Между двумя океанами

               
 Мы все росли в просторнейшей из стран!
Уж то восторгом наполняло души,
Что отделяет Тихий океан
От Балтики — шестая доля суши.
Гордились мы со школьных малых лет
Походами Олега и Дежнёва,
Воспитаны литаврами побед
Суворова, Петра и Пугачёва…
Смешалось так, что чёрт не разберёт,
Героями считаются державы
И тот, кого везли на эшафот,
И тот, что вёз, сияя в блеске славы…

А сколько нежелательных имён
Истории Россия подарила:
Малюта, Никон, Софья и Бирон,
Махно, Распутин, Берия, Корнилов…
Иных как будто оправдали мы,
В святых молитвах помянули на ночь,
Да только из саратовской тюрьмы
Уже не выйдет Николай Иваныч,
Уж не напишет больше Гумилёв
О том, как сердце от обиды рвётся,
И в мир имён, в мир заповедных слов
Из Соловков Флоренский не вернётся…

Но день придёт, великий грянет гром!
Восстанут все — да уж не так, как прежде.
На брата брат пойдёт не с топором,
А с вербою и в праздничной одежде.
Как хочется, чтоб это было так!
Чтоб — тот и тот, познавшие Мессию,
Сошлись, как братья, Блюхер и Колчак,
Расстрелянные оба — за Россию.


ПРО ЦЫГАНКУ И ЛУБЯНКУ
 (Сказка для взрослых, 1919 год)

Молодая цыганка гадала у «Яра»,
Всё, как есть, говорила, с судьбой не играй…
Подошли к ней два в кожанках комиссара:
— Ну-ка, смуглая, нам погадай!

— На кого же из двух, молодые, красивые?
Про богатство скажу, про любовь и напасть…
— Ты буржуйские штучки оставь-ка, сопливая,
И гадай нам, как есть, про Советскую власть.
(Если выживет любушка в нынешнем годе, 
Мы и сами возьмём себе всё, что хотим,
А прорвётся Деникин*, уж он на подходе,
Вот тогда-то, браток, повисим!)

Стасовала цыганка колоду заветную:
— Чем заплатите, яхонтовые, за судьбу?
…Из патронника пулю достав пистолетную,
Усмехнулся один:
— Для тебя сберегу!
Если гибель предскажешь рабочему делу ты,
Отведём на Лубянку как злого врага,
А схитришь и обманешь, войдут в Москву белые,
У меня перед смертью не дрогнет рука!

Побледнела цыганка: не шутят трефовые:
В едком прищуре глаз — беспощадный свинец,
Разложила колоду на доски дубовые
И увидела: власти — конец!

Хоть в три глаза гляди — ни напёрстка сомнения,
Так уж карта легла, на судьбу не пеняй,
Правду молви, солги — всё равно нет спасения,
Что огонь, что полымя — сама выбирай.

И взмолилась цыганка богам своим древним,
До священного Ганга молитва дошла,
И свершилось в Москве
Тихим вечером летним
Неприметное чудо:
Карта… перелегла!

То ли дивные чары тибетского ламы,
То ли просто на миг потемнело в глазах,
Но на месте зловещей разлучницы-Дамы —
Благородный Король
И семёрка в ногах…

— Ну же, ну! — торопили её комиссары.
Поднялась величаво, монисто звеня:
— Пусть мне счастья не знать,
Пусть жених будет старый,
Но скажу всё, как есть,
Хоть казните меня!

С вашей картой червовой
Мы горя узнаем.
Ох, коварна
Кровавая красная масть!
Но учтите, чавелы: пока я живая,
Не умрет ваша… вятская власть.

— Ах ты, ведьма! — взревел комиссар помоложе. —
За такие слова — самолично в расход!
Но одёрнул второй:
— Ты вглядись в её рожу:
То ж колдунья!..  А если, положим, не врёт?

И ушли комиссары к себе на Лубянку,
Громче прежнего хромовой кожей скрипя,
И моложе который всё хаял цыганку:
— Ну, не сбудется…
Вспомнишь, зараза, меня!

Всё сбылось!!!
Видно, крепко цыганка молила
Своих мудрых богов: отступила напасть!
Пересилила белую — красная сила,
Устояла рабоче-крестьянская власть.

Всё сбылось!
После этого картам не верьте.
Закружила Россию кровавая мгла,
Даже наша цыганка
Бывала на волос от смерти,
Но, повязана чарами с властью, — не померла.

                ***
…Ох, как много годков с той поры пролетело!
Всё жива ты, колдунья? Бессмертна, никак?
Только крепко ж ты, бабушка, постарела!
Где ж осанка твоя, где твой княжеский шаг?
Припорошило кудри, пергаментом кожа…
Но пронзителен взгляд, и насмешлива бровь.
Ты на Даму (ту самую!) стала похожа,
Короля заменившую вновь.

*Имеется в виду рейд конного корпуса генерала Мамонтова под Москвой (август-октябрь 1919 г.)
               

ГРАЖДАНСКАЯ  ВОЙНА

Рояль старинный в замке позаброшенном,
Натянутая, лопнула струна, —
Так по России новостью непрошенной
Гражданская нагрянула война.

