И. В. Гёте Фауст Сцена1 Ночь
(Узкая комната, с высокими
готическими сводами.
Фауст в своём кресле за
рабочим столом, в волнении.)
И философию, и право,
И медицину, и, увы,
По богословию труды
Я столько лет зубрил упрямо!
И что имею? – Сущий вздор!
Умней ничуть не стал с тех пор.
Магистром, доктором я стал,
И вкривь и вкось потом плутал,
Десяток лет в расцвете сил
Студентов за нос я водил.
Теперь ясна вся тщетность знаний,
И душу жжёт огонь терзаний.
И пусть я разумней иных дураков:
Ученых, магистров, попов, докторов,
Пусть я не боялся ни чёрта, ни ада,
И мучить сомненьям себя не давал,
Всё так, но я радостей жизни не знал.
Иллюзий не строю, что знаю как надо,
Иллюзий не строю, что стану примером,
Сделав всех лучше и дав свою веру.
Злата не нажил, и жизни мирской
Почестей пышных не смог заслужить.
Пёс бы не выдержал жизни такой!..
Я решил магии жизнь посвятить,
Чтобы, устами глася высших сил,
Дух мне великие тайны открыл,
Чтоб не навязывать в поте лица
То, что не понял и сам до конца;
Знать чтоб, скреплявшую всё отродясь,
Мира явлений глубинную связь,
И становленья зачатки и силы,
А не копаться в словесных могилах.
О, месяц, если бы сейчас
Ты освещал в последний раз
Мой стол, где я порой ночной
Тебя встречал как часовой,
И ты бумаг и книг завал,
Печальный друг, мне освещал!
О, если б в этом свете мне
Парить в надгорной вышине!
В ущельях с духами летать,
Ковры долин полночных ткать,
И смыть всех знаний чад густой
Твоей целительной росой!
Но я на плен себя обрёк...
Проклятый каменный мешок!
Здесь мрачен даже свет дневной
В оконной розе расписной;
Здесь груды пыльные томов
Взметнулись вверх, под самый свод,
И точит стопы их листов
И червь и тлен за годом год.
Жестянки, банки по углам,
Каких приборов только нет!
Забивший всё наследный хлам, —
Вот весь твой свет! И это свет?
И ты не знаешь отчего
Сжимает сердце страх всегда?
И почему гнетёт его
тоска неясная? — Когда
Презрев природы вечный сад,
В котором Бог создал людей,
Ты выбрал сам застой и смрад
Скелетов мёртвых и костей.
Немедля прочь! Беги! Лети!
И пусть лишь полный таин труд,
Рук Нострадамуса, в пути
Поможет выстроить маршрут;
Природа прояснит твой взор,
И, созерцая звезд полёт,
Душа окрепшая поймет
Бесплотных духов разговор.
Сухим рассудком не понять
Священных символов вполне.
Вы здесь, о, духи? Дайте знать!
Коль слышите, ответьте мне!
(Открывает книгу и видит
знак макрокосма)
Каким блаженством сразу этот вид
Всю душу озарил, и с прежним пылом
Святое счастье жизни вновь бежит
Как в юности по нервам и по жилам!
Не Бог ли эти знаки начертал
Истерзанному сердцу в утешенье,
Открыв природы тайные теченья,
В простых чертах явив мне откровенья,
Которых разум жадно так искал?
Не Бог ли я? – Как ясно и понятно
Перед душой предстало, наконец,
Тут творчество природы необъятной!
Так вот о чём сказал тогда мудрец:
" Духовный мир всегда перед тобою,
Но лжёт твой ум, и смерть в твоей груди.
Встань, ищущий, смой утренней зарёю
Всё бренное, и сердце пробуди."
(Внимательно рассматривает знак)
Как ладно всё, сплетясь в одном,
Творит, живёт одно в другом!
Взмывая ввысь, срываясь в бездны,
Пронзая твердь земную, тут,
Друг другу сонмы сил небесных
Златые чаши подают!
И звонких крыл их колебанья,
И благодати аромат,
Всё заполняют мирозданье,
Весь мир гармонией объят.
О чудный вид! — Увы, лишь вид! Но где же суть?
Как мне объять тебя, кормилица-природа
Всего живущего – от недр до небосвода?
Как силы влить твои в мою больную грудь?
Твой ключ живительный в веках и ежечасно
Питает всё вокруг, но жажду я напрасно!
( С неудовольствием листает страницы,
видит знак Духа Земли)
А этот знак берёт совсем иным:
Ты мне гораздо ближе, дух Земли!
Я чувствую как силы возросли,
Вином во мне играя молодым.
И всё земное: счастье и лишенья
Я мужественно вынести готов,
И с бурями борясь, в момент крушенья
Не устрашиться скрежета бортов.
