Стериум-

— Предисловие —

От редакции! Рассказ напечатан в укороченном, изм ененном виде, из текста убраны места, где Сифарит употребил древний, жрический метод логистики, стирающий программную память некоторой информации, которая ориентирует нас во многих областях существующего мира терминов, также уменьшен гипноэффект описания из-за предосторожности повреждения психемы читателя. Рассказ ориентирован на нейровосприятие.



— От автора —

Списывая образ на лист бумаги, я образую картину мира людей, где буквы создают свой образный быт названий. Нарождаясь в историю, они литорой несут в сознательный ум читающего мысли своего существования, они слитые чертами, заставляют живого несуществующего организатора осмыслять эти реальные образования персонального иллюстративного движения. А может получиться так, что ум у почитателя существующих форм на бумаге станет одетый в новый стиль познаний, который значительно поменяет отношение к своей генетической организации, через главный иллюстративный свой образ «человек» читатель пропустит преобразовательный процесс реформации в отношении себя, образованного.

В этом рассказе я не берусь описывать интерьер, расписывать мертвые формы мебели, тем более, что в стране, в каждом жилище все одно, где-то опредмеченное меткой слов, говорит о недвижимой своей мерности, которые рекутся с ума. Поэтому обходя их многословие, пишу от имен (душ), которые их производят. В этот рассказ, как и в другие, я внес некоторые жрические приемы эротического письма иммунитетной постановки, составляющие образовательную сеть ума, умы, которые увы, с библейских времен временно стали ориентированы на азблуждение, методы, которыми жрецы ввели живых организаторов организма в блуд трансформутативного существования словесномерной, алфаграфической программы, иллюстративной иллюзии разума.



Смотрите рассказ — «Стериум».

Смерть не страшна тому, кто

умеет это использовать, а

ложный путь не прельщает

знающего черты истины

Сифарит

…Таня! Ты уже час стоишь у окна. Понимаю тебя, дождик завораживает и стук по карнизу усыпляет, ну ведь надо же что-то решать!?

— Игорь, я не пойму что решать? Ты все решил за нас, ты даже не подумал, что у тебя двое детей, что завтра или послезавтра они перестанут ходить в садик, а еще через неделю нас выселят из квартиры и все благодаря тому, что ты сделал, не посоветовавшись со мной. И те, кто нас будет выселять тоже решат, жить нам или нет, по предписанию сделают свое дело. Я специально сняла деньги, чтобы уплатить за жизнь, продуктов купить, за квартиру заплатить… А ты, взял и купил на них билеты. Тебе взбрело в голову лететь к своему родителю. Что это даст? Работу нужно искать, а ты куда-то собрался.

— Тань, а что у тебя за книга в руке?

— А вот!!! Все тебе надо знать.

— Опять что-то нашла сверхъестественное?

— Это книга богов. Называется «Конгениальность завихрений». Нужно в редакцию отнести, в печать отдать, может хоть деньги появятся. Я только одна и кручусь, ищу что-то.

— Пойми меня Таня, где только не был, не берут, ну что делать!? А там у меня знакомых много, без проблем найду работу и деньги буду высылать. Пойми! Там нет этих идиотских законов, все нужное можно решить, договориться.

— А, а! У тебя опять там дружки твои, они ж тебя в тюрьму затянут, ехал бы уж тогда на тихий дон, там говорят хорошие заработки и живут как в раю.

— Ну Тань! Причем тут тюрьма?

— Как причем? Я что, друзей твоих не знаю!?

— Конечно не знаешь, у всех давно уже свой бизнес, ты что Тань!? Это в девяностых грабили и воровали, сейчас же это легально, в другой форме. Таня, это единственный шанс выбраться нам из сложившегося положения. Пойми! И реши для себя, что тебе нужно будет потерпеть немножко.

— Игорь!? Что терпеть? Вон сходи на кухню, открой холодильник, посмотри, в нем нет ничего. Дети голодные ходят, тараканы и те вон, голодные бегают. Дети за счет садика живут, так скоро и того не будет, на меня уже там криво смотрят. Ты видишь ихние глаза? А мои? Я по ночам реву, ты этого не слышишь, я не знаю, что им соврать, чтобы укрепить их надежду, веру у них родить в будущее. Они увидят красивые игрушки, просят, а не могу купить. А ты Игорь, кстати, соседи говорят, в каких-то клубах развлекаешься?

— Ты что, Тань!? Сдурела? Какие такие клубы?

— Вчера от тебя пахло перегаром, когда пришел, и духами женскими, и волос я нашла женский на твоем костюме.

— А! Дак это мы с другом встретились. Да! Вспомнили, посидели, выпили чуть-чуть вина в одной забегаловке, и честно сказать, больше воду пил, чем вино, вино паленое.

— Ну вот, видишь как ты работу ищешь?

— Ну Тань, ты в крайности пустилась.

— Игорь, это ты меня пойми, я женщина и чувствую что происходит, на перед предвижу, и переживаю, когда ты целыми днями и даже ночами непонятно где, а потом узнаю, что в клубах оказывается, развлекаешься.

— Таня, все хорошо! Остановись, ты уже куда-то не туда… У тебя уже один клуб во множественном числе.

— Вот опять, остановись! Ты же сам спрашиваешь моего решения, я и пытаюсь тебя к нему подвести, и оно будет таким. Нам нужно расстаться, так дальше жить нельзя, живут же люди нормально!? Не знают, что такое голод, обутые, одетые и если ходят куда-то, ходят вместе.

— Да что ты заладила-то? Пойми Таня, сейчас не так все просто, ты посмотри вокруг, людей много и ни кто из них не работает.

— Ты что, Игорь, сдурел? Они что, по-твоему, манной небесной питаются?

— Я не знаю чем они питаются, все изменилось Таня, мы только с тобой два идиота, не можем разобраться в своей жизни.

— Хм! Игорь, я-то здесь ни при чем, это ты не можешь определиться.

— Ну сломался! Согласен, — согласился он, — Сама ведь видела, как крутился, словно белка в колесе, и деньги водились, помнишь ведь? Все хорошо было, мы ни разу не ругались, что не помнишь? С халтурами проблем не было, дак тогда и сознание другим жило, да и рубль к рублю ходил, время по-другому воспринималось, окружающие добрей относились. Кто виноват, что власть сменилась? Они там, на верху в думе решают как нам тут жить, а мы ломай голову как выжить, человек от человека зависит, человек у человека в рабстве, так быть недолжно, и теперь ты заявляешь, что нам нужно расстаться, то есть семья рушится. И ты знаешь Таня!? Даже расстаться, это не от нас с тобой зависит.

— Это почему еще? — удивилась она.

— А потому, что все предрекается сверху, ход событий даже наших с тобой отношений предполагается свыше, нам нужно идти сознательно в «кабалу» к богам, обратиться к ним за помощью.

— Ну уж Игорь! Ты что, сбрендил? Ты не в религию ли какую-нибудь залез?

— Какая же это религия, Таня? Наоборот, это не религия, а чистейшая действительность, а вот благодаря религии, как раз таки, устраивают недопонимание, мутят воду в жизни, вино хорее даже не купить, самопалом торгуют, заметь, сегодня все люди, которые нас окружают, питаются искусственной едой, а боги, между прочим, дают пищу неискусственную, поэтому лучше питаться пищей богов. Мы с тобой, дорогая, попали в этот круговорот неразберих, из которого мне нужно нас спасти, поэтому вылетаю к отцу и тебе помогу и семью спасу. Тань! Ты только пойми, мне там помогут обустроиться, друзья, пусть они бывшие бандиты, но сейчас они в руках держат предприятия. Вон возьми к примеру римскую империю, сначала пиратство, бандитизм, а теперь? Или любую другую страну, возьми ту же Америку — истребляли индейцев, грабили, расхищали, выгоняли их со своих земель, сгоняли в резервации, а сегодня? Любая власть имеет свое начало… Любая власть имеет свое начало от простого бандитизма, только раньше это по-другому говорилось. Возьми того же Рюрика, Ленина, напали, завоевали…

— Игорь, я политикой не интересуюсь.

— Да! Конечно Таня, за что и люблю, ты ведь сама романтика.

— Игорь, что толку с тобой говорить? Ты уже все решил, лети! Но знай, ты ни кому там не нужен, сядешь у отца на шее или те же друзья тебя втянут в какую-нибудь историю.

— Танечка, что ты мелешь? Там давно уже все идет к лучшему. Владимир Владимирович прилагает все усилия, только вот мало кто ему помогает, ведь государство поднять дело не легкое, и вообще о своем доме все должны заботиться.

— Ты бы Игорь в себе разобрался лучше.

— А я этим тоже занимаюсь, и между прочим, для меня Владимир Владимирович Путин — Бог, ибо только он сегодня наш пример для подражания.

— Какая я дура! Все, иди куда хочешь, а я отравлюсь.

— Танюшка, ты что несешь?

— Что я несу!? Я говорю, что отравиться даже нечем, сижу тут как в клетке, вон Сократ, был какой крепкий и то нашел чем отравиться.

— Тань, причем тут великий философ?

— Это так, к слову пришлось, он же любил словестику, а я не знаю даже что и сказать, была бы мама жива, я бы к ней ушла давно, но у меня ее нет, защитить меня некому, и детей моих защитить некому. А отец их только языком болтает, какая я дура! О-о, боги, помогите мне!

— Тань, не плачь, поверь мне все уладится, что-нибудь придумаю. Ну ладно, мне нужно идти, а то на самолет опоздаю. Дай Танюша, поцелую тебя.

— Можешь не целовать, я все равно не почувствую.

— Наша Таня громко плачет, уронила в речку мячик, тише Танечка, не плачь, не утонет в речке мяч.

— Ты еще смеешься!?

— Нет, тебя хочу успокоить.

* * *

На кухне в форточку шустрит сквозняк, успокаивает тишина, в пустоте мысли тянутся ко сну, где-то у соседей наверху упала кастрюля, голоса мужчины и женщины сменились детским криком. После чего хлопнула дверь, и чуть слышно подъехал лифт, раздвигая свои механические двери.

— Подружка, ты что, спишь что ли? Ничего себе!? Дверь нараспашку, у вас что тут, скандал что ли был? Подруга, вы что, поссорились с Игорем? Ты что зареванная вся?

— Который сейчас час? — подняв голову с подушки, спросила Татьяна.

— Четыре! Вечера. Я тебе с утра звоню, а абонент недоступен. Я уже переживать начала, давай рассказывай, что стряслось?

— Ничего Свет, корабль тонет вот и все.

— Подожди, подожди-ка! Давай поподробней.

— Все подробности в черной полосе, — вставая с постели, проговорила Таня, — Скорей бы уж конец дней что ли. Света извини, угостить тебя нечем, ни одного кусочка хлеба, сидим на мели, как говорится, а Игорь к отцу улетел в Омск. Ой, Свет! Мне ж в садик бежать нужно, хорошо, что ты пришла, иначе я бы проспала. А что, дверь открыта была что ли?

— Ну да! О-о! Подруга, ты выглядишь, совсем ни к черту. Пойдем заберем детей и к нам поедем.

— Нет Светик, что твой-то скажет?

— Ты что, как только родилась, Юра же вам всегда рад. Да и мы, мы тоже проблемы всякие переживали, ты это сама знаешь, реально мучились, когда на одной лапше сидели, а у вас в это время все хорошо было, я даже завидовала тебе, что Игорь у тебя такой, из всякой ситуации выход найдет, ты что, забыла? Как вы деньгами нам помогали, а если он полетел, значит видно так нужно. Выкрутится мужик, отец поможет ему, и опять у вас будет все хорошо. И, кстати! Игорь твой мне больше нравился, чем Юра. В нем есть что-то такое, живое.

— Свет!? Он уже не тот как раньше, и вообще, я с ним хочу развестись.

— Ты что, сдурела!?

— Нет, я так решила.

— Таня, у вас же еще все впереди, ты что подруга? Помнишь, какая у нас дружба была крепкая?

— Ну!?

— Что ну? Не раскисай, не обращай внимания, если в голову лезет всякая дребедень. Мне, например, если лезет какая-нибудь чепуха, которая сначала кажется чем-то серьезным, я принимаю то, как вопрос, и решаю, и получаю ответы, копаюсь в пришедших мыслях.

— Мысли мыслями Свет, а тут в делах все наперекосяк пошло, мы совершенно на мели, Игоря давно с работы уволили, по сокращению, и ни куда не берут, и я деньги последние с книжки сняла, а он билет купил на них на самолет и улетел, и я совсем без копейки осталась. Какой тут на хрен в мыслях разбираться.

— Понимаю тебя, Таня, ну сейчас время такое, что думать нужно, прежде чем что-то делать.

— Ну что думать-то, Свет? У меня в голове ничего не укладывается, словно без головы хожу.

— Осторожней! Не споткнись, — указав на поребрик, предупредила Света, — Смотри проще на все. А деньги!? Деньгами мы тебя выручим.

— Легко сказать, проще, ты Света, говоришь как-то с философским настроем, даже не привычно, ты такой, через чур оптимистичной, не была.

— А это с кем поведешься… Я подруга… Постой! Пусть машина проедет, — удерживая Таню за руку, предупредила Света. — Я подруга, живя с Юрой, поначалу забивала себе голову мелочами, которые, я позже поняла, мне мешают жить. Я хотела себе удовольствий, ощущений от вещей, которые мне были не нужны. Я пыталась их приобретать, гоняясь за модой, думала вид ихней красоты что-то даст, а на самом деле только отнимал. Ты ведь помнишь, как я одевалась? А как мы мечтали ездить на крутых тачках? И свою мечту осуществили.

— Ой Свет! Мне даже об этой истории вспоминать не хочется.

— Вот-вот! А я то помню как урок. Я помню как нас с тобой изнасиловали. Мы бестолковые погнались за блесной, свое живое, неоцениваемое, обменяли на красоту искусственную, ценовую. Я, Танька, наседала на своего купить красивую машину, а он у меня, сама знаешь, замкнутый какой-то, ну это я раньше так думала. Мы никогда с ним не ругались, он как-то медленно подвел меня к тому, что я задумалась о своей свободе и поняла, что он мне ее дарит, освобождает от невидимых цепей, пристрастий, и я в сердцах стала ему благодарна. Он у меня, мой Юрка… Короче! Тогда я его полюбила, сильно, и оглядываясь как бы назад поняла, что была дурой, сразу не разглядела в нем широкий дух. И еще поняла, что мне больше ничего не надо. Вон видишь, идет расфуфыренная мочалка. Раньше я засматривалась, даже завидовала, а теперь мне ее жаль.

— Свет!? Зачем ее жалеть? У нее же все есть, видно же! Одна только сумка сколько стоит!? А помнишь, у нас в классе была Элька Шалавлева?

— Ну!?

— Сейчас она крутая, я ее видела в джипе с мужиком, который хозяин клуба «Транс диско».

— Таня, о чем ты говоришь? Чтобы знать как ей хорошо, нужно быть с ней ежесекундно, а лучше, надо жить в ее голове. А ты увидела ее в джипе с крутым мужиком и делаешь вывод, который может быть неправильным, да сто пудов неправильный. Да и мужик!? Что он крутой, потому что клуб держит что ли? Мужик ее, я тебе скажу, из бывших бандюков, им наверное и остается. Слыхала я про этот клуб, на преступных деньгах положение себе построили, имена подняли. Пойми, не на это нужно смотреть. Мы во многом то, что нам нужно увидеть пропускаем, не замечаем. Вот мы сейчас с тобой идем, разговариваем, а вокруг все шевелится, все идут куда-то, даже бегут. Это ты так думаешь и я, посмотри на лица, их не видно. Вона, глянь, как лезут в автобус. Тебе возгласы, которые ты как будто слышишь, ни о чем не говорят?

— Говорят! — ответила Таня, — просто всем хочется уехать.

— Конечно хочется! Поэтому вспомни, что за этим автобусом придет другой и что этот, в который они лезут, не резиновый. А настроение испорченное в давке? Они этот настрой принесут туда, куда они так спешат, например, домой к своим детям.

— Ну если так рассуждать, то вообще не надо никуда спешить.

— Конечно! Именно это я хочу сказать.

— А если человек спешит на работу и за опоздание его уволят?

— Во-первых, выходи раньше, во-вторых, ни кто тебя не уволит, если ты ценный работник, а ценный, потому что ты в интересах работодателя ну и, следовательно, ты потому последовательно существуешь, имея на тот счет свои интересы, и своей бесценностью отношения к себе, ты можешь взять любого начальника под контроль, потому что они в ценностном обретении теряют себя, тем более мужики. Запомни, все мужики слабаки, они существуют в фантазиях и если ты фантазию сделаешь пред ними явью, то… Вон кстати, кафешка! Пойдем, проглотим чего-нибудь, время еще есть, в садик успеваем.

— Свет, я тобой поражаюсь, ты не такая стала.

— Я ж тебе говорю, за кем поведешься… Живу же с художником, научилась видеть тонкости. Ты бери первое, второе…, что желаешь короче, а я кофем обойдусь с коржиком, а вот вообще-то, корзинка, пироженку будьте любезны, — обращаясь к продавцу, подав деньги, попросила Света. — Меня Юра приучил к этому напитку, оживляет. Таня, вон ту фигню еще возьми.

— Да нет, мне хватит, и так обожрусь.

— Я, подруга, помню как с ума чуть не сошла, когда Юра получил впервые много денег за свои художества. Он тогда на человека одного наткнулся, который «шизик» по картинам. Юра продал ему несколько своих работ, я же была на седьмом небе от счастья, планы посыпались один за другим. Первым делом, думала, нажрусь досыта в каком-нибудь крутом заведении, потом разоденусь, двести тысяч рублей для меня были решением всех проблем. Я даже, скажу честно, забыла про Юру. А он, ты представляешь!? Отдает их в детский дом. Даже со мной не посоветовался, прикинь! Десять тысяч правда оставил, набрал там жрачки, рыбы минтая, лапши опять с кофем набрал. Ты прикидываешь, что было со мной!? Я в шоке была, скандал закатила, а он уху ел, спокойно сидит и нахваливает свое варево, правда признал свою ошибку, мол погорячился на радостях, богатым себя почувствовал, и дает мне адрес детдома. Пишет записку заведующей. Говорит, мол иди забери деньги пока еще на поздно. Я помчалась сломя голову, чуть под машину не попала, туфли слетели на ходу, а я же на шпильках еще. Ты кушай, кушай, а я еще кофе возьму. Может тебе соку принести?

— Не, не хочу!

— Ну и вот, дальше… Прихожу в детский дом, у них там как раз сон час закончился, иду такая по коридору, а детишки косятся на меня…

— Косые что ли? — перебила Таня.

— Да нет, почему? Просто смотрят на меня, и я встречаюсь с их глазами, те кто играл, побросали свои игрушки и вставали как вкопанные. Девочка одна играла с куклой, оставила ее, и мне показалось, что она заглянула в глубину меня, моих глаз, о чем-то спрашивая. Многие вставали и смотрели на меня, кто-то сидел, разглядывая меня своими выразительными глазами ожидая чего-то. Мне казалось, что они меня ждали, что я должна им что-то отдать. А один ребенок подбежал, спросил, не за ним ли я пришла, ни его ли я мать, и ты знаешь? Я сказала да, твоя. Девчушка обрадовалась, побежала собирать свои игрушки, вещи свои складывать. Я в шоке была, в ступоре каком-то, комок в горле, слезы не могла удержать. Все аж перепуталось в голове.

— Свет, извини, я перебью тебя. А что такое «всё»?

— Хм! «Всё» — это я так понимаю, что входит в сеть сознания, то, чем я оперирую, исходя из познаний, которые наполняют мою сознательную сеть названиями, и это все, чем я оперируя говоря. Ну так вот, во мне как будто разделились миры. Захожу такая к заведующей и спрашиваю — «В чем нуждается детдом?». А она такая любезная, приняла меня хорошо, расположила к разговору и ответила: «Нужда в родителях, детям нужна семья». И на этих словах я сделала вывод, хотя точно скажу, отчета мыслям не давала. Все как-то текло само собой. Домой когда пришла, Юра ужин готовил, я сходу, прямо с порога говорю — «У нас будет дочь». У него аж ложка из руки выпала, как в знак подтверждения услышанного. Он повернулся ко мне, а в лице прямо свет, я таким его еще не видела, ну и все ему рассказала, вернее из того, что произошло в детдоме. Он обнял меня сильно и нежно, а я говорю ему и говорю, слова рекутся.

— Какие!?

— Не пойму. Он слушает и гладит меня по голове. И тут я ловлю себя в мыслях, как бы ворачиваясь обратно к тому, с чего все началось, к скандалу, который я закатила и поняла, что Юра родитель этих перемен. Он заранее знал, что деньги я не заберу, а наоборот, отдам то, для чего живу. Во мне заговорила материнская несущая любовь.

