В праздник Преображения

Воскресенье летом – мука. Каторга. Ад. Воскресный день советского школьника лет девяти-десяти ужасен. Двор пуст. Сверстники отсутствуют. Кто в пионерском лагере, кто у бабушки, кто на даче с родителями, или в отпусках, по Минводам и Сочам поразъехались. Солнце жарит немилосердно. Ветер завывает, бросается песком. От него нет спасения. Даже внутри. В квартире слышно, как он воет за окном. На веранде и во внутреннем дворике его порывы настигают тебя, куда бы ты ни скрылся. Кажется, еще чуть-чуть, и тебя подхватит этот пыльный вихрь, как Элли вместе с ее домиком-фургоном на колесах из Канзаса, и перенесет в Изумрудный город, где правит Великий и ужасный волшебник Гудвин. Который, тем не менее, щимится за крепкими стенами своего дворца от злых волшебниц Гингемы и Бастинды.
Единственный твой друг в воскресенье – книги. Ведь по телику, с черно-белым, блеклым изображением, показывают что-то невнятное. Скучное. Даже взрослым не интересное. Ну, мультики, ну что там эти мультики! Которые, к тому же, показывают в гомеопатических дозах. А потом снова жуют свою взрослую жвачку про надои и кубометро-киловаттчасы соцсоревновательнных партсобраний к юбилею Великой Октябрьской. Ведь на дворе уже середина семидесятых. А стало быть, дружный порыв народа в космос, в будущее, в Эру встретившихся рук и Братства кольца, не того, не пришедшего к нам позже, не толкиеновского, а ефремовского, из «Туманности Андромеды» и страшного в своей капиталистической беспросветности «Часа Быка», иссяк.
Ну вот закончилось восстановление страны после войны. Народ стал жирком обрастать. Приучился заниматься всякой хреновиной в своих НИИ и Статистических управлениях, где нелепый, на первый, да и на второй, но не на третий взгляд, Анатолий Ефремович со своими дурацкими усиками, залысинами, очками и короткими брючками соблазняет «мымру» Людмилу Прокофьевну. А весь остальной коллектив только и делает, что утренний макияж, да покупки в течение рабочего, бессмысленного своим ничегонеделанием, дня.
Торжествующий обыватель? Мещанин в советском творце-аристократе, проклюнувшийся, как гигантский глист из американского киносериала про «Чужих», виноваты? Да не о вине речь. Ведь и истина не в нем, не в пьянящей лозе виноградной, на которой погорел голоштанный Ной перед сыновним хамством. Эта эпоха уже надломилась. И если в конце шестидесятых еще крепкие отцы-фронтовики, лишь за сорок уже перевалили, а деды, видевшие Ленина на броневике, с веселым азартом двигали шахматными фигурами на скамейках в скверах и на бульварах, и жены их, матери и бабушки, варили на кухнях в ведровых кастрюлях борщи на всю эту голодную ораву, и были все счастливы, то в семидесятых, в середине и особенно в конце, тридцатилетним детям войны, и их деткам, первому мирному поколению советских людей, живущих в предчувствии обещанного Хрущевым коммунизма, захотелось чего-то большего, чем привыкли довольствоваться, во всем и всегда себе отказывавшие их родители-фронтовики и революционные дедушки с маузерами и бабушки в комиссарских кожанках и красных косынках. В пору СВОЕЙ юности, конечно, привыкшие к аскетизму и умерщвлению плоти. Когда бушевало пламя ИХ времени. И нередко, а даже зачастую, красная звезда с крошечным плугом и молотом на черной кожаной фуражке или буденовке скрывали под собой и пажеский корпус, и лейб-гвардейские погоны, и Смольный институт, и даже Сорбонну, как у моей прабабки.
И все эти граммофоны, «я вам телефонирую, примите вызов!», таксомоторы, радио и аэропланы, и белоснежные кители с аксельбантами и золотом эполет, вышколенные парады, вальсы и мазурки, в одночасье сменившиеся революционной простотой, равенством, братством, счастьем народным, всеобщей грамотностью и МЕЧТОЙ, в которой летающие этажерки и дирижабли большевики меняли со скоростью света на серебристые ракеты, атомные ледоколы, города в Заполярье, чудеса науки, медицины, техники, прорывные идеи, самопожертвование, христианское по своей сути, даже в таком усеченном государством, формально безбожном обществе строителей коммунизма, но мы-то сейчас знаем, что «не бывает атеистов в окопах под огнем», так что всё это в целом явило Россию в ХХ веке, как никогда прежде не виданный общественный феномен. Образец. Маяк всему человечеству. И чья в том вина, что погас? Вопрос риторический. И пусть себе провисает в табачном спертом воздухе, как тот топор, что пора уже вешать.
