Эпизоды О нас Фламенко Канада

 
Сегодня 12 марта 2014. Торонто.

      Этот день нужно обязательно записать, оставить в памяти.
  С ночи валит снег, не переставая. Вьюга носится по убеленным крышам и вдоль улиц, играет со снежным завесом то яростно, то ласково.

  Вчера дочь  доставила  мне великолепную, неожиданную радость, подарок ко дню рождения: мне предстоит пойти на концерт «Фламенко». Уже куплен билет, к сожалению, один. Она с малышкой будут дома.
  Первый раз я сама отправилась в «каменные джунгли» Торонто (пишу так, потому что мы живём в районе  Forest Hill, просторном и зелёном).  Сама спускалась в метро, хотя раньше ходила за дочерью, как нитка за иголкой, особо не запоминая дорогу. Удивительно быстро вышла с улицы Янг на маленькую перпендикулярную улочку  и сразу увидела яркую неоновую вывеску из красно – белых переливающихся огней «Massey Hall», всё как нравоучала меня дочь.
  Заполучив билет в кассе и попросив служителя помочь найти своё место, я села в пятый ряд справа, недалеко от сцены, и огляделась. Весь партер был заполнен до отказа, но верхние бельэтаж и балконы были пусты. «Наверно, не так много любителей фламенко в Торонто», - подумалось мне.

  Я ношу свою тайную страсть к этому прекрасному искусству с первых дней моей жизни в Тель – Авиве. С тех пор, как дочь повела меня в Центр Сюзан Деляль на представление испанских танцоров.
  Это было так ошеломляюще прекрасно! Запомнилась яркая феерия цветных летящих юбок, молниеносно окутывающих гибких, величественных танцовщиц под едва уловимые всплески тонких рук. Быстрые ноги отбивали чёткую дробь под гортанные звуки, обжигающие пламенем человеческих чувств, как будто этот огонь рвался прямо из сердец певцов, стоящих незаметно, но удивительно достойно, поодаль, вглубь сцены, и яростно отбивающих ладонями в такт кричащей и стонущей гитаре  и стокатто женских каблуков.
  Танцовщицы вскидывали руки вверх, выписывая силуэты цветов, похожих на лилии. Совершенно волшебным образом их движения  полнились то стучащим ритмом кастаньет, то лёгким ветром раскрытых экзотических вееров, то полётом ярких шалей, украшенных длинной шелковой бахромой, казалось, танцующей сама по себе. Но все, все эти предметы, давно вышедшие из употребления в обычной нашей заполошной жизни, всё блистало и сверкало, танцевало и пело только подчиняясь воле и страсти, любви и торжеству красоты движения человеческого тела и голоса.

  Зрелище было настолько потрясающее, что запомнилось надолго и путешествовало в моём сердце  все так быстро промелькнувшие первые года израильской жизни, которая не всегда располагала к «зрелищам», так как так же и неуклонно заставляла заботиться о «хлебе насущном». Но больше всего, конечно, к добыванию средств на оплату жилья, которое было всегда чужое и довольно неряшливое, кусающее карман, но всё же снисходило к нашим запросам где – то преклонить голову в конце рабочего дня, и в конце концов становилось нашим домом, а куда было деться? 
  Тем не менее, мы приживались, всегда платили вовремя за съём, обвыкались с сумасшедшим ритмом яркого, гудящего стремительными автобусами и нескончаемым потоком частных авто города.
  Горячее солнце с избытком напитывало своими лучами всех нас, суетящихся маленькими пузырками броуновского движения  в этом раскалённом прекрасном пространстве, где улицы, проспекты, скверы, полисадники наполнены стойким мужеством обильно цветущей растительности, которая существует в постоянном соперничестве зноя и воды.
  Побеждает вода! Это её хрустальные капельки, неутомимо выбегающие из тонких трубочек, сетью покрывающих этот маленький цветущий край Израиль, питают каждый цветок, каждый куст, каждое дерево, заботливо насаженные человеческими руками на узкой песчаной полосе суши средиземноморского побережья, которая всего лишь сто лет назад была иссушена и пустынна. Капельное орошение! Изобретение неугомонных к открытиям евреев. О нём я когда – то впервые услышала, когда работала в отделе «насосных станций» в крымском проектном «Институте садов и виноградников».
 
