Кшиштоф Камиль Бачиньски Силы

Moce

Was bylo trzech aniolow
w koronach krwawych ogni,
byliscie zbrodniom podobni
snionym w nawach kosciolow.
I byliscie jak harfy
pol-boze, pol-smiertelne,
jak gromy niepodzielne,
a pelne niepokoju.
Ja bylem jeden, czysty,
nie naznaczony grzechem,
was bylo trzech aniolow —
trzy wiary wiekuiste.
A byl to swit. Wial wiatr.
Tabuny drzew sie rwaly
sposrod sodomy malych
do nieznajomych spraw.

A pelno bylo boju
na ziemi i w oblokach.
Was bylo trzech aniolow,
a wiara za wysoka.

A pelno bylo krwi
na ziemi i w oblokach,
w sercu ciemnosc i trwoga,
w ustach milczenia krzyz.

Wtedyscie rece wzniesli
i tak palcow nakazem
na klesce mnie przykuli,
na trumnach — ciemnym glazem.

I stoje tak wsrod wiatrow,
wsrod sniezyc, gdzie pochody
wygnancow i narody,
po ktorych slady zatra
burze, gdzie grzmoty dziejow,
gdzie tylko smierc nadzieja,

i stoje tak, i czekam
na dlon, na glos czlowieka.

O, jest was trzech aniolow.
Ja jestem jeden, czarny
jak ciemny ptak cmentarny,
wydarty snom na poly,
na poly w krwi poczety,
w krzyz na poly zaklety,
zimny, niepokochany.

I milczy swiat, i toczy
przez nieporadne oczy
kolumny groznej ciszy,
bryly krwi i mozolu…
Nikt nie wie, nikt nie slyszy,
ze bylo trzech aniolow.

Силы

Вы были - три ангела божьи
в венцах кровавых огней,
как сны в нефах церквей,
на преступленья похожи.
Вы были – небесные лиры,
смертные полубоги,
могучи, как гроз чертоги,
и полные непокоя.
Я был единственный, чистый,
не помазан, не грешник,
вы были – три ангела божьи,
три веры вешние.
Светало. Веял ветер.
Рвались табунами деревья
сквозь содомские зрелища
за незнакомым светом.

Слились в небесном бое
земля и облака.
Вы были – три ангела божьи,
а вера – высока.

Слились небесною кровью
земля и облака,
в сердце – тьма и тревога,
крест тайны на губах.

Тогда вы подняли руки
и пальцев указаньем
к несчастьям меня приковали,
к могилам – темным камнем.

И вот – стою среди ветра,
среди метели, в походах
изгнанников и народов,
следы их бури вытрут,
и все – что было прежде,
и все – где лишь смерть – надежда,

стою, ожидая вечность,
руки и голоса человечьего.

О есть вы – три ангела божьи.
Я единственный черный,
как кладбищенский ворон,
приманкой для снов разложен,
приманкой в крови зачатый,
к кресту приманкой заклятый,
холодный и нелюбимый.

И мир молчит, мелькает,
перед глазами тают
колонны тиши зловещей,
кровавые муки вечные…
Никто и вспомнить не может,
что были три ангела божьи.