Мартини и Лючини

              Вступление:


Я не хочу писать стихами, скажу я запросто словами.
На этих строках жизнь в стихах, всегда мечтательно
Лелея я вспоминал души томление. То ли в радости
Везения, аль в отчаянье тоски отдавал я дань любви.
То бессонными ночами, то уныния слезами. Поливал
Я тот цветок, что взрастил душевный стон. Исходящий
Будто клик журавлей манящих ввысь. Нет мне места
Среди птиц; я землёю буду крыт. И на память обо мне,
Пусть стихи оставят след.  20/февраля/1990.год.


               


















              *Мартини и Лючини*


               


Церковную обитель среди бело дня, парень светло русый
С отчаяньем стучал. С ним была подруга девственно юна,
И косой по пояс что облегала стан. А чело сияло муками
Любви: где с чертами страсти был печален вид. В рясе
Чёрной, с старческим лицом служитель храма двери им
Открыл чуть в рань. Не поняв поспешность юноши лицо,
Как со вторым рождением Иисуса было в точь. Те же
Брови и ресницы, подбородок тот. Из картин величественных
Что исходит дух святой. На мгновенье только будто колдовство,
Он подумал он:
Мессия (избавитель, неожиданно приносящий спасение)
С небо вдруг сошло.
Но слова мирские разогнали мысль. И он вновь опустился
На крылах мечты. В свой церковный храм, чтоб как слуга
Господни людям помогать.

Мартини-( к священнику)
О, отец наш Божий, милости прошу. Выслушай меня как
В исповедальню запускаешь люд, так прими рассказ мой.
И его в сердце глубоко, от мира сего скрой. Если ты
Усмотришь наш любви порыв: чем-то жутко грязным, как
Стыдливый вид. То прошу, не надо тратить много слов.
А скажи; напрасно вы пришли сюда. Ежели ты узришь
В чувствах наших то; что всегда веками славило любовь.
Нас ты обвенчаешь всей же миг, и час.


Священник- Идёмте дети Евы. Идёмте счас со мной.          
С глубоким вниманием ваш выслушаю сказ, но ничего
Заранее не могу вам обещать.   

Мартини- Мы судьбу подносим на ваш святой алтарь.
И коль воля Божья не захочет взять наши чисты души
Сиденья признать; значит мы ошиблись. Значит это зря.
Смерть нас в миг обручит, хотя счастья нету нам.
(Этот шёпот деве он адресовал. А слуга господин перед
Шёл, чтоб свечой надежды путь им озарять).

Осветил он келью мрачною свою. Стул, кровать и время
Говорят о том, что поизносился его ветхий пол. Извинился
Старец за убогий вид. Но сказал по чести; что Богу лишь
Служит. Не тревожа мир сей: не пристрастием к винам,
Иль к женщинам, к деньгам. Душу, плоть, стремления
(В смысле наслаждения)  он смерил в постах, в мольбе.
Где именем священным уста его несли; веру благодатную
Доброты, любви.
Ну теперь прошу я вас, присядьте на кровать. Я же стул
Поставлю свой подле вас. И одним вниманием вникну в ваш
Рассказ. (молвил божий раб). 

Мартини- Пока начну я изложения судьбы нашей течение.
Хочу вас попросить: если вы с ним согласитесь, то не
Мешкая и час, здесь пожените нас.
В поместьях Мольеры исконными всегда были вельможи
Кординелли. Луга, леса, пастбище богатые края. И замок
Белый, белый как лебедь в небесах, стоял он на пригорке
Очаровывая  всех не раз. Замок украшали цветочные сады.
И пруд с беседкой  милой завьюченной лозой, был с краем
Дивным схож. Супруги Кординелли слыли во всех краях;
Как добрые соседи, и милая чета. Плодом любви их нежной
Было одно дитя. Лючини её назвали,как звезда она пленял
Всех своей красотой. Шли годы не заметно, как ручеёк
Скользя. В день её рождения огромного веселя, для
Чад малых лет: Лючини исполнялось седьмой лишь      
Год тогда. Когда она с друзьями в огромном светлом зале,
Гасила торт с свечами надутыми щеками. По детский
Радость вняв. В преддверии площадном заметила она, что
Мальчик светлолицый ресницами девицы за нею наблюдал.
Застенчиво стыдясь. Вдруг отец Лючини его за руку взяв
Повёл к веселью круга, погладив по власам.