В густом лесу трещат завалы хвороста,
Давно уже готовые к огню,
Сухая падь неведомого возраста
От зноя побелела на корню.

Сухие грозы громыхают истово,
И полыхают разом тут и там!
В России ни царями, ни министрами 
Объявлена война дворцам!

Кто объяснит, кто скажет, чья вина,
Что грянула гражданская война?

1.
В Стамбуле и Париже — в эмиграции,
Кусая локти или матерясь,
Пыталась разгадать элита нации
Как, побеждая, уступила власть?!

Антанта шла к победе, это ж ясно ведь,
(Она и без России победит!),
И до чего бы жизнь была прекрасная,
Смотри, как нынче Франция бурлит!

Как гордо б ныне офицеры русские
Гуляли по Монмартру, Сан-Дени…
Могли б дороги рассекать французские
Не только как водители такси.
 
Здесь, в эмиграции, — профессора, писатели
И генералы — боевой народ!
Они друзей своих зовут «предатели» —
Тех, кто у красных… Те — наоборот…

Так в чём же дело? Что ж ты, рать дворянская,
Дружиной князя званная не зря,
Не совершила миссию гражданскую,
Не защитила своего царя?!

Всего то было — два посланца с Питера
И царский поезд, в нём ваш Командир…
Чем убедить сумели искусители,
Что от страны отрёкся русский Лир?!

Повсюду — боевые генеральские
И мудрые, казалось бы, глаза:
В столице, да — «волнения» февральские,
Но ни один не понял, что гроза!
 
А ведь могли б припомнить дни мятежные,
Как юный Пётр умчался из Москвы
И эти его действия поспешные
Стрельцов на пораженье обрекли!

А нынче что ж? Царь мог бы и в Ливадию
Иль к верным казакам на Тихий Дон…
Но нужен тот, кто мог, отчизны ради бы,
Сказать всё правду… Не решился он!

И царский поезд —  первоклассный, литерный
Хозяина к закланию везёт,
Романовых потомок нерешительный
Восходит на Российский эшафот.

2.
Но были, были шашки золотые —
Дроздовский, Марков, Детерихс, Шкуро,
Походы их — то в зной, то ледяные —
Ещё прославит острое перо!

 Как позабыть тот рейд в тылу у красных,
Что Мамонтов предпринял под Москвой?
Тамбов, Орёл, Воронеж… Рейд прекрасный,
С предчувствием лавины за собой!

Уж тайно паковали чемоданы
В самом Кремле: всё ждали, что вослед
Пойдёт Деникин поздно или рано
Под знаменем решающих побед!

Увы, не поддержали, не решились,
Ещё и обвинили казаков
В том, что от рук они совсем отбились
И в сёдлах привезли дары боёв.

А генерал с роскошными усами
Мечтал не о добыче, думал сам
Поднять крестьян на бой с большевиками,
И пленных отпускал он по домам...

Увы, не все, не все пришли обратно,
Не потому, что началась страда,
В душе крестьян застыла безвозвратно
К помещикам исконная вражда!

В душе застыло вековое лихо,
Как на конюшне порют мужиков,
Девиц дворовых губит Салтычиха,
Детей меняют на борзых щенков…

И пусть в стране уже полвека — воля,
Но память корневищами вросла!
С далёких пор в широком русском поле 
Идёт она — крестьянская война!

Уже иные в седлах атаманы,
Не Разин с Пугачёвым поведут,
Будённые на это место встанут
И — победят!
За ними — сельский люд!

А моряки — они ли не крестьяне?
Рабочие — они не из села?
Есть среди красных даже и дворяне,
Цареубийцы не из их числа?!

И старший брат Ульянова повешен…
Вся сила красных — месть за прежний гнёт.
А угнетённых больше!
Неизбежен
И предсказуем в этой битве счёт.

 3.
Гражданская война, бурля и пенясь,
Из края в край и с Севера на Юг,
То по уставу, то вдруг ерепенясь,
Носилась по стране за кругом круг!

Антанта белым поставляла танки,
Урал для красных — бронепоезда,
А по степи махновские тачанки
Носились и отсюда, и туда…

А где же боевые генералы
И все, кто вёл отважные полки?
Увы, их становилось мало,
Редели белые ряды.

Тот застрелился, тот смертельно ранен,
Колчак достался зимней полынье…
Сесть на корабль, плывущий из Тамани,
В то время посчастливилось не всем.

Ещё гулял в кедровниках Семёнов 
И шёл в Харбин отважный Детерихс…
Но остальные пара миллионов
В отчаянье на Запад подались.

В Румынии, и в Турции, и в Польше —
Где только нет отеческих могил!
Но в Пер-Лашез во Франции всех больше,
Здесь сам Махно безвременно почил.

С обратной стороны немало тоже
Ушедших командармов той войны:
Сорокин, Муравьёв, Матвеев… Кто же
Остался в памяти героями страны?

Сам «Красный Бонапарт» товарищ Троцкий —
В изгнании! 
Такие вот дела…
Начав с цареубийства, по-сиротски
Закончилась гражданская война.
………………………………………
4 августа 2018.