в безвременья стекле!

Только оказавшись за помостом,
приподнимешь воспаленный лоб.
«Мог бы!.. мог бы!..»  - пульсом бьет по мозгу
безвозвратность выброшенных слов!

*Оглушен своими же словами,
с полой болью в треснувшем виске,   
ты несешь _
            к ознобу котлована  _
груз бессмертья в каждом позвонке.*

(* -*)  вар.

Оглушен своими же словами,
пряжку сжав в мертвеющей горсти,
ты несешь к ознобу котлована
груз бессмертья сквозь веков настил.

Котлован безвременья  -  в Части Шестой. Глава "Прощение Пилата".

       

«Пилат повернулся и пошел по помосту назад к ступеням, не глядя ни на что, кроме разноцветных шашек настила под ногами, чтобы не оступиться  / … / Лишь оказавшись за помостом, в тылу его, Пилат открыл глаза, зная, что теперь он в безопасности – осужденных он видеть уже не мог.  »
М.Булгаков "Мастер и Маргарита"


Ни вправо, ни влево,               
                закрыв глаза,
нес шеей
        огромный груз.
Лавиной замедленной
                наползал
повозок
       скрипучий хруст …


Как суть христианства,
                убог и нищь,
был свален,
           невыносим,
крестов и веревок
                на стругань днищ
голгофовый
           реквизит.


Клубилось пространство,
                прокалено
в клокочущий 
             жара бас.               
Дорога,               
       скрежещущей  белизной,
хрустела
         песком в зубах…


Чеканную пряжку
                зажав в горсти,
смял
     до синевы ногтей.
А солнце –
           доползши до десяти – 
сдирало
        с предметов тень…

               
… И вглубь повозок, что клубили пыль,
лепясь ужимок жутковатым тестом,
глядел единый, свальный лик толпы,
отмеченный печатью вырожденья.

А в босховскую похоть большинства,*    
терновником корявым изувечен,
глядел наивный профиль божества,
не усомнившись в сути человечьей…
*(Иероним Босх - "Несение креста")
..Не надышишься этим воздухом,
до сих пор в нем висит окалина.
На глаза мне свисают волосы  -
занавесили зренье  - Каином.

Возжелавший чего-то лишнего,
братом не был мне, и не каюсь я.
Нет ни дальнего.Нет ни ближнего.
Лишь насилье  -  непререкаемо.








                "Лит. Азерб" 90-91


 ( Вставная глава «Страх» ) Прямого отношения к роману не имеет.
Тема: пока происходят события в Иудее, в Риме император беседует с философом-стоиком…

                СТРАХ   

- Скажи, философ,
                тебе не кажется, -
величье тоже
             имеет качество?


Надел котурны
              двойной подошвы,
и тоги
       яркий пурпур героя,
а мне,
      актёришка, -
                вот подонок! –
«Великий», Цезарь,
                не значит –
                «рослый».


Что с ним стало,
                пусть ржут Пегасы,
в стойлах
          под  диктатур хлыстом,
пеной мокрою
             изрыгая
дифирамбов
           сплошной восторг!


И вот, философ,
               за две тысячи лет
                до   «венского мудреца»,*
дошел я,
        своим умом исключительно,
что страсть к насилью
                грызет сердца,
сильнее неги
            страсти к зачатью!*               


… Страх, накипью пота,
                вскипал из пор,
стыл,
     стёкши на позвонки,
со лба,
       по надбровьям,
                к глазницам полз,
отбеливая
         глаз зрачки…



Он, кожею века,
               от тика жухл,
морщин
       собирая складь…
- Ты знаешь,
            философ, какую жуть
вмещает
        понятье   «власть»?!



Величье –
          не статуи  пьедестал  _
глаз судорожный
               параксизм! –
И каждый –
          из ста, -
                прикажи! –
«ложь»                предаст,
      в  «правду»  перекосив.
            


Ни ложе,
        опоенное вином,
 ни лир
        дребезжащих ныть, -
ничто,
      с той величья величиной, -
любого, -
          и всех -  винить!


… Смотри, как ослепли особняки
                под бельмами кататракт,
в их окнах, зашторенных и глухих,
                застыл безъязыкий страх.
Им снится, отзвучием тюрьм и плах,
                всё ближе, сквозь шум в ушах,
бьет эхом, вглубь сумрачных анфилад,
                кентурии смертный шаг!
В воск мозга впечатан,
                невыносим,
                пульсирует тиком век,
чтоб ванны багровостью замесить
                из только что вскрытых вен…



- Ты думаешь я – ненавидим?
                _  Плебс
Империи Римской всей,
выл: «Хлеба и зрелищ!».
                Я дал им хлеб.
Я  -  отпер им Колизей!



Мой образ внимают
                и зрят миллионы,
пусть я низкоросл
                и хриплоголос, -
ногами –
        колоннами  легионов, _
вселенную
         выгромоздил колосс!
               


За сотую часть
              твоей  болтовни
положено
        колесо!
- Ты стоик, философ.
                Ты расчленил
дух с плотью,
              и с явью сон.



Не до философствующих потуг,
                в невнятице зыбких слов.
- Посмотрим, что есть абсолютный дух,
                когда расчленяют плоть!