— Свет! Да, но ведь… Это конечно поступок, но как вы сможете забрать ребенка? Их же просто так каждому с улицы не дают, для этого нужно кипу документов всяких оформить. И, по крайней мере, надо быть финансово обеспеченными и все такое… И еще, у вас свои дети будут, нельзя же так скоропалительно принимать такие серьезные решения. Ты же того ребенка обнадежила, она ведь на самом деле за мать тебя приняла.

— Таня! Мы ж с тобой давно не виделись, пару месяцев, если не больше, а за это время многое произошло, изменилось. Даже больше скажу, тот случай, когда нас с тобой изнасиловали и избили, ты сумела тогда убежать, а я в больнице очнулась, где врач мне сказал, что мол я рожать… То есть, что я не рожу никогда. Я думала он врал, а оказалась правда. С того случая я то, что случилось, держала в тайне, хотя Юрке случайно выговорилась. Врачи мне трубы перевязали, короче жизни я в себе ни для кого не представляла, а мысли мне показывали разную дрянь, отвлекали.

— Свет! Офигеть!? — закрыв ладошкой рот, удивленно протянула подруга.

— И мужиков возненавидела. Так, играла в ролях, как бы прикидывалась радостной.

— Да, а! Свет, ничего себе? И ты все это время… пять лет считай, мне ничего не говорила.

— А зачем? Что-то изменилось бы? Я бы наслушалась всяких сочувствий, и только.

— Ну, мы ж подруги.

— Да! Поэтому и не говорила. Зачем тебе это несчастье? Когда ты родила разом двоих, я за тебя радовалась и радовалась до слез.

— Да!? Ну ты даешь!? А я-то, дура, ничего не знала, хорошо ты роль играла, прям и не знаю, что сказать больше.

— Нечего говорить и не надо.

— А Юре ты как проговорилась об этом?

— Как-то на эмоциях все вышло и то, для того, чтобы сделать ему больно, когда мы поругались в первый раз.

— А он че? — с интересом спросила Татьяна.

— Он боль не принял, отреагировал так, философски мол мы говорим то, что дается нам свыше, а сверх того, что нам дается, мы не можем говорить, потому что не дается, и я мол, говорит он, не могу реагировать, если мне не предписана реакция. Со временем происшедшее как-то сгладилось, мне стало просто легко. А с оформлением ребенка оказалось проще, чем я думала, хотя эти формальности еще в начальной стадии, так сказать, но! Главное мы находимся вместе с дочкой. Зовут ее Аля, то есть я и работаю детдоме, воспитателем.

— Да ну!? Светка, ну ты даешь!? Ничего себе, — удивилась Таня, — вот день-то выдался, сплошные новости, как будто свет вести несет.

— Это еще не все. Я сегодня встала утром и нутром ощущаю что-то, ну не знаю что. Мне нужно было ехать в попечительский отдел, дай думаю тебе позвоню, а еще дождь льет, ты трубку не берешь и чувствую, вдруг, чего-то нехорошего в душе. Приехала в отдел, никого там не застала, но меня там конкретно достали, ты знаешь же, как у нас обычно бывает по обычаю. Есть там у них начальник, Ростислав, не помню как его отчество, на следующей неделе сказал приехать. Как будто у нас в жизни этих недель нескончаемый поток. Опять тебе звоню, тишина! И так раз несколько. Приезжаю к тебе, захожу, дверь не закрыта, приоткрыта с такой настораживающей щелью. Я на всякий случай нажала на звонок, два раза, и тишина! И ты знаешь? Я испугалась не на шутку. Дай думаю, зайду. Смотрю, ты лежишь, и мелькнула у меня мысль, что ты не спишь, что ты мертва.

— Ну Свет! — противно удивилась Таня.

— И такое ощущение, что кто-то еще есть, а ты оказывается дрыхнешь без задних ног. Ты ж подруга меня заикой могла сделать, — с улыбкой сказала Света.

— И что дальше?

— Как что дальше? Дальше ты мне все рассказала.

— А, а я думала ты еще какую-нибудь тайну открыть хочешь. Чёта мы заболтались, Свет, идти надо.

— У меня идея, давай твоих заберем и погуляем еще в парке, погода к вечеру хорошая настроилась. Давай пешком пойдем, — предложила Света, — не хочется мне в автобусе толкаться, люди сейчас с работы едут, давка страшная. Вообще Тань, я нахожу то, что меня все больше стало тянуть к тишине. Дома я среди картин чувствую себя как будто где-то в другом мире. Когда Юра творит, я рядом сижу, наблюдаю, вижу, что он где-то далеко и я пытаюсь не упускать его, как будто цепляюсь за его рубаху и он уносит меня в мир прекрасного, в миф божественного. А еще я, Тань, вчера после работы заходила в храм, что у нас возле дома построили, помолилась за нас всех.

— Свет, ты что, в Бога стала верить?

— Подруга, ты как с другой планеты свалилась, в церковь я давно уже хожу и по плану сегодняшней этики модно, кстати, только с тобой ни разу не приходилось. А на счет веры!? Понимаешь, вопрос до такой степени простой и в тоже время скользкий, что его трудно понять. Ни сразу я могу на него ответить, точнее сказать не могу ответить, так как сама еще толком в этом не разобралась.

— Свет, ты темнишь что-то, посещаешь церковь и не понимаешь зачем?

— Таня, скорее правильнее сказать, я не понимаю, что там творится, я действительно пока не знаю, но мне в церкви нравится, даже можно сказать, что-то меня туда зовет, и там я нахожу успокоение от всего вот этого, — показала на окружающих Света. — Все, что связано с церковью, таит много необъяснимого, потому что те, кто знает, что к чему, не объясняют.

— Свет, но ведь если ты говоришь, что там не объясняют и ты находишься в необъяснимом, которое содержится в тайне, значит там просто всего на всего обманывают, болтают языком, ведь все происходящее объяснимо, должно быть понятным в объяснении.

— Ну не скажи…! Хотя, непонятное объяснение или понятное объяснение, оно все-таки объясняется, из чего следует, что слушающий в любом случае обманывается образом говорения, — сказала Света. — Я вот когда лежала в больнице, после износа, познакомилась с женщиной, она постарше меня, точно скажу ей 27 лет. Дак вот, она мне такого по-нарассказывала!? Короче! Она посещала один центр, и заметь, что у нее в жизни ни чего не ладилось, не клеилось с ее слов, даже говорит хотела покончить жизнь самоубийством. Так вот, познакомилась она с кем-то там, случайно, с каким-то сектантом, и он привел ее в центр аутотренинга, учение которых основано якобы на древних науках, технике позитивного мышления, ну или новое сознание что ли!? Хрен их знает! Я толком не поняла. Но суть-то в том, что как только она туда пришла у нее все начало исправляться в лучшую сторону, проблемы, говорит, исчезли сами по себе и все, что я ни делала, говорит, получается как задумала. Просто чудеса стали твориться и появилось желание жить, наслаждаться кипением жизни и кипением существующих реалий. Она с таким выражением рассказывала, что я почувствовала приток силы, будто вливается в меня теплое молоко. Мне так хорошо стало, что не заметила, как задумалась до такой степени ее словами, будто провалилась сознательно куда-то в бездну, и голос ее слышала уже из другой палаты, прикинь! А когда она стала читать мантры…

— А что это? — перебила Таня.

— Вроде гипнозвуков что-то, я тогда отключилась, а после того как я вернулась на землю, взяла адрес того центра. Короче! Мы подружились с ней, но не судьба! Она уехала заграницу с мужем, дело у них там, бизнес какой-то, до сих пор жду от нее писем. И вот после этих событий зашла я в православный храм, побеседовали с настоятелем, мужик такой дородный я тебе скажу тело настоящего мужика. Отец Георгий мне говорит, мол та женщина по услышанному от меня, видимо водимая бесами. Я тоже толком не поняла, он мне ничего не пояснил, что такое бесы? Почему водимая? Тоже всякого понарассказывал, что я так и подумала все у них там покрыто мраком и треп, только треп, толи сами не знают о чем говорят, толи специально в тайне держат. А когда Юре своему про это рассказала, он смеется и говорит, что мне легко голову запудрить, и я тогда про себя-то подумала, что вокруг этого всего связанного с богом, кроется чисто политическое игрище, и кто знает об этом что-то, тот недосягаемо для нас далеко. И я потихонечку хочу с этим со всем разобраться. Хожу слушаю, что священники говорят, обращаю внимание на то, что говорят и что делают, как бы сопоставляю. А иногда думаю, что мы все говорим от одного и того же, кто нас ведет по миру. Мне стало интересно жить, ведь столько всего неизведанного, и я это хочу понять. А тех парней, которые меня лишили материнства, я простила.

— Да ну, Светка!? Я бы убила их, — сказала Таня, — Скотов прощать, Свет ты что?

— Понимаешь подруга! Хотя я не смогу родить дите, я ощущаю, что если пожелаю его родить, я его рожу, даже если буду стара. Я ощущаю себя матерью, а они!? Как бы это выразиться? Недоумки, что ли, животное как можно в чем-то обвинить? Оно не соображает, в нем инстинкт.

— Хм… ну не знаю, так-то вроде правильно говоришь, а с другой стороны, им нужно яйца отрезать.

— Таня, есть такая книга «Библия», там написано, что Сарра родила сына и в персональном виде она была стара, а я молода, тоже, между прочим, и еще Тань, вспомни, как мы с тобой специально ходили парней завлекали, мы же не соображали о последствиях, а по сути, мы провоцировали мужиков, провоцировали инстинкт, нам этого хотелось и нам нравилось.

— Ну, я тогда не знаю! — задумалась Татьяна.

— Таня, мы разумнее и должны быть выше…

— Манию величия что ли проявлять? — спросила Таня, — в церквях, я слышала, наоборот попы говорят о мании принижения, не гордитесь мол собой, а значит и семьей, мужем, государством не гордитесь.

— Хм!? Одно тебе скажу подруга, мы многого не знаем, потому что находимся в установленном мире, а установленный мир, это мир словаформул, где мужскими устами диктуются правила, нам лишь приходится в ихнем существующем мире полагаться на интуицию, а когда натыкаемся на трудности, мы хватаемся за голову, виним кого-то, мир блекнет, все у нас становится плохо. У мужского населения даже Бог есть свой, который им больше разрешает, чем нам. Отец мужчин нам многое запрещает, вот если бы он был на нашей стороне, то тогда…! Вот я и думаю, раз есть Отец, а иногда его заменяет Сын, а в иной раз и не понять кто из них кто, то нужно нам найти мать, она-то лучше знает, что там у них в семье твориться. Всяко разно мать должна быть, мы бы тогда обращались к матери и тогда было бы все ясно. А если не касаться религии, то мы во всех происходящих проблемах сами виноваты. Ведь мы жизнь знаем лучше мужчин, а делаем план, ета по-ихнему. Мы выскакиваем замуж, не понимая за кого, хотя у нас есть огромное количество возможностей отличать, мы в бытие в забытии, как руководить собой, как жили-были, не помним. Мужики нас заставили жить только тем, что у нас ниже пояса, и претензий у нас хоть отбавляй, язык без костей, мы стали как мужики болтушками, потому что попали под их руководство. Из мужчин вообще очень мало кто ратует за жизнь, в основном они склонные ее опорочить, оценивать ее, они склонны убивать начальствуя, они же по природе в роде завоеватели. И опять же, когда им плохо, они вспоминают мать, и бегут к ней за помощью, почему-то об отце у них практически ни кто не думает, только теоретически, и в этой же теории — ория тео — воображаемый Бог. Ты подруга подумай об этом на досуге, может и не в твоем Игоре проблема ваших жизненных неразберих. Ты хозяйка дома, ты подстегиваешь его, задаешь ритм, тон, его движение к победам, потому не надо направлять к бедам по стопам моды. Мы, допустим, с Юрой больше… года сидели без телевизора. По-первости я не знала чем себя занять, голова моя не соображала, а язык болтался как помело, не уставал. Мы обсуждали разные темы, и я как-то забыла, что такое телевизор. Я стала ловить мысли, их так много стало… Я стала углубляться в знания и чувствовала, что меняюсь, но я оставалась такой же. Вечерами позировала Юре и мне это нравилось, и он с меня писал картины, вдохновляясь жизнью, потому что я перед ним живая. А мужчина что? Он с толчка заводится… и понеслись у него воображения, и в этом преимущество наше. Порой вижу, он меня прям съесть взглядом хочет, с такими глазами пожирающими смотрит, ты бы знала!? А я еще так повернусь, что он кисть бросает и набрасывается на меня с криком, Ай! Постель потом хоть выжимай. Они слабы Танька, хотя оправдания находят себе разные, идиотские, кричат — иди от меня, а сами тянутся, у самих слюнки текут. Кто виноват, что он не умеет себя удержать?

— Да, я с тобой в гласности едина Свет. А я вот давно уже любви не видела, по сексу соскучилась, скоро совсем забуду, что это такое.

— Ой, дорогуша моя! Как мне тебя жаль, но ты не отчаивайся, все у вас поправится, ты же вон, только три месяца назад хвасталась, что у вас все в гору.

— Понимаешь Свет!? Я обманулась, чисто по-человечески говорю, ты только не перебивай. У нас с Игорем все как-то глупо вышло, на счет любви, если честно, я его не люблю. Мы просто как брат с сестрой были что ли, типа того что-то. А иногда да! Какие-то чувства вроде возникали, но то не любовь, а так, эротическое приключение, сама не знаю короче, что говорю. Я даже не знаю, как выразить это словами, слова же я использую которые мне дадены. Короче! Залетела, и пошло поехало в гору. Знала, что делаю ошибку, когда замуж согласилась за него, точнее, когда он предложил расписаться с ним. Глупо все так вышло.

— Хм…! Расписаться предложил.

— Прикинь? Вот и расписались. Я не стала останавливаться, все пошло самотеком и быстро закрутилось, дети родились, аж сразу два, и назад пути уже не было. Была бы у меня мама жива, может все пошло бы по-другому. Я себя чувствовала, как будто одна на земле, и так пролетело время. Я мерилась с этим, и что сейчас делать я не знаю, просто иду как дура дальше ума не прилагая. И ты, Свет, у меня единственная подруга, я тебя так люблю, ты бы знала? Ты такая молодец, а я круглая дура.

— Да брось ты тоже! Я ж тебе говорю, у каждого свои трудности, а трудности на пользу, вроде граблей, один раз наступишь на них, во второй обойдешь, внимательней станешь. Ну вот, болтали, болтали и до садика дошли. Беги, забирай своих, а я тут подожду, — присев на сломанную карусель, сказала Света.

* * *

Чтобы просочиться и прочувствовать картину художника, образному сознанию требуется усиленное мастерство наработанных с годами шагов, ступая которыми, распознается след предыдущих стоп и лучше, когда неизменный топ, в них отличности талант, одаренность зари, а создатели того будто боги в небытии, там внутри, через кисть вытекая наливают миры, образа что внутри на картине видны, мир из лиры смотри.

Вот и Юра! Он творит. Его лицо потерялось в пространстве, в рамках статики холста гармонируют в тона, был бы он родитель слова появлял бы мысли фона.

Пройдя на кухню, он заварил кофе, запах которого моментально распространился по квартире, он мысленно отметил, что скрипучий паркет зовет к прошлому. Звонок в дверь застал его врасплох, он даже вздрогнул и припомнил, что Света всегда открывает своим ключом, и что звонки приносят беспокойство. Юра открыл замок, и первое что он почувствовал, это запах духов, гонимый свежестью улицы возбуждающе гнездился где-то внутри тела.

— О, о, о! Кого я вижу? — радостно воскликнул он. — Женщины в своем стиле, всегда сначала заходят их запахи, а за ними люди. Свет, ты становишься непредсказуемой, вы где встретились-то? — спросил он, раздевая детей.

— Я сама съездила, время появилось свободное, дай думаю навещу молодую подругу и мы решили, что выходные проведем вместе. У Тани некоторые неприятности, и я думаю ты будешь не против, даже может подскажешь как ей быть.

— Таня, проходите, а я побегу на кухню, там снадобье волшебное томится, щас выпью и что-нибудь да прояснится, в детский мир я устремлюсь как птица, — кричал Юра из кухни.

— Вот он всегда, — улыбнулась Света, — Рифмы на ходу, несет всякую муру, порой его я не пойму.

— И ты от него тоже вижу не отстаешь, — засмеялась Таня.

— Ну!… За кем поведешься…

— Девочки проходите, кофе попейте, а детишкам я пока покажу кота.

— Ой! Тань, я и забыла, мы же котенка взяли, персидского. Вон он, такой лентяй растет, ты бы знала?! Ну интеллигент я тебе скажу…

Дети переглядываясь прошли в комнату и сразу принялись без всяких разговоров разбирать выстроенную на полу сказочную страну, где куклы различных животных с замиранием ожидали своего оживления, а замок, построенный из многочисленных разноцветных кубиков, в своих залах скрывал королевскую чету, и у главных ворот которого, их охраняли строгие рыцари тамплиеры, а рядом, почему-то, припарковалась коллекция машинок «Мерседес», «Ауди», «БМВ» и много других. Видимо сошлось в одном месте бытие современности и далеких забытых предков.

— Вы поглядите, как играют эти дети, — приоткрыв дверь в комнату, показал Юра.

Рассадив кукол по нужным местам, дети вдохнули в них жизнь, наполняя комнату своим воображением детского мифа. Они ползали на коленках, не замечая взрослых, только куклы творились в куще своего бытия, подхваченные руками своих ангелов.

— Чур мой «Мерседес», — протянув руку к машинке, заявил мальчик.

— Не! Это уже через чур, я хочу «Мерседес», — с возмущением в голосе объявила девочка.

— Тогда давай считаться, — сразу предложил он. — Наша Таня громко плачет, уронила в речку мячик, тише Танечка не плачь, не утонет в речке мяч.

— Смотрите, они нас не замечают, они в своем детстве.

— Я никогда до такого не додумалась бы, — шепотом произнесла Таня, и Света прикрыла дверь.

— Вот также и мы, взрослые, мы куклы водимые рукоприложением ангела и магалиры — Гавриила и бога, наконец. А родив своих детей, мы двигаем их как кукол, творим по образу идей, передавая слог мыслей сливая в них движенье дней, и сами видимся умней, в миру теней. Нет света осветить словесный вето, — усаживаясь в кресло, подытожил Юрий.

Огромный котик, возлежащий на софе, зевнул, и лениво потягиваясь, облизнул свою серо-голубую шерсть. Кукушка ходиков прокуковала шесть. Сузив по возможности зрачки, кот встал и покачиваясь, медленно вышагивая, спрыгнул на пол и началось! Вернее закончилось, схождение бытия и забытия, где под развалинами некогда существующего наследия, царил хаос котического кубизма и куклизма.

— А чей это портрет такой страшный? Он прямо как живой, и смотрит прямо в глаза, куда ни отойди, — спросила Таня.

— Познакомился я тут с одним случайно совсем, — ответил Юра. — Сидел в летнем кафе, в парке, пью кофе, а недалеко дворник аллею подметает и я как-то заострил на нем внимание, размышляя в себе, ну и знаешь ли вкус кофейный пытался осознать, и мелькнула мысль, что человек явно не от

хорошей жизни за метлу взялся. Соберет кучку мусора, за другую возьмется. И показалось мне, что есть в нем что-то такое, над чем стоит задуматься, подвожу итог своим мыслям. Игра какая-то с жизнью, очень серьезная, дядька не простой и главное в эту игру вовлечен я, и не по своей воле. Заказал еще кофе, закурил, и в этот момент мы встречаемся взглядом, и мысль! Нужно поговорить. Ты знаешь Таня? Я научился ощущать вторжение в меня чужого, такое как бы сказать, насильственное вторжение инородных волн, иноплан-этической ихформации. Дворник сам подошел, спросил, учтиво разрешения присесть, ну и заказал что-то у официанта, а я в этот момент как бы в рассеянности находился, будто застали меня врасплох. Смотрю, у него печатка с брюликами, не магазинная, на ней сова смотрит прямо на меня, из белого золота. Я прикинул еще раз, непростой человек, и ему есть, что сказать мне, а лицо как маска, за которой непонятно что, глаза, в которые невозможно смотреть, как и здесь, на портрете, они всасывают в себя твой интеллект. Вот здесь я это выразил, — Юра подошел к портрету, показывая фокусированную точку, — Они реально втягивали в себя интеллект. Между прочим, чем дольше смотришь, тем они шире, расширяются, и ты будто проваливаешься в другой мир. Я сам даже удивляюсь, как так вышло, такая подборка тонов, где и само лицо выдвигается, и его становится не заметно, оно отрывается от заднего плана, вперед, как будто сию минуту вышагнет из бытия. Смотри в зрачки и ты провалишься в другой мир, и между прочим, ты заметишь, как моргают глаза.

— А дальше что было? — с интересом спросила Таня.