Воскресенье днем. Летом. В пустом дворе. В середине семидесятых. А тебе скучно. Ужасно. Невыносимо. И от одиночества, а точнее, изолированности, и от безделья. И от того, что дома все книжки, интересные тебе, уже прочитаны давным-давно. И весь Жюль Верн с Уэллсом, и практически, все собрание сочинений Диккенса. Это из серьезного, не говоря уже про разные сказки, про «Ивашку, бежавшего за конем» половецким, уносившим его старшую сестренку в Царьград-Константинополь, в общем, не поминая про всю твою детскую приключенческую литературу. По большому счету, ведь и Жюль Верн для подростков. Но ты-то еще совсем маленький. И только открываешь для себя огромный мир мировой литературы. Сорри за тавтологию!
И вот тут-то возникает первое искушение – британоцентричностью. Англозависимостью. О, эта страсть поистине наркотическая. Тебе всего десять, пускай одиннадцать. Если еще год назад, когда ты приболел на зимних каникулах и папа принес тебе в постель огромный и толстый, белый томище Пушкина 1949 года издания. На, сын, читай! Я в твоем возрасте тоже простудился и папа, твой дедушка, принес мне эту чудесную книгу. Я проглотил ее залпом, пока хворал. Да и после выздоровления любил перечитывать. Вот так, примерно в одном и том же возрасте мы с моим папкой приобщились к солнышку нашей литературы, негаснущему и непревзойденному светилу русской поэзии, к нашему ВСЕМУ! Но если Александр Сергеевич был с детства франкофоном, а перед первой мировой, как и перед Великой Отечественной наш образованный читатель все больше немецкий уважал, то в наше время оба эти языка пинком ковбойского сапога скинул с русского интеллигентского олимпа ИНГЛИЩЬ…
И вот валяюсь я с очередной простудой. Уютно в детстве было болеть! Тут тебе и чай с малиной, и в школу не надо рано вставать, и ты совершенно один в квартире. Днем. Когда родители на работе, младший братишка в садике или в первом классе. И только заботливая бабушка на кухне возится и что-то вкусненькое готовит. А ты устроился в своей постели. С книжкой. И это не абы что, а сама «Алиса в Зазеркалье!. В оригинале. Есть в конце книги, правда, небольшой англо-русский словарик. Но ты не смотришь в него, а зачарованно погружаешься в этот инопланетно-ангельский английский. Как нырял в язык высоких эльфов Фродо Бэггинс оксфордского профессора Толкиена. И самое главное, чем брало и оккупировало незрелую душу ребенка это советское издание – восхитительными иллюстрациями. Вообще, какую книгу ни возьми, из тех, что изданы были в советское время, особенно, детскую, картинки в ней оживали не хуже, а даже и получше, чем у Гарри Поттера. Нам не нужно было анимировать их специальными ухищрениями голливудских мастеров компьютерной графики. Советские иллюстрации с головой погружали впечатлительного ребенка в свой особый мир. Ведь и переводчики не просто перекладывали на русский язык произведения иностранных авторов, а пересказывали их так, что оригиналы сами казались бледной копией того, что творили русские интерпретаторы.
Так было и с Толкиеном. И с его «Пластилином колец», и с его же «Хоббитом». Впервые прочитав эти книги на излете великой эры советской переводческой школы, я влюбился в мир эльфов, гномов и хоббитов Средиземья. Через несколько лет, уже после страшного по своим последствиям распада СССР, впервые оказавшись в Америке, я взял в руки книги Толкиена в оригинале и стал улучшать свой английский, благо, что знал каждую строку толкиновской саги наизусть после тысячекратного перечитывания. И оказалось, что английский язык, которым написан трехтомник «Властелина колец» и предшествующая ему детская книжка «Хоббит», ужасно сух и скучноват, на мой субъективный взгляд. А где же все краски и богатство речевых узоров, неизъяснимая красота и прелесть (моя прелесть, горлум, горлум!) этого увлекательного чтива, ставшего одним из самых популярных в ХХ веке, где, скажите? Оказалось, что все это осталось лишь в русском пересказе талантливых переводчиков. Согласен, что я ведь не носитель языка Шекспира и Толкиена, и даже не выпускник иняза, а так, средней руки и такой же паршивости любитель, знающий инглищь на крепкую троечку. Да и то, осваивавший его не в школе и институте, где нам только давали английскую грамматику, но не учили разговорным навыкам, а на американских улицах и в беседах с тамошним народом. Так что всей подлинной красоты оригинального текста профессора Джона Рональда Руэла Толкиена я могу и не замечать. Подобно слепому от рождения, не знающему, как выглядит солнце. Да, я слеп, я в чем-то инвалид, чьи языковые навыки в иностранных языках весьма скромные. Но ведь что-то же я знаю, чего-то понимаю, умею читать на английском. И почему-то оригинальный текст Толкиена меня никак не впечатлил, а наоборот, разочаровал. С чего бы это?