-Вот к тебе Лючини ещё дружок пришёл. Так вышло ангелочек
Что его родители покинув отчий дом, среди далёких странствий
Немного задержались. Вот и попросили пока они приедут, чтобы
Пожил Мартини с нами до тех пор. С твоей ведь дружбой он
Не будет одинок.
*******************************************************
Отец Лючини может не знал того, тогда; что в этой первой
Встрече любви росток запал, на почву страсти нежной навечно,
Навсегда. И бился жадно к свету, хоть корень был и мал.
Лючини пригласила меня с ней потанцевать, а я стеснялся
Право, не знал что ей сказать. Тогда она рукою тёплою, малою
С улыбкой озорной: такою ясно милой лишь детство нам
Дарила бесхитростные лица, да счастье что нам снится.
Увлекла с собой меня в бальный вихрь, в карнавал. И мы
С ней кружились от пола отрываясь. И мне порой казалась:
Что мы с ней парим. Ах! Как прекрасно было б уйти в небесны
Лона, божественные своды. Где любви признание стыдливости
Не знает. И робости невинность душой всегда хронима, и
Трепетно любима. До старости могильной лишь верностью
Дарима. Тот день был райский весел, и совсем не тесен.
В памяти, в прошедшем хранятся эти лета. Но увы, как жаль
Детства день так мал. Ещё мы веселились играя детским пылом
Ничем неукротимым. Но вечер к нам подкрался, все гости
Разошлись. Лючини что сияла как ранняя звезда, украдкой
Мне сказала на ухо прошептав; что комнаты покоя наши рядом
Двоя. Если мне что надо, мы можем через стену общаться
Иногда. Лишь ухом приложится к стене и все слова
услышите тогда. Улыбнувшись на прощанье я ей               
Рученьку пожал, и нас отвели по комнатам спать.
Падре поверьте право какие были Лета, какие были дни.
Мы с ней играли вместе, шушукались в Ночи. Нам было это мало.
Мы с нею за столом; то ножкам, руками скрытно и тайком,
Касались друг друга не ведая о том, что предпосылка чувства,
Томление души вот эти игры детства.
Невинные слова в том мире открытости сердечной, естественны
Всегда. С Лючини мы познали любви томление грёз. Мне шёл
Уже год пятнадцатый, Лючини же тринадцать исполнилось
Едва. И вестью жутко тяжкой омрачилось наше счастье.
Наши с нею розы любви надежды новой, должны были увянуть.
Не раз дарившие нам прекрасный аромат. В чём заключалось
Горе: то было будто молния блеснувшая с грозой над моей
Судьбой. После долгих странствий, лишений, неудач. С богатым
Состоянием родители мой предвкушая радость, чтоб 
Обеспечить сладость, мне жить без лишений  вкушая мир
Блаженный.  Но кто предвидеть может провидения нить,
Когда может оборваться лишь знает Бог один. Стихия обуяла
Волной разлуки вечной морская глубина, поглотила мою
Отца и Мать.

Чело моё бледнело, порой в ночи краснело. Поникшей головой
Ходил я сам не свой. Пустые мои очи, не излучали больше
Той нежности прекрасной. Лишь темень горя властный в них
Отражался ясно. А сердце боль томила и душу мне разбила.
В эти дни одичания с миром так же с людом. Я находил ту ласку
Что без притворной маски дарила мне Лючини. Неустанно
День за днём умаляя мою боль. Проходят вы ведь знаете падре
Все наши муки, все наши печали. Но осадок боли остаётся
Лежит у нас на душе, сколь не минула б лет. Чтоб со мною
Стало когда в ночи страдал я, если б Лючини ко мне тайком не
Шла. Не плакала б как ива, в слезах что вся застыла. И унимал 
Я боли чтоб её утешить стоны. Я знал: она страдала, ко мне
Любовь питала. Ту нежную одну, что воскресает мёртвых.