    Наши первые 10 лет проживания в Тель – Авиве явились, я уверена, для каждого такими ясными озёрцами для души. Она купалась в благодатных водах этого беспечного, гостеприимного города с его шармом, броскими витринами огромных каньёнов**; весёлым, ярким, переполненным всякой всячиной из еды и одежды шуком*** КАрмель, от которого до синего Ока тихого, мелкого моря, просматриваемого через вертикальные улочки, тонкими ниточками тянущиеся с востока на запад, было совсем недалеко.
   Тель – Авив очаровывал, он вплетал нас в свой ритм, маршруты улиц становились родными, узнаваемыми, как в своём бывшем месте проживания. А ещё море – ленивое, мелкое, синие, вечное, как воздух, как солнце, как этот белый песок, неисчислимыми тоннами ограждающий воду от суши. «Набережная Тель – Авива считается одной из самых лучших в мире» - сказала наша Ора, а поверить ей, ой, как можно! Ведь она где только не была! И в Австралии, и в Индокитае, и в Канаде, на европейских побережьях, - вобщем, везде!
   На набережной по субботам десятки людей самозабвенно кружились в народных мелодиях, то плавно, то взлетая вверх в прыжках, отдаваясь музыке, то напевной, а то требующих полётов; и летали  лёгкие, быстрые парни и их партнёрши, двигаясь по кругу по несколько часов подряд. 
   И не было большой нужды ходить по концертным залам, да иногда и деньги не особо отяжеляли карман. Но первая встреча с фламенко впечаталась в мою память, завоевав её любовь и восхищение навсегда.
            
   Конечно же, Центр Сюзан Деляль стал самым желанным для потребности души. Каждый очередной поход на концерт фламенко давал неоценимый заряд энергии и благодарности этим блестящим артистам, которые были всегда «золотыми рыбками» в огромном аквариуме под названием "фламенко". Сюда часто приезжали именитые ансамбли, настоящие мастера своего искусства. Ведь культ фламенко со своей родины Испании распространился далеко за её пределы. Много любителей и ценителей великолепных «цыганских танцев улицы», так переводится это слово с народного названия – фламенко, занимаются в студиях, ездят в Испанию за наукой овладения этим искусством, а в своих странах объединяются в клубы фанатов и почитателей фламенко. Израиль уж точно в их первых рядах.

  И стучат каблучки по паркетным студиям, и красавицы зорко вглядываются в студийные зеркала, поправляя осанку и приобретая точёную лёгкость движений и форм своего тела, жаждущего обернуться летящей юбкой или цыганской шалью. И гитара, гитара ведёт их знойный, страстный танец, делая из каждой восхитительную покорительницу мужских сердец. Красота и  женщина – понятие неразделимое, и танцовщица говорит об этом каждым движением, каждым порывом выказать себя в этой магии народного искусства.
  Но каковы ещё мужчины – танцоры! Они под стать своим царицам! Не оторвать глаз, как они, выбивающие дробь быстрыми, неуловимыми движениями ног, преображаются в гордую, вольную, торжествующую своей красотой птицу, птицу – сокол. И невозможно насмотреться на это волшебное, бурлящее клокочущей энергией души действо танцора, захватывающее до такой степени, что забываешь всё на свете! И уже твоя душа стучит каблучками, и гордо носится по сцене с ним, с этим покорителем уже твоего, заплаканного от жизненных неурядиц, сердечка. И хорошо ему, и радостно, и светло! И оно расцветает в унисон тому, горячему сердцу, мятущемуся в этом чудном танце, в этом море гортанных криков и гитарных аккордов. И неслышно танцуешь вместе с ним, и становишься для себя такой же вольной и летящей птицей!

