Письма понтия пилата римскому другу
(По Булгакову)
* * *
Нынче ветрено. Я в головном уборе
С буквой «М», и поднят куртки ворот.
Тьма, пришедшая от горизонта моря,
Накрывает ненавистный город.
Не изменишь норова и нрава
у толпы, как будто псы взбесились,
Если б не был снят с креста Варавва,
На кого тогда бы все молились?
* * *
Посылаю тебе, Постум, эту книгу -
Странен вид ее и буквы непонятны.
Я в ней чувствую какую-то интригу.
Если сможешь разобрать, пришли
обратно.
перевод. А я пойду богам молиться
И в тревожной храма тишине,
Предсказала мне одна худая жрица
Вечное томленье на Луне.
* * *
Я тогда спустился к кладбищу.
Пустынно
там. Ни птиц не видел, ни людей я
В моей жизни, как в ряду надгробий
длинном
Всех последней оказалась Иудея.
Цезарь говорил, что край тот светел,
Реки молоком текут и мёдом.
Нет, сюда я ехал не за этим,
Чтобы вздорным управлять народом.
* * *
Был иль не был Ишуа Мессией,
Но с евреями еще мы хватим горя.
Лучше б кесарь их отправил всех в
Россию,
Поостыли бы и больше там простора.
Ну а я пойду к своим легионерам,
Пофехтуем, попируем, жив покуда,
А затем устроим гонки на галерах,
Ну их к черту и Каифу, и Иуду.
* * *
Ночь вчера провел с прелестною
гетерой,
Искушенною и в ласке и в разврате.
Я тогда ей заплатил двойною мерой,
Чтобы помнила о Понтии Пилате.
Говорят эта Мария Магдалена,
Ишуа Назаретянина подруга.
Поженю их, если плоть его нетленна,
Из гетер бывают добрые супруги.
* * *
Вот и прожили мы больше половины,
А осталось меньше четверти, наверное.
Мы, оглядываясь, видим лишь руины,
Так сказал мне старый раб перед
таверной.
Эта мысль, достойная плебея,
Но не смотрит никогда назад
Пятый прокуратор Иудеи –
Грозный всадник Понтий Пилат.
* * *
Помнишь, Постум, я писал тебе про
жрицу
в нашем храме. Ее имя Гела .
Как-то я зашел воды напиться,
И она дала мне крем для тела.
Приезжай, в кавалерийском плаще
белом,
Тебя встречу, угощу вином и хлебом,
А потом займемся необычным делом -
Вместе с нею полетаем мы по небу.
* * *
Скоро, Постум, друг твой, любящий
сложенье,
Все долги раздаст с лихвой и не по
чину,
Но какие надо сбережения,
Чтоб вернуть долги после кончины?
Я умчусь на вороной своей кобыле,
С всадниками в чёрном облачении.
Снятые с креста уже простили
Мне свои подлунные мучения.
* * *
Нет решёток лишь на потолке,
Запах хлорки, доходящий до дурмана.
Я измятый лист держу в руке,
В нем финал сожженного романа:
Кипарисы гнутся, и шумят
волны у Понтийского причала,
Тьма ушла, и поспешил назад
Старший Плиний. Всё вокруг устало.
Свидетельство о публикации №118081301003