Как божьими словами мы тешимся в печали. И с пучины
Горя я воспрял надеждой с нова. В Лючини я видел;         
Смысл продолжения жизни, и движения. Мы с ней так
Привязались, что уж не расставались. Везде, повсюду рядом
Я с ней вкушал отраду. И вот однажды ночью когда томился
Я, к ней решил прокрасться и в любви своей признаться.
Зашёл я к ней беззвучно. О Боже на Мадонну она была похожа.
Я ею упивался, душою наслаждался. Когда уйти хотел, чтоб
Не потревожить сон моей богини слёз; она очнулась разом,
И удивилась в взгляде. Но поняв что я не сон, и в правду
К ней пришёл. Сказала мне; Мартини, что с тобой мой милый.
Не смог я удержатся, в объятиях к ней прижался. Нечаянно
В ночи я что-то обронил. И наши испуганные лица, застыли
В страхе быстро. В те минуты волнения мы застыли без
Движения. И только я простился, чтоб к себе вновь
Возвратиться: как кто-то вдруг вошёл. И я готов был сразу,
Хоть провалится в ад. Но лишь ба те глаза, не впились бы
В меня. Отец Лючини молча мне указал рукой, чтоб удалился
Прочь. Потом же я слышал: как он стыдил Лючини. В её года
Любовью не тешились и Боги. Упрёк был жестом воли
Отцовских чувств приязни. Но порой так часто, родителям
Не ясно; что вовсе года любовь желанна нами. Пусть ещё мы
Млады, пусть уже стары. Но любви волнения в нас будоражит
Время. Чтоб ни было в прошедшем она  нас нежит вечно.
Так же он твердил ей, что должно быть стыдно за её проступки.
И он её накажет. А меня отправит завтра же по рань,
В семинарий Ены. Чтоб учился вере, Бога прославлять.
А не тратил время попусту, и зря. Слышал я моления, клятвы,
Извинения. Плакала Лючини и клялась отцу; что в стремлениях
Наших были мысли святы. Не в словах, не в чувствах не было
Кощунства. Ангельским терпением, нежности волнением 
Бедная Лючини объяснить пыталась; что поступки  наши так,
Или иначе. Поздно или рано, мы вершим не зная  что любви
Незнание покрывает тьмой робкие слова, нежные глаза. Что
Стремятся вечно в край любви, блаженства. И порою часто,
Пусто там, не ясно. Холода разлуки сотрясают души. 
Но отец не слушал (в гневе сердца глухи), и без               
Сожаления не изменил решения. Лишь он только вышел,
Я к не колеблясь тотчас к Лючини в миг прокрался, и стал
Я на коленях просить у неё прощения. Мы поняли друг друга
Как не было нам худо. И поклялись навечно соединить сердца.
Пусть пока в разлуке предаётся нам помучить души и глаза.
Что омываться будут лишь былью нашей жгучей. Я предложил
Ей тайно чтоб письма нас связали. А то в разлуке долгой,
Зачахнет сердце в боли. Она согласие дала. И я прощаясь
С нею, дерзнул её обнять, и в губы страсть отдать.

Меня ждала карета на утро памятного лета. Лючини видел я
В окне и локон её дивных влас как россыпи пленяли, и радость
Порождали.. Черты её невинны внушали силу к жизни.
Прелести их вид я в сердце сохранил. Когда же тронулась
Карета я видел издали её, и мановением длани прощался
Со мной мой ангел.

Ах если б только человек предугадать мог жизни бег. Всё было
Иначе тогда. Но может быть без испытаний, без слов отчаянья
Судьбы: нам неприятен стал бы мир. Лишь человек познавший
Муку, способен верить и любить неудержимо, нерушимо обет
Любви который дал, даже в аду сей жизни всё ж сдержать.
И я Падре, приехал ровно к полудню следующего дня в семинарий
Для учёбы. И предполагать не мог тогда, что стены ихние меня
Измучат горькою тоской. Изнурявшей день ото дня. Об бегстве
Стал я помышлять. Любил отец я уединятся, не в ком не видел
Я участия; в моей печали был сам волен. Писал любимой
О сердце боли. Шли годы, лета без тепла. Лючини письма были
Связующей нитью с жизнью для меня. Любовью пылкой
И одной неповторимой уж ни в ком.