  Но вот в Торонто, в Массей Холл, было удивительно «не так». Не как всегда, что я видела раньше. Были гитары и были певцы, была прекрасная Эстерелла, поющая непонятное испанское, но понятное каждому жаждущему красоты сердцу, гортанное, то плачущее, а то торжествующее пение. Да такое, что идёшь за этим голосом, пленённая его очарованием, забыв обо всём на свете! И веер был, и прекрасная цыганская шаль, но... не было танцоров!
  По началу концерта появление их втайне, конечно же, ожидалось, но... они не появлялись! И не появились, вот так!
  Так было построено выступление, что сама певица, Эстерелла, сидя  в кругу своих певцов и музыкантов, а это: и две гитары, один барабанщик, три певца, строго отбивающие ладонями в такт каждой её мелодии. Так вот она, отдаваясь всей душой, всем своим существом  пению, сидя на высоком стуле, ...танцевала! Руки её изящно выкручивали «лилии», тонкий стан с гордо посаженной головой  еле уловимо двигался, а ноги под широкими оборками юбки выстукивали каблучками, - и как – то этого всего было достаточно, так она завораживала внимание!
 После очередной песни, подаренной благодарному зрителю, что являли бурные аплодисменты, Эстерелла с мягкой улыбкой обращалась  к натянутым струнам внимания каждого, присутствующего в зале, говорила на испанском что – то милое и значимое, завершая уже на английском языке: - I love you, Toronto! – посылая воздушные поцелуи. Зрители облегчённо смеялись, приветствуя её опять аплодисментами. И зал замирал, слушая вновь и вновь её песни.

  Каждый из её соратников исполнял своё соло, а высокий, тонкий молодой парень с аккуратно постриженными неукротимыми кудрями пепельного цвета в простом пиджачишке и узких брюках вдруг не вытерпел накала всеобщего театрального действа и вскочил с музыкальной колонки, на которой он сидел и властвовал над своими барабанами и тремя музыкальными тарелочками, насаженными на тонкие прутья. (Оказывается, этому ударному инструменту,  нехитрому с первого взгляда, больше тысячи лет!).
  До этого он властвовал над тарелочками, изредка тревожа их чётким щелчком пальцев, как будто бил кого – то невидимого по носу. Но вот совершенно отрёкшись от них, надоели они ему! вдруг оказался в центре сцены рядом со стояком микрофона и выдал что – то такое залихватское, такой захватывающий речитатив под аккомпанимент гитары с подхватывающими свой ремень движениями в стиле Майкл Джексон, что весь зал просто восхитился, весело засмеялся, так как барабанщик завершил свой экспромт сумасшедшей дробью своих длинных, ловких ног с такой силой и страстью, что сразу восполнил отсутствие обязательных танцоров, которые так и не появились. Но в этом и была прелесть такого необычного, для меня во всяком случае, концерта фламенко.

  Зал взорвался аплодисментами, парень с пепельными кудрями percussion Pedro Gaburre (так было написано в програмке к концерту) удовлетворенный, вернулся к своим барабанам и звенящим тарелочкам, а зал с артистами как – то вдруг стали такими родными друг другу.
  Выкрики «Оле», конечно, и раньше звучали, но мне вдруг подумалось, что вот эти испанские артисты прилетели на крыльях фламенко  из своей любимой Испании к своим испанским братьям, живущим в хрустальной стране Канада.  И которые бегут на встречу с ними при любой возможности услышать, увидеть родные лица, напитаться очарованием всей своей Испании через эту волнующую душу и сердце  магию фламенко.
  И я, маленькая, тихая женщина, летящая по жизни птицей – воробышком, тоже стояла в этом братстве и громко аплодировала, подняв руки вверх, особенно вглядываясь в долговязую фигуру Педро, так как он восхитил меня своей неуёмной молодостью и рвущемуся к нам темпераментом, и встреча эта – незабываема!
 