Но тучи надо мной
Сгустились,
Лунный лик
исчез за ними,
Лампа затухает,
Сквозь дым сверкают красные лучи,
И веет ужасом от сводов мрачных стен.
Он охватил меня!
Я чувствую, ты веешь где-то здесь,
Желанный дух, предстань передо мною!
Как мощно рвётся сердце из груди,
В предчувствии того, что впереди!
Все чувства вдруг смешались и слились,
И вот теперь одно владеет мною:
Ты должен дух, открой себя, явись!
Молю тебя! — Пусть будет жизнь ценою!
(Хватает книгу и вслух
произносит заклинание.
Вспыхивает красноватое
пламя, в пламени
является Дух)
Дух
Кто звал меня?
Фауст (В ужасе отворачивается)
Ужасны лик и глас!
Дух
Ты рвался в мою сферу что есть мочи,
Ты так хотел увидеть дух воочью!
И что же ты?
Фауст
Твой вид меня потряс!
Дух
Ты докучал мольбой, желая страстно
Мой голос слышать, видеть образ мой,
И вот я здесь – напуганным ужасно
Предстал сверхчеловек передо мной.
И где ж тот крик души, что здесь звучал?
Где тот, кто целый мир в себе создал,
И нёс его, и жил его мечтами,
И мнил себя, вознесшись, равным с нами?
Ты ль Фауст тот, чья пламенная речь
смогла своею силою привлечь? —
Лишь близостью дыханья огневого
Ты ужасом пронзён был до основы;
Дрожишь тут жалким, скорченным червём!
Фауст
Считаешь, я сражён твоим огнём,
И должен отступить, предав мечты?
Нет, дух, я Фауст, я такой как ты!
Дух
В жизни потоках, в бурях свершений
Вею повсюду в волнах бытия;
Вечное море смертей и рождений,
В нём поднимаюсь и падаю я
Ритмом, дыханием, силой незримой
Жизни пылающей, неопалимой.
Так я на стане времён тут и там
Тку одеянье живое богам.
Фауст
Ты, тот, кто во всё сущее проник,
Творящий дух, как мы близки с тобою!
Дух
Ты близок лишь тому, кого постиг,
И с ним равняться можешь, не со мною.
(Исчезает)
Фауст (Потерянно)
Но с кем тогда?! Я, божий образ, лик,
Его подобье, и тебя не стою?
(Стук в дверь)
Фауст
О, нет! Пришёл мой ассистент.
Беда мне! – Весь восторг от чуда,
владевший мной, сухой зануда
разрушить смог в один момент!
(Входит Вагнер, в халате
и ночном колпаке, с лампой
в руке. Фауст недовольно отворачивается)
Вагнер
Простите, вы тут, кажется, читали
Из греческой трагедии кусок?
Актёрской речи пользу все признали,
Мне б тоже подтянуть её чуток.
Священнику, я слышал, в нашу пору,
Неплохо поучиться у актёра.
Фауст
Ну да, когда священник сам актёр,
Что часто в наши дни бывает, кстати.
Вагнер
Ах, век трудясь в музейном каземате,
По праздникам на мир бросая взор,
Лишь пользуясь подзорною трубою,
Как словом повести всех за собою?
Фауст
Никак, раз вы не знали чувства,
Как из глубин душевных речь
Способна силою искусства
Огонь в сердцах других разжечь, –
Тогда мешайте в кучу прямо
Остатки трапезы чужой,
Впотьмах раздуть пытаясь пламя
Из кучки, ставшею золой,
Из тех восторг пытаясь выжать,
Кто юн и мало даровит;
Сердцам других вас не услышать,
Когда оно у вас молчит.
Вагнер
Но для успеха ритору, хотя б,
Дар красноречия нужен, как я в этом слаб!
Фауст
Успеха ищешь — честным будь,
А звон пустой — для болтунов;
Мышленьем схваченная суть
Доносит смысл без лишних слов.
Когда в сознании мысль созрела,
Не нужно много слов для дела.
Будь ты безудержно речист,
Поток мишурных откровений
Уныл и пуст как ветра свист,
В сухой листве порой осенней.
Вагнер
Ах, боже мой! Признаюсь, при словах:
"Искусству нет конца, а жизнь конечна"
Мутится ум, и в области сердечной
Меня своей рукой сжимает страх!
К вершинам знаний так длинна дорога!
Как верные источники найти? –
Бывает, одолев лишь полпути,
Глядишь, – бедняга помер раньше срока!
Фауст
Пергамент ли даст вечно вожделенный,
От жажды исцеляющий глоток? —
Не в нём источник истины священный,
Лишь в собственной душе её исток.
Вагнер
Но как же это сладостно, простите,
Пуститься с духом времени в полёт,
Понять, как видел мир тогда мыслитель,
И как мы далеко ушли вперёд!