Не от той ли детской влюбленности во все английское? Я лежал в постели, прихлебывая ароматный, свежезаваренный чай с малиной или вареньем из инжира, сваренным бабушкой, уплетал сладости, ею испеченные, и читал, нет, не так, погружался в молитвенное созерцание британской библии всех юных русских западников – «Алисы в Зазеркалье», как какой-нибудь папуас новогвинейский, выменявший на стеклянные бусы золото и слоновую кость. А вдобавок выпросивший эту священную книгу с божественными иллюстрациями. Чистый последователь «карго-культа». И это в космически устремленном СССР! Стыд и позор! Мне, маленькому пижону, с десяти лет утонувшему в низкопоклонничестве перед Британской империей, над которой не заходило солнце ее колониализма. Доходило до того, что я тщательно перерисовывал, копируя во всех деталях, эти чудесные картинки с Алисой, Чеширским котом, Шалтаем-Болтаем, Единорогом, Львом, Моржом, Белым и Черным рыцарями, а также Королевами соответствующих цветов.
Англомания моя развивалась с этого времени по восходящей. Я с упоением прочитал всего Гулливера, «Остров сокровищ», все рассказы про шельму Хомса с его простодырым Ватсоном. И вот папа еще, как на грех, выписывал журнал «Вокруг света». Листая его страницы, я мечтал посетить все экзотические места нашей планеты. Конечно, во все ее дыры пока не пробрался, но полмира точно повидал. Помотало по свету белому. И ведь не скажешь, что стал от этого несчастнее. Но и счастливее тоже как-то не очень. Ну, поскитался. А толку-то! Толкиеновщина какая-то. Эльфы, гномы, хоббиты, хмонги, вьетнамцы, кубинцы, корейцы, китайцы, индусы, пакистанцы, афганцы, всевозможные африканцы с американцами, ну и бывшие их хозяева, европейские колонизаторы всех мастей. Разные-то, они – разные, но все же похожие. Своей несхожестью с нами. Это я не к тому, что надобно сидеть дома и не высовывать носа за границу. А потому что свой РУССКИЙ континент сперва надо обойти из бескрайнего закатного конца в другую оконечность, встречь солнцу, как шли казаки в Сибирь и на Дальний Восток. А потом уже и в забугорье пятиться.
Так я начал про журнал «Вокруг света». Мои самые любимые романы, которые там печатались в середине семидесятых, конечно же, оказались английскими. Это в первую очередь «Приключения Бена Ганна», сиквел, как сейчас принято говорить в русской киноведческой экспертизе, стивенсоновского «Острова сокровищ», и «Берег скелетов». Автор первого романа – Рональд Фредерик Делдерфилд, а второго – Джефри Дженкинс. И опять-таки, все очарование обеих приключенческих историй возникло по вине русских переводчиков. Разумеется, виноваты в этом отчасти и сами авторы, придумавшие лихо закрученные сюжеты, но будь я прирожденным носителем их языка, полюбил бы я на всю жизнь эти книги? Сомневаюсь. Ну, прочитал бы их подростком, а став взрослым, забыл бы напрочь. Это только русские не изменяют однажды прочитанным книгам. И эта любовь в нас заложена вместе с азбукой Кириллом и Мефодием, летописцем Нестором, и неизвестным автором «Слова о полку Игореве», Пушкиным, Гоголем, Лермонтовым, Тютчевым, Достоевским и всеми носившими фамилию Толстой, Чеховым, Горьким, Шолоховым, Гайдаром, Олешей, Гумилевым, Блоком, Есениным, Клюевым, Ахматовой, Олейниковым, Заболоцким, Введенским, Маяковским, Тарковским, Твардовским, да всех и не перечислишь тут. Главное, что мне посчастливилось прочитать их книги наряду со всей переводной английской литературой, которой были избалованы советские дети. Как и немецкой, французской, испанской, португальской, американской, польской, венгерской, финской, чешской, словацкой, сербской, албанской и даже такой экзотической, как ангольская. Правда, среди всех них английская почему-то превалировала…
