Жуть

Жуть. Меня настигла полночь
на пути домой.
Не придет никто на помощь
в этот час лихой.
Окна наглухо забиты,
двери на замках.
Не шпана и не бандиты
ввергли город в страх.

Слышен гул. Уже очнулись.
Лезут из всех дыр
и спешат вдоль узких улиц
на кровавый пир.

От осин, что всюду были,
не осталось пней.
И чеснок давно стащили,
обокрав музей.
Что ж, в житухе нашей нищей
не нажить добра.
Даже днем с огнем не сыщешь
пуль из серебра.

Освещает силуэты
полная Луна.
Окружают гады. Это,
кажется, хана.
Сколько их? С полсотни. Много
на пять литров, что
в жилы скупо влиты Богом.
Каждому – по сто.

Вспомнил! Нет, не нищ и точка!
Я богат как Крез!
На груди моей цепочка.
На цепочке – крест!
Православный, золоченный
и при всем при том
в нашей церкви освященный
батюшкой-попом.

В кулаке его сжимаю.
С поднятой рукой
к Всемогущему взываю
и верчусь юлой.
Довертеться б до рассвета.
Силы есть пока.
Хорошо, что нынче лето.
Ночка коротка.

Упыри, как перед битвой,
замерли вокруг.
Ждут, когда, устав, я щит свой
выпущу из рук.
На людей похожи внешне.
Вовсе не типаж.
То ль влияет климат здешний,
то ли – камуфляж.

Положенье неприятно.
Это полбеды.
Что ж замыслили, внезапно
разомкнув ряды?

Вид открылся на дорогу.
Грохот. Скрип колес.
Так... кого-то на подмогу
дьявол им принес...

Из кареты, запряженной
тройкою чертей,
вылез властью наделенный
главный их злодей.
Видно, в штаб кошмарных бестий
послан был гонец.
Мол, запрятался за крестик
некий молодец.

Высший класс! Ступает гордо.
Трость с цилиндром, фрак.
И задумчивая морда.
Явно не дурак.
Он-то вряд ли станет мучить.
Не позволит сан.
Лишь когда тяжелый случай
выезжает сам.

С ним красавица вампирша.
Бросив оземь кнут,
знак дает рогатым рикшам,
чтобы ждали тут.

Главный хмурится, подходит
чинно, не спеша.
Подает мне руку, вроде
мы с ним кореша.
Но отдергивает сразу,
рот скривив дугой,
будто я ему заразу
протянул с рукой.

- Слушай, братец, - мягко стелет,
- Брось свои понты!
 Что теряешь в самом деле
 в бренном мире ты?
 На работу мчишь с рассветом,
 а впотьмах – домой.
 Погляди: в режиме этом
 сам-то чуть живой.
 Тратишь жизнь свою и кстати
 тратишь ни за грош.
 Ну, а толку? В результате
 все равно помрешь.
 Рай, дружок, тебе не светит.
 Грешен как все мы.
 В общем, всё на этом свете –
 свет в преддверье тьмы.

- Слушай, братец мой убогий, -
отвечаю в тон.
- В столь пространном монологе,
 хоть и есть резон,
 в направленье этом только
 чистая стезя.
 Давки нет. А нет, поскольку
 опоздать нельзя.
 Все там будем, несомненно.
 Но скажу одно:
 всё же в мире нашем бренном
 радостей полно…

Ну и ну! Что это значит?
Эти все вокруг
злые рожи вурдалачьи
оживились вдруг,
а высокий их начальник
сану вопреки
улыбнулся, нечисть, сально,
обнажив клыки.

- Мы становимся иными
 только по утру.
 Нам ведь радости земные
 тоже по нутру.

Подмигнул своей подружке,
сдунул пыль с плеча,
снял цилиндр и по макушке
тростью постучал.
Та, привыкшая к намекам,
ближе подошла
и, смеясь, в мгновенье ока
все с себя сняла.

Признаюсь: удар по нервам.
Ниже живота.
До чего ж прелестна стерва!
Не живым чета.
Плоть моя затрепетала.
В этой пробе сил
не один заблудший малый
крестик уронил.
И с ума сведенный ею,
бабник, но не трус,
сам, небось, подставил шею
первой под укус.

Но со мной не выйдет номер!
Вот и мой сюрприз.
Я, ребята, вам не донор
даже за стриптиз.
Завертелся так по кругу,
в пот себя вогнав,
как в учебной центрифуге
летчик-космонавт.

Всё верчусь, уж ног не чую.
Наконец, застыл.
Вижу: мчатся врассыпную,
не жалея сил.
А начальственная пара,
позабыв меня,
впереди кареты шпарит,
словно от огня...

Здравствуй, Солнце! О, светило,
антипод Луне.
Никогда еще столь мило
не было ты мне!

Есть хочу. Да и охота
плюхнуться в кровать.
Нет, не время. На работу
топаю опять.
Но теперь я знаю точно,
нет таких наград,
за какие б сверхурочно
вкалывать был рад.