Когда я письма получал, я глаз в ночи не мог сомкнуть.
Читал не раз я повторяя, как стих любви запомненная.      
Все строки нежности прекрасной мне говорили; что в
Ненастях над проростью лишней, одиночества томлений. 
Удержать не впасть в апатию, может только лишь родной
Человек нам дорогой. И мне искренний всех жаль: кто за
Степью всей судьбы так не смог любви найти.

Прошли ровно пять уж лет, как обучался я в Ене наукам
Разным и псалмам. Ничего не омрачало наших дней
Тогда существование. Хоть и были мы в разлуке, но всё
Помнили по дням, о наших девственных годах. Мало
Майские напевы сохранились в сердце верных: обещанию
Любить чтобы ни было всю жизнь. Но порою мы забыты
В своих чаяниях, мечтах. И не знаем, что за нами
Поджидаючи давно; шаг за шагом возле нас, то беда  а то
Гонение. Что судьба без промедления, дарит нам лишь мы
Узрели, что быть может кратким, днём счастье тоже к нам
Придёт. И лелеем тот цветок что взрастила в нас любовь.
Но ненастье зной судьбы вырывает вместе с корнем, все
Мечты развеяв а поле. И нам видится в дали прах не
Забывшейся любви. И однажды как-то раз, тот обычный
Сладостный час, когда жду я наслаждений затаённых
В письмах нежных. Получив письмо Лючини, начал слёзы
Лить о милой. Вот печали моей боль.

Вы падре не будьте строги к моим действиям безумным.
Но я думал что любовь выше Бога, и всего. И узнав что
Поневоле  выдают за графа Доло  мою милую Лючини.
Я собрался наспех враз. Не заметно ночью тёмной побежал
К заветной доле. Более нету в мире счастья, чем любимой
Миг объятия. И я чтобы их принять, мог бы мир весь
Обскакать. И приехав по утру не рискнул ей показаться,
Чтоб никто не догадался о прибытии моём. Я решил всё ж
Переждать. И лишь в ночи к ней придти. И молить её
В слезах, убежать со мной в тот час. Вот настала та
Минута, когда трепетно весь в муках содрогаясь от               
Волнений пребывал я в изнеможении; увидав окно
Любимой. В ней светилось лишь в одной силуэт любимый
Мной. Тихо, крадучись как вор я подкрался под окно.
Камень маленький метнув я привлёк её внимание. Хоть мы
Были в мрак ночи, и тому ещё подстать: я не видел ведь её
С детских пор уже давно. Всё же друг друга мы узнали.
И от радости сияли наши лица в этот час. И сказал я ей всё
кратко; чтобы в миг она собралась, и тихонько в сад
Прокралась. И под сенью тихой ночи ждал я встретить
Милой очи. Вновь их близко увидать, сладострастии
Ласкать. И за краткий миг блаженный, я бы отдал мир
Весь бренный. И услышав шелест платья обернувшись
Я узрел; моей жизни всей венец. Это было бесподобно:
Власы нити золотые, а черты её лица преобразились уж
В разлуке. И пленяли красотой данной Богом ей одной.
Я её ладони встретил, тепло, ласково обнял. И забыв про
Всё на свете целовал и целовал. Кратким взлётом мысли
Прошлой описала она лета, что прожила без меня.
И бессонные рассветы что встречала всё одна.

Тут Мартини замолчал. И нежданно зарыдал. А Лючини
Всё молила, чтобы слёзы он не лил ба.