— Дальше!? Я потерял дар речи, что мне не свойственно, — продолжал Юра. — Он сам начал тему разговора, представился Анатолием. Люблю, говорит свободу. Я хмыкнул, кто ж мол не любит? А он мне отвечает, ты ошибаешься, люди о свободе только мечтают и существуя этой мечтой, думают, что они свободны. Я с вами не согласен, возразил я. Он на своем — твое лично в правах, говорить, согласиться или нет, но в этом все-таки, влияние приоритета мечты и отказаться от нее тебе просто глупо. В ней, потому что еще ютится мысль к существованию. Ты думал когда-нибудь о деньгах, которых хотелось бы много? Ну конечно! — ответил я. Ну вот, видишь! А плюс к этому сразу присоединяется возможность осуществления многих дел, в основном не запланированных в период безденежья, и осуществление этих дел с беззаботностью их достижений, и уже свобода крупным планом, так? Можешь не отвечать, потому что любой твой ответ будет маскировкой, — продолжил он. Твое сознание не заполнено познанием, а незаполненость и есть свобода, о которой ты сознанием мечтаешь, и парадокс! Чем больше у тебя познаний о той свободной незаполнености, тем меньше у тебя свободы. Тебе приходилось читать такую литературу, которая написана с разрывами последовательных связей, описуемой картины повествования? Где слова только как задающие, направляющих ход мыслей читающего, где читатель сам дополняет прорехи, связуя картину по своей сознательности, улетает в пространство своего умапостроения, то есть в написанном ему предоставлена свобода хода мыслей, где в общем-то атмосфера сознания вылетает из головы в бесконечность пространства. Например, в библии написаны только формулы (вестники) слов, имена. К примеру «Адам» или «Енос», как они выглядели не говориться, читающий сам предполагает, присоединяет художество. И вообще, как должна выглядеть форма слова имени «Енос»? Свобода твоя в мечте, а сам ты в тюрьме, и каждый день, просыпаясь ты тянешься к своей мечте. У тебя, что нет обязательств? Есть! Тебя ни чего не обременяет? Обременяет! От чего возникает обремененность? И так существует основная масса людей, находясь во мраке трепа. Вот ты вступил на творческую дорогу, рождая что-то из ничего, ты сопровождаешься мечтой, оно еще не родилось, а ты уже продал. Так ты больше продавец, нежели творец. А делая какие-то бытовые манипуляции, ты тянешься в мечте о своей свободе, пребывая в неблагодарной нищете, талант в тебе! Но кармой управляется из вне.

— Вы верите в карму? — спросил я его. Я не верю, я знаю. Мрак — что это значит? — спросил он меня. Пожав плечами я промолчал. Мрак — сначала «М» — мысль (мы с эль), потом «РА» — свет, потом «К» — кобра — коброз, получаем: «мысленный свет к образу». А вот слово «Карма» — это «Мрак» читаемое наоборот. Что означает «Карма»? — это мысленный с вет (с метки) образования, находящийся в алфавитной сети и из нее не выходящий, то есть «человек» (образ черт, а черты это метка диавола) находится в образных суждениях о жизни, не в состоянии выйти из образовательных сложенных о ней выводов. Поэтому «Карма» это тот же «Мрак» суждений, отсюда «враки» «в паки» «в кипы» «в икс вы». Когда-то Дьявол пролетал и ставил на домах свою метку *, от этого появился меченный (веченый, овечный, свечный) народ, проклятый народ, буквальный народ. Также мрак суждений образовательного построения в перерождениях, в мире, этим и существует словомерность. И кстати! Словокодом «Карма», как печатью черт выражена персона имя «Марка», оно закрыло собой число 25 апреля, в которое рождается на свет Бог отец, единорог. Он должен появиться в мире в 1966 году, в 4 часа утра по солнечному календарю. Заметь, то будет ни пророк, ни какой-то там сын божий, а сам Отец, Создатель небытия и бытия с которым настанет конец вета (меток номосапиенса). А ты, как уже имеющий знания, знаешь, что карма мрака преодолена, выходом из образного мира в безобразный миф. Не мысли прививают вам кармические суждения, а вы образователи мыслей и ими управляете, создавая образы кармического мира образов (душ).

Нет ни какой нормы для создателя, тот кто создает образы мыслей находится в небытии, мифан, и никуда не девается, а будучи в состоянии создавать образы, он мыслями этих образов входит в алфавитную схему образовательного бытия чертей двенадцатимесячной календарной системы и этими мыслями вариативных постановок пытается из этого бытия выйти, путем, допустим, философских построений, но и философия складывается в объяснениях все теми же знаковыми, буквальными построениями вариантов доказательства, где даже отрицание оно из тех же буквальных символов, где образ лишь создается отрицательным образом, но образом все того же мира, который изначально в появлении пояснения стал накладываться в персональном, письменном повествовании. Потому и выход из образованного мира делается также в персональном повествовании форм, планэтической проекцией раскрытия творца книжноперсонального образователя, автора. То есть с проекцией выхода за книжный, где находится писатель, создатель, буквально образующий генетический, реальный мир, книжный мир, душевный. Тогда (писатель) создатель находится, понятно, в безобразии мифа, а творение его, буквально образное и есть мир формул, терминов, где для персон он бог, где имена, душ образов под общим названием «человек» всего лишь персонафикация буквальных иллюстраций, пер-дух сна, фикация — (гряз-вонь-ряса, риза, говно, гумно, гомо) испражнение, освобождение. Вытесняя образы на лист бумаги. А тот, кто находится под образным впечатлением водительством сознания знаковых иллюзий и пытается познать запредельное, или осветить то, что находится за образной иллюстрацией сознания, увидев, например, в микроскоп живые ниализмы (представителей безобразия), давая им опять же названия из сознательной сети иллюстраций, такие существа называются «иллюминаты», ибо эти существа создают эллюминацию освящения мифа миром просвещения, от этого они нация люми. Я слышал про иллюминатов, переводится «просвещенный» (образы науки противостояли образам религии). Кстати! Иллюминатом было существо по имени Галилей, и когда католическая церковь стала оказывать на них давление, они стали существовать тайно, хотя те и другие существуют по описательному образу во мраке. Я хочу попросить тебя написать мой портрет, — попросил он, — знаешь ли, хочу полюбоваться собой, потешить самолюбие, посмотреть, как выгляжу в реальности. Я хотел возразить ему, даже аргумент выдвинул, что мол не портретист, он же не дал мне договорить, уличая опять же во лжи, сравнив меня с кучкой мусора, которую он намел. Смотри, говорит он мне, показывая на кучку, эта кучка собранная мной стояла свободной, никому не мешала, но ее все-таки, видишь, распинали, люди проходящие возле нее и по ней. Эта кучка, ты, со своей свободой, и разбросанный на мелкие части ты хочешь снова собраться в единую кучку, но никому нет дела до тебя, ни кто не хочет собрать тебя, точнее, помочь собраться, хотя почти каждый из шедших прохожан любят чистоту, комфорт, и также свою мечту о свободе, и в связи с этим твоя мечта о свободе их не интересует. Ты будешь собираться сам, ветром, а прохожие тебя снова будут распинывать, и сейчас, сидя со мной в облике человека, ты раскидан и пытаешься собраться воедино, и вот эта печатка, — (он указал на работу мастера ювелира), — с брюликом, вобрала в себя часть тебя. Я бывал на твоей выставке, точнее на базаре, и видел твои возможности. Пойдем, говорит, прямо сейчас и займемся делом. А как же ваша работа? — спрашиваю его. Ты же видишь Юра, что мусор уносят на подошвах, а чтобы собрать новый, нужно пожертвовать своей свободой, лучше уж я разделю ее с тобой.

Так Таня закончился наш разговор, а когда мы приехали сюда, я сразу принялся за работу, и за все время, пока я трудился, он не проронил ни слова, и к приходу Светы я закончил. Хотел я портрет упаковать, чтобы удобно было нести, он же вообще от него отказался, выложил двести тысяч за другие мои произведения, а портрет у меня теперь в виде тренажера, через него я захожу в наш мир с другой стороны, с задней, выхожу из мира образов в миф безобразия, или можно сказать из бытия — буквального образа творения я выхожу в небытие — нетварное безобразие. А, вот еще что! Когда он уходил, Света с ним столкнулась возле лифта, после обрисовки его во мне, или по мне, говорит она, не очень-то он по душе. Да Свет?

— Ага! Неприятный тип, то есть без приятностей.

— Теперь Таня, я о деньгах не думаю, они мне не нужны. Я спокойно утопаю в творениях ради творений, и ты знаешь, все больше ощущаю, что всплываю в другой жизни. Работы нарасхват, а денег все больше и больше.

* * *

Дети, вдоволь наигравшись, расположились на диване, взрослые же тем временем дружно готовили ужин, запах которого поднимался куда-то в небытие, уносясь в образах свежих овощей, где сильней выделялись огурцы, даже хочется вобрать больше воздуха, вдохнуть полной грудью, обращая внимание на свой нос, как будто он из другого мира. Атмосфера дружелюбия вселяла в мир детский спокойствие и гармонию. Хотя! Иногда гармония растягиваясь, переходила в хихиканье и раздор, где обида нападала столь стремительно, что не успев стать серьезной, сразу затухала, исчезая, оборачиваясь несомой разностью белиберды, и непонятного для взрослого образования, радости. Ужин проходил без лишних слов. Взрослые умеют молча говорить, или разговаривая молчат, то и другое разоблачает мысли составляющие ум. Как является черная полоса? Как она выдумывается?

Таня оглянулась в себя, где пустой дом, родные вещи, памятный привычный запах увлекал в воспоминания, реконструкцию разногласий, а непонимания Игоря заменялись собственной правотой, заставляя одуматься, найти новую, нейтральную мысль. Что это? Суматоха души!? Или расстановка буквального текста? Где любовь? Ответы куда-то тонут в словах и нет слов, в понятии и нет понятий. Мысли исчезают в мыслях, а здесь, в чужом доме хорошо. Сквозь сон мыслей вид. Вот Света и Юра, они о чем-то говорят, машинально отвечая, и с улыбкой кивая головой, Таня отметила, что отвечает правильно, не понимая о чем речь.

Постепенно прощался день и наступала ночь, и уже готовая пастель, и надо бы идти спать, а ноги не идут, кресло втягивает в свою мягкую обивку, не отпускает, хотя все вроде свои!? Дети, беспардонно, просто встали и пошли спать, споря о чем-то своем. Легко им! А я сижу, делаю вид бодрости, не соображая, поддерживаю разговор мне ненужный, как же глупо? Что за ситуация?! Внутреннее раздвоение усложняется.

— Ладно! Девочки, мальчики, стемнело уже, не пора ли спать? — осмелилась Таня прервать непонятный для нее разговор.

— Ты Тань иди — отозвался Юра, — а мы со Светой еще долго будем болтать.

Не расслышав последних слов мыслей, Таня закрыла за собой дверь в зала и, пройдя в спальню, включила бра.

Отражение в окно продолжило комнату, повторяя ее обстановку. Таня выключила свет и тьма в тишине появила образ, она, вспоминая рассказ Юры, посмотрела на портрет…

Ночь рассеялась озаряясь утром. Не пробудившись до конца, Таня нащупала ногами тапочки, и тут только екнуло сердце, как сразу зазвонил телефон.

— Да! Слушаю, что!? — в недоумении произнесла она, спрашивая у трубки. — Я так и думала, я же ему говорила, предупреждала, — выключив телефон, Таня снова бухнулась на подушку и тут же в комнату вошла Света.

— Что случилось? — спросила она.

— Отец Игоря посетил. Он говорит, что там что-то стреслось, просит чтобы я прилетела.

— Хм! Да, тебе нужно лететь.

— Ага! Прямо щас взяла и взлетела.

— Давай так Тань! Поднимайся, оставь детей, мы тут за ними присмотрим, никуда они не денутся, не переживай, о деньгах не думай. Я сейчас Юру разбужу, он билет на самолет закажет, а ты одевайся пока, покамест позавтракаешь на дорогу…

* * *

Окровавленное тело молодой женщины лежало, подмяв собой куст. Разорванная обшивка самолета, разбросанная по округе, скрывала под собой отдельные части человеческих тел. Огромное шасси, не удержавшись на откосе глубокого оврага, медленное сползая, набирая скорость, рухнули вниз, скрежетом заглушая человеческий стон.

— Вот угораздило-то их сюда, — подойдя к яме, вслух произнес Энатолий, — аха трое! Трое живых, надо же, везучие!?

Энатолий осторожно приподнял голову женщины, подложив под нее пучок мягкой травы и отойдя в сторону, затаптывая огонь, набрал номер телефона.

— Ну что, нашел? — раздался в трубке женский голос.

— Да! Самолет на куски, упал прямо за порогом реки, у троих признаки жизни, двое мужского пола и одна женского. Это район долины глубокого оврага.

— Ладно! Жди, высылаю тебе помощь, живых заберете, а самолет и трупы захоронить…

— Понятно, Госпожа!

В своей несущей жизни Ийа Ар чувствовала себя богиней старой закалки, впрочем, как и окружающие ее боги. Она жила удовлетворенной своим состоянием и положением, и также понимала всю безобразность среды обитания окружающей ее жизни. И мне, как одному из богов, пришлось описывать жизнь по существу формально-образующего быта, стало бы уже существующих богов. Не составляло бы мыслей писать этот рассказ, если бы к нам, за пределы образного существования, не попал человек, где та неповторимая безобразность в описуемых здесь чертах, понятиях, этим самым становится много раз повторимым образом. Продолжая описание небытия в событийном режиме, то есть словесно объединенном буквально-образном творении, перейду к тому, как Ийа подошла к зеркалу и посмотрев на свое лицо, потрогала нежную как у ребенка кожу, поправляя прическу, взяла телефон.

— Ну что там, Толий? — спросила она в трубку.

— Все в лучшем виде, — отозвалось в трубке, — выезжаем! Как я уже говорил, трое живых.

— Ну ладно, давайте пошевеливайтесь, скоро стемнеет, — сказала она отключаясь.

* * *

Территория владения богов составляла тысячи га, расположение строений на которой были незаметны даже со спутников, специальные покрытия крыш не давали проникать сигналам. Так в глубине тайги протекала жизнь совершенно мифического безобразия, не обнаруженная человекообразным существом.

Не смотря даже на то, что дорога, петляющая по лесу своим вдавленным грунтом колеи, выходила прямо к порогу глубоководной и стремительно быстрой реки, берега которой размыты постоянными потоками с гор, и только самолетом возможно попасть на ту сторону матриархальной долины, где огромные высокие ворота заперли за собой благополучный лад жизни.

У нас даже дикие, на первый взгляд, звери ходят, не реагируя инстинктом, досыта накормленные и приобщением вторенные, они внимательно наблюдают за богами. А иногда не на шутку разыгравшись сцепляются, но потом с рычанием и визгом диких звуков расходятся по своим нуждам или, ложась вместе, начинают облизывать друг друга. Волк рыкая, осторожно бьет зайца лапой, тот в свою очередь настойчиво норовит укрыться под его теплой шкурой, а название Лиса нежилось среди деревьев, отталкивая от себя настырных ежей. А недавно совсем Косули, Лось и Медведица, носились друг за другом обнажая зубы, догоняя друг друга, обнюхивая, расходились, а иногда кто-нибудь с надоедливым видом подходил к воротам поднимая вой, кто-то из них бил копытом или пытался сдвинуть их мордой. Охрана, дежурившая возле забора, понимала, что нужно выпускать за ворота в просторный лес, где реки бор озера рощь, где они на какой-то период жизни терялись и конечно возвращались обратно, ибо чуяли силу и невероятное притяжение влияния богов над собой.

Слышно где-то было, не помню, как человек по этому поводу рассуждал, что будто это сама благоприятная обстановка определяет расположение между высшим организмом и низшим, которое они назвали «симбиоз», что несет в себе скрытое определению того состояния, как «зомбиоз», зомбированные особи, где «человек» образ считается высшим. Глубоко связанное нитями скрытых ротасловием мотивов ухода в независимое следование за пределы сознания, где не видно уже мотивов, где имеют совсем другое условное назначение, без знаний, скорей мотивации звука, где решения всплывают на поверхность за сознанием определенно, моментами, перехода в образы, где жизнь в безобразии из ни, низ не осознается, где слова мотива звучания в понятии «жизнь» неописуемо, а осязается ее дивным состоянием. Еще я заметил, что человек определяя себя «высшим», Бога определяет найвысшим, или над й высшим, то есть опять образно, ведь над «й» — птичка, это и есть человек.

И мы знаем, что человек организмом как альпинист, преодолевая разные образные препятствия идя — следует дальше, образно цепляясь кончиками своих пальцев за выступы не глубоких ямок в горе, где вмещаются только пальцы рук и ног, удерживая на весу все тело, и назад ему хода нет. Огладываясь вниз, видно только облака предполагая удаляющуюся бездну пропасти, и последние силы мысли дают ему подтянуться. Рывок! И упор на грудь, ощутилась площадь, равнина, вот мысль о спасении! Новое суждение. А назад ходу нет, нужно осваиваться наверху, где все способствует существованию, где каждый восход света радует новой картиной, и разум осмысляет схождение словопостроении. Слушая «шепот деревьев» ясно видно сознает творенье — шепота деревьев. Наблюдая диво фиксирует цветок, лепестка толчок, а в непонятном остается невидимая цепочка, где одно оживляет другое, переходя в общий план, в план-этический экран. В человеческом незнанье, точнее в образном созданье, то естественность красы утоляет ум души, а нужда ему дает в организме другой ход, выявляется желаньем, есть и пить, словами образно об этом говорить, подобного себе родить, потребность говорить и говорить, блуд значительный варить и к этому как правило обычай, стало быть привычно, без мотива говорить логично. Красота исчезла в охоте увлечения привычных побуждений. Не хочется дождя и не к чему зима, фантасмагория одна, в охоте взять ее сполна, прихоть стала смыслом, комета диавола видна крестом висит она, и словом «жизнь» осталась в мыслях, в нее и не пройти, она лишь образ видимый внутри. А человек кричит — что со мной? И сразу же ответ и спор, в безмолвии как будто хор, реальный мор сознаньем борется измор — действительность из организма вон. Так надвигается овечный сон, жизнь свсем куда-то улетает и вдруг она же и встречает, помогает, как будто вылезает свет в проем огнем, между ум•ом, и ярко посвящает, знанье знаков освещает, миф лиром в Тане открывает.

* * *

Обливаясь холодным потом и потянув головой слипшиеся кровью волосы, Таня судорожно дернулась вперед. Откуда-то из далека различились голоса.

— Спокойно! Спокойно, дочка! Ты в безопасности. Сейчас тебе станет еще лучше.

Кто-то приблизившись очень близко положил свои руки на чело и холодное ощущение испарины лба стало теплым и приятным чувством, и тот же звук сказал, к кому-то обращаясь.

— Ну вот, Йиа Ар, ей стало лучше, поспит немного и…

— Спасибо Толий! А как те двое? Тоже в порядке, вы объяснили им кто мы?

— Нет! Зачем образы пугать, они все равно не поймут.

— Да! В ихнем полку прибыло, — задумчиво сказала Богиня, — Ну человеку нужно хотя бы объяснить, что они отсюда ни когда не выберутся, чтобы не создавали нам сложностей.

Сказав это Богиня спустилась в сад, где к ней сразу же с расспросами и просьбами подбежали дети, проявляя к людям свой интерес.

— А можно на человека посмотреть? — просили они. Мы слышали, что к нам попали люди? А почему они не видят нашего лица? — спрашивали эти дети, — Они что, слепые? А как они перешли порог? Самолетом перелетели, да?

— Да! Мои хорошие! — ответила Богиня.

— А можно их потрогать? — уговаривали дочки.

— Нет! Пока нельзя, лучше посмотрите вот на это, видите как они играют, — показывая на то, что по-человечески называется «белочка» и «дерево», так Богиня отвлекла интерес к людям.

— Мама, мы хотим посмотреть, как люди думают, что это в реальности у них прыгает, — показывая на белочек, попросили дети.

— Нет! — сказала мать. — Вы еще не выросли, чтобы знать, как по-человечески прыгают белочки, лучше вон, возьмите скакалку и попрыгайте сами, или поиграйте во что-нибудь полезное.

Детям понравилась ее идея и они побежали гурьбой за скакалкой.

— Давайте считаться, кто первый будет прыгать…

Таня лежала в постели и слушала голоса детей. Происходящее на улице ясно вливалось в ее сознание, считывая каждый звук. «Наша тень я громко плачет у „ра“ нила в реке ящик, тише тени я, не плачь, не утонет в речке ящ».

Оправившись за несколько дней, люди вышли в сад, где небольшое озеро с падающим каскадом, привлекало внимание. На противоположном берегу которого виднелось напоминающее жилище текстурных существ, то, что они назвали «гротом», над которым поднималась собранная творением скул скала, с уходящей куда-то в лесную чащу тропинкой, на которой стояли сбившиеся в кучу газели, словно застывшие на ходу, они глазели на человека и с сомнением переглядываясь медленно отступали в зеленый бор.