Фауст
Ужасно далеко! — Легко сказать!
Семи печатей с книги времени не снять,
И не прочесть, мой друг, в ней скрытых откровений.
А ваш "дух времени" — фантазий бурных плод,
Всего лишь образ тех времён в умах господ,
На фоне созданных рассудком представлений.
Внимать их россказням, порой, — такая драма! —
Что сразу хочется, отбросив политес,
Бежать от собранных в них мусора и хлама,
Уж ладно б только назиданий нудных пьес,
Где на мораль рассчитанные сказки
Вещают нам безжизненные маски.
Вагнер
А как же мир? А разум? А душа?
Стремленье их познать владеет нами!
Фауст
Что значит знать? Кто может малыша,
И вещи все назвать их именами?
Немного тех, кто истину познал,
И нёс, делясь, в мир немощных и сирых
Всю полноту души своей, а мир их
Во всё века сжигал и распинал.
Простите мне, мой друг, спустилась ночь,
И нам уже давно пора прерваться.
Вагнер
Ужасно жаль! Я сутками не прочь
Беседе с вами умной предаваться.
Позвольте завтра, в первый день пасхальный,
Затронуть пару тем ещё буквально.
Я, потрудясь, наук познал не мало,
Но знать хотел бы всё, во что б ни стало.
(Уходит)
Фауст (Один)
Как близок пошлый вздор уму пустому!
Он жадно тащит в кучу всё подряд,
В слепой надежде отыскать там клад,
И рад червю простому дождевому.
Как смел он здесь озвучить речь свою,
Где духу я внимал заворожённый!
Увы, на это раз благодарю —
Тебя, из смертных самый приземлённный.
Ты вовремя зашёл — ещё бы миг,
С отчаянья б я просто помешался.
Ах, как представший образ был велик! —
Я карликом себе пред ним казался.
Казалось, вот – я, образ божества,
К зерцалу вечной сути прикасаясь,
Собою в горнем блеске наслаждаясь,
Оставлю груз земного естества,
Чтоб силою, мощней чем херувим,
По всем прожилкам сущего разлиться,
Как боги созиданьем насладиться...
Но прочь отброшен словом громовым!
О, как за блажь наказан я тобою! –
Не в праве я себя с тобой равнять!
Хватило сил привлечь тебя мольбою,
Но нету сил, чтоб духа удержать.
О, как я воспарил тогда высоко ! –
Казалось, я – столь малый – столь большой...
Но ты отринул в мир меня жестоко,
В мир неопределённости людской.
Смогу ли вновь отдаться прежней страсти?
Как дальше жить? Сказал бы кто-нибудь!
Ах, мы, помимо бед своих, к несчастью,
Делами усложняем жизни путь...
То высшее, чем дух нас просветляет,
Материей сгущается в туман;
Мы благо видим в том, что приземляет,
А в высшем лишь иллюзию, обман.
В житейской давке всё , что было высшим
Становится безжизненно-застывшим.
Мы к вечному возносимся подчас
В фантазиях в безудержном полёте,
Но всех надежд легко лишает нас
Бег времени в земном водовороте.
И в сердце поселяется забота,
И ноет тихой болью без причин –
Хозяйство, дети, дом, жена, работа –
Мелькает хоровод её личин;
Во что бы беспокойство не рядилось:
Пожар ли то, потоп ли, яд, кинжал, –
Дрожишь ты от того, что не случилось,
Оплакиваешь то, что не терял.
Какой я бог! Я жалкий червь нагой,
И жрущий пыль, в которой был рождён,
Который будет путника ногой
Растоптан в прах, и в прахе погребён!
Не прах ли то, что здесь в себе хранят
Все ящики, шкафы и антресоли?
Их тысячи вещей меня теснят,
Вжимают в царство ветоши и моли.
Я должен здесь найти свой идеал?
А, может, сотни книг прочтя, открою,
Что был однажды тот, кто не страдал,
Средь прочих всех, трагических героев?
Что значит, полый череп, твой оскал?
Тебе напомнил вид моих мучений
Как ум твой тщетно истину искал,
И брёл как я во мраке заблуждений?
Что холодно, приборов тесный ряд,
Сверкаешь ты улыбкою железной?
Вы дали хитрый ключ от тайных врат,
Но хитрость оказалась бесполезной.
Природа сокровенный свой исток
Скрывает даже днём от праздных взоров,
И то, что в ней твой дух открыть не смог,
Не вытянет любая сталь приборов.
Тот старый, бесполезный аппарат,
Поставил тут ещё отец учёный,
Вот, брошенный тут много лет назад
Старинный свиток, лампой закопчёный...