Ах! Отец, отец наш Божий, до чего же мир похож стал
На страшную картину: где всё видеться прекрасно, ну
А если вникнуть суть, только деньги светят путь. Кем бы
Ни был ты тогда, всё получишь так и знай. Если б был ба
Я богатый. Если б ездил ба как графы, в позолоченных
Каретах, с рысаками масти редкой. Разве стал бы я бояться.
Разве стал бы сам стесняться. Что не в силах всем признаться;
О любви моей ранимой, о мечте неисполнимой. Часто, часто
Верь отец, был я зол на род людей из-за причины таковой:
Что не друг, то предаёт. Что не слово только лесть, а за нею
Лживая смесь. В днях удушия тоской я лелеял милой
Очи, хоть далёк от ней был очень. Но узрев её так            
Близко, понял я что счастье это объяснится лишь поэтом.
И умчались мы в карете, что ждала нас в тоже вечер.
Ночью в город мы примчались. И не знали как нам быть,
без друзей так трудно жить. Но в отчаянье, в биде нас
Спасала берегла, лишь любовь вовсе века.
До утра мы так не спали. Всё обдумывали дали, те которые
Судьба расстелила в трудный час, пред нами в этот раз.
Долго думать мы не стали; город наш ведь очень малый.
Может завтра, иль на днях всё равно отыщут нас. Но коль
Мы под куполами средь божеств к любви взывавших,
Сможем руки и сердца соединить крестом любя. То потом,
Ни кто из люда не расторгнет брачные узы. Вот зачем
Пойми отец, мы пришли всей день к тебе. Ты не брось
Нас одиноко. Дай нам счастье в мире ломком. И пойми,
Пойми меня: что нам врозь  жить уже нельзя. Ведь Лючини
Для меня что родник в сухих песках. Ну отец скажи хоть
Слово, что ты молчишь уйти нам что ли. Твоё молчание
Гнетёт, и сердце рану кровоточит. Но мы решили:
Да, Лючини.
Да Мартини.
Что если люди на земле (шепчет ей- я знал Лючини это
Зря), нас обездоленных в судьбе оставят счас в такой
Беде; то мы уйдём от суда в дали, где лишь покой царит
Веками. И там обнявшись мы забудем, что на земле любовь
Всем чужда.

Священник- Да простит меня всевышний, ежели сейчас
Я согрешу: и вас дети поженю.

О! отец, отец (вскричали оба от счастья, от восторга).
Обнимая слугу Бога. И в объятия пылких душ, он заплакал
Молча вдруг.

Рясу празднеств облачась к алтарю их подводя, начал
Брачный ритуал. И закончив свой молебен обернулся       
Он к влюблённым говоря:
Дети мой не раздумали ли вы сочетаться в брачных
Узах. Вопреки воле ваших родственных душ.

Двое- ( вместе) Нет.
Так да ответе мне Посонелли Мартини: берёшь ли ты
В жёны Кординелли Лючини.
Марити- Да.
Ты Кординелли Лючини: берешь ли в мужя Посонелли
Мартини.
Отец Лючини с криком — Нет. Как гром среди ясного
Неба прозвучал сей ответ.
(В церкви появляются вооруженные люди во главе
их отец Лючини)

Ах отец- в страхе промолвила Лючини.
Мартини- Бежим скорей.

Толпа людей бросается вслед за ними по лестнице
попавшей им на пути. Вдруг на колокольне они
Оказались.

Мартини- Лючини ты меня любишь?
Да — Мартини люблю.
Ты идёшь куда я счас пойду?

Да- Мартини. Вся моя жизнь это ты.
Бери её как мою любовь. Которая нас
Обручила ещё в детстве.

Мартини- Идём тогда Лючини. Нам на земле
Нет места в мире. Но знай; что даже в небе
Мы будем вместе всегда, Бог не допустит
Разлуку меж нас.


Долго люд то помнил, как с башни колокольни
Два голубя вспороли, и оземь враз разбились.               
И в объятиях вечности покой обрели. Их юные тела
Упокоили вместе. Чтобы как брачное ложе смерть
Им постелила. 
*************************************************
 
Писать не буду более, уж отягчало сердце болью.
И все мечты что я голубил, в небе сером кружат
Вьюги. В понурых днях чело устало, от жизни туго
Растяжимой, порой не в чём не постижимой. Теряюсь
Я уж не впервой; где мне узреть, и где понять что
В жизни верно, что грешно. Наверно ведает лишь Бог.
А люд того всегда держался: во лжи, притворстве лишь
Купался.
                21/мая/1990.год.