— Красивое место! — произнес Георгий, обращаясь к Тане.

— Да! Неплохое, — поддержал Ростислав, — Просто супер роща! Я бы сказал даже гипер бор.

— Таня, а вы почему молчите? — снова произнес Георгий.

— А вот!? — глядя как скрылись из виду газели, ответила она.

— Лес хороший, видно вековые стволы, вязь, клен, дубы, ели, осина, сосна, и зверья! Смотрите сколько!? Ходят не боятся. Когда выберемся отсюда, думаю надо будет вернуться с экспедицией. Представьте сколько будет стоит этот лес на рынке?

— Немало! — согласился Георгий.

— Здесь если, я так думаю, взять анализ грунта и золотишко может быть, — ткнув ногой в землю, снова проговорил Ростислав.

— Здравствуйте! Уже оклемались? — спросил неожиданно подошедший эН Толий.

— М, м, да! Спасибо, — ответил в растерянности Георгий.

— Я невольно услышал ваши рассужденья и потому хочу вас предупредить… А вот, кстати, и Йиа идет, она вам все и объяснит.

— Не понимаю! — изумился Георгий, посмотрев на Татьяну.

Ростислав же только ухмыльнулся ничего не сказав.

— Вижу, вижу! Вы уже в порядке, — подходя ближе, с улыбкой обаяния проговорила Богиня. — Я вам вот что скажу, чтобы сразу поставить вас в курс жизни, чтобы вы не создавали себе всяческих иллюзий. Вы им ничего еще не сообщили? — обращаясь к ЭнтОлИЮ, спросила она.

— Нет! Я ждал когда ты подойдешь.

— Ну тогда прекрасно, как говорится в мире. Жизнь вот в чем, в вас и вокруг вас.

— Не понимаем!? — ответил Георгий за всех.

— А я объясню! Вы находитесь в матриархате несущего состояния мифа, каждый живой представитель которого не выходит за жизнь матрицы небытия.

— Вы несете какой-то бред, я сразу приметил, — глядя на богов, недовольно произнес Ростислав.

— Богиня, разреши я объясню лирическим языком, — вмешался Энтолий, почесав затылок. Толи он что-то задумал, толи знал, как объясняться с людьми. — Так как вы сущностные, я вам по существу вот что скажу, перед вами боги и вы…

— Да они безумные! Георгий, глянь, — размахивая рукой, возмущенно произнес Ростислав, перебивая речь Бога.

— Вот именно! Наконец-то вы начинаете понимать, мы безумные, а так как вы люди умные, я прошу вас здесь свои сумашедшие идеи не реализовать, пусть они лучше останутся в вашем воображении, удерживайте бражение, усвойте себе это повторением, ибо повторение мать учения, а отец сумашествию конец, тем более я уже слышал ваши мысли, повторяю еще раз, вы попали в миф Богов, потому ваши лирные умапостроения…

Энтолий, не договорив фразу, залез в карман и достав суеслов продолжил: — Ваши мирные умапостроения здесь не проканают.

Ростислав подойдя на шаг ближе спросил его: — Вы кто по образу жизни? И как ваше имя? Я, допустим, человек и зовут меня Ростислав Николаевич, я на государственной службе и знаю законы и правила, и я так понимаю, вы не существуете по законам и правилам государства!?

— Ну, во-первых, на первый вопрос вы сами же и ответили, не зная, кто я по образу, отсюда следует понимать, что я безобраза, ну а имя мое Энтолий. Я видимо не представился своим именем, что по вашим лирическим правилам не этично, логично? Видимо у вас в лире…, — Бог снова пролистал суеслов, — Видимо у вас в мире больше заслуживает внимание имя, чем тот с кем имеют случение, — Бог снова перелистал словарь, — Правильнее сказать по-вашему, не случение, а общение.

— Вы хотите сказать…, — вмешалась Йиа Ар, — что вы живете по правилам и законам? Хорошо! Толий, напиши ему правила и закон, чтобы он их соблюдал — строго исполнял. Если же не станет исполнять, переступит за, кон, накажите его так, чтобы впредь исполнял. А вы, почему в платье? Что это за одежда? — обратилась она к Георгию.

— Меня зовут Георгий Владимирович…

— Мне не важно ваше название, я спросила почему у вас такая одежда?

— Хм! Это не платье, а облачение, я священнослужитель, — недовольно произнес Георгий.

— Что, и вы тоже на службе? — удивилась Богиня, посмотрев с недоумением на Энтолия. — Тогда мне вас придется разоблачить. А хотя, ходите в чем хотите. Но! У нас здесь дети и нам не желательно, чтобы ваши образования их портило, поэтому я вынуждена отдать приказ, что бы вас… чтобы для вас соорудили специальную территорию, где вы могли бы сами с собой риторировать сумасшедшие терминологии. Да! Кстати! И таких как вы здесь уже много. Слышите, Энтолий?

— Да, я понял.

— Тот дом, на возвышенном холме, в котором мы поселили людей, обнесите высоким забором и поставьте охрану помощней, и замените мечи на современное оружие, живем же в современном мифе, на самом-то деле!

— Да! Я понял Богиня.

— Я подумаю, посмотрю на их поведение, может сниму охрану, — продолжила она, — но покамест, вот еще что, на входе, на воротах повесте предупреждающую табличку «Осторожно люди». Вообще-то нет! Не надо писать, это я сама потом высеку красными огненными знаками «Осторожно мир».

— Да, ясно! — согласился Толий.

— А вам люди вот что скажу. Наша общественная жизнь не входит в образовательные отношения к ней, мы имеем знания о жизни и смерти, поэтому не перешагиваем барьер своих удобств. Энтолий, переведи им по ихнему.

— Да! Вид представляется плохим, — шепнул Георгий Ростиславу.

— Похоже так, — согласился тот. — Что она имеет в виду? — поинтересовался Ростислав в Энтолия.

— Сейчас объясню. Великая наша мать «барьером» имела в виду «борь эр», черту, «черта» через которую мы не переступаем, не падаем со скулы не прощаем словоформулы камнями, не кидаемся терминами. К этому же относится понятие «порог», ведь вы люди существуете образно, а значит «чертями», ибо все в книге чертовщина, где персонажи — черти, вытесненные за пределы жизни, и каждый персонаж находится в порочном течении реки букв сущего представления для взора несущего живого организатора, дива — Бога. Но существуя чертами книг вы перестали жить дивно, и стали существовать видом этих черт (справедливо сказать черти, ибо у вас черты характера) ведомые этими чертами, где само понятие «вид» — это в переводе означает «вий» — главный черт — человек (отсюда следует, что вы зря ругали великого писателя Гоголя, больными оказались вы, это подтвердит также великий поэт Пушкин). Таким образом, а образ это и есть вид (форма), вы существуете формально в мире чертей, а ваша одежда, — указывая на рясу священника, — это атрибутика дьявольщины (а в этом был прав великий Лев Толстой), одна из ее форм и крест у вас, это символ смерти, и вообще вы даже понятия не имеете, что такое «крест», а нацепили его сделав из него символ смерти.

Георгий в недоумении покраснел, как будто его в чем-то уловили не хорошем, он сдернул с себя крест, положив его в карман.

— Поэтому богиня говорит, что мы не переступаем борьэр своих удобств, делая эти удобства через мерными, которое сделает их притязающими на захват организма, организаций. Потому не производим того, которое к этому приводит, потому у нас стабильность в совершенстве, которое заключается в том, чтобы знать когда остановиться возле порога и не переходить. По-вашему это называется «золотая середина» (кон), но вы этого недопонимаете, ибо это середина у вас в мир лишь образно. В безобразии же все по-другому. Я слышу как вы разговариваете, а говорите вы реально, потому когда говорите, создаете чертовщину образования, поэтому эти образы легко вами преодолеваются. Сделал дело по образу и образ сменился другим образом, таким образом, что вам дерево? это лишь образное название, поэтому с легкостью вы губите живое, то безобразное состояние, которое облачили названием, и весь мир это одно облако названий, где вы в этом облаке существуете, вошли персональным не своим именем, званием, где имя это главные черты, которые вами управляют.

— А почему вы считаете, что имена не свои? — возмущенно спросил Ростислав.

— А ты что, сам себя назвал? У тебя что, псевдонимб?

Таня смотрела и ничего не могла понять, она только хлопала глазами, уставившись на Богов и своих сообщников.

Из далека, где играли дети, до нее доносились их голоса, — «Кто последний, тот и галит! Давайте считаться; Наши тени громко плачат у рахили в руке ящик, пишет манечка палач утопический сон ящ». Таня повернула голову к собеседникам.

— Повторюсь! Вы находитесь в небытии мифизма Богов несущей жизни, также напомню, что вы сюда попали самолетом, который разбился вдребезги, деформируясь сплошь до мелких частей, вон у той горы, — показав на возвышенную снежную шапку у райских гор, проговорила Богиня. Вы за порогом буйной реки, если перейдете ее и переступите за порог горного хребта, снова окажитесь в мире образного существования. Но! К вашему сожалению… вас же приучили сожалеть? Вашим вожделениям путь закрыт, вас отсюда не выпустят, и бежать отсюда у вас нет ни каких шансов. Вы не в состоянии отсюда выбраться. У вас и самолета нет, чтобы перелететь горный хребет, да и ребро у райских гор довольно-таки продолжительное, и охранять вас будут отличные солдаты, в сговор с которыми не вступить, ибо они воспитаны по вашему образцу. Одним словом вы будите иметь дело с роботами социального умашествия. Они в своем времени тоже проходили социально-политическую обработку формации системы схемного объединения, то есть знаково-букальной кодировки программы подчинения и теперь они безропотно подчиняются. Вы их ни чем не заинтригуете и не заинтересуете, они очень умные, мы им дали все, дали возможность возвыситься одному перед другим. Мы вынули их честь, и положили ее им на плечи знаками отличия, различия. Эти знаки из чистого золота. Знаки, которые отличают их друг от друга для недружбы. На их плечах знаки, которые ими управляют и между прочим звания, которые их обезличивают. У вас один выход прийти в себя, выздоравливать.

— Это мы в секту попали какую-то? — шепотом проговорил священник Ростиславу.

— Видимо. — кивнул тот головой, — ты в этом лучше разбираешься

— Ну раз вам все понятно, то прошу вас в свое временное обиталище, — указывая в сторону бревенчатого дома, предложила Богиня.

— Хм! Временно!? Это что значит, вы все-таки передумаете? И отпустите нас!? — спросил Ростислав.

— Нет! Временно это значит, что вы существуете во времени, или я ошиблась?

— Хм! Как все плохо однако!

Догнав друзей, Ростислав посмотрел на подошедшую охрану. А Богиня и Бог, глядя на них со стороны, о чем-то беседовали между собой.

— Толий, скажи, ты занимаешься творением литературных образов?

— Да! Вечерами я описываю все происходящее у нас.

— И как? Получается картина мифа?

— К сожалению нет, описывая то, что у нас происходит на бумаге, получается картинное описание мира и когда, например, я сейчас в жизни говорю «здесь», указывая на нас, то в письме мне приходится писать относительное «там», то есть за книжным миром. И если в жизни я разговариваю звуком, то в книге не голос, а мертвый логос видимый глазами звук, то есть заметь, что звук не видят, а слышат, поэтому человека можно только слышать. Это называется полиэтическая планетаметричекая лирика, выражающая разные формы существующих черт образования.

— Да! Интересно это, а ты Толий, когда нас описываешь даешь ведь мне, допустим, какое-то имя. Так?

— Конечно! Только если у нас говорится так, то в книге этак. Если я не буду этого делать, то не получится паратеристики описательных черт, которые в книге образов мистически двигаются «оживают».

— Это что, значит? Я Богиня, мать всех живущих, в книжном мире как чертовка что ли?

— Пойми меня! О Великая мать, Богиня всего живого, то всего лишь книга, мертвые буквы, читая которые я, допустим, просто прибываю в бытие иллюзии, ничего серьезного.

— Но нужно с этим развлечением жить бдительно, не уподобляться образованию форм иллюстрации, чтобы не сошли они с ума, не зафиксировали тебя рефлексом, иначе потом могут сказать, что то в книге есть ты. Ты вот что Энтолий, зайди-ка сегодня ко мне в дом, я хочу представить как мы выглядим в реальном образе мира, почитаешь мне, что ты там создал.

— Хорошо мать, я приду. Но хочу предупредить, что создание иксом искусственных черт, может привести к очеловечиванию и будешь потом как эти наши пришельцы.

— Не бойся Толий! А с этими мы разберемся, и ты, кстати, подумай, может им сможешь какую-нибудь другую блок схему спаять.

— Хорошо, я подумаю, о Великая Мать! Мне для этого потребуется много олова, чтобы слудить новую программу.

* * *

— Григорий, Таня, смотрите! У них тут и в правду все серьезно, они же вооружены до зубов.

— Тихо вы! — одернул Ростислава Георгий, — не надо настраивать их против себя.

— Таня, ты чего молчишь?

— Георгий прав, мы находимся на чужой территории, поэтому нужно это учитывать.

— Вы что, с ума сошли? Какая чужая территория? Мы находимся в России, это что, чужая территория?

— Мы не в России Ростислав. Все намного сложнее, чем вам кажется. Я видела вон там, в том здании, — Таня указала в сторону дома, похожего на царский кремль, обнесенного высоким каменным забором, — там культ управления ими, — кивнув в сторону охраны, сказала Таня. — Не знаю как, но они управляют их сознанием, скорее наверно их незнанием, и вы что, забыли как вас лечили?

— А как? — удивился Георгий.

— Вам-то стыдно не знать, без всяких медицинских препаратов.

— А, а, а, да! Это точно, они владеют какой-то техникой гипноза или энергетикой излучения.

— Вы слышали их имена? А фамилии видели? Йиа Ар и Эн Толий? Как это понимать? Какая родословная связь?

— Хм! Скорей ротозвучная, — предложил Георгий, — женская скорей всего.

— Таня, это все можно выдумать, родословие и все, что связано с бумагами, а вот то, что они делают невозможное — это да! Вопрос?

— Просто замечательно! Ну так или иначе нам нужно отсюда выбираться, — Ростислав сплюнул три раза через левое плечо, повторив некогда забытую в детстве фразу «не дай Бог!». — Георгий, ты не помнишь к чему это говорилось? — спросил он.

— С ума не сходи, — ответил тот, — ты не в тему это брякнул, ты лучше вон, с охраной найди общий язык, только вежливо, может что выведаешь. Таня, а мы пойдем с тобой в дом, поесть что-нибудь найдем. Кстати! Домишко-то на дворец потянет, для жизни не плохой совсем.

— Больше на теремок похож, — подытожила Таня.

* * *

— Уважаемый, можно тебя спросить? — обратился Ростислав, подойдя к солдату. — Мы вообще где находимся? А то нам тут одна женщина пытается внушить, навязать, какую-то глупость.

Блюститель, повернувшись лицом, посмотрел в глаза Ростиславу. Проницательный стеклянный взор заставил Ростислава вздрогнуть, он даже непроизвольно шагнул назад.

— Мы способны умом создавать психоформы образных состояний иллюстраций, — начал говорить вооруженный до зубов (и не только!), охранник. Живя диально действительно мы можем создать перед собой реальный сон гоном речи, обволакивая все безобразие в условность многозначительных образов, создавая этим самым эффект, входя под влияние которых, мы надуманно становимся за пределом действительности, называясь именем, и относимся уже к жизни воображая ее во смерти, одевая ее речением формальных нарождений, установленными мыслями, которые задают хозяева. И в этой собранной картине искусственно образованных форм, проясняется свой независимый от матриархата, патриархальный, из уст явленный мир бытия, где знаковая система знаков, которой я сейчас управляюсь. Потому нет возможности у вас что-то мне доказать, навязать, я существую книгой и выполняю приказ, потому и применю свое вооружение как только так сразу, и не языком, а действиями, подручными средствами, я вечный, я вечный, я вечный, я веч…

— Да!? Ну ладно, тогда не буду вас беспокоить, у вас слыхать сбой в программе, — пытаясь уйти, проговорил Ростислав.

— Я веч..но! — продолжил отличный солдат. — Как бы ум ором гонизма не изощрялся в своей ролевой постановке форм, они независимо от воображения знаков находятся за вообразимым, положением устава, правил социального принуждения и если отойти от этих определительных схемных форм познаний, то будет видно образованный диктат мира бражения, блуждения, где каждый сомбированный умби программой реализует действия, данные ему роли, которые вложены в инициальное руководство, а реальные инициалы входят в общую сеть сознаков (сознании), где в иллюстративно-иллюзорном, метафорическом существовании находит среди метопомеченных метаморфоз, казалось бы свое сущностное место быть в образе жизни под луной, и во вселенной через это образование нечто становится овечным, немлечным, то есть смертным. Потому вам, человеку, как образу смерти, вечности книжного образования, раз уж вы проникли в мифическую жизнь млечного матриархата, будучи мужского образовательного организма, следует разуметь себя в себе и от крайних мер отнестись к жизни безмерно, с подобающим призрением, прозреть то, кто вам дал жизнь, или вы уже не помните, что спасены Богами?

— Да, да! Конечно! Можно я пойду? — заикаясь, попросил Ростислав.

— Запомни! — крикнул ему вслед солдат, — вы сознательны тех знаний, которые вам дали, о которых вы ничего не знаете.

* * *

— Таня, смотри, тут еще люди! — улыбаясь будто чему-то радуясь, сказал Георгий, а догнавший их Ростислав хлопнул его по плечу, — Это ведь хорошо, что мы здесь не одни.

На скамейке возле распахнутых ворот сидела пожилая женщина о чем-то рассказывала рядом сидящему мужчине. Без всякого удивления мужчина посмотрел на подошедших и шепотом, подставив указательный палец к губам, попросил, — Тс, с! НЕ мешайте, дайте рассказ дослушать.

Георгий, нагнувшись к его уху, также шепотом спросил.

— О чем она рассказывает?

— Про первую любовь. Она в молодости работала в пионерском лагере пионервожатой, где перед глазами развивались события первой любви, которая разгорелась как костер.

— Мужчина! Не мешайте, — обратилась женщина.

— Извините, что мы перебили вас, Наталья Викторовна, продолжайте пожалуйста.

— Ну так вот! — продолжила она,… Затушив пальцами фитиль свечки, Олежка уткнулся лицом в мокрую от слез подушку, а лес в молчанье погрузился, в густую темноту, где в домике наедине с собой остался он, его трясло всем телом, он девочку свою любил, но! звука он не проронил.

С тех пор прошло 25 лет, Наталья Витальевна Уфимцева, его одноклассница, служила в школе учителем литературы и русского языка. Где в один из дней, посреди урока, к ней в класс заглянула завуч.

— Наталья Витальевна, можно я вас отвлеку ненадолго? — спросила она, и сама же украдко вошла. — У вас же завтра будет два свободных спаренных урока?

— Ну да! А что?

— Дело в том, что к нам завтра придет удивительный человек, освященник! Понимаете?

— Это боговерующий что ли?

— Наталья Витальевна, вы неправильно понимаете, это не то, что вы думаете, не то, что нам в голову вбивали. Только пусть это между нами будет, сами понимаете, меня люди могут не понять, но вам скажу. Моя дочь ходит в одну, как принято называть, церковь и… Я тоже сначала напугалась, даже наругала своего ребенка, потом же выяснилось, что зря наругала, необоснованно накричала. Я сама туда сходила. Вы же знаете!? Что меня никакими религиозными штучками не собьешь, тем более я педагог со стажем, могу сама понарассказывать всякого. И вот что хочу сказать, служитель, пастор, с которым меня познакомила дочь, не подходит ни под одну религиозную практику. У меня же муж религиовед, с тремя высшими образованиями, психолог, философ, лингвист. Он тоже с пастором беседовал. Представляете!? Я была у них на собрании и поразилась, такую лекцию я еще не слышала, а если говорить, по сути, я была в жрической школе. Там находишься и лечишься, из памяти достаешь знания до сих пор забытые, и выходишь с чувством омоложения, будто 20 лет пройденных, вернулись обратно, генетический народ организма как будто вдохнул свежей силы.

— А я-то думала, как вы так помолодели? Косметику что ли нашли хорошую?

— Хм! Я косметику, как раз таки, всю выкинула, от которой я больше состарилась, чем молодела, мало того, я столько нового узнала того, что касается педагогики и демагогики, вообще общественного воспитания человека, охереть просто можно, — на ухо шепнула завуч.

Наталья Витальевна удивленно на нее посмотрела.