Ну что такое Дел-дер-филд?! Разве можно сразу выговорить это имя? Это даже сложнее, чем американцу произнести что-нибудь из русского именослова. Зою Космодемьянскую, например, выговорить, или, прости господи, какую Даздраперму Оюшминальдовну Кукуцаполеву. Ну, действительно, Дыл-дыр-филдер какой-то дурацкий. Дылда! Дилдо… А поди ж ты, я до сих пор многие фрагменты его книги о приключениях незадачливого Бена Ганна наизусть помню. То есть, дайте мне старую подшивку «Вокруг света», ткните пальцем в главу и абзац, и я довольно близко к тексту перескажу все, что там написано. А «Берег скелетов» Джефри Дженкинса, ведь в этом романе, написанном южноафриканским автором, вывернута наизнанку вся национальная суть и характер бриттов. И англов, и саксов…
Когда-то Англия, старая добрая Англия была особым местом силы. Эдаким порталом в иные пространства и времена. И населяли ее суровые язычники, домовые эльфы и подгорные гномы, колдуны и волшебники. Но пришла христианская вера туда в лице первых апостолов и святых, и изгнала всю нечисть с британских островов и Ирландии. И вера эта была крепкой и чистой, аки слеза младенца Иисуса, точно горный родник или причащение страшных Тайн Его. Страшных для всякого, кто не исполнен Страха Божия, а потому и страшится мира сего больше, чем Бога. Прогневать. Но все эти дементоры, проклятия, заговоры, «Пожиратели смерти» и прочая мерзость не страшны тем, кто не колдун хогвартский. Ибо что может устрашить воина духа, Воина Света? Христова…
Но что же случилось с той старой и доброй, ставшей истинно христианской Англией короля легендарного Артура и реального Эдуарда Исповедника, которого почитает и русская церковь, как святого, что случилось с Британией, в суровости своей веры и аскетики не уступавшей Византии золотого периода и Руси, перенявшей эстафету от Второго Рима в Москве третьеримской? Как вновь тьма язычества и мрак оккультизма обуял эту землю? Ведь, судя по книжкам Джоанны Роулинг, школа волшебства Хогвартс была основана тысячу лет назад. А что у нас было в те времена? Правильно, римская ересь и отпадение ихнего папы от вселенского христианства, единого, соборного, апостольского, истинного. И следом за надменным Римом первым пала и вся остальная Европа. Вот так и случилось все это тысячу с небольшим лет назад. В 2054-м круглую дату отметим. Ровно тысячу…
Так какое резюме подвести тут можно? Не надо изучать английский язык и читать классиков английской литературы? Отнюдь! И английский, и французский с немецким, и греческий и итальянским, и латынь, и другие языки, восточные, азиатских народов НАДО, ну просто желательно знать, понимать, изучать. И фарси с тюркскими, и санскрит, и хинди, и бенгали, и урду, и китайский, и японский, и вьетнамский с корейским. Если бы у меня был талант полиглота, было бы время и, главное, отсутствовала лень-матушка, я бы не только английский и, как музыкант, итальянский по самоучителю, а также латынь и санскрит, но и все перечисленные языки и наречия выучил бы. Но она сама, лень, то есть, матушка, раньше меня родилась. Чего уж мне поперек ее батьки с печи слезать, да в пекло на лопате лезть? Грустно улыбаюсь в зеркало…
Однако, изучая языки и впитывая все литературно-философское наследие тех народов, что окружают нас на земном шаре, не следует поддаваться очарованию и подпадать под влияние чужих идей, могущих быть опасными для нас. И прежде всего, для души бессмертной. Христианской. Православной. Вот как-то так, друзья. Читайте и размышляйте. Над тем, почему в английском национальном характере столько поразительного лицедейства. На грани лицемерия и изысканной, снобистской лжи. Не потому ли, что эта маска, личина, которую британец носит, как неувядающий молодой имидж Дориана Грея, скрывает за собой не образ Божий, а тот ужасный портрет в тайной комнате, состарившийся, покрытый морщинами страстей и пороков? И есть ли способ, самому не уподобившись такому джентльмену, высвободить свой первообраз из-под глыб грехов, просветленный лучиком веры с горчичное зерно, чтобы протянуть руку британскому собрату по несчастью заключения в земной плоти?
А ведь на улице снова лето. И снова воскресенье. И я опять один. Наедине с опустевшими, как в детстве улицами. И с этим морским ветром, который окружает меня со всех сторон. И с книгами… 

19 августа 2018, Яблочный Спас