  А потом я, неудачно не попав в метро (была глупая маленькая причина – отсутствие простой предусмотрительности и маленькой монетки – жетона в подземелье), вышла опять наверх на улицу Янг. 
  Что эта самая длинная улица Торонто и даже Канады, длинной чуть ли не 400 километров (!), обязательно приведёт меня к нашей улице Сантэ – Клер, на которой я уже без труда ориентировалась, я знала.
  Янг, - эта уникальная улица пересекает весь город и длится за его пределы в обе стороны с юга на север, главное не перепутать направление. Одна конечная сторона – это озеро Онтарио. Дочь моя делала проминажи к нему в течение двух часов от места проживания.
  Ранее во все  мои приезды в Канаду я путешествовала по городским улицам пешком, с рюкзаком за плечами, специально не пользуясь транспортом. Внутренне поражаясь реальности своего явления в этой родной мне по климату и простору улиц, украшенных вековыми исполинами – деревьями, стране, я наслаждалась похожестью всего, что помнилось из моего лужского детства. Мне это доставляло громадное удовольствие.
 
  Сейчас я шла и шла по Янгу, глядя почти равнодушно в витрины. И от номера 600 дотопала до номера 2000, указанного на домах, до перекрёстка уже совершенно знакомой, с трамвайными путями,  улицы Сантэ – Клер, а потом ещё и по ней. Я устала, новые сапоги нажали ноги, но это всё скрашивала  эйфория от концерта. Внутри меня продолжали жить эти прекрасные люди: и Эстрелла, и певцы, и гитаристы, и Педро занял пустующее место любимчика – мужчины в моём сердце, о котором я сохраню приятные и нежные воспоминания.

   Улица Янг была уже почти пуста от стаявшей грязноватой бахромы унылых сугробов, задержавшихся на обочинах тротуаров, и за пару дней прошедшего потепления почти потеряла свой зимний облик. Но этой ночью что – то в природе развернулось в обратную сторону, как будто она чуть подзабыла, что – то не донесла. И с раннего утра обильный снег всё сыпал и сыпал, вьюга носилась по крышам, стучалась в чуть приоткрытые окна, пытаясь улечься на пуховые одеяла.
  Да, мороз вернулся в свои права, опять стало -25. Даже движение по нашей неширокой улице прекратилось, и даже собачки в своих ярких клеёнчатых ботиночках сидели тоскливо дома, и даже я, неистребимая любительница снега, не нашла свободного часа выскочить похороводиться с этой Госпожой Вьюгой, тем более, что Лёшик, вернувшись вечером с работы, сказал, что он замёрз и на улице очень холодно.
  И я почему – то очень охотно ему поверила. Зато на следующий день уже выскочила и пробежалась по своему маршруту, где вновь выпавший снег украсил собой все улицы...

                *- Каньён – (иврит) – большой торговый центр

                **- шук – (иврит) - рынок

   *    *     *

Фламенко… фламинго…
Что птицы танцуют
Под музыку страстной любви?
И перья на солнце
                скрипят и алеют
Как цвет восходящей зари…

Фламенко… фламинго…
Их танец призывный
И нежный – подругу зовёт.
И сходятся перья,
            -- и щёлкают клювы,
И песню любви он поёт…

Фламенко… сей танец
Тягучий и страстный, -
Широкие юбки – в разлёт!
И скрытая страсть,
     как пружину, натянет
И руки лилеей взметнёт…

Фламенко… фламенко…
Ты - танец столь дивной,
Столь мощной и чудной любви…
И жгучему сердцу красавца – испанца
     лишь светлые страсти дари!


                (из готовящейся биографической книги)