— Вы удивлены, что я сказала слово «охереть»? Понимаете в чем дело? У нас в русском языке «ъ» твердый знак трактуется, как непоявляющий звука знак, и тут же мы с вами преподаем, что он означает «эр». Пастор объяснил мне и обосновал, что он значит и как переводится. Знак «ъ» выражает «гер», а еще точнее «хер», которое считается справа налево (только с той стороны), как «речь», а «речь» это «черты», то бишь твердь «небо» — «хево» — «хер-о» — «гербо» (или «ге бор» — «гипер бор»), отсюда «небо земли» (небесный семли), где «земля» это — сея мысль — (сея wысь лет — святой Ге, оргий), а букве «э» есть полное определение ОТТО, или знак «» в разрезанном пополам виде ; Е;; (Э). Я аж диву далась, все знания четкие, конкретные, обоснованные, ни каких предосудительных форм религиозного оттенка, если не считать действия вещательного эффекта образованием форм разговора, хотя и это обсуждается, конкретно и четко, точно. Главное, там не только простые люди приходят, но и не простое, сановники разных духовных сект, приспособленцы, карьеристы, бизнес — мены и леди. Вы же знаете, какая у них там иерархия!? Вроде разные, а на самом деле…

— Я в этом не разбираюсь, — сказала Наталья Витальевна.

— Из политической элиты тоже приходят. Сколько их сейчас? Толкующих про Бога, и кто на что горазд, впадая в транс, экзальтацию, рассуждают о свободе, счастье, воле. Муж мой вот что сказал, мол, что пресвитер по сути своих знаний решил, решил еврейский вопрос, вопрос

Бытия, и выводит антисемитскую проблему из сложившегося тупика человечества, как и освобождает от человеческой несамостоятельности пут, от внутренней речевой неразберихи, психической устойчивости, застоявшейся веками болезни психики. Оказывается все совсем не так, как нам преподали. Вообще вы сами убедитесь.

— Ну! Вам видней, вы завуч школы, — согласилась Наталья Витальевна.

— Короче! Мы договорились со жрецом и я пригласила его. Кстати! Такой мужчина привлекательный, симпатичный!… и тем более вы ведете старший класс, у них же на будущий год выпускной!? После лекции, поверьте мне, каждый ребенок будет конкретно знать свое направление в жизни, а отстающие начнут наверстывать упущенное, непонятное, скорректирует запущенное. Уверяю вас, Наталья Витальевна, темы, которые он будет открывать, очень интересные и увлекательные. Сами ведь знаете, дети задаются вопросами в их возрасте, на которые мы с вами, взрослые, да и сегодняшняя педагогика вообще, ответить не в состоянии.

— А, ну! Поняла! А на какую тему лекция? — спросил учитель, — ну, чтобы знать хоть, подготовиться.

— Я не знаю, он сказал на наше усмотрение. Давайте, например, назовем урок счастья, что ли?

— Хм! Ладно! Хорошо, спасибо.

Татьяна внимательно слушала о чем рассказывала пожилая женщина, а Ростислав, прикуривая сигарету, встал возле ворот, разглядывая что-то вдалеке.

— Так вот! — продолжила женщина. Следующий день: Дети! После перемены у нас, как вы знаете по расписанию, будет урок на свободную тему, это я напоминаю для особо одаренных, — сказав это, педагог тут же задумалась над тем, что сказала. — Кто любит у нас уроки прогуливать!? У нас сегодня будет гость, человек, как меня предупредили, с необычной, интересной судьбой и знаниями, поэтому я прошу всех присутствовать и вести себя соответственно, уважительно, не баловаться во время лекции.

— Наталья Витальевна, а что такое судьба?

— Вот, вот! Этот вопрос и зададите на уроке, и вообще, все другие вопросы, которые вас интересуют, — взглянув в окно, она подошла к доске. — Урок мы назовем — Счастье, человек, свобода.

На задних партах раздался смех, и по классу пролетел кем-то запущенный бумажный самолетик.

— Идите на перемену, а здесь не балуйтесь, — сделала преподаватель замечание.

Прозвенел звонок на урок. Снова пролетели самолетики, и кто-то пробежал по партам, перепрыгнув на подоконник, а в кого-то прилетел портфель.

— Дети, не балуйтесь, я вас прошу. Завтра чтобы были здесь ваши родители, — обращаясь к задней парте, строго наказала учитель.

— Охо, хо! Как страшно!? Дура очкастая, — услышала она в ответ, поглядывая на часы.

Дверь в класс резко распахнулась и так же резко прекратился гвалт детских голосов. Строгой походкой, поправляя прическу, вошла завуч школы.

— Наталья Витальевна! Дети! Внимание! У нас сегодня в гостях матриархальный священник, единственный в мире жрец, хранитель знаний богов, удивительная жизнь которого…

— Хг, г!

— Наталья Витальевна, вам что, плохо?

— Нет, нет! Ничего, — поправляя очки, чуть слышно ответила она и сама же продолжила знакомить пришедшего с классом. — Человек, который перед вами, двадцать пять лет тому назад учился в этой школе и сидел он вот там, на задней парте, — где сразу же прекратился шум и шепот. — Он, — продолжила она, — слыл в школе хулиганом, отъявленным, потому его сверстники многие боялись, даже старшеклассники. Но в какой-то момент он изменился, с ним начали происходить необычные вещи. Я же училась с ним в одном классе, — снимая очки, сказала она дрожащим от волнения голосом. — Я сидела вот за этой, второй партой, где сейчас сидят девочки, — тут же в одну из девочек ударился бумажный самолетик, запущенный с задней парты, как будто бы история повторяется. — И он…, — она посмотрела на него, на его поседевшие волосы, — И он…, — завуч школы не понимая, что происходит, отошла в сторону. — И он…, — Наталья Витальевна, взяв себя в руки, с проступившими на глазах слезами, посмотрела на детей.

В классе наступила тишина, Олег Михайлович снял очки, прочитал надпись на доске «Счастье, человек, свобода!», сказал: — Когда я шел по знакомым коридорам моей школы, сегодня уже гимназии, сюда в классную комнату, я, будучи свободным и познавшим себя чувством понимал, что чем ближе я приближаюсь к вам, тем ближе ко мне счастье, которого до сегодня я не знал… Наталья Витальевна моя первая детская любовь, которая растянулась…

— И он был моей первой любовью, которую я поняла поздно, — вытирая платком слезы, она повернулась к нему. — Он предсказал наше расстование, будучи еще ребенком, и вот сегодня, через двадцать пять лет…, черь побери! Я рада тебя видеть, Олег! — приближаясь к нему, проговорила она дрожащими губами.

— Наталья Витальевна! Наташа! Я люблю тебя! — крепко обняв, он со слезами радости ее поцеловал.

— И я люблю тебя, дорогой, — чуть слышно проговорила она, — Где же ты пропал, дорогой мой? Я ведь всю жизнь жду тебя…

Дети всем классом разом встали по стойке смирно и также разом, как один, дружно захлопали.

— Я поражаюсь Олежа, как ты изменился!? У тебя очень умный вид, — проговорила она шепотом.

— Спасибо, дорогая! Знания меняют лицо, а наша встреча здесь, я бы так сказал, предписана Богом, — поцеловав ее еще раз, тоже шепотом проговорил Олег.

* * *

Старая женщина пронзительно взглянула на Таню, а Ростислав снова закурил сигарету.

— Ну ладно, что ж, пойдемте в дом что ли, — вставая со скамьи, предложила бывшая пионервожатая. — Вы то как тут очутились? — спросила она Георгия.

— Самолетом, — ответил он.

— А, а, ну ясно!

— А вы здесь давно уже? — в свою очередь спросил Георгий.

— Да! Порядком уже, — ответила та, — мы здесь не одни, пойдемте в дом, я познакомлю вас еще с людьми.

По крутой, широкой лестнице они поднялись вверх, проходя по коридорам огромного дома, они, открывая каждую дверь, заглядывали в комнаты.

— Вот здесь у нас в этой комнате находится Егор, он постоянно пишет письма своей подруге, которая за стенкой, ее зовут Аня, они игру придумали, пишут друг другу любовные письма. Хотя! Заметьте, сами они друг другу никогда не видели.

— А они что, из своих комнат не выходят? — спросила удивленно Таня.

— Неа! Видите, Егор даже на нас не смотрит, весь в работе.

— А как они письма-то передают друг другу?

— Через меня, я у них вроде почтальона.

— Хм… Интересно!

— Ну ладно, пойдем, не будем ему мешать. А в этой комнате у нас расположились братья, друзья так сказать, единомышленники, они тоже сидят здесь как за забором в тюрьме, ни куда не выходят, и ни кто из людей здесь их еще не видел, но мы точно знаем, что они здесь. Ах да! Геннадий, так зовут одного из них, освободился из заточения этих стен, а вот Алик ушел с головой в философские поиски сущности бытия. И вы знаете? Он докопался до истока истины, потому Гена, друг его, освободился от мыслей. А какие тут споры велись. О, о, о! Вы бы знали? День и ночь. Это сейчас Алика не слышно, сидит себе что-то еще кубатурит. Если мы пройдем глубже в его комнату, то там мы увидим еще людей, но я их не знаю по именам, но слышала кличку «Адвокат». Алик с ним общается, это я вам по секрету говорю.

— А чем «Адвокат» занимается? — спросил Ростислав.

— Ну не знаю, с законами воюет вроде. Забегая в будущее так скажу, этот «Адвокат» многого добьется, он как бык прет. Ну ладно! Пойдемте дальше. Вот комната, — женщина приоткрыла дверь, — здесь у нас тоже своего рода человек, в поисках своих многого достиг. Он постоянно восхищенный своими открытиями, что-то ищет, ищет, зовут его Андрей, но он думает, что его изначально звали как-то по иному, предполагает, что первоисточник имени Андрей, женское имя Анна, они тут вместе с подругой обитают, один к другому какие-то симпатии питают, она правда еще юная, зовут ее Юля, они тут идеально обосновались. Ну ладно! Пойдем дальше. Здесь у нас библиотека, между прочим хорошая, древняя, богатая знаниями. Многие книги по рукам ходят.

— Наталья Викторовна, а вам тут не надоело еще? — спросил Ростислав.

— Ну а что делать-то? Никуда ведь не денешься.

— А сбежать не пробовали отсюда?

— А как? Это раньше, почитай историю, здесь был такой Моисей, сей ум вывел всех кто был здесь, потихоньку сходя они разошлись. Теперь же сам Отец, Господи помилуй! руководит нами, — взглянув на небо, перекрестившись, проговорила она, — только он властвует над нами, — указав пальцем в верх, добавила она, — тем более я до старости здесь дожила, это почитай мой дом, здесь прошла моя молодость.

— Не, е…! Я тут задерживаться не собираюсь, — с возмущением выразился Ростислав.

— Эх, сынок! Ты многого еще не понимаешь.

— А что понимать-то? Бежать нужно на волю!

— С ума не сходи, ты не соображаешь, молодой человек, что твоя воля в руках Бога. Ты идешь по судьбе, по коридорам мира человеческой стези, тебе уготован путь и свернуть ты сам с него не в состоянии, а чтобы освободиться от этого водительства, то есть выйти, тебе нужно идти в кабалу к Богам, они тебе дадут знания и ты может тоже, станешь Богом. И как ты освободишься, если ты находишься рядом со мной, с Таней, со всеми нами, кого ты только что сам видел? Ладно уже! Я пойду в свою комнату, отдохну, вы же проходите, располагайтесь.

— Подождите, Наталья Викторовна, — остановила ее Таня. Я не совсем еще понимаю, что у нас происходит в мире, но мне кажется, я смогу в этом разобраться.

— Ну вот девочка! Ты еще одна из тех, кто хочет во всем, что происходит, разобраться. Знаешь, Танюша? Я всегда была водимая мыслями и просуществовать так до старости, я по сути, так и не обрела навык управлять ими, в этом и есть наверное моя проблема, я не научилась грешить, ведь наше поколение и многие другие, существовали по ложным знаниям. Ведь я должна управлять мыслью, а не она мною, и поэтому я не в состоянии что-либо генетически решить, что-либо сделать по генному решению, чтобы жить богиней. А у тебя Таня, я вижу может это получиться, из тебя прямо таки вырывается вето знание и я полагаю, если ты сможешь договориться с матерью… Она тогда поговорит с Отцом, который нас удерживает в этом доме. Помни! Хозяйка здесь Мать, тогда может сможешь освободиться и освободить всех людей, всех нас, которые присутствуют здесь по воле Божией. А для этого тебе нужно дать людям знания, что бы они по тупоумию не стали уничтожать миф Богов, чтобы они не стали уничтожать жизнь по пути ума, как это уже было у меченых крестом.

— Вот для этого я и хочу попросить, Наталья Викторовна, по-человечески, чтобы вы завтра собрались здесь, и пожалуйста, оповестите всех, кто находится в доме, чтобы объединившись мы смогли решить, как нам быть, чтобы тут не быть.

— Хорошо Таня, я всех оповещу. Но не хочешь ли ты собраться для того, чтобы снова копаться в библиотеке, искать в вопросах ответы, или ответы делать вопросами, спорить? Пойми меня правильно девочка, все это мы уже проходили, и даже библию перецитировали не прилагая мозгов, и философию древних перерыли. Здесь кого только не было, бесполезно! Выхода нет!

— Но я, Наталья Викторовна, не верю, чтобы не было выхода, выход всегда должен где-то находиться.

— Татьяна, ты уже пошла по ложному пути, выкинь из головы, верю и не верю. Выходя по этим руководствам, ты снова, опять заходишь, ища новый выход, и опять с верю. Это хождение по лабиринту мнения, где каждая комната, новая, тебе кажется выходом. Запомни! Либо знать, либо не знать. Если, допустим, знаешь человека, то ты его слышишь, если не знаешь, то ты его видишь. Так же с Богом, если ты его знаешь, то его видишь, а если не знаешь, видишь человека.

— Ну Наталья Викторовна, ведь не может быть так, чтобы не наступил конец дней наших!?

— Вот именно дочка, что быть так не может, и конец вета нашего только тогда наступит, когда бытие перестанет быть, ведь люди обмануты, им нужно дать знания и знаниях, а ты Татьяна, я поняла, идешь по старым граблям, и завтра я чувствую, будет все также как всегда, ты увидишь чашу грааля, ахнешь и начнешь с уверенностью нам доказывать, что выход близок, как, в общем-то, и многие до тебя говорили и утверждали.

— Наталья Викторовна, а что такое чаша грааля?

— Ну вот, пожалуйста!? Ты даже еще этого не знаешь. Это матрица и патрица, чаща леса и древесная из него сплотка. Ну что толку тебе объяснять Таня, у тебя нет объективной картины исторического построения мира, у тебя нет знаний, только познанные слова формулы, решать которые не знаешь как. Чтобы в ней разобраться мало слыть интеллектуально развитым человеком, хоть десять высших образований имей, в вузах одни только узы, увы! Нужно стать конгениальным, независимым ни от чего, стать Богом, в конце концов, ну или Богиней.

— Ну я вас прошу Наталья Викторовна, соберитесь и мы еще раз попробуем во всем разобраться, а я схожу к Богам и попробую с ними поговорить по-человечески.

— Танечка, ты сама-то поняла, что сказала?

— А что?

— Это ты со мной говоришь по-человечески, с Богами же…

— Ой! Ну да, я вас поняла.

* * *

Таня смотрела на Ростислава и Георгия. На вид они были разными, далекими друг от друга, отличаясь своими фигурами и в то же время их объединяло одно, черта мужского поведения. Рассуждение же их уходило далеко за пределы действительности, они говорили и говорили, создавая словами то, чего нет, то, что не живет в словесных определениях, а между говорением их взгляды скользили по ее ногам. Ага! Инстинкт животного, — отметила она про себя и машинально улыбнулась в ответ, сомкнув ноги в коленях, и сама же задней мыслью испугалась этой улыбки. Ростислав тут же отреагировал, подсел рядом на диван.

— Ты Таня не волнуйся, мы убежим отсюда.

— Ага! Говорит не то, а что на уме, — отметила она, уловив новый взгляд на колени.

— Я правильно говорю, а! Георгий?

— Не знаю, как получится.

— Ты Георгий вот что скажи, ты же священник, эти люди что, с ума сбрендили совсем, Бога не боятся? Женщина эта, как ее там!? Богиней себя представляет, мужик, который с ней, Богом себя возомнил. Как ты анализируешь ситуацию?

— Хм! — задумался Георгий, — В нашем демократическом государстве теперь все можно, любые вероисповедания и формы их осуществления, если это конечно не противоречит законам светского государства.

— Ха! Ну как же тогда быть? Ведь законы светские в каких-то выводах противоречат религиозным и наоборот даже налоги не платят, а существуют за счет граждан, это удар по экономике, тем более эти люди, то есть их образ жизни ни как не сходится с православным каноном, как и другие секторные политические образования, у которых свои отступления от знаний светского государства и от вашего канона, которые тоже делают бизнес, а налоги не платят, и вообще, тут что-то не так, безобразие какое-то.

— Ты верно сейчас мысль Ростислав, подал. Ведь ты говорил, что образ жизни этих людей противоречит. Хм! А ты что, разве видел их образ жизни?

Ростислав задумался.

— Ты бы Георгий, пошел к ним, к этой Богине, тьфу ты! Мать ее! К этой женщине, потолковал бы о вере, о религии, может что и прояснится?

— Ростислав!

— Что?

— Я думаю, она не люди.

— Это как?

— Да вот так! Я думаю, мы находимся в другом измерении.

— Хм! Ты что, шутишь? Таня, слыхала, что он несет?

— Я с Георгием согласна.

— Ну я не знаю тогда!? Что, бежать нам нет смысла что ли!?

— Послушай Ростислав, как ты убежишь отсюда, если ты предусмотрительно чьей-то волей вписываешься в эту реальную жизнь? Как ты выйдешь из сложившейся картины, где имя твое начертано невидимым художником.

— Ну, Георгий! Тебя я вижу тоже понесло на любимый религиозный конек сесть, ты паству можешь свою в заблуждение вводить, а меня не удастся, возьми вон, книжку лучше почитай, успокойся.

— А что!? Это идея ведь, — будто ошпаренный, Георгий соскочил с дивана и, подойдя к огромному резному стеллажу с книгами, ахнул, — Ба, а! Вы посмотрите, что здесь у них? Ни хрена себе, мать моя женщина! «Женская философия», «Агеназвук», «Ариадно», «Гормология», «Кристалогия», «Женская солярность», «Солидарность», «Матриархат», «Артиколяция», с ума сойти! «Осиралогия», «Озарение», «Биологика», «Псинофактум», «Ниальность», «Конгениальность завихрения», «Генаальность», «Генаграфия», «Герметизм», «Герменевтика», «Алхимия», тут все женское.

— А что удивительного? У нас в мире все мужское, — вставила Таня.

— Ну!? Это как понимать! — покосившись на нее, Георгий взял в руки тяжеленный кованый ящик. Ба! Ты посмотри! Эта книга же из золота.

— Да ну! — соскочил с дивана Ростислав, раскрыв рот, удивленно воскликнул, — Ничего себе! Тут и не понять ничего, иероглифы какие-то. Нужно пригласить кого-то из местных, пусть переводят. Ты как думаешь?

— Так и думаю, — направляясь к выходу, ответил священник, и подойдя к охраннику, попросил вызвать кого-нибудь из Богов.

— Сейчас придет Толий и ответит на все вопросы, а чтобы вам не бегать в следующий раз, вы посмотрите в зале, у вас стоит связь, пульт вызова, по которому вы можете в любое время связаться, и не бойтесь, Боги всегда придут, у них нет времени.

— Да! Конечно, спасибо! Мы просто не заметили, — пятясь назад, ответил Георгий. — Ну и глаза, черт бы его побрал, как у демона.

— Скорей его черт уже побрал, — крикнул Ростислав.

* * *

— Мне не удобно вас так называть, Эна Толий, — встретив Бога, обратился Георгий, — Потому что мы по привычке существуем, по родословию мужского условия сословий…

— Ну, ничего страшного, — перебил его Бог, — программа вложенная в вас найдет свой конец и из буквального фатального, разумеется перейдет в неформальное, несущую жизнь, со знанием которого вы поймете, чем вы были и кем стали, и признаете женское развитие генорику, однако в мире вы признаете материальность и, следовательно, развитие должно протекать матриархально, тогда совпадает один к одному, знания о жизни и принадлежность себя в ней делами, и будите отличать родаусловность от сротасловности, ротозвучие от одаписания. Знаете, жизнь несет только жизнь, а смерть только смерть, как говориться из ума с ума, а потом уже от ума тюрьма. Литература, которую вы видите, она от наших предков до библейских времен, до времен описания вашего Адама и Евы, то есть не ваших конечно, вам это навязали. Ведь в этой книге, которую вы считаете первой, написания начинаются с таких слов: «Вначале сотворил Бог небо и землю».

— Да! Именно так, — согласился Георгий.

— В том-то все и дело, дорогой мой человек! — подойдя к окну, проговорил Толий. «Вначале» — это значит с того момента началась смерть, потому что жизнь исходит с конца.