Уж лучше бы спустил я это всё,
Чем быть теснимым тем, что мне не гоже!
Владеешь, лишь, используя своё,
А мёртвый хлам полезным быть не может.
Мы, изнывая, груз наследный тащим,
А нужно только то, что в настоящем.
Но отчего мой взгляд так властно привлекает
Хрустальный тот фиал? – Он как магнит для глаз.
И, будто свет вокруг разлился, так бывает,
Когда блестит луна в лесу в полночный час.
Приветствую тебя, сосуд забвенья,
Который я возьму с благоговеньем,
Искусства уникальный образец,
С густою влагой, губяще-хмельною!
Экстракт смертельный, выпаренный мною,
Ждёт милости ответной твой творец!
Я на тебя гляжу, и боль стихает,
Беру тебя, и сразу отступает
Поток душевных бурь к моим ногам,
И, разливаясь моря благодатью,
Приветливо зовёт зеркальной гладью
И к новым дням, и к новым берегам.
И колесница огненного мира
Передо мной парит уже, и я,
Готов достигнуть новых сфер эфира,
И в этих сферах всё начать с нуля.
О, это, высшей жизни упоенье!
Достоин ли такого червь земной?
Да, только обернись, отбрось сомненья,
Оставь земное солнце за спиной,
И распахни врата у входа смело,
Перед которым оторопь берёт,
Войди, богам доказывая делом,
Что человек достоин их высот,
В пещеры мрак, пройди по коридору,
В котором тени душу леденят,
И дальше, прямо к устью, за которым
Неистовым огнём пылает ад!
Я шаг последний сделаю шутя,
Пусть там ничто, и мрак небытия!
Сойди же, чаша чистого кристалла,
Покинь скорей старинный свой футляр!
Яви опять тот памятный мне дар,
Когда ты на пирах отцов блистала, –
И веселел гостей суровых круг;
Когда хрусталь касался новых рук,
Красу резьбы и тонкости сюжета
Был должен пьющий рифмой изложить,
И сразу чашу залпом осушить;
По юности ночам я помню это...
Не стану я ни с кем тебя делить,
Узор твой воспевая вдохновенно,
Твой бурый сок воздействует мгновенно,
От чар его хмельных спасения нет.
Тебя создав, тебя я выбираю,
И свой последний тост провозглашаю:
От всей души - за утро! За рассвет!
(Подносит чашу к губам. Раздаётся колокольный звон и хор)
Хор ангелов
Христос воскрес наш!
Мир вам, спасённые, –
В муках рождённые,
И погружённые
В царство греха!
Фауст
Как тих и светел звук! Как властно он
Отвёл от губ смертельный яд бокала!
Неужто, вновь, плывущий в небе звон
Седмицы светлой возвестил начало?
Не так ли в ночь, на рубеже времён,
Когда союз был новый зарождён,
У гроба песня ангелов звучала?
Хор мироносиц
Миром и травами
Тело омыли мы,
Близкого самого
В гроб положили мы
В саване чистом
Льняного холста.
Ах! Не нашли мы в нём
Больше Христа!
Хор ангелов
Христос воскрес наш!
Вам утешение,
Тем кто мучения
Ради спасения
Нёс до конца!
Фауст
Зачем ты, неба песнь, зовёшь, летя
С небес во прах? – Ищи других средь люда
Покорного и кроткого. Хотя
Я слышу весть, но веры нет без чуда,
Оно её любимое дитя.
Я в сферы те, откуда к нам вещает
Благая весть, подняться не готов.
Но вновь зовёт, и к жизни возвращает
Привычный с детства звон колоколов.
О, сколько он надежд дарил, бывало,
Звуча в субботы строгой тишине!
Как нежно меня небо целовало!
Как сладостно молиться было мне!
И, подчиняясь чувств неясных воле,
Я уходил из дома в лес и в поле,
И брёл в слезах горячих как хмельной,
И брезжил новый мир передо мной.
О, сколько эти звуки обещали
Весёлых дней и радости живой!
И, счастья дни напомнив вновь, не дали
Мне шаг последний сделать роковой.
Лети же песня неба надо мною!
Я плачу вновь, я вновь земля с тобою.
Хор апостолов
Ныне воскрес Он,
Гроб свой оставя!
Достиг небес Он
В силе и славе!
Близок Он к радости
От созидания.
Ах, Он оставил нас
В лоне страдания!
Как же нам слабым
Вынести всё?
Плача, мы славим
Блаженство Твоё!
Хор ангелов
Христос воскрес наш
Из лона тления!
Христос дал путь нам
Освобождения!
Любовь и веру
Миру несущие,
Братьев примером
К свету зовущие,
Днесь, и отныне
На все времена
С нами Учитель наш!
С нами всегда!
Свидетельство о публикации №118081700075