Петергофская Ворона

Петергофские фонтаны знамениты красотой,
атмосферою нирваны, да волшебною водой.
Но берёзовые кущи не уступят никому
в колдовстве  зелёной гущи по внушению уму

самых разных размышлений под аккорды пенья птиц,
удивительность  волнений в фотосъёмке птичьих лиц….
Вот какая-то особа, прокричав, влетела вглубь,
затрещала кинопроба, чтобы снять хоть что-нибудь.

Был тот Птиц –  разведчик Штирлиц, притаившийся в ветвях,
не любитель фото-мыльниц и страдающий в любвях.
Он радистку Кэт, волнуясь, ждал, а снизу – Борман-враг,
потому и маскируясь Птиц стал  призрак, это факт!

Призрак, нет ли, Приведенье…? Но в берёзовой листве 
ощутилось вдруг волненье и пытливость в голове!
В голове моей, не Макса Отто Штирлицевой фон,
(извините за бестактность), разразился Марлизон!

Там они Дроздов ловили, а у нас «какой-то Птиц»
в Петергоф,  свалив от пыли, да от Питерских бесстыдств,
конспирироваться в кронах ослепительных берёз….
Кто? Обычная Ворона!? Риторический вопрос…

Нет! Вороны Петербурга – агентурная  братва,
с лёгким шармом демиургов  в похищении добра,
но умнейшие созданья и ценители красот,
божьи твари Мирозданья, иногда наоборот:

воплощенья чертовщины да подобной ерунды,
оттого и  без причины  любопытствуют умы
всё пытаясь заприметить, щёлкнуть в кадр любовь ворон….
Ох! И носятся, как дети  «Кар-р-р…» приняв за вещий звон!

А вороны равнодушны к нашим сутолокам дней,
интерес им наш не нужен, автономия важней,
но конфликт и авантюра превалируют везде,
потому литература чтит сюжет вороньих тем.

Можно долго в этом плане безответственно трындеть,
есть лепёшки на сметане, глупой думкой богатеть,
только хочется воронам взрыва  царственной любви,
чтоб шутливым  лексиконом не скрывать всех чувств души.


фото Татьяны Мировой