— Это как? — спросила удивленно Таня.

— Вы не соображаете формулу словозвука, которые требуется, если не разумеешь, крестить. Ведь словоформула «конец» появляет иллюзорный смысл, как будто что-то прекращает жить. На самом же деле — «кон есть», «конь есть», «он есть». И если вы начнете крестить эту формулу, то увидите, с чего все стало жить.

С Н есть первое возникновение понятийных ословествований окружающей среды, где в развитии мышления относительность этих понятий выстраивается в точной арентации себя в среде обитания. И еще, если касаться возникновения буквальной системы (ведь сначала было слово!? А как оно было? Из чего было? Вам не написали), то к примеру возглас живого звука Ария, ну пусть будет «О-о-о!», или любой другой гласный, в конце, при завершении голоса, возникает мертвое смыкание в букву О-о-о-о-о-он, б,в и так далее. То есть с конца жизни гласного звука возникает начало образования мира смерти, сглазного мертвого символа, то есть заметьте, «В конце жизни сотворил Бог начало существования смерти». А какой Бог? Вы не понимаете? Тот, который родился в книге красивым, и подумайте, откуда взялась поговорка «сивый мерин», тот который выводил сумасшествием людей.

— Вы имеете в виду Моисея? — спросил Георгий.

— У диавола много душ и тот, кому принадлежит человеческий образ, есть сатана, ведь Богом жизни является единорог, Моисей это книжная душа, двурогая, который лежал в корзине в реке. Ведь вы себя называете священником, а знаний о том, что добрый Бог не позволит сходить ор-ганизмам с ума, людям с книги. Только диавол приводит к сумасшествию чертей, где исход предначертан, и наказания человечеству не избежать, чтобы вы там себе не нафантазировали.

Бог подошел к стеллажу с книгами и, взяв одну из них, подозвал Таню.

— Подержи, она тяжелая, — попросил он. Это золотая книга, листы ее из тонкого золота и «написана» она точками, правильно сказать дочками, ну или до человеческими символами, их высекали Богини. Спасибо Танечка, дальше я сам. Они собирают мысли Аруна (арущего-оращего-рощи го). Когда смотришь на солнце, появляются дивные знаки, они говорят о том, как матери создали образ из ни, из хи, где их течение основа, в котором знаки (снахи) как рыпы (ариев точные образы творения). Вот смотрите, я беру один лист, поднимаю его над темной каменной пластиной и вы дивитесь текстом, Сириус который над ними тончайшими лучами проходил сквозь мельчайшие отверстия, выводя на темном месте огненные символы, а черная пластина становится солнечным озаренным, осветленным предметом, точки атлантов, это символы окаменевшие танталы-таланты-таманты.



— Офигеть как!? — присел на корточки Ростислав, а Татьяна, подбежав, зажала от удивления рот ладонью.

— Офигеть! — повторила она.— Да! Ваш возглас это подтвердил, от этого и вошло понятие ифигения. Вот дочки и сыночки, солнечные нарождения мальчиков (солнечных зайчиков) символических черт знаков, описывающие отраженный в мозге космоса мысль, и потому образованию они формировали знания в с-о-знактельность у мужской половины, чтобы те, обладая формами сознания, могли фонтонировать (фон-тонировать; фантазировать), и употреблять свои фантазии во благо материнской жизни, то есть охранять совершенный Аргонизм, и конечно выходить из жизни в образы фантазий, придумывать разные сказки, сопрягая свои рассказы, были с метафорическими склонениями (ор-ганизмом) близко подходящих словами возгласов к магической иллюзии, представления иллюстрации мир образов в жизни, употребляя звук, потому что звучали зевом, хотя конечно получилось горланили, арали, выли, отсюда были, бытье-вытье-витые фразы (фаразы). Так в общем-то с метафорганизма получилось wетафорганизм и с ветафорганизма пошли плотные иллюстрации представлений о жизни из ни. Образовалась плотная стенка с Вета. Свет это ни то, что вы думаете «вето» это образование, которое не дает осмыслениям дивиться безобразием. Отсюда же с вета понятие веды, вешь, то есть «вещь», это тот же язык, лучше это понять так: ;

Жизнь ниальную, безобразную, мужам знать было необязательно, потому что мужи это поэтикобылинные сказатели, или звуковые оформители дивного, ублажатели видом, чертами лирической картины, они слепые. В человеческом образном мире все творческое, а творческое разумеется разностилевое, в разных формах человека (слова) изображения, относительности, где нет правил. К творчеству глупо прикреплять правила, хотя правила прикрепляются, это тоже относится к одной разновидности творчества. Поэтому жизнь Богов отдельно от творческого существования человека. Заметь Таня, — обратился к ней Толий, — что в образованном мире жена замужем, а муж женатый. Такое положение существует как знание определяющее родословие. Но! Знаний об этом знании не имеют. Создается впечатление, что жена зависит от мужа, ибо установлена формула — замужем. Давайте разберемся, в чем секрет. Возьмем конкретно определение — и определение, что жена — замужем, то есть выходит вы видите, что муж за женой, потому женат. Потому дух жизни несет в клеточной структуре ядра, как передача наследственности.

Постепенно по совершенству к Богиням, матерям, присоединились Боги-Отцы-чтецы-от си-те о си. Они сравнялись в совершенстве. Но! Боги преимущественно подчинялись Богиням по жизненному превосходству, а Богини чествовали Богов. То есть и мужи сознавали жизнь за образным восприятием, понимая неоценимую безобразность всего живого и соответственно относились и благословляли матерей, женщин, за дарованную им жизнь и знания о ней. И вот теперь! — Энтолий взглянул на Татьяну, — Когда вы находились в мире вещей, где у вас находились магилановы облака?

— Очень далеко, в космосе, — ответил Георгий, — на расстоянии световых лет.

— Ну вот! Видите, насколько вытиснилась вета форма!? А тогда это было внутри, в голове. Также все другие образы в названиях находились в голове космоса и состояние организма находилось в млечности безобразия, не иллюзорно, ганизма ор (образов речи) не было. Постепенно спланированная проекция генной структуры в организме на вид образования отстраненности относилась выбыванию в иллюстрацию, стало быть наработанным, и в любой момент (как только выбываешь в образ черт представления, жизнь сужается в понимании о ней мыслью, до момента, мыслью образа менталитета). В любом месте Бог пускался в лирическое, человеческое оформление сказок, и уже через много поколений, когда Боги у вас исчезли вовсе, когда фантазии перешли в форму правил, ритуалов, обрядов, то есть жизнь закрылась за образами творческих офор человеков (слов). Потом утерялась нить возникновения формул слов, их носители не знали кто они, по-человечески сообщаясь, гомункулы, умничая в себе все теми же знаниями, начали познавать эти знания, то есть одной формой познавать другую форму, и мужской род, оторвавшись ртом, отделившись языком от жизни, начал сначала образовывать образное существование. С этим стали появляться много разных болезней, начала меняться генная структура, удар был нанесен по половым клеткам, искусственность делает свое дело, черты книжные перейдут в вечное существо (киборга) через «пи» — дар, дар писания библии. Здесь, дорогие люди, все знания о жизни, те, что ваша наука пытается узнать, это давно узнано и имеется в женском генофонде Богинь, только подходы, чтобы их вытащить, перекрыты влиянием ума, сеятеля зла, который увел понимание о жизни в сторону.

Этому еще способствовал первый по названию «человек», к которому попала книга Бога Разнела, в которой содержаться некоторые знания о создании ума, то есть о создании робота, ну, или рабов. И между прочим, ума в голове нет, ум это книга знаков или учение «Патриархата», по вашему это учение мыслей, которыми впечатляешься из книги, получая печать, программируешься. Вот она, эта книга, — Толий указал на верхнюю полку, — ее не читают, на нее просто смотрят, потому с ом получаешь сон и думаешь уже сновидение с ума.

— Ну а как тогда понять, о чем эта книга? — спросил Георгий.

— В том то и заключается загадка, если смотреть на знаки, которые в ней, они образуют мысли — их, ом, а если умом смотреть, то ничего не поймешь, потому что ты уже умный, тебе нужно взять другую книгу, следующую за ней, вот эту, — показав указательным пальцем на тонкий томик, Толий остановился, и пододвинув кресло, сел. Чтобы читать человеческую магию алхимии, следует читать ее с Богом, со жрецом, иначе постепенно станешь психическим, будешь словесными чертами выяснять вещательные черты, и в конце концов формулами не поймешь безусловное. В этой тоненькой книжке пластины, где знаки, которые уже нужно понимать, ведь ваш ум хочет постоянно что-нибудь понять более трудное, по возможности…

— А! Я понял, — перебил Георгий, — в первой книге формообразующие знаки, фигуры, которые не понимаются, а воспринимаются, поднимается улов…

— Я поправлю — воспринимает, словоформула «мозг» это wоск, продолжай Георгий…

— Осуществляясь как формы, от которых исходят первые их слития, которые говорят уже о себе в чертах существующих; мы-мысль-мыслить, и уже требуют мнительно от других книг поставления формпонимания, дабы присоединиться образно и составить формальную связь, но уже более сложную.

— Конечно! — подтвердил Бог. — А вот эта книга, выделанная золотом и ониксом — «Женская логия». Некоторых листов здесь нет, они были выкрадены и попали к человеческим жрецам, гомикам, по ней, от части, учился писатель чермного бытия, ну или составитель психемы вашего бытия. «Много времени прошло с тех пор, как образовалась смерть, как жизнь закрыли образованием мерных знаний, и эта программа время, сидит в голове, как будто живем во времени, только счастливые время не знают». А вы соображаете, что в книге персоны голосом говорить не в состоянии? У вас лишь создается иллюзия о их говорении, — Таня знаком согласия кивнула головой.

— А вот еще что написано. «Мы, находясь в аде, здесь образуясь в ум, сойдем с ума в рай, в миф. Я без звука, без голоса, логосом донесу до них мир, и все Боги умрут как один. Я словом бытия оседлаю там коня». Теперь человек будучи здесь, стал там. Жрецы женские знания развернули против самих женщин. Давайте рассмотрим выводы по поводу человеческих выдумок о сотворении мира, о философии материальной и диальной, ну и поставим уже все на свои места. Внимание! Таня, ты что, не слушаешь?

— Я слушаю, я просто села поудобней.

— Разуйте глаза! Тайные знания зашифрованного мифа — логемой мира, когда Бог произносит звуки буквального порядка, он гласит словом формулировка, а «речь» к звуковой передаче употребляется не правильно, «речь» относится к руке, когда Бог пишет, речется буквальная течь людей, от этого произошла формулировка «река» (как условность безусловного), в отношении безобразной ниальности внешней среды мифа, а описание речи производилось крещением словоформул, отсюда «формула» — это «мул», а в нем форма, или осел-лес образования, и филогенетический концепт формы «сущий» говорил об обхвате отражения миром букв мифа. Слово «концепт» от слова «конец», а «сущий» это главная формула образно-описательных реалий, которая в перевернутом виде читается «Иисус», Иисус у вас это главный книжный персонаж образной реальности черт иллюстраций. И еще вот что нужно вам понять! В мире, где вы существовали, было создано мистическое учение кабалы, оно в общем-то состояло на анаграммах, то есть заключалась в перестановке букв в словах, где благодаря этому получались новые слова, новые значения (а прежние терялись или казались не связанными с ними), этим занимались древние евреи, а римляне же в этом усматривали мощное искусство реалистики. Древние евреи это уже были гомосапиенсы, они утеряли свое происхождение, полагаясь на чертословие мертвых знаков. Они искусство реалистики взяли с матриархата Богов, Атлантов, то есть нас, ибо весь словесно реальный мир построен на крестологии форм, анаграмирования формул средствами крещения. Со временем человечества, эти знания исчезли и каббалисты стали фальшивить, переставлять знаки без крещения. Теперь возьмем в руки жрический прибор, называемый «пест» и нарисуем знак — Х, будем толочь пестом в ступе и распнем еще раз сплотку словоформулы «Иисус». Крестологическое крещение чего, показывает и определяет верность (мерность) правдивость информации, и еще через крещение можно находить утерянные в ихформутациях первоначальные формулы. Прибор пест крещения случайностей, был основным опознавателем верности слов, форм ихформатастильного течения в жизни Богов матриархата (авторов), ими же и внедрен, а с образованием ома (образа авторов) — реального мира книжных страхов, создания гомо, он был в руках жрецов уничтожителей, священники эти кодировали ихформормацию в писании, переставляли символы, чем создавали иллюзию стойкого заблуждения в абстракции сознания, ну и благодаря чему, программировали (хомиксом создали гомосапиенса) живой организм, делая из них рабов, химических гомункулов, химерных, ручных (псин-псих). Позже стали поклоняться книге и не чтить живое, за книгу убивали живого. И так! Распинаем имя персонажа человеческого.

Сущий — Иисус

Нужно понимать, что случайность ихформативных лучей внешней среды принимаются не зеркально, а зерцально крестом, отсюда понятие «окаменеть» — (ословествовать — око мен эт). Буква «М» — W считалась условностью и взята от двух генетических знаков, через генетический лаз — (глаз) — око.

Если смотреть изнутри организации тела, то будет так, если снаружи, то будет «». Это говорит о женском коне жизни, где нарождение буквального народа аз конь, образование картины мира на миф чисто генный (женский). Так возникла буква «М» и в ней содержится скрытый символ женского хромосомного деления М;ХХ, и означает единство церкви (крови) Бога и Богини. «М» — как вы поняли, это то же «W», отсюда словоформулы, которые равнозначные формулам ;

Ну ладно! На сегодня хватит, — погладив по голове Таню, закончил Бог. А когда он ушел, настала безмерная тишина, иногда вскакивал Ростислав, нарушая молчание какой-нибудь мыслью, и вдруг Татьяну как будто озарило, она повернулась к мужчинам.

— Послушайте меня! Помните? Когда мы летели в самолете, между вами возник диалог, в который, между прочим, вы и меня втянули. Так вот! Мы обсуждали, как возникла на Земле жизнь. Георгий преподнес как аргументы, что мол жизнь возникла от Бога и он рассказал, что первым человеком был Адам, и Ева, как первая грешница, соблазнившая Адама. А ты, Ростислав, говорил, что первым человеком был Каин.

— Ну, и что? Что ты хочешь этим сказать? — спросил Ростислав.

— В обще-то это тема уже настолько заезжена, казалось бы, что и говорить о ней, не осталось ни каких вариантов, но вы заспорили между собой и так ушли в своих рассуждениях, что забыли, где находитесь.

Георгий и Ростислав посмотрели друг на друга выражая недоумение.

— Вы что, не помните, как вы кричали на весь самолет? Люди вас еще успокаивали!?

— Ну помню, и что? — согласился священник.

— И вы же потом снова начали выкладывать свои начитанные достижения, и вас обоих затягивало в рассуждения, и я втянулась как дура.

— Татьяна! Что ты хочешь этим сказать? — спросил Ростислав.

— Я хочу сказать, что нам нужно все, что мы говорили, вспомнить и выстроить в последовательную связь. Где-то в том разговоре образовалось что-то вроде формулы, то есть какого-то сверхъестественного знания или, как бы это выразить, мы через то образование, звуком формулировки трансформировались в эту жизнь Богов. Или как говорят фантасты, попали в другое измерение во времени, или что-то типа того. Ведь мы с вами существовали в мире, а это, где мы находимся — миф, и тоже развитый.

— Я понял, о чем ты Таня! — почесав подборок, проговорил Ростислав, — Самолет наш потерпел крушение, а нам удалось выжить, то есть нас спасли вот эти люди. Думаю, что это секта, которая живет в глуши тайги всего-то, и ничего сверхъестественного тут нет, если только не считать того, что мы рухнули с такой вышины и остались живы. И причем тут то, что мы говорили в самолете про Адама, Еву, Каина?

— Ростислав! Ты не осознаешь случившегося, — серьезным голосом сказала Татьяна, — вы-то хоть, Георгий, понимаете что случилось?

— Таня! Я понимаю, ты хочешь сказать, что самолет вылетел в другое измерение и разбился, и что мы находимся не в том времени, в котором жили!?

— Вот именно, примерно так. Мы либо в будущем, либо где-то в прошлом. Но судя по технике, которую мы видим здесь, мы в будущем. Вы что, не видите охрану? Солдаты, которые нас охраняют, это бывшие люди, тем более охранник сам сказал, что я, мол, робот, бывший человек. Разве в наше время могло быть такое? Нет! Я так полагаю, что мы только еще шли к этому.

— Но у них же матриархат!? А матриархат был до патриархии, значит мы в прошлом. Опять же техника!?

— А что, наши историки хорошо осведомлены о древности? Что, какие-то серьезные находки оглашаются? Или вы, откуда можете знать, как жили за древностью? Исходя из древних книжек? Общедоступных, которые формируют сознание ихформацией, данная для общественности. Вспомните! Сколько христиане в войнах уничтожали библиотек, специально, они постоянно уничтожаются. Ведь если принимать другое знание, то и сознание станет другим, следовательно, и руководиться станешь по внятым знаниям. Вот вы, Георгий, постоянно к библии относитесь, которая общедоступна, ведь если б она давала знания, ее бы никогда не дали общественности, и вам когда-нибудь приходилось видеть не доступную для широкой общественности информацию?

— Ты Таня хочешь сказать…

— Я хочу сказать, что нам нужно вспомнить, куда мы ушли в своем формаблудии? О чем мы говорили и с чего начинали? Нам нужно узнать конец и начало. И еще, обратите внимание, то, что у нас принято называть «словарь», у них «суеслов». Я вот, например, когда вас слушала, то, кстати, было очень интересно. Я даже подумала, хорошо, что у нас места в одном ряду.

— Подожди, Тань! — спохватился Георгий, — Взади за нами мужик сидел, помните? Он тоже участвовал в нашем разговоре, немного правда. Ну, напрягите память! Он тогда сказал, что я не священник, и с ним женщина рядом сидела, они с ней поругались что ли!? Я толком не понял, он ей в глаз плюнул вроде. Я невольно уловил их разговор. Так вот! Они мне странными показались… Она мне тогда на ухо шепнула, что мол, сосед ее жрец матриархата. Я же ему тогда сказал, что жрец и священник одно и то же, а он ответил — «Это ты верно понял, но не ты им являешься, ибо теперешние священники не жрецы». И вот с того момента наш разговор стал углубляться в такие дебри!? Я помню, он говорил о чаше грааля и еще много всего, и так обоснованно! Я даже подумал, что не на своем месте нахожусь. От его произношений исходило нечто, сильное излучение.

— А, ну, я тоже их помню, — словно ожил, вскликнул Ростислав, — туристы, в Египед летели.

— Да! Да! Точно…, мужчины, подождите. Самолет летел в Египед через Омск из Москвы. В Омске мы не успели совершить посадку, значит мы затерялись где-то возле Омска, может на подлете? И, кстати! То, что он говорил, я никогда не слышала, мне было интересно его слушать, его высказывания, будто гипноз, он говорил, а весь салон слушал и мне, по роду деятельности, идея пришла, я ведь редактором в книжном издательстве работаю, и мы как раз таки на мели сидим.

— Почему? — спросил Георгий, — Что, авторы перевелись?

— Да почему перевелись? Просто пишут разную хрень, формы книжных повествований растлительные, пакостные, взять из них нечего, никаких знаний, только тупеешь. Я бы даже так сказала: преступная формация, и то, что пишут, спросом уже не пользуется, погани разной наелись досыта. И те авторы, которые приносят свои творения, засоряют мозги. Короче! У нас безденежье началось, у меня дома хоть шаром покати, а тут как раз он, со своими историями. Я и подумала…

— Тань, извини! Я хочу тебя спросить. Ты не замужем что ли? — поинтересовался Ростислав.

— А вот!? Все ты хочешь знать. Давайте лучше о деле… Нам нужно вспомнить, о чем в самолете шла речь.

— О чаше грааля, я же говорю! — Георгий встал и начал расхаживать по залу взад вперед.

— Я что-то не помню про это! — возразил Ростислав. Да сядь ты! Мельтешишь перед глазами, Аристотель блин.

— Ты что, Ростислав, с ума сошел, ты ж сам мужика этого вопросами засыпал.

— Да ну?

— Тань, подтверди!

— Да! Георгий верно говорит.

— Что, получается я из ума выжил? Что, память у меня отшибло? У меня, между прочим, память отменная и пока еще с ума не сошел, нужно просто отсюда бежать вот и все. А когда выберемся отсюда, отдадим весь этот материнский шалман под суд, будем судить их человеческим судом, а кого и в психушку. Боги и Богини, тьфу ты! Хрень какая-то! Мать их! И вы еще тоже шизу прививаете, в другое измерение они попали! Ха, а, — рассмеялся Ростислав, — ладно она девчонка еще, ну а ты-то Георгий, человек с высшим образованием, сан имеешь духовный, все эти штуки ваши знать должен, а ты, я помню, ничего вразумительного сказать не мог, съезжал так, это, общими фразами, заезженными, чему вас там научили? А когда тебе нечего было сказать, ты талдычил только, уповайте на Бога и дано вам будет. Тогда что ты за осветитель, если не знаешь ответов на сокровенные вопросы.

Помнишь про иконы речь зашла?

— Н у и!..

— Что ну и? О их нерукотворности ты ничего не мог пояснить, а нес какую-то словесную пургу.

— Это как?

— Да очень просто! Мужик тот, от и до разъяснил в чем заключается мысль о их нерукотворности, и он давал знания и говорил, что руки тоже тварные, что мол, руки рук; сотворить не в состоянии. И еще, кстати! У тебя ведь высшее образование, академия духовная, плюс за плечами полное среднее образование?

— Ну!? — согласился Георгий.

— Он тебя спросил: «А человек — это низшее образование или высшее?», и ты ничего не мог ответить.

— А он что сказал?

— Таня, ты что делаешь?

— Я записываю то, что мы говорим.

— Зачем? Для чего?

— Я попытаюсь собрать точную информационную картину, и может быть…

— А может и не быть, — прервав Таню, съязвил Ростислав. Ты сказала, что у Георгия плюс за плечами, а почему не минус? — тут же спросил он.

— Потому что, наверное, пройденное становится практическим опытом и плюсуется к общим достигнутым знаниям, — ответил Георгий за Таню.

— О! Я вспомнила о временном.

— Что о временном?

— То, что жрец говорил.

— А что он говорил про это?

— Прошлого и настоящего нет, это он сказал, а раз так нам не нужно думать, что мы попали в прошлое или настоящее, потому что мы существуем в книге, образно.

— Ну, а что он-то сказал про временное?

— Короче! — Татьяна встала с дивана. — Будущее — это буквально идущее, будущего тоже нет, как то понимают, это поэтика умственного планирования артикультивационной системой, знаковой словесной темой, которая иллюстративно поставлена образом мыслей, будущее это возможность, которая осуществляется у материи. Умом осуществившись, возможность будущего становится прошлым и этим же умом измышляется как причина, он исходит от соделанного. На самом же деле, причина возлежала в планировании возможности. Хитрая иллюзия ума не справляется со своими же проекциями разворотов на виды, где будущее — буквально идущее, это и есть, как вы видите в буквально описанной вестоформуле «прошлое» — (пришлое) из будущего. Всегда, когда мы мыслим «прошлое», то описывается в будущем, только будучи описанным в будущем, то становится прошлым. То, что автор пишет, читатель того не знает, это для него еще будущее, а когда читатель читает, то авторская работа становится прошлой. А теперь, Георгий, вспомни, кто у вас там в религии «пришельцы»?

— Пришлые люди. Ты хочешь сказать, что Моисей все выдумал? Таня, ты хорошо говоришь.

— Я сама удивляюсь, само как-то выходит.

— Ну, продолжай тему, не останавливайся, — заинтересовался Ростислав.

— Он сказал тогда: «Вы можете спросить, почему я не говорю о том, что описание происходит в настоящем?». И ты, Ростислав, спросил его, почему? А он ответил, по кочану! «Ведь и настоящего тоже нет. Вы говорите: „Сейчас я приду“, мыслите, что сейчас это настоящий момент, но ведь „сейчас“ это по вашему времени протяженность в 60 минут, которые еще не наступили, они в будущем. Вы сказали: „Секундочку!“, пока говорили, то секунда безвозвратно ушла, а вы находитесь все в новых и новых секундах будущего. Вы скажете: „Сей момент!“, только подумали сказать, а говорите уже в будущем. Это не задевая того, что наше тело в своей организованности моментов состоит из постоянно новых моментов в одном моменте, само тело!? Понимаете, в чем само дело? И теперь сопоставьте миф и мир. Мир — это и есть миф. Потому нет настоящего, только одно будущее, потому находимся в млечности, а книжные образы в вечности». И он тогда еще сказал, что хотя киборги умозрительно находятся во времени в заложенной про-грамме патрицы, у них прошлое причина и основа, к этому пристройте причиноследственную связь и подумайте, откуда берется причина, а будущее как потенциальная возможность, и между этими двумя иллюстративными программами вмещено настоящее, и в том иллюзорном воззрении времени, у них сознание существует, когда как содержание знания несущее как и само знание. Существует только литераторная описательная форма, описывающая млечную матерь овечным отцом, оттуда и форма, которую открывая, читают и впечатляются образами существующего времени, прошлого, настоящего и будущего. И еще он сказал, упоминая фараона, имя назвал, только не помню какое. Кто из вас помнит, какие в Египте жили фараоны?

Георгий посмотрел на Ростислава, а Ростислав только плечами пожал.

— Рамсес, Аменхотеп, Менес, Эхнатон, Тутанхамон, Неферхерес, — перечислил священник, — не помню больше. А вот еще! Птах.

— Так вот! «Фараон» это кодированная формула — он фара. То есть образ начала духовного света, иероглифического света, потом возникло буквальное вето, а слово «время» — это формула «я еврей» или, «я литературный киборг», терминатор, идущий буквальным образом речи. В символе «Л» — люди идут в книге. Даже описывая останки цивилизаций, делается это текстурно (деревянно) и мы эллюстрируем тварным образам, находясь в будущем, и пишем с усмотрением на будущее. А ты, Георгий, спросил его, почему деревянно? Он ответил, по кочану! Чему вас только в высших школах учат!? И ты спросил — к чему употреблено слово «кочан»? Он ответил, что «кочан» это «капуста», символизация пустыни, пустой головы, потому что в ней нет ума, ум-книга. И детей, принято было говорить, что находили в капусте, то есть знания возникали в рождении дитя в пустой голове или говорили, аист принес.

«Древний» по этимологии «текстовый», «этикословный», «этикаславный», «этикафоминский», «формальный». Ваше существующее древо, точнее сказать, заложенное текстодинамическое описание (рода условность) отличается от ротословия живых звуков. Текст, который вы пишите находясь в безвременье безобразного будущего, и то написанное вами текстом терминов, становится временным образом на описуемое, а сам текст мертвецки застывший, смерть.

— Мужчины, кажется я начинаю что-то понимать, — Татьяна встала, посмотрела в окно, в даль уходящего пространства. — Он говорил, что при чтении любой литерозации, нужно считывать, учитывая дитерменизм, ибо термины находятся в диальной действительности, а литерменизм это лишь фиксация, мертвая остановка, хотя иллюзорно кажется в образах, что отправляешься в разные временные сферы-оферы-аферы. Что такое «дитерменизм», а?

— Ну! Это… научный термин, обычно терминаторы… Тьфу ты! — споткнулся Ростислав, — Обычно люди этим словом объясняют объективную действительность, где не метаслово главное, а то, на что налаживается условности меток, глядя на закономерность связей с причинами явлений.

— Я ничего не поняла, — ответила Таня. Короче! Нам нужен суеслов — словарь.

Георгий встал и, подойдя к окну, сказал: — Что получается?! Описательная тема сама по себе реальна, а действительно лишь действие в момент описания, где само описательное в виде мыслей в действительности входит другим состоянием, реальным, речью алфавита и термин «дитерминизм» сам по себе реален по существу, а говорит о ниальном или о действительности несущего, не существующего в образах биологики, где действительные звуки несущего безобразия, монозвук, через буквы мертвых черт появляют существующие образы мернотварной иллюстрации поли… условностей бытия. Ни черта не пойму! Татьяна, ты когда говорила, у тебя проскочила мысль, что мы находимся в книге, образно.

— Ну, и что?

— Как что? Танечка, тем самым ты сказала, что мы не действительны по своему состоянию, что мы реальны. Существуем лишь образно по существу терминологических описаний картины мира ослов.

— Вот это я и хотела выразить вам.

— Тогда что получается!? Вы видели самолет, который разбился? Ростислав, ты видел?

— Нет!

— А ты Таня?

— Тоже не видела.

— Но ты Таня, говорила, что там, на той стороне у тебя двое детей и они тебя ждут!?

— Да, говорила!

— Но это ведь значит, что у тебя нет их.

— Это почему еще?

— Ну раз ты лишь образно существуешь в книжном описании!? Или они у тебя есть, но только на другой странице, и та сторона, которую ты имела в виду, значит эта сторона.

— Хм! И то верно, — подтвердил Ростислав, — вечная память тебе Татьяна, ты стала христианкой.

Георгий поносился на Ростислава: — Причем тут это? — спросил он.

— Ни причем, так! К слову пришлось.

— Подождите мужчины! Что получается? Мать Богиня меня спросила и я сейчас тоже самое спрошу вас. Вот ты, Георгий, кем себя считаешь?

— Ну как кем? Человеком и имя у меня Георгий.

— А почему? Откуда ты это взял?

— Ну как откуда?

— Ну объясни хотя бы, почему тебя зовут Георгий?

— Ну не знаю! Меня отец так назвал.

— Но ведь это имя что-то должно значить?

— Хм… Я не знаю что.

— Вот видишь! А ты, Ростислав!? Ты говорил, что занимаешься политикой, отстаиваешь права, ратуешь за свободу, и что ты сам человек с именем Ростислав, а почему? И как ты можешь заниматься политикой, если ты сам себя не знаешь. И ты не ответишь на это, потому что вас нет.

— Ха! Во дает девка! Ты слыхал? — обратился он к Георгию. Интересно получается, выходит что мы мертвы, и ни у тебя, Таня, нет детей, а тебя нет у детей, это по твоим же предположениям. Тань посмотри, ты видишь небо? Видишь меня?

— Это все не то!

— Как не то!?

— Очень просто Ростислав. Мы с вами вписанные образы Богом, мы христиане, расписанные по листу, и Богиня мать мне сказала знаете что?

— Что?

— Таней меня зовут потому что… Понимаете, имя Таня это формула, которая объясняется как «Тень Я».

— Я не понял, — проговорил Ростислав.

— Ну хорошо! Вот, допустим, есть имя Маша-Мария — это тоже формула, которая объясняется вот как, «Ш» — буква, знак состоит из двух других скрытых в ней символов СН (sn), то есть полностью имя «Маша» будет «Мама сна», или материнский сон, или коротко «Масон», а взрослое имя Мария — мысль Ария.

— Ну и что ты хочешь этим сказать? Ты-то ведь Татьяна.

— Вот в том-то и дело, что эти имена взаимосвязаны, «Татьяна» это тень Яна, тень сна, тень ума…

— Подожди-ка! — задумался Георгий, — В библии написано, как Иисус говорит: «Я как Тать»… то есть как Тать Я. Ничего себе? — удивился Георгий сам себе.

— И еще мужчины, поймите правильно меня…

— Ну, говори же, — возмутились они, она же, стоя у окна, смотрела как на улице играли дети Богов, и слышно было их голоса: «Wаши тени громко плачат, у черт нила в реке ящик, пишет Машенька палач, утопический сон ящ».

— Интересная считалка, она много раскрывает, — повернувшись к мужчинам, проговорила Таня.

— Татьяна, ты другое что-то хотела сказать.

— Это я сплю, то есть вы Ростислав и Георгий, находитесь в моем сне.

— Во дает! Слыхал, Георгий? Я же тебе говорил, мы здесь с ума сойдем.

— Подождите, я продолжу, — попросила Таня. Ты Георгий своим именем несешь генетический образ речи, потому ты говорил о себе, что ты священник (в середине корень «ящь»), и жрец тебе сказал в самолете, что ты не таковой, потому что не постиг знаний, и сан ваш ничего не значит, точнее значительности конечно придает, но от вас толку мало. Во сне, во мне говорит генетическое знание, светлым знанием материи. Это я говорила со жрецом, а не ты, это он меня упрекнул в самолете, и в самолете диалог был только между двумя, мной и жрецом матриархата. Точнее, я сидела рядом с Богом отцом, огнем, и он мне пояснял. А ты Ростислав, так назван, потому что представляешь знания мои, материнские, священные, которые пока в тени, и ты должен рости и сладить то, что я имею в генетическом содержании, и я из Тани твердо должна стать Татьяной. Понимаете!? Вас нет, вы тени в моем сне.

— Ты прям как Онегина, съязвил Ростислав.

— Я должна проснуться и тогда вы окажетесь на свободе. Тень Я исчезнет.

— Да! Ты конечно нам голову заморочила! В самолете ты что, одна летела? Мы же вместе разговаривали с тем мужиком!?

— Да не летели мы в самолете, поймите! Сон это! Самолет — это я самоливетируюсь от Бога, того кто нас образует по-человечески, то есть меня образовал в книге человеком, и я нахожусь в его голове, а тот кто читает, думает, что это происходит на самом деле. Мы с вами, а конкретно ты Ростислав, и ты Георгий, сотворенные по образу своему, по подобию букв, наши имена, тела состоят из букв, которые выписывает автор.

— Не понял? — удивился Ростислав. Он что, гонит?..

— Вы мужчины и я женщина, потому мы тут с вами не можем разобраться между собой, и что вообще происходит в мире.

— Ты говорила, что ходила к Богине, о чем она тебе поведала?

— Она мне многое объяснила, вы представляете, она как родная мать, все так доходчиво пояснила, что диву даешься. Она говорит, что в книге буквы разговаривать не в состоянии, что буквы, знаки — это лишь человеческие черты (психика), они ничего сами по себе не несут, нам психике придает значение тот, кто читает, у него создается иллюзия, что мы говорим, разговариваем, что человек ходит здесь. Помните Георгий, у вас в религии про геену огненную есть ихформация!?

— Ну и что?

— Об этом и в писании библиотечном сказано, что то написано образным течением, это конечно понятно, что написано символически. Потому и здесь, где мы с вами находимся, это тоже написано и должно быть понятным как иллюстрация образов. А вот ответь Георгий, в действительности есть ли такое место, как геена огненная?

— Ну конечно! — с удивленным видом, Георгий сел в кресло.

— А вот мать, то есть Йиа Ар сказал, что Иуда, который предал Иисуса, был здесь, как и сам Иисус, и что Иуда пришел к Матери, просить прощения у ней, и она забрала у него ящик с талантами и лишила его, в наказание, генетической наследственности.

— Ты о чем говоришь, Татьяна? Я что-то не пойму.

— Я говорю, Иуда Искариот (х, тория) был здесь ядром несущий информацию, и Мать дала указание ему, образно говоря, и Иуда здесь повесился. Понимаете?

— Нет!

— Сейчас не он несет информацию, а сам творец, Бог, Отче, эйфорией.

— Я все равно ничего не понял, — сказал Георгий.

— Ну что тут непонятно-то? Наш Бог огнь всевышний, все вернул на свои места, где первоисточником гласа звуков является Х, Арий, а потом уже мертвые черты сглазных букв книжной иллюстрации бытия рода условности. Я прям не знаю, что тут непонятного!? Тогда вот ответьте, хорошо или плохо, что распяли Христа?

Ростислав и Георгий задумались.

— Можете не блудить в своих мыслях.

Георгий уловил в этом вопросе подвох, безвыходность, с одной стороны плохо, что распяли человека, с другой — хорошо, что его распяли, ибо воскрес. — Хм! Сложный вопрос, — подумал он.

— Писатель распял сущий образ сна человеческого, — говорила Татьяна, — многие заблудившиеся в относительном человеческом чтиве сновидения не знали бы истины, которую спрятал Люцифер в эллюстрациях, и кстати, понятие «Люцифер» римского происхождения.

— Хм! Все дороги ведут в Рим, — повторил Георгий кем-то сказанную фразу, — нужно подумать над этим.

— А что такое «Ангел Света»!? Вы охереете, когда узнаете, — глядя на Георгия, Таня улыбнулась. Религиозные люди сумасшедшими образами думают, что геена огненная там, на месте действительности, где живут Боги, буквально образователи нас здесь в книге, где сжигали трупы и те же сумасшедшие создали у себя под носом помойку, которую назвали Гееной огненной. Но в действительности в жизни Богов, на том месте, где сумасшедшие, больные психемой создали помойку, протекала млечная жизнь, росли, что называется, цветы, трава, деревья, они то погубили и, между прочим, убивали друг друга водимые бесом, и такими действиями сделали помойкою генный уровень жизни, несущей им же жизнь млечную. Вам Георгий лучше знать, сколько сошедших с ума нанесли вреда, пойдя за чернокнижным Люцифером, и вы лучше знаете, что ваша религия захлебнулась в крови и зверстве, уничтожая Богов и Богинь, вы даже в ритуале представляете шизу, что пьете кровь. Геена огненная, это генетический уровень, откуда идут знания генорам.

— Так, совсем все запуталось. Как здесь мог быть Иуда? И как мы здесь оказались? — в недоумении спросил Ростислав.

— А вот еще послушайте, сиформация материи. «Капуста» символизирует пустую голову, как известно капуста стоит на кочерыжке, то есть на черной книжке.

— А этим Тань, что ты хочешь сказать? — спросил Ростислав, закуривая сигарету.

— То, что в черной книжке листов много, тьма (1000), а голова от нее пуста, никаких знаний. Потому что знания идут в организме из генного храма, но там помойка. У вас мужики вообще соображалка не работает, то, что вы видите, это все образные знания, которые восходят из генного уровня, и мы с вами существуем именами.

— Хм! Тань, тогда изволь, как понимать «и слово стало плотию», — спросил священник.

— А что, плоть это не слово!? — ответила она.



— Она сдурела Георгий, — расхохотался Ростислав.

— Подожди Ростислав, не мешай, пусть она говорит, что-то в этом есть!?

— А что есть-то? Георгий, она чушь какую-то несет, мы, говорит, вписаны именами, а я-то тогда где весь?

— Ну пусть Татьяна продолжит, что ты на самом-то деле!

— Ну пускай! Тань, извини, что перебил, продолжай.

— Только не смейтесь! То, что я вижу, это не действительность, это все в книге описывается.

— Хи, хи! Георгий, слыхал? Во она гонит!

— Ростислав, ну не мешай. Продолжай Тань.

— Между прочим, «Искариот» это «икс тире». Это, то, что вы говорите, сон, и нам нужно из него выйти, выйти из религиозного сна блуждения, а для этого нужно знать многостилевое лирическое писание, формы их наложений, на ни знании которых мошенники религиозного патриархизма вводят граждан в заблуждение, наживая при этом состояние. Нам нужно знать методы построения конструкта словаформ, образа, а значит алхимию. Я когда общалась с жрецом в самолете, то размышляла, и будто я нарвалась на стенку, которая тенью стояла передо мной и меня затянуло в нее, в словоблудии я попала сюда и теперь нам нужно все вспомнить, и выйти из реалий сна мы сможем только тогда, если соберем и разберем составленную в ум психему информул или Хомункола, хемерного вещения.

— Постой Татьяна! Ты что, намекаешь, что мы умерли что ли? Я ведь вот, перед тобой, ты, что не видишь меня? — недовольно возмутился Ростислав, — Георгий, ты что скажешь?

— Я вот что скажу, мои дорогие, мы-то видим друг друга, а вот тот, кто нас читает, видит только слова о нас, понял? Мы в книге существуем образами по-человечески.

— Как так? — снова возмутился Ростислав. А лес? А запах? Это тоже что ли все описательно? То есть, когда я курю, — Ростислав достал последнюю сигарету, — это тоже описательно?

— Ну конечно!

— Значит, по-вашему, я на самом деле курю и в то же время не курю?

— Ты не так понимаешь. Короче, мы попали в книжное образование и нам нужно как-то отсюда выбраться.

— Ну, наконец-то дошло, — хлопнув в ладоши, произнесла Таня.

— А тебе, Тань, что еще мать говорила?

— Я ее спросила, чем отличается вечность от млечности? Она ответила, вечность — книжность или овечность, лунность то бишь, ну или буквальность, одним словом смерть — словомерности суесловия. Вечность можно сравнить с плитами на кладбище, на коих начертаны имена мертвых, а млечность — это жизнь, безмерность, которая неописуема словом, ибо безобразна, а чтобы безобразное в слове «жизнь» определить нужно образно быть, буквально творить. Потому Боги млечны, и создают рунный мир образов (идиллическую овечную), состоящий из имен и названий, и имена, которые сами же носят, которыми сонят, входят в сонет лирических (миричеких) взаимоотношений условных людей, слова, которые создают быт, а быт уже определяет движение этих слов. И еще она сказала, что сейчас в миру сам Бог отец атлантического матриархата, ну или жрец, который, кстати, отличается от человеческого представляемого Бога, который тварный, вещь, которого она снабжает духовными знаниями, потому он очень силен в этом отношении, он полностью выражается ее средой млечия, путь которого, конечно, бесподобный. Он находится в действительности бесконечного течения жизни среди сумасшедших образованных слов, где умашествия их определяют начало и конец, слова же ходят и не в состоянии знать, кто их создает и выговаривает, человек не в состоянии знать, кто его творец. Бог творец создает там временное наше существование, здесь и имя его Сифарит, слова сюда летят от него ясным соколом финистом. Георгий, помните, у вас в религии главный над существующими персонами был сущий, или, если читать дьявольским перевернутым чтением, Иисус.

— Ну, и что?

— Ну, он еще к отцу постоянно обращался, молился из нашего мира туда, мыслью образа лился.

— Ну?

— Что ну? Допетривайте! Сущий обращался к несущему его отцу, то есть к тому, кто его писал, создавал его образ с кола, колом, или чем они творят-то?

— Перьями, ручками, — добавил Георгий.

— Писал его философ, жрец Хиллель.

— Ну, и что?

— У нас же, отцом нам приходится тоже жрец, Сифарит и есть наш отец небесный, спаситель, между прочим, действительной жизни, он же был в Хиллеле, он же и Славе был, он же и мать из темницы освободил, и мы должны через книжные знания выйти к отцу и через отца освободиться. Мать сказала, что через духовное крещение мы сможем выйти отсюда, уже не людьми, а Богами. Она объяснила как это делать и я, — Татьяна взяла лист бумаги и обращаясь к мужчинам попросила, — давайте будем делать так, я буду логировать высеченные знания, которые мне дала Богиня, а вы, кто-нибудь из вас, будете писать то, что я произведу логосом, и таким образом мы выйдем из образования мертвого сословия книги в безобразие.

— У меня к тебе вопрос Таня, — спросил Георгий, — Почему ты употребила формулу логос?

— Ну вы что, забываете что ли, мы же персонажи, разговаривать не можем, потому что разговор надразумевает звучание голосом, а подразумевается беззвучным логосом. Логос это закодированная формула «голос», «голос» персонажа, логос беззвучный, мертвый, разговаривают только Боги. «Звук» здесь лишь мертвостатичная формула, которую читатель словит, мы же с вами не в состоянии ловить.

— А ну понятно, понятно!

— Таня, ты просила чтобы сегодня здесь собрались все люди, может подождем их? — посоветовал Ростислав.

— Я специально попросила, зная, что они не придут, их нет, люди — это выдуманные ихформативные литературные образы сна химерной сонэтики, выписываемые в какой-либо форме лирического стиля, абстрактной психемы ума (системы схемы ума). «Люди» от жрической постановки текста — люди — vью диалог сонэтики, между Я-ОН относительностей, при чтение оды которых, паром поднимается образ иллюстрации иллюзий, отсюда пара-йона. А в до древнем матриархате Богов этому состоянию давали точное определение, которое звучало как «паром», ударение ставьте сами (плот — отсюда; источник с, лова стал оплотом — образным плотом — столпом). Позже образованный «человек» — слова, воспринимал то словно паром, который через речку икс переправлял умерших. Тогда различали два берега, берег жизни (небытие) и берег смерти (бытие). Потому люди и не пришли, людей либо говорят, либо творят. Йия Ара дала понять, что я нахожусь в генетической матрице, но в данное время я и вы, то есть мы сливаемся в существующей патрице жрического, эротического описания, образовательного писания, нам нужно в ней разобраться, дойти до ключевого кода псевдонимба «Сифарит», и через него выйти в безобразие действительной жизни небытия, где слова, имена, лишь относительные человечные определения для удобного взаимоотношения Богов, где слова-метаформы не главное, главное то, что они опредмечивают.

— Начнем!

Ростислав с ухмылкой наклонился над столом. На столе были разложены листы, приготовленные для письма, а когда он увидел серьезный вид Георгия и Татьяны — выпрямился.

— А как писать-то, а? — спросил он.

— Я подскажу, будем писать и сразу крестить, точнее, распинать имена и названия, которыми нас зашифровали. Тебе Георгий вопрос как священнику. Вспомни, как поэтик нит, вернее жрец, может писать образ жизни слов форм?

— Ну как? Хм! Богодуховно, через ум.

— А конкретней?

— Вообще-то нет! Я наверно логирую, жрец пишет в обход ума, его формы идут из генного храма, откровенно, и вытекают через руку озером, через трехперстную оцентровку гелиоцентризмом в точку, а в уме, в книге он крестит эти фары, которые становятся их формами словесного освящения, склоняя туда, куда ему нужно, чтобы впечатлился почитатель, то есть в озарении он составляет образование тварного мира бытия. «Не пей Иванушка из озера, козленочком станешь», раздвоенным.

— Хорошая сказка, с намеком, — добавила Таня.

— Зачастую, то, что вытекает через руку, отдельно от того, чем он ведет наблюдение за формулами писания, и при этом процессе полностью в адеквате, нежели те, кто пишет психографию, не соображая, что пишут. Жрец же весь процесс грешения прослеживает, корректируя на ходу, пользуясь символическими знаниями генного уровня, мастерски, имея навык, ставит их в писании с уклоном программного образования клона.

— Ты Георгий, начинаешь в башке соображать, потому что сам находишься в образе, в который нас загнал жрец, тот самый, который с нами летел в самолете, который назвал свой псевдонимб — Сифарит. Теперь разберем этот образ ома, образ материнского происхождения, и сама мать мне в этом помогла, ибо через понимание поэтика Сифарита мы выйдем из созданного им образа мира. Ясно?

— Тань! — обратился Георгий, — Будь любезна, объясни, почему я священник, а то мне этого толком не объясняли в вузе.

— Ну Георгий, в вузе только узы прививают, а священник это вот что.

Таня взяла карандаш и начала чертить формулу.

— А теперь давайте вспомним, что говорил жрец в самолете? Какие слова? Ростислав, не отвлекайся, вспоминай имена, или названия, ибо все слова входят в патрицу, они составляют образный наш мир, в котором мы находимся, раскодируя их, мы, возможно, найдем выход из патриархальной оферы, сети программ.

— Я не понял, — спохватился Георгий, — ты сказала «возможно», а по возможности мы будем снова, точнее еще дальше отдаляться от источника.

— Ну вот, опять двадцать пять! Я тогда не знаю, что делать. — устало произнесла Таня, — А вообще-то я поняла, нужно значит идти к невозможности, исходя от возможного, точнее из достигнутого возможного, ведь патрица знаковая мертвая система, ихформутатор живых организмов, трансформатор роботов или транслитерная левитарная система знаний знаков, которые будто оживают символами. Будем креститься транслевитироваться через литерную символику сети лова тем тематики, психамотики слов терминологий, обратно в жизнь. Выходя из заданной программы книги, в которую нас вписали, воскреснем через крестологию, как это у вас в религии говорится, только у вас наоборот еще дальше затягивают, выше в петле образования мистики.

Георгий стоял ничего не отвечая, признавая то, что говорила Татьяна.

— Вспомните! Что говорил через своего персонажа еще один жрец, руководитель секты фарисеев, «ни свет ли тьма!?». Елки зеленые! Вот же слово! Пиши Ростислав — тьма — крестим, распинаем, получается вот

— мать — «ни свет ли мать!?».

— Давайте дальше выходить из религиозного блуждения, — подхватил Георгий.

— Это что получается? Что живущие на земле высшие организмы, многие века ходили в темноте образования, одураченные? Двойственно? Параноядально? Глядя вдаль иллюзии?

— Видимо так! А Сифарит запет нас за высокий забор. Я думаю, он не выпускает нас потому что, сойдя с ума, мы начнем чудить, нести буквальную блажь, выговаривать капризы несвойственные жизненному состоянию.

— А для чего Люцифер запер мать, сея образ мыслей противоположного направления?

— Видимо для того, чтобы организовать гибель Богов, гибель талантов, чтобы те потеряли знания руководства собой, и тем самым потеряли свое лицо, а раз так, то слепой, безталантной организацией управляй, как хочешь, назвав его Номиком. С таки названием «человек», организм, становится управляемым предписанием программ и к тому же больной, он не руководит своим организмом, ибо то, просто формулы для лова, условность без земли, родины и вообще без всего, пустой звук, а носитель этого — зомби. А если конкретно говорить об искусстве письма, то этот акт творчества самая настоящая снофрения. Я столкнулась с этим в редакции, ведь приносят в печать столько разных творческих иллюстраций, рукописей, что диву даешься, пишут такое!? Мама не горюй! Галимая шизофрения, изощренная извращенческая мысль, мы понимаем, что любой писатель выходить из-под норм обыденности, на то и творчество, чтобы давать нечто, чтобы было чем поразить. Но ведь приходят-то бездарности, в их рассказах кровь рекой, насилие, экстремизм неадеквата, или наркотические глюки, че только не пишут!? И вся та галиматья материализуется в действиях. То есть авторы перевелись, а писак полно.

— Я согласен с тобой Тань, — поддержал Ростислав, — в науке тоже упадок, ученые перевелись, а наученных полно, от них толку нет.

— Ладно! Давайте уже делом займемся, что там у нас дальше, а Тань? — спросил Георгий.

— Я хотела вот что сказать, пока не забыла. Тот, кто выражен персоной Моисей лишь исполнитель, жрец, он исполнял план поставленный группой жрецов. Тем более библия писалась не там где многие думают, и так называемый народ Евреев ни в чем не виноваты, эти организмы попали под удар созданного пером (клоном) духа религиозного порабощения программированием, кодированием через магию письма, х, схемы — (психемы). Например, в Иерусалиме до сих пор страдают в разборках, а каша заваривается совсем в другом месте, где организаторы религиозного блуда спокойно процветают, управляя миром дураков. К тому же, когда я разговаривала с Матерью, она намекнула, что с помощью библии сеялся бред и с ее же помощью с этим бредом боролись, якобы боролись. В этом состоит книжная ее хитрость, борятся-то неграмотные, в темноте, где сам черт ногу повредил, и погибают неграмотные. Круг, который она охватывает, заранее предначертан, предписан, опредительно сознанием, круг, который составляет умоповедение и всем навязывают этот круг, этосферность, где в вариациях трансформации создается многосферность и многие, так называемые люди, принимают то на веру, находясь в какой-либо из сфер поведения план-этик, тем самым не понимая (ибо схемный), не принимая какую-либо другую из общей патрицы сферу (где каждая план-этическая сборка имеет главную свою формулу, например «Меркурий») так создается разногласие в общей массе неграмотных, не сведущих в жрических знаниях. У них иллюзорная убежденность в «своих» знаниях, которые им преподали. Они воюют друг с другом, что-то делят, спорят, доказывают, руководясь сугубо не своими принятыми формами усмотрения, а потому руководясь ими, заранее заданным ходом существования, еще удивляются о том, что написанное сбывается.

— Таня, подожди, — перебил ее Ростислав, — это ты говоришь-логируешь?

— Ну конечно! Что же еще!?

— Я, Таня, в этой мысли хочу сказать, что мы ведь пришли к выводу, что нас нет, что мы книжные образы, и вред от книжных образов, так?

— Ну да! Потому нас Бог не выпускает, — добавила Таня.

— И также мы пришли к выводу, что нас пишет Сифарит, точнее мы вывелись в книгу, а еще точнее нас вывели в книге, а раньше бы написали «изгнали».

— Ну? И что?

— Раз ты логируешь, значит мы находимся в его голове, то, что ты якобы говоришь это его мысли и он нас пишет, как будто ты говоришь как одна из нас, то есть его персонаж духовный сон (аж не по себе как-то), высказывает его знания того, что ты говоришь. А когда читатель читает, мы уже говорим о голове читателя.

— Ну конечно же! — согласилась Татьяна, — Этим мы и создаем клон иллюстраций люсферности в прострации.

— Тань, мы постоянно съезжаем с этого понимания, принимая себя за живых, тогда как мы всего лишь люди, формальности идущих знаков литер, ауры — книжные персоны, буквальной патрице искусственного мира условностей.

— Да! Верно говоришь, мы не Боги и нам не надо об этом забывать, и в рассуждениях мы снова отвлеклись.

— Тань, ты так хорошо говорила, что даже из книги выходить не хочется.

— Да? Ну ладно! Спасибо за комплимент. Продолжим разбор. Вспомним, откуда пошли жрические идеи.

— Из Египта, — сказал Ростислав.

— Из Холдеи, — предложил Георгий.

— Давайте еще дальше углубимся, есть версия, что божественные

знания истекают из матриархата, конкретно указывается, что от Атлантов, часть которых обосновалась на Балканском полуострове, их таланты развивались там же, в названной местности ельфы и в Дельфах появились ор-акулы. По совершенствованию организма, развитие его проходил этап голосового-звукового арания, сопровождавшийся жественностью (жесты и ныне в ходу). Боги Атланты те же Арий, — утвержденно сказала Таня, — их знания попали к фараону в будущий Египет, в династию фары она Рамсеса. Подождите мужчины! Повторюсь, Арий или таланты те же Атланты, то есть единый народ без наций, это когда еще не было религиозного разделения на партии — хартии-тори, когда не писалась ими история, не было обмана изторий. Раньше я помню фараону (снетагоны) поклонялись Осирису, это уже когда фары мыслей талантов стали выписываться, составляясь в ум (свитки, книги), формами образов и стали даваться названия. В будущем Египте у них там началось усвоение планаметрического образования вытесненных форм и сумашествие форм, Номы, Хомы, верхний, нижний, началась геометрическая политика, там и организовалось человечество.

— Ба! Осирис! Точно, пиши Георгий это имя. Трансформируем его информутативно в обратном порядке сословия. Только не забывайте ставить крест там, где происходит формутация, если мутирует только буква, значит маленький крест под ней, если переворачивается формула целиком, или задом наперед, или перекручивается сверху вниз, ставь большой крест.

— А зачем крест ставить?

— Чтобы ориентирваться и видеть как крутится человек, образ, видеть как мутирует, нужно очень чуткое видение того в тонкостях, ну и это способствует гимнастике не только мышления головного мозга, но и спинного, где эти формы содержатся талантами.

— Тан, а слово «Форма» и «Фарма» одинаковы или нет?

— Да! «Фарма» это свет, излучение материи, а «Форма» — это образ этого света излучения материи, который выходит знаками, представлением. Ну давайте уже крестить, мужчины, — попросила она.

— Георгий, пиши слово имя — Осирис —

— Таня, а что такое Сифарит?

— Хм! Ну!… «Фарид» — это во-первых, отче, где окончание «ид» говорит о матриархате, во-вторых свет дающий для слова, или освещение прожектором знаний, «Сиф» — это дух жизни и душа смерти, то есть он объемлет все, небытие жизни и бытие смерти, состоящий из знаков «си» и «пи». «Си» — это первоисточник мифической матриархальной жизни Богов, где образы не выставляются, не заслонят видом происходящее, где словаформулы второстепенность, где все знания выстраиваются системой — иммунной. А в патриархате бытия уже образы накладываются на происходящее, где словаформулы первостепенны и знания выстроенной иммунной системы утопляются, то есть живут уже не Боги, а существуют словаформулы, а носитель их, в котором иммунная система, психенный-схемный-муменный-умменный (мумия — мыуня).



А еще Сифарит в каббалистической системе это — а в общем понимании формулы это — ликогня, или БогОгонь (поэтика дающий).

Пиши дальше, Георгий.



— Мы с вами подошли к концу образования, но что-то ничего не происходит.

— А что должно произойти? — спросил Георгий.

— Не знаю! — помотав головой, проговорила Татьяна. Мы должны как-то выйти из образовательного роста формалист.

— Может мы что-то не так сделали, а?

— Георгий, ведь мы нашли конец у материи, ума-ома-имя-мя-се, мя-нло — то есть начало шествия образов. Что-то мы не то сделали! — озадачено Татьяна посмотрела на Георгия.

— Может мне молитву отче наш написать, а Тань? Как в библии, или может быть из Илиады Гомера что-нибудь по вспоминать!? Там тоже много ключей, формул написано.

— Нет! Все это не то. И я устала от этих головоломок, — усаживаясь на диван, проговорила она.

— Ты отдохни Тань, а я что-нибудь может придумаю.

— Все бесполезно, наверное, нам что, времена птеродактилей вспоминать!? Там и времени-то не было, мы не имеем знаний о такой давности.

— Постой Таня! Если мы говорим о птеродактилях, значит, мы имеем знания о том состоянии жизни, ведь через эту формулу можно туда попасть.

— Думаю, мы не туда попадем, а во времена, когда эту формулу придумали, ты что, забыл Георгий, что постоянно в будущем.

— Постой Таня! У меня идея, думаю нужно сосчитать, сколько книг у нас в зале.

— Я уже сосчитала, две с половиной тысячи. Ну что это даст?

— Думаю, это говорит об осведомленности, о знаниях, которыми мы можем воспользоваться.

— Ты сдурел, Георгий!? Чтобы прочитать такое количество книг, свитков, уйдет двадцать лет.

— Да! Это верно. Тогда у меня другая идея, может нам свои имена крестить!? А Тань!? Имена ведь духонаправляющие формулы в системе мира, и мы ведь ничего о них не знаем.

— Я прям не знаю, что делать, честно сказать. Мы видимо обречены на существование человеком. А где Ростислав? — оглядываясь по сторонам, спросила Таня.

— Вот давай с него и начнем, пока он где-то ходит. Таня, что значит кодовое слово Ростислав?

— Я уже говорила — рост слов форм, по другому «слава», что тоже самое «Фома», а «Фома» это «фара» и «материя», то есть форма сущего описания получает восхождение образной формы (прославиться). Ха! — вскричала Таня, — Я кажется поняла. Георгий? — оглядываясь по сторонам пытаясь убедиться в мыслях, радостью проговорила она.

— Что?

— Ничего! Я так, о своем

— Ты Танюша устала, отдохни, а я пойду Ростислава поищу.

— Ну-ну, иди, поищи, — ответила она, глядя как Георгий исчез в дверях, но присмотревшись, задалась вопросом, в дверях ли он исчез? Они больше походят на ворота.

* * *

В закрытых глазах пробегали дни, годы, шаг за шагом нынешнее отступало. Татьяна прокручивая картину того, что говорил Бог, ощутила, что организм отпускал, человеческое наваждение мыслью себя и тут же последними всплесками, колебаний неподконтрольной придивности выставляется на обозрение новое знание. Все, что было в словоформулах ясно открывается, будто летя соколом, подстраховываясь над сознательным переводом доводов сносимые куда-то вниз логосом, который казался голосом. Человек же существует формами принятых норм (х-ор мыслей) познаний, которые не сходятся с моими, — мелькнула у нее в голове, — у меня совсем другое знание, нежели у человека, чем мы отличаемся, у нас другое опредмечивание, другое относительное воспитание, потому мы друг к другу благочестивы, нежели люди к себе по себе образным. Значит Богов от людей разделяют знания, — решила Таня, глядя вперед себя.

Татьяна вздрогнула и все дивное исчезло, повернулась на другой бок, появился вид не тот, уже черно-белый, не цветной. Вид редкого соснового леса, с усыпанными лиловыми иголками тропинок, корни которого уходили в семлю.

Прояснился зеленый островок высокой травы, ветерком наклоняясь в разные стороны ниже и ниже пригибаясь к земле, где росли вербы и дуб, протекал ручей. Ясно видно стало ярко-красную землянику, будто собственная жизнь пряталась под могучими корнями дерева, прикрываясь своими листочками, желает и ждет, что ее найдут, и в благодарность одарит она своим запахом, вкусом и не она об этом знает, она лишь сеть для того, чтобы отдаться, и все, что имеет не, для нее, а для того, кто найдет и вкусит. Видимо шмель, который кружась вокруг, прицелился на посадку, и жужжа звенел, жужжанием летел, жужжа сел, и все еще жужжанием звенел, так громко, что Татьяна резко подняла голову, открыла глаза, и звон подтвердился.

— Ничего себе ты спишь подруга? — с улыбкой проговорила Света, — И еще в дверь кто-то звонит с утра пораньше!? Ты давай, вставай подруга, а я пойду открою, — направляясь у дверям, сказала Света.

— Можешь не ходить, — крикнула вслед Татьяна.

— Это почему? — удивилась та, — ты же слышала звонок!?

— Да слышала! Но слыша звон, мы не знаем, откуда он, точнее сказать, мы даже слышать не в состоянии, ибо наш звонок не звенит и этот звон не слышится, а видится, и вообще, об этом знает только Бог, и звук звонка уже не звук, я бы сказала, — сказала Таня, — а беззвучная мертвая формула, впечатанная в книге. Мы находимся, Свет, не у тебя дома.

— Не поняла? Ты что, Тань, переспала?

— Мы лишь мысли, находящиеся в голове писателя, творца нас, а точнее, теперь уже в голове читателя, и не удивлюсь если мы Свет, может быть окажемся в кочане человекообразного существа. Мы вымысел, выгон, мы даже думать не в состоянии, потому что думают за нас читатели, которые считывают рассказ, в котором мы создаем впечатление как бы переходя к ним в голову, оживая там иллюстрацией названий, именами. Свет, только не смейся, я сама в шоке…

Конец

25.